Текст книги "Алексей Гаврилович Венецианов в частных собраниях"

Николай Врангель
Алексей Гаврилович Венецианов в частных собраниях

Одна из задач Общества Защиты и Сохранения в России Памятников Искусства и Старины – знакомить публику с произведениями русских художников и этим путем развивать интерес к нашему искусству. Выставка работ Венецианова – первый опыт такого рода и опыт весьма поучительный. Если нельзя признать, что Венецианов на этой выставке кажется замечательным мастером живописи, то во всяком случае, наконец, подведен итог его значению в русском искусстве и выяснена его личность, не только как основателя новой школы, но и как художника. Вид до сих пор творчество Венецианова знакомо, главным образом, по тем образцам его живописи, что хранятся в больших общественных музеях. В Третьяковской галерее, в музеях Александра III и в Московском собрании И. Е. Цветкова Венецианов представлен холстами бытового характера; в них ярко отразились его искания новых принципов в живописных темах и то значение, какое имел он на всю русскую живопись XIX века. И поскольку задача музеев – отражать роль художника в общественной эволюции искусства, постольку «Помещица занятая хозяйством», «Лето», «Сенокос», «Спящий пастушок» и множество других картин характеризуют Венецианова, как «отца русского жанра».

Но отрешившись от точки зрения исторических исследований и сравнений, всякий кто любит живопись из за живописи и искусство из за искусства, захочет посмотреть на Венецианова не только как на новатора его времени и родоначальника бытовой живописи, но и как на порта жизни и красок. Не столько как на «бытописателя», как на «портретиста природы». И множество изображений людей его времени, членов его семьи и его друзей – все вместе составляют тот тесный семейный круг, в котором личность Венецианова приобретает еще большее обаяние и своеобразную прелесть. И даже хочется простить ему его промахи, его подчас небрежную живопись и неряшливый рисунок, когда видишь, каким подлинным живописцем был автор портретов Бибиковых, «Крестьянки» собрания П. С. Остроухова или романтической «Дамы в белом». И при этом лишний раз вспоминается неспособность русского человека создать какой либо определенный свой стиль, – свою школу, будь то хотя бы бытовая живопись, – и огромный дар непосредственно черпать из жизни её яркия краски и слова. Эта поэзия лучше всего, выразилась русскими художниками в портретной живописи, и нельзя не сознаться, что даже «отец русского жанра» сильнее всего как портретист, особенно в пастельных работах. Вследствие того, что все оффициальные холсты мастера находятся в музеях, а семейные портреты его кисти хранятся еще у потомков тех, кого он писал, – на выставке вырисовывается еще мало известная сторона творчества Венецианова. Портреты Путятиных, Бибиковых, Вороновых, детей Панаевых и дочерей художника – такие превосходные «живописные куски», каких мало во всем русском искусстве. Тем досаднее смотреть рядом с этим на несомненно подлинные и несомненно скверные жанровые картины мастера, как например «Девушка с гармоникой» или ужасающая картина «Предстательство Богородицы за воспитанниц Смольного института».

Если проследить развитие Венецианова от начала его деятельности до конца жизни, то приходится отметить три периода в его живописной манере. [1]1
  Я не говорю о его работах очень раннего времени, как, напримерь, портрет матери художника (1801 г.), где Венецианов кажется еще самоучкой и не может быть рассматриваем, как завершенный мастер.


[Закрыть] Первый – подражание Боровиковскому, учеником которого он был с 1807 года и который, несомненно, имел на него огромное влияние еще до поступления Венецианова в его мастерскую. Пастельные портреты, принадлежащие С. С. Хрулеву св. Андрей и портреты Путятиных – особенно пейзажные фоны их – свидетельствуют об этом. Может быть, самая ранняя картина художника это – «Старик и молодой», находящаяся у В. Б. Хвощинского в Риме. На первый взгляд трудно предположить, что этот коричнево-серый холст с явными признаками академических влияний мог быть написан Венециановым. Но если внимательнее всмотреться в живописный прием художника, то вполне ясно видишь родственные черты со св. Андреем и с той картиной «Зима», что в Румянцевском музее приписана Боровиковскому, а на мой взгляд именно ранняя работа Венецианова. Обратите внимание на маленькую подробность: в картине Хвощинского, в св. Андрее и в «Зиме» одинаково нарисована и написана столь характерная рука с растопыренными пальцами. Очень схожи и все три картины по коричневому густому тону, напоминающему Боровиковского только на первый взгляд и очень типичному для Венецианова, у которого он иногда проглядывает даже в последних его работах. Раз признав эти три картины за работы Венецианова и сличив их с портретами членов семьи Путятиных – приходится предположить, что и «Петр Великий под Прутом» – его кисти. Эта картина академическая программа 1804 года, но которая исполнилась русскими художниками и три года спустя, т. е. тогда, когда Венецианов приехал в Петербург и поступил учеником к Боровиковскому. Может быть, учитель задал ему, в виде опыта, написать картину на академическую тему. Насколько в это время Венециаиюв был еще мало «националист» и еще всецело под влиянием иностранных традиций академической школы, видно не только по его живописным приемам, но и по маленькой подробности. Портрет Родзянко, помеченный 1806 годом, подписан по французски: Venetianoff, латинскими буквами, которых уже не увидишь на изображениях разных «Машенек», «Пелагей» и «Захарок», что будет писать Венецианов в глуши своего Тверского «Сафонкова». Но и на картине «Петр под Прутом» видны уже индивидуальные черты художника в позе плачущих сентиментальных фигур второго плана.

