Текст книги "Проклятие или дар. Черная книга страшных сказок"

Генри и Ларец из Змеиного дерева[11]11
  Henry and the Snakewood Box © M. R. Carey 2020.


[Закрыть]

Я сидел на окне благотворительной лавки в районе Ист-Барнет, когда на улице появился Генри Моссоп. Место на котором я находился, оказалось не особенно выгодным. Помощник продавца (безмозглый мелкий засранец) поставил меня в угол, между до слез уродливой вазой и тарелкой, запечатлевшей заключение брака между принцем Чарльзом и леди Дианой Спенсер.

Я не стал уделять Генри внимания, когда тот подошел ближе. Он не принадлежал к той породе людей, на которых приятно остановить взгляд. Он представлял собой случайную подборку конечностей, к которой сверху была присобачена голова, похожая на репу. Сальные черные волосы свисали с нее подобием плесени. Отдельные предметы его одежды вполне гармонировали друг с другом, но годились только в костер.

Однако стоил Генри внимания или нет, он обладал восприимчивой душей, и к счастью брел мимо достаточно долго для того, чтобы я смог вступить с ним в контакт. Скорее всего, его взгляд сначала зацепился за тарелку – должно быть, потому что он был романтиком, а не реалистом. Взгляд его затуманился, и он наклонился поближе к витрине так, что стекло запотело от его дыхания. Учтите, что в идеальном театре его ума все это время раздавалась «Свеча на Ветру» Элтона Джона в объемном пятиканальном звучании.

Я направился к задней стене этого театра, нашел в ней противопожарную дверь, приоткрыл ее и прошмыгнул внутрь. На все ушло секунд десять. Что сказать? О, это я умею.

Привет, Генри, – начал я. – Привет. Посмотри. Вот сюда. Налево от тарелки, пока не увидишь… нет, нет, слишком далеко. Вернись назад и посмотри чуть вправо. Еще немного. Хорошо. И… здравствуй.

Невзирая на это приветствие, весьма многословное и обстоятельное с моей точки зрения, Генри стал оглядываться по сторонам – вдруг, я обращаюсь к кому-то у него за спиной.

Нет, – сказал я. – Генри – это ты. И я говорю с тобой. Иисусе! Генри, я же назвал тебя по имени.

– Прости.

Забудем. А сейчас, знаешь ли, сосредоточься. Это важно.

– Гм… А как это ты можешь говорить? – спросил Генри.

Я говорю точно так же, как ты. Ладно, не совсем так. Хотя бы потому, что у меня нет рта. Однако я формирую в уме концепции, пользуясь словами как семантическими единицами, и последовательно соединяю их, образуя осмысленные утверждения.

– Но ты же ларец!

Вовсе нет. Это распространенная ошибка. Я похож на ларец, но на самом деле… Знаешь что, давай пока отложим разговор о болтах и гайках. Я собираюсь сделать тебе предложение.

Генри поскреб в голове восходящим к незапамятной древности комическим жестом озадаченного человека.

– Что-что?

Предложение. Сделку. Дело. Шанс, выпадающий раз в жизни. Звучит несколько по-фаустовски, но предложение, тем не менее, хорошее. Впрочем, что такое «хорошо»? Концепция скользкая, однако по сравнению с большинством подобных сделок я предлагаю тебе счастливый билет.

Зацепившись за одно из понятных ему слов, Генри обработал его наилучшим образом:

– То есть особое предложение?

Да, Генри. Так. Именно так. Очень и очень особое.

– И какое же?

Желания.

– Желания?

Совершенно верно. Ты хочешь денег? Секс? Бесплатную подписку на фильмы и сериалы «Нетфликс»? Больше секса? Сверхвозможности и сверхспособности? Секс с извращениями? Могу предоставить все, от чего тебя накрывает потоком эндорфинов. В до икоты смешном изобилии.

Генри задумался. Кстати об этом самом «задумался». Тут он явно не был претендентам на чемпионский титул.

– Ты кто, фея? – спросил он.

Вот, блин! – подумал я. – Сразу в яблочко. Однако мне приходится подчиняться строгим правилам и условиям. Мне не позволено лгать. Нет, Генри. Не совсем фея. Нечто в этом роде, но… ладно, совсем не фея. Наоборот. Нечто другое. Совсем другое. Как день и ночь.

Генри бросил на меня подозрительный взгляд, который явно означал, что говорящая шкатулка со своими странными предложениями и сомнительной репутацией его не проведет.

– И кто же ты тогда? – спросил он.

И поскольку он спросил, мне пришлось ответить.

Я – демон.

Для некоторых людей такое признание становится поворотной точкой. Генри мог взять ноги в руки и пуститься наутек, и мне пришлось бы отпустить его. В таких вопросах принуждение недопустимо. Тем более если ты заточен в ларце из змеиного дерева[12]12
  Реально существующее растение. Ботаническое название: Piratinera guianensis. Свое название – снейквуд – это дерево получило из-за темных мелких пятен неправильной формы, напоминающих пятна на шкуре леопарда или на коже змеи с пестрой окраской.


[Закрыть], на крышке которого с предельной бездарностью изображена курица с цыплятами. Я не могу принять участие в быстрой погоне. Не на этой плоскости бытия. Вот если бы наша встреча состоялась на полях Тартара, все было бы иначе. И встреча наша оказалась бы чрезвычайно короткой.

Но Генри не побежал. Только кивнул. И отсутствующее выражение на его лице не изменилось.

Информированное согласие играет в таких вопросах важную роль, так что я сделал новый заход. Демон, пояснил я. Ну, знаешь. Дьявол. Бес. Адское отродье. Все такое.

– О’кей. Но ты предлагаешь исполнение желаний, как какая-нибудь фея.

Предлагаю. И даже лучше, чем фея. В наш обычный пакет услуг входит неограниченное количество желаний. Обыкновенный потолок в три желания отменен для клиентов премиум-класса – таких, как ты. Ты можешь даже пожелать большее число желаний, хотя с точки зрения базовой бесконечности ты получишь все необходимое. Мы также отменили все временные ограничения на желания, требующие изменений временной линии. Можешь порезвиться с причинно-следственной связью.

Генри захлопал в ладоши. На его невинном лице проступили признаки восторга.

– Фея в ларце! – провозгласил он. – Как здорово! Как здорово!

Демон в ларце. Тогда скрепим нашу сделку, Генри. Войди в лавку и купи меня. За меня требуют четыре фунта девяносто девять пенсов, однако ты сможешь сразу же возместить этот расход, потребовав у меня деньги обратно. Я не хочу, чтобы твой карман опустел. Действуй.

Слово «карман» – доброе и старомодное существительное, означающее реальный физический объект – произвело, наконец эффект. И Генри принялся шарить по карманам в поисках купюр и монет, и достал в итоге целую кучу того и другого.

– Этого хватит? – спросил он.

Да, Генри. Здесь тридцать пять фунтов с кое-какой мелочью. Так что отдай этой симпатичной леди синенькую бумажку, которая сверху, и она вернет тебе пенни. И меня. Но… постой, Генри, пока ты не совершил эту покупку…

Он уже собирался войти в магазин. Он остановился.

– Ну, что?

Я демон, но не демон Максвелла. Чувствуешь разницу?

Он покачал головой.

– Угу.

Ну, тогда порядок, к этой теме мы вернемся позже. Делай, что должен, парень. Заключай сделку.

И он ее заключил. Я был горд этим коротышкой. Он все провернул без сучка и задоринки, и даже получил пластиковый пакет, чтобы отнести меня домой. Технически этот пакет должен был обойтись ему еще в пять пенни, однако стоявшая за прилавком женщина не нашла никаких причин, чтобы настаивать на этом. Она пожалела Генри, в котором увидела безобидную личность, плывущую по течению. К подобной оценке, в общем и целом, склонился и я, однако я намеревался присосаться к Генри как паразит, чтобы использовать в своих неназываемых целях, а ее чувства имели легкий материнский оттенок. Полагаю, мир стал бы скучным, если бы мы все были одинаковыми.

Как только мы оказались у Генри дома, я предложил ему провести, так сказать, тест-драйв. Пожелай что-нибудь небольшое, – сказал я. – Убедись, что сделка работает. «О’кей» сказал Генри, крепко зажмурился и пожелал золотую рыбку. И спустя наносекунду она уже была перед нами, задыхаясь и надрывая свое крохотное сердечко, изо всех сил налегая на плавники. Генри не пожелал ей аквариум или воду, однако я добавил их по собственной инициативе – как и слой песка и гальки на дно, голубую полоску светодиода для колорита, и фильтрационный насос в форме испанского галеона. Я мог бы оставить рыбку задыхаться и помирать на линолеуме – буквалистский бюрократический гамбит, так мы называем между собой подобную ситуацию, однако оставим подобный подход неудачникам. Я о том, что это всего лишь комичный фасад, подобие дешевого фарса, однако уменьшает число возвратов. Мне было нужно, чтобы Генри доверился мне, или хотя бы почувствовал доверие к процессу. Почувствовал желание рвануть за золотом.

Тем временем в паре континентов от нас, велосипед индуса, работника текстильной фабрики, потерял переднее колесо на спуске. Бедолага спикировал лицом вперед на мостовую, и его переехал не успевший остановиться вовремя автомобиль. Тот еще видок, скажу я вам.

Ничего не зная об этой человеческой драме, Генри блаженно прочирикал:

– Назову его Голди!

Да хоть Иваном, мать его, Грозным, мне все равно, подумал я. Главное чтобы желания продолжали поступать. Что и произошло. Как я и надеялся Первая демонстрация при всей своей скромности запустила насос. Генри пожелал последовательно: еще одну золотую рыбку, телевизор на органических светодиодах, кресло-шезлонг перед упомянутым телевизором, еще две золотые рыбки, собрание DVD-дисков с записями мультфильмов Оливера Постгейта («Ноггин-Ног», «Клэнгеры», «Мешковатая Кис», все шедевры) тарелку сосисок и чипсы, за которыми последовал рисовый пудинг «Амброзия». Ах, да и еще какие-то деньги. Чтобы хватило на жизнь, сказал он. Эту величину я истолковал по своему усмотрению.

Он уже несколько месяцев сидел без работы (сами вставьте кавычки) – убирал туалеты в одном из мини-моллов в Шпилях, и был настолько близок к нищете, что разница в принципе не имела значения.

Дело пока оставалось конечно мелким. Но и мелкие дела способны привести к значительному результату, если правильно приложить силу. В пригороде Кейптауна сгорает предохранитель. Кто-то спотыкается в темноте и кричит. Камень разбивает окно. И прежде чем успеешь сообразить, где находишься, ты уже по колено в косвенно нанесенном ущербе. Мне уже приходилось делать это, если кто-то еще не понял.

За это время я хорошенько изучил Генри. В конце концов, мы жили с ним в одном доме… под одной крышей, разделяя жизненные перипетии. Из этого могла бы получиться превосходный ситком. Я узнал о его мерзком папаше (сперва грубом, потом отвратительном, потом отсутствующем), о дерьме, которым его потчевали одноклассники-социопаты, о несвоевременной выходке его матери… Но я пощажу вас. Скучно слушать, скучно и рассказывать. Честно говоря, парень был похож на боксерскую грушу с лицом. Хороший материал, ужасное исполнение. Прошу прощения за словесную эквилибристику, однако лучше не скажешь.

Дела постепенно набирали оборот. Так всегда бывает, если число желаний не ограничено. Схема с тремя желаниями должна была завести желающего в трясину последствий, где он и должен бы сгинуть. Ерунда, способ, подходящая для простых времен. Но, покорпев над примечаниями к законам термодинамики, мы пересмотрели свои цели.

Не сказал бы, что Генри натягивал поводок. Напротив, его приходилось постоянно понукать и подталкивать. Вот что, Генри, – сказал я через три дня. – Скажи-ка мне кое-что.

– Да, ларец?

Этот дом слишком велик для одного человека. Ты всегда жил здесь один?

– Нет, со мной жила мама.

Понятно. Ого. Выходит, тебе несладко пришлось, когда она умерла?

– Мне ее здорово не хватало. И до сих пор не хватает. Она приглядывала за мной.

Не сомневаюсь.

– Еще у меня была собака. Звали Принцессой. – Его глаза его округлились. – О! – сказал он. – О!

Что?

– Я могу… Я могу пожелать…

Что захочешь, друг. Все, что угодно. Итак, желаем.

Он выпалил:

– Хочу, чтобы Принцесса снова была жива!

Честно говоря, я предпочел бы оживить мать, именно это и было моей целью. С большим количеством энергии интереснее играть, ибо линия жизни человека больше и сложнее. Тем не менее, собака лучше, чем ничего. Принцесса возникла посреди гостиной, виляя хвостом, словно шерстяным метрономом, отбивающим престиссимо, и сразу же вскочила на колени Генри.

А где-то на другом конце земли, точнее, в Буэнос-Айресе, карстовый провал отнюдь не случайно поглотил дом. Что я, собственно, и планировал уже некоторое время. Хозяин дома был кем-то вроде светского святого с кристально прозрачной добродетельной душой, и чертовски раздражал меня.

Но что более важно, желание Генри распахнуло окно в альтернативную временную линию. Я просунулся в прошлое и выудил оттуда кое-что. Самое главное – Ermächtigungsgesetz[13]13
  Закон о чрезвычайных полномочиях