Текст книги "Время волков"

– Прошу милости и прощения, – взывал он, – все, что прикажете, вашество, никогда больше, пощадите.

Старший жрец презрительно посмотрел на ползающего у его ног надзирающего, и в его голове начал рождаться план.

– Встань и садись за стол, – приказал он Торилю. А когда тот поднялся, уточнил: – Бери лист бумаги и пиши объяснение. Где был, что делал, почему не знал о происшедшем, после того как напишешь, будем думать, как все исправить, чтобы в столице к этому отнеслись спокойно.

Пока Тор иль потел, высунув язык, придумывая объяснение, Барч размышлял, как поступить и что написать в столицу по поводу последних событий. Город, как и все другие приморские города, был свободным и не подчинялся ни жрецам Урху, ни королю. С королем был заключен договор о разделении прав и свобод. В городе существовал совет капитанов и старшин гильдий, бургомистр. Кстати, это была выборная должность, со жрецами была договоренность, что они могут иметь в городе своих адептов, но храмы не строят, инакомыслящих не преследуют и жертвенного алтаря не имеют. В случае нарушения условий корабелы перестают отвозить паломников на один из островов океана, где находился главный алтарь, для молитв и проведения обрядов. Уже были прецеденты ранее: отказавшись от услуг корабелов, жрецы решили сами отправиться в паломничество. Да вот только вышла незадача, не смогли доплыть даже до пролива, соединяющего море и океан. Что произошло, никто просто не знает, исчез корабль, и все. Было еще несколько попыток, и все закончились одинаково, в одной из попыток паломничества пропал и бывший верховный жрец. После этого и был заключен договор с корабелами.

Так что больших прав жрецы Урху в городе не имели, и уже давно их приходы не пополнялись новыми адептами, ну разве что некоторые члены ночной гильдии вступали в орден. Города жили по своим законам, они были разрозненны, но вот корабелы были объединены, и стоило кому-то нарушить договоренность или как-то ущемить права корабела, тут же наступало возмездие.

– Теперь слушай, что ты должен сделать, – увидев, что надзирающий закончил писать, и пробежав написанное глазами, проговорил старший жрец. – Во-первых, необходимо перерыть весь город, но найти человека с оборотнем, и если находим, то привязываем его к убийству жрецов и адептов. До этого считается, что жрецы поссорились, выпив лишнего, и умудрились убить друг друга, про адептов вообще молчим. Да и кто о них вспомнит, мелких воришках и жуликах. Если же находим того, кто нам нужен, говорим, что это он так обставил дело и пустил следствие по ложному следу. Пройди по всем притонам и постоялым дворам.

– А вдруг их уже нет в городе, что тогда делать?

– Тогда узнать приметы и отправить описание по всем городам побережья. Пусть знают, что мы даже к слухам относимся ответственно. А если их и поймают, в том и наша заслуга будет. И не вздумай болтать, не то…

Барч взял со стола написанный документ и демонстративно сложил его и сунул в стол, а затем закрыл ящик на ключ.

– В крайнем случае мы находим этого человека мертвым, надеюсь, ты понимаешь, что я сказал.

– Да, да, конечно, все понимаю, а как же оборотень…

– Хм-м, ну, скажем, что он был с севера и, наверное, хотел проникнуть в «проклятый» лес, а у северных оборотней и люда, живущего там, нет печати.

«Как же я попал, – думал Ториль, выходя из кабинета Кьюза Барча, – ну ничего, подождем, смотришь, и ты оступишься. А я теперь буду всегда начеку, вот только Нанель достану лемирского шелка, как она просила, и все. – Мысли Ториля перескочили на подружку: – Ах, какая лапочка, как она искусна в постели!»

Глава четвертая

Весь следующий день я провел в порту в поисках судна, следующего на север материка. Но, к сожалению, ничего подобного не нашел, почему-то почти все шли на южный берег. Вечером вернулся на постоялый двор злой и голодный. Во дворе было с десяток груженых повозок. «Наверное, это товары купца», – подумал я, нашел, видать, перевозчиков. Когда остановился заказать ужин, хозяин, не глядя на меня, тихо проговорил:

– Сегодня заходили жрецы Урху, спрашивали, не останавливался ли у меня человек с волком-оборотнем и не происходило ли чего-нибудь странного или необычного. А некоторые посетители сказали, что жрецы опрашивают народ по всему городу, да еще говорят, дескать, на днях кто-то убил несколько жрецов. Я на все вопросы ответил отрицательно, но вам надо быть осторожными. И лучше бы завтра съехать, кто-то из посетителей может и донести. Альгина, собери заказ господина из третьей комнаты и отнеси к нему! – прокричал он себе за спину и принялся опять перетирать кружки. Я поблагодарил его за предупреждение и поднялся в свою комнату.

Поднимаясь, я столкнулся на лестнице с купцом, тот, по-видимому, что-то считал, загибая пальцы. При этом продолжал движение, а у меня в голове мелькнула мысль и не успела еще сформироваться, как я начал претворять ее в жизнь.

– Добрый вечер, – обратился я к нему, – прошу прощения за вопрос: нельзя ли будет присоединиться к вашему каравану и добраться с ним до города Икенабор?

Это был город в полуторастах с лишним километрах от этого, где мы находились. Купец оглядел меня и, что-то решив для себя, ответил:

– Три монеты серебром за одно место.

– Я передвигаюсь с племянницей, ей надо будет место в повозке, я же буду верхом.

– Хм-м, тогда четыре монеты, все-таки у нас охрана, а вас два человека.

– А когда вы выезжаете? – поинтересовался я.

– Хотел выехать утром, но не получается, скорей всего, выедем только к обеду.

Это меня устраивало, я поблагодарил купца за ответ, сам же сказал, что если успею решить все мои дела, то мы тоже будем в его караване. Откланявшись друг другу, мы разошлись.

Поднявшись на этаж, постучал в дверь и окликнул Ивасту, чтобы не боялась открыть. Та переспросила, подойдя к двери, и, поняв, что это я, открыла.

– Ты как тут, никто не беспокоил? – спросил ее, проходя в комнату.

– Нет, никто не приходил, я весь день пыталась оборачиваться, и у меня это получается очень просто и быстро. Стоит только подумать об этом, и начинается трансформация, только вот надо раздеваться перед этим, а то, думаю, вещи могут пострадать.

Вчера мы с ней обсуждали ее неконтролируемую трансформацию, выяснилось, что оборачиваться ликантропы начинают в пять-шесть лет. Иваста тоже в это время прошла инициацию под присмотром отца и матери, а потом ее учили грамоте, она знала географию, некоторые законы. Но пришло время, и отец приказал обернуться в звериную ипостась и так в ней остаться. В звериной сущности легче выживать в том положении, в котором оказались ликантропы. А в городе она обернулась во сне, неожиданно, и очень испугалась, да при этом оставалась абсолютно голой. Обратно обернуться у нее не получилось, тут и началась истерика, которую я, проснувшись, прекратил, наорав на нее. Сегодня, когда уходил, посоветовал тренироваться, вспомнить все, чему учили родители, и попробовать переходить из одной ипостаси в другую. Вот сейчас она прямо с порога и начала отчитываться.

За ужином я рассказал ей о предупреждении хозяина и о том, что попутный корабль я не нашел, а вот из города надо уходить. Поэтому мы завтра идем вначале за ее одеждой и обувью, и пока она будет ее там мерить и подгонять, я постараюсь купить коня, а потом мы с ней отправимся к следующему городу, но уже не на побережье, в караване купца.

Перед сном мы с ней снова долго беседовали, она подробно рассказала о жизни в лесу, о постоянном голоде, о том, как многие мечтают вырваться оттуда, и о той безысходности, что сковала всех в последнее время. А еще, что в душах некоторых поселились страх и безнадежность.

– Вы сами видели, какие змеи появились в лесу, и их становится все больше и больше, а ведь раньше их не было совсем.

Так под тихий голос Ивасты я и заснул, спал, как обычно, без сновидений, проснулся хоть и рано, но хорошо отдохнувшим.

Утром я сопроводил Ивасту к швейной мастерской, а сам поспешил на рынок. Было еще рано, купцы и лавочники только открывали свои лавки и занимали места в торговых рядах, но там, где торговали домашними животными, уже толпился народ. Заметил я и толкающегося среди зевак и покупателей карманника, который пытался срезать у меня кошель. Сегодня у него была другая охрана, прошлая уже была не в состоянии ему помочь. Я же надвинул на глаза шляпу, чтобы он меня не узнал, и выждал в стороне, пока он не отойдет от толпы. Он что-то отдал прошмыгнувшему рядом с ним парню и стал спокойно отдаляться. В этот момент раздался какой-то шум и крики о том, что обокрали.

После того как воры отошли, я наконец попал к загону с лошадьми и, походив и присмотревшись, выбрал себе неплохого вороного жеребчика-четырехлетку, с белой звездочкой на лбу. А потом решился и купил спокойную каурую кобылку для Ивасты, никто не поймет, почему у нее нет лошади. Тем более я представлялся бедным дворянином со своей племянницей. Тут же рядом купил седла и пару яблок. Яблоки скормил лошадям, закрепил, так сказать, знакомство, и тут же накинул седла. Воронок, так звали коня, только прядал ушами. Я взял их под уздцы и шагом вывел с рынка. Сегодня почему-то не было слышно заунывных голосов жрецов Урху, читающих свои проповеди, да и жрецов было не видать.

Возле мастерской меня ждала Иваста в костюме южных наемниц, я ее поначалу даже не узнал, так как заказ этого костюма оставался для меня тайной. Облегающие кожаные штаны, такая же кожаная курточка на белую рубашку и мягкая шляпа – все это светло-коричневого цвета. Завершали костюм короткие сапоги. В руках она держала приличный баул, по всей вероятности, с другими вещами.

Мне пришлось спешиться и, погрузив баул на Воронка, идти до постоялого двора пешком.

При этом я обратил внимание, что Иваста боится лошадей, и усмехнулся.

«Ничего, дорогая, – подумал я, – придется привыкать, по-другому в этом мире никак».

На постоялом дворе уже стоял шум, бегали слуги купца, сновала охрана каравана, готовясь отправиться в путь. Я, выяснив, в какой повозке поедет Иваста, положил в нее свой рюкзак и ее баул, а также усадил девушку и пошел купить у хозяина продуктов в дорогу. Наконец, все было готово, и караван из десяти повозок выехал из ворот постоялого двора. На воротах из Робрюка нас внимательно осмотрела стража города, тут присутствовали и жрецы, которые чуть ли не обнюхивали всех. Тем не менее мы через некоторое время покинули город, и я с облегчением выдохнул.

Чем дальше мы удалялись от города и моря, тем жарче становилось, ветерок уже не обдувал прохладой, а обжигал горячим воздухом. Как давно я не путешествовал в седле, уже забыл, что это такое, да и еще по такой дороге! Когда-то давным-давно так я путешествовал с Алексией, Лартом и котятами таргов. Эх, были же времена, тогда казалось, что все тебе по плечу, а теперь я обременен семьей, положением, да и возраст уже за тридцать.

Обратил внимание, что у кибитки, где едет Иваста, постоянно крутятся охранники, пытаются завести беседу и пофлиртовать. Та же, общаясь с молодыми людьми, изредка поглядывала на меня, как я на это реагирую, не сержусь ли, что она так свободно себя ведет. Молодец, мало говорит, а больше слушает, ну а парни рады хвосты распушить… Вот снова бросила на меня взгляд. Мне же было все равно, пусть развеется, что она в том лесу-то видела. По ее рассказам, даже пару себе подобрать нормальную не могла.

Питались в дороге два раза в день, утром и вечером, днем можно было перекусить прямо в седле, если захватил с собой что-то в дорогу. В основном грызли лепешки и запивали их водой, а уже вечером на привале готовили горячую пищу.

На привалах Иваста спала в повозке, а я – под повозкой, и охранял ее, и присматривал. В моем присутствии парни не сильно к ней приставали. Я все-таки боялся, чтобы она не сказала чего-нибудь лишнего. Скоро мы покинем с ней караван, сославшись, что нам надо немного в сторону, в небольшой городок Лигорн, который стоял чуть в стороне от тракта, по которому мы двигались. И по дороге я начну учить Ивасту верховой езде, так как добираться нам долго. При свидетелях я не стал этого делать, по той причине, что в ее возрасте все умеют передвигаться верхом. Лишний раз объясняться, почему она такая неумеха, не хочу, да и подозрительно все это. А получится ли сесть нам на корабль – неизвестно, может, придется добираться верхом на лошадях.

По разговорам и охранников, и возниц выходило, что богатое раньше королевство обнищало до ужаса. Это в приморских городах этого не заметно, а чуть в глубь королевства – и сразу очень заметно. По дорогам бродят шайки нищих и разбойников, а вот жрецы Урху набивают подвалы своих храмов золотом и драгоценностями. Почему король допустил все это, никто не знает, ходят разговоры, что подчинили как-то короля жрецы, но точно никто ничего не знает.

Вот и пришел момент расставания с караваном. Я пожал руку купцу, а Иваста помахала рукой своим почитателям – на этом и все. Взяли коней под уздцы и свернули на дорогу, ведущую к Лигорну. Вот тут немного и потренируемся, дождавшись, когда караван скроется. Я помог Ивасте сесть на коня и повел кобылку в поводу.

– Распрямись, не надо горбиться, опирайся на стремена и расслабься. Поводья держи свободными, лошадь очень смирная, и поэтому она тебя не сбросит и будет тебя во всем слушать. Не горбись, еще раз говорю, спокойно, спокойно, – повторял я.

Вот примерно так мы и двигались. К концу дня она уже более или менее уверенно держалась при движении лошади шагом.

– Я боюсь, – твердила она. – Алекс, она меня не укусит?

– Не нервничай, не укусит, ты только не дергай поводья.

Привал организовали, буквально на несколько метров углубившись в лес, чтобы не было видно с дороги. Развели костер, и я начал готовить похлебку. Вечером я заставил Ивасту скормить обоим коням немного лепешки, посыпанной крупной солью, и две последние морковки. Она, конечно, боялась, но, пересилив себя, все-таки покормила коней и осталась очень собой горда.

Ночь прошла спокойно, никто нас не тревожил, но спали, чутко просыпаясь на фырканье коней, а в остальном все было спокойно. Утром, доев вчерашнюю похлебку, я предложил Ивасте потренироваться рысью. Я, в принципе, решил немного задержаться и научить девушку управлять конем. С первой же попытки Иваста резко натянула поводья, и лошадь встала как вкопанная. Не умея управлять своим телом при движении, девушка кувыркнулась через голову лошади. Ноги из стремян вынуть не успела и повисла, касаясь земли только руками. Ситуация была комичной, но я сдержал себя и не стал смеяться, лошадь тоже стояла спокойно, ожидая, пока горе-наездница примет нормальное положение. Вот с таким успехом и продолжалось наше учение, девчонка, правда, была упорной и старалась, несмотря ни на что.

Занимались целый день, и к концу стало что-то уже получаться, в спокойной обстановке, думаю, все будет хорошо, ну а в экстремальной все непредсказуемо. Добираться до городка нам еще дня два, и в дороге, думаю, еще подучится. С такими мыслями я отправлялся в путь следующим днем.

Выехали рано, когда только восток окрасился в розовый цвет, на траве лежала роса, и хоть днем солнце жарило, ночью было прохладно. Если только придется добираться на лошадях, то надо будет прикупить еще и заводную лошадь, и на нее грузить продукты и другие небходимые при путешествии вещи. Через несколько километров мы неожиданно наткнулись на пост, дорогу перегородили рогатки, за которыми стояло несколько человек. При этом некоторые были в хламидах жрецов, а несколько человек в доспехах стражников. При этом не было видно ни палаток, ни шатров, даже шалашей и то не было. Значит, пост временный.

Вперед вышел один из жрецов, приподнял руку и властно проговорил:

– А ну слезайте, приехали, проверка, – и через паузу продолжил: – Кто такие и куда едем?

Я спешился и подошел к жрецу, ведя коня в поводу. Тот посмотрел на меня, прищурив глязя.

– Девица что у тебя, глухая, или я не ясно сказал? Спешиться и предоставить вещи на проверку.

Оглянувшись на Ивасту, я увидел, как она неловко покидает седло.

– Господин монах, я баронет Алекс Зорго, со своей племянницей еду из Рокбрюка в Еменьбург, – назвал я первый город на границе с королевством Каприей, – ко мне домой. Ее родные умерли, вот я и забрал, как-никак родня.

– Арчер, проверь девицу, – не терпящим возражения голосом приказал жрец.

Один из солдат направился к девушке.

– Подорожную давай, – это он говорил уже мне. Подорожной у меня не было, но я был дворянином и имел право путешествовать без нее, а тем более дворяне из приграничных районов вообще, насколько я узнал, не пользовались ими из принципа.

– Видите ли, – возвел я его в дворянское сословие, потому что на вы обращались только к дворянину, – я как-то не озаботился ее взять.

В это время за моей спиной послышался испуганный вскрик Ивасты, а когда я начал поворачиваться, чтобы посмотреть, что там происходит, жрец дернул меня за ухо, поворачивая к себе.

– На меня смотри, еще раз попытаешься повернуться, и я отправлю вас, а может, только тебя, в бараки ожидания.

Эти бараки были чем-то похожи на КПЗ моего прошлого мира. Из них, если ты не докажешь свою правоту, ты мог загреметь или на плаху, или на корабль адептов, везущий их на поклонение к главному алтарю. Тут Иваста закричала и горько зарыдала…

Я хотел разъехаться спокойно, но тут понял, что спокойно разойтись не получится.

Я нагло улыбнулся жрецу и резко ударил его носком сапога в колено. Он в последний момент что-то понял, но среагировать не успел. И когда он от боли инстинктивно наклонился, я от всей души врезал ему в висок, и пока он падал, выхватил меч и бросился на помощь к Ивасте. Два шага – и стражник понять ничего не успел, не говоря уже о том, чтобы вынуть руку, которую запустил под подол девушке, как его голова уже катилась по земле. А потом я кинулся к остальным, которые только начали приходить в себя. Очень сложно из статического положения перейти в ускорение, но мне это сразу удалось…

«Опыт не пропьешь», – усмехаясь, думал я, стремительно двигаясь к остальным. Быстрей всех среагировал один из стражников и попытался ткнуть в меня копьем, но для меня это было слишком медленно. Я спокойно чуть отклонился, пропуская копье мимо себя, и разрубил ему горло. Потом пришел черед еще одного жреца и стражника, меч спокойно прорубил и доспехи стражника, а вот жреца я решил временно оставить живым и только оглушил его.

Огляделся вокруг, но никого нигде не было видно, пустынная дорога… И почему они тут стояли, не понятно… Вот я и решил это выяснить. Неужели это нас уже разыскивают? Похлопав по щекам жреца, чтобы привести его в сознание, я начал допрос.

Тот даже не думал молчать и сам мне все рассказал. Оказалось, эти разбойники, по-другому их не назовешь, охотились на барона Герхарда ли Рока и его несовершеннолетнего сына. У старшего жреца их пятерки, которого я убил первым, были какие-то давние споры с бароном. А тут он узнал, что барон ссудил у своего сюзерена графа Кварка де ла Поунта сто золотых для расширения своего производства вина, – урожай винограда в этом году должен был быть очень хорошим. Вот они два дня ждали их и дождались, трупы рядом в лесочке лежат, там же и кони и их, и барона. Сами они из городка Лигорн, в который мы и направлялись. Да и они не первый раз подобным занимались, понял я из рассказа. Уже собрались уезжать, а тут мы вдруг подоспели. Вот они и решили заодно и нас потрусить. Выслушав жреца, я свернул ему шею и перетащил трупы в лесок, закидав лапником и валежником, которого тут хватало. Присыпав кровь землей, побросал в лес и рогатки, после чего мы поспешили убраться с этого места, предварительно вывернув карманы бандитов. Им деньги уже не понадобятся, а нам пригодятся, улов оказался очень даже приличный, помимо денег барона в карманах жрецов тоже оказалось серебро и даже золото.

Иваста все время ходила за мной как привязанная и изо всех сил пыталась помочь: и трупы помогала таскать, пока я присыпал кровь землей, потом обернулась и, напугав чужих коней в образе волка, загнала их еще дальше в лес.

Глава пятая

К вечеру мы въехали в большое село, на въезде в которое висели три трупа – мужчины, женщины и ребенка лет десяти. По всей вероятности, это была семья. От такой жестокости меня прямо передернуло, вот же твари те, кто это совершил. Ладно, взрослые, может, и заслужили такую участь, но ребенок. Я уже давно в этом мире, но до сих пор не могу понять такое отношение к детям.

В империи, с моей подачи, Алексия приняла закон об ответственности только с пятнадцати лет. Просто взрослеют тут раньше, чем в моем прошлом мире, а до этого возраста ответственность несут родители, опекун или тот, кому поручено присматривать за ребенком. Беспризорников и сирот, если таковые появлялись, отправляли в пансионы, которые создали по всей территории империи. Там ребят обучали грамоте, какой-нибудь профессии, самых способных отправляли учиться дальше, или в военное училище, или на госслужащих. Дело, конечно, не быстрое и требующее вложений, но впоследствии оно себя оправдывает. Каждый окончивший любое такое заведение был обязан либо отслужить, либо отработать на моих или императорских мануфактурах не менее десяти лет. После чего мог или остаться и дальше работать на них, или открыть свое дело, или заняться чем душа пожелает.

Иваста смотрела на все вокруг широко открытыми от удивления глазами. Это понятно, она всю свою жизнь провела в лесу. И только сейчас столкнулась с суровой действительностью этого мира. Им в лесу пусть и объясняли законы и наказание при их нарушении, но одно дело слышать, и совсем другое – видеть. Хорошо, что я перед поездкой предупредил ее, что оборачиваться в звериную ипостась она может только с моего разрешения. Психика у нее пока неокрепшая, и любое событие, выбивающееся из ее представлений, может спровоцировать спонтанное преображение.

Въехав в село, у первого встречного прохожего спросили, где можно остановиться.

– Так вот же, господин, постоялый двор, и цены там невысокие, – показал он на открытые ворота, на которые я не обратил внимания.

Оказывается, в селе, расположенном у дороги, был даже постоялый двор, в который мы и заселились. К нашему счастью, тут даже были свободные комнаты. Умывшись с дороги и приведя себя в порядок, я спустился в обеденный зал, заказал ужин и принялся ждать свою спутницу. Заказ принимал сам хозяин, такой себе колобок с приятной улыбкой и зелеными глазами. У него я спросил о повешенных, тот, судя по всему, человеком был разговорчивым, вот и принялся шепотом рассказывать мне свою версию произошедшего, при этом постоянно оглядываясь. Но зал был пуст, лишь на кухне служанка гремела посудой.

– Семья эта появилась в нашем селе всего год назад, они выкупили дом на окраине, у Тампа-горшечника, оставшийся от его родителей, и принялись обживаться. Дамир, так звали отца этого семейства, был неплохим бондарем, да и колеса к повозкам мог ладить. Рамира, его супруга, занималась домом и огородом. Когда квартальный пришел к ним за ежемесячной десятиной храмовникам Урху, то получил отказ, и так было несколько раз. Это в приморских городах такое возможно, если ты поклоняешься старому богу, вернее богине или еще кому, то и не платишь храмовникам. Но мы, вернее все, кто не относится к прибрежным селениям, платим все без исключения. Конечно, квартальный мог и промолчать об этом, но, видно, все-таки в храм он доложил. Вот буквально пару дней назад жрецы и заявились, что уж там произошло, никто не знает. Только, похоже, была там большая драка, слышали соседи крики и шум. Дамир мужик был здоровый, да и горячий, мог не сдержаться, когда кто-нибудь из прибывших повел себя неправильно или нагло. Точно знаю, что двоих жрецов увезли обратно в повозках, раненых или убитых – не скажу. А семью всю и повесили, да и вешали их уже мертвых, даже мальчишку, как бы в назидание другим. Вот такие дела… – вдохнул корчмарь, в это время и Иваста подошла. Хозяин замолчал и поспешил на кухню за заказом.

Вечером в комнате я еще раз предупредил Ивасту, чтобы, прежде чем сказать что-либо, думала, что и кому говорит. Рассказал ей, что узнал у хозяина постоялого двора о повешенных.

Утром следующего дня, прямо спозаранку, в дверь комнаты постучали, и на пороге возник маленький толстый человечек с бегающими глазками. Он быстро осмотрел и нас, и комнату.

– Я местный квартальный, Шам Четер, вы надолго к нам, господа? – спросил он, кланяясь.

– Нет, вот сейчас нам принесут отданную в стирку одежду, и мы отправимся дальше, – ответил я на его вопрос.

– Прошу прощения, просто, по указу его преосвященства, я должен проверять жильцов, а потом докладывать, кто и куда проехал.

– Ну что же, мы не против проверки, я Жак Наполеон, а это моя племянница Жозефина Наполеон, – назвался я первыми, что пришли в голову, именами, – едем в город Лигорн. Надеюсь, вы все выяснили для доклада.

Квартальный поклонился и, уверив меня еще раз, что это требование закона, удалился.

После того как квартальный ушел, служанка принесла выстиранную одежду. Мы, спустившись в зал, позавтракали и, закупив продукты, отправились дальше. Если все будет нормально, то к вечеру мы доберемся до города.

Продукты купил, сам не ожидая, что они нам пригодятся в самое ближайшее время. Выехали поздно, да еще в дороге пришлось несколько раз останавливаться. Чувствуя, что сегодня уже в Лигорн не попадем, я лошадей гнать не стал. Увидев караван из полутора десятков повозок, остановившийся на ночлег, я попросился в компанию и был принят.

Расседлав коней и пустив их пастись, мы быстро развели костер и принялись с Ивастой готовить немудреный ужин. Когда уже заканчивали ужинать, к нам подошел старший охраны каравана. Я пригласил его выпить с нами кружечку отвара, который тут называли шодом. И когда он присел, я расспросил его, почему они не стали ночевать в городе.

– Да спешит купец, некогда ему, корабль и так опоздал, попав в шторм. Кроме того, в городе что-то непонятное происходит, ловят кого-то, всех проверяют, требуют подорожную. Если нет, задерживают и выясняют личность. Так что, узнав об этом, не стали заезжать, мало ли что. А вы куда путь держите, с молодой женой? – поинтересовался он, внимательно нас осматривая.

– Да мы как раз в Лигорн с племянницей и едем, дочь брата это, – кивнул я на Ивасту, та в стороне мыла посуду после ужина. – Брат-то зимой застудился, да и помер, а невестка, жена его, та еще при рождении ее, – я кивнул на девушку, – от горячки померла. А девица, сам видишь, на выданье уже, да и родня как-никак, бросать нельзя, так что забрал ее к себе.

– Да, никто не знает, как судьба сложится, – проговорил охранник и попытался осенить себя священным кругом богини, но тут же опомнился и руку удержал, я же сделал вид, что не видел его движения. И когда он глянул на меня, отвернул голову и посмотрел на Ивасту.

– Ладно, пойду я, спасибо за шод. Меня Тормом зовут, если что – обращайся, – проговорил он и, развернувшись, удалился.

После ухода Торма я некоторое время обдумывал ситуацию и понял, что нам тоже не стоит рваться в город, вполне вероятно, что это нас искали. Ведь и при выезде из Робрюка нас чуть ли не обнюхивали, видать, давно не погибали жрецы, вот и будут шерстить теперь всех. Вот же проклятье, думал я, что-то это путешествие мне начинает не нравиться. А ведь как хорошо начиналось: разгар лета, тепло, неторопливые беседы с молодой симпатичной девушкой, неспешные прогулки верхом. Я даже хихикнул от нарисованной картины… Рядом посапывала Иваста, я поправил плащ, укрывая ее, что же, утро вечера мудренее, подумал засыпая.

* * *

– Ваше преосвященство, пришел магистр ордена рыцарей Урху, – заглянув в дверь кабинета, проговорил секретарь.

– Пусть подождет, я позову его, – ответил очень полный мужчина с глубоко посаженными маленькими глазками желтого цвета, продолжая кормить попугая в клетке. Бросив последние зерна, он отряхнул руки и сел в кресло, стоящее у стола. Когда-то он был простым мелким таможенным чиновником, следящим за прибывающими в порт кораблями и описью товаров. Считали и получали налог другие, а он только мечтал, что когда-нибудь станет таким же и наконец-то сможет избавиться от постоянного чувства голода. Но все повернулось иначе, когда в его дверь постучались несколько человек в одеждах монахов. Пустив их пересидеть ненастье, в тот день дождь лил как из ведра, он вдруг попал под очарование того, что рассказал ему один из этих людей. Почему это произошло, Ванор Кармитор, бывший мелкий чиновник порта, а теперь верховный жрец религии Урху, не мог понять даже сейчас. Он стал первым и очень ревностным адептом новой религии, первым стал помогать строить храм нового бога, жертвуя то немногое, что у него было. И благодаря этому, стал постепенно продвигаться вверх по карьерной лестнице, и чем выше он поднимался, тем больше появлялось у него возможности сводить счеты с теми, кто в свое время смеялся и издевался над ним. Чем больше становилось последователей Урху, тем значимей становилось положение Ванора. А когда пропал предыдущий верховный жрец, Ванора Кармитора выбрали на его место. Вот тогда Ванор развернулся по-настоящему: он создал боевой орден последователей Урху и дал им большие права. В орден подбирали простолюдинов и мелких дворян, по своей сути лишенных чести и достоинства, у которых на совести было немало неблаговидных поступков. Ванор понимал, что, вытащив их из грязи и дав возможность подняться над другими, он навсегда получит их как верноподданных. И они, не задумываясь, выполнят самый гнусный и мерзкий приказ, переступят через многое, если не через все, задавив в себе жалость, остатки благородства и просто совесть.

Вот после создания ордена и началась вакханалия террора, король к тому времени уже плотно сидел на пыльце и верил всему, что ему говорили жрецы. По сути, Ванор стал единоличным правителем королевства. Думал ли он когда нибудь о таком – конечно же нет, на это его фантазии не хватало, но судьба подбросила его на самый верх, дав возможность распоряжаться судьбами даже аристократов.

А сейчас ему надо было решить вопрос с поиском принца. Король стал совсем недееспособным, и тут открывались огромные возможности для последователей Урху. Вернее, для высших иерархов церкви. Вот и надо бы найти принца… желательно мертвым. Парень никак не поддавался влиянию последователей Урху, что только ни делалось в этом плане. Комнаты, где он проживал, окуривались дымом радужной пыльцы, принц блевал, сказывался больным, но все попытки повлиять на него проваливались, он гнал всех проповедников прочь. У него была ладанка с миниатюрным портретом его матери. Говорили, что ее благословила сама богиня. Когда ладанку попытались похитить, принц поднял такой крик, обвинил в похищении обслугу и приказал допросить и лишить головы нескольких жрецов, которые присматривали за ним. Король, который уже мало что соображал, принца поддержал, и пришлось рубить головы верным людям. При этом еще и опоить их, чтобы они не смогли ничего рассказать о том, кто за всем этим стоит, а ладанку подкинуть под кровать, где ее и нашла прислуга. Но казнь это не отменило, принц настоял, с усмешкой глядя на верховного жреца, а король его во всем поддержал.