Однако, исторические сюжеты мало привлекали внимание художника и, так же как и его учитель, Венецианов скоро отдался портретной живописи и создал в этой области прекрасные произведения. Таковы изображения романтичного Бибикова и его жены (1807-09 гг.), два портрета Вороновых и г-жи Балкашиной, написанные столь остро и проникновенно, совсем с нерусской изысканностью. Второй период деятельности Венецианова (1810-23 гг.) должен считаться эпохой его исканий. В это время пишет он столь разные по духу и настроению картины, как «Автопортрет» (1810 г.), портрет «К. И. Гловачевскаго» (1812) и дивный, к сожалению несколько поздно попавший на выставку, портрет Философовой, на котором находится знаменательная надпись рукой художника: «Венецианов 23 марта 1823 году сим оставляет свою портретную живопись». Причиной этому было увлечение художника бытовой живописью, интимным intérieur'ом, впечатление, которое произвела на него выставленная в Петербурге в 1820 г. картина Грапе. [2]2


[Закрыть] Однако, это решение художника подверглось, по-видимому, изменению, так как нам известны его более поздние портреты Н. М. Карамзина (1828). Трескиных (1830) и, неизвестно где находящийся, портрет (1825) Алексея Марковича Полторацкого, представляющий его в саду, распоряжающимся при посадке кедра на память одного важного семейного события. Наконец, восхитительный портрет детей Панаевых (1841 г.) показывает, что даже на склоне лет Венецианов еще писал портреты, впрочем придавая им характер бытовой картины. В этот последний период (1823-47) деятельности художника им исполнены произведения очень неравного достоинства, в красно-коричневой гамме, легкими мазками, а не густыми пластами, как в первое время. В эту эпоху им, вероятно, написана «Балерина», «Мальчик в красной рубашке», «Спящая девушка», столь неприятная по слащавой живописи «Девушка с гармоникой» и, наконец, случайно не попавшая на выставку, находящаяся в Московском Мещанском училище огромная картина «Петр Великий» (1838 г.). Отдавшись педагогической деятельности, обучая множество своих учеников, Венецианов с меньшим жаром занимался живописью, но, судя по портретам детей Панаевых, он в это время мог еще прекрасно писать. Вероятно к тому же, довольно позднему, периоду надо отнести и ту любопытную картину «Купальщица», которая поступила на выставку уже после открытия её из собрания П. В. Деларова. Эта картина «русского Курбэ» – очень любопытный документ в истории зарождения у нас реализма, и надо отдать справедливость Венецианову за его смелость так бесцеремонно-правдиво для его времени подойти к исполнению темы. Реализм трактовки женских фигур и подчеркнутая уродливость их необычайно смелы для автора «Пастушка», «Отправления» и «Возвращения солдата». И если бы Венецианов всегда так правдиво, не угождая времени, писал бы свои картины, то быть может его личность в истории русского искусства и сохранила бы тот ореол, который создала ему «Помещица, занятая хозяйством» и который так меркнет от безвкусных и прямо слабых по живописи многих других его работ. Венецианову, как и большинству русских художников, нехватало «единства стиля»; у него не было не только художественной традиций (ею он намеренно пренебрег), по и своего вполне индивидуального миропонимания, ясного и твердого сознания правоты своих взглядов на искусство и жизнь. В этой робости, в отсутствии непреклонной веры характерно выразился русский дух, не способный на последовательную, систематичную и закономерную работу. Но может быть, именно потому и интересен, и даже отчасти дорог нам этот дедушка [3]3
  Находится в Императорском Эрмитаже.


[Закрыть] русского реализма, так ярко отразивший все наши национальные слабости?

«Аполлон», № 5, 1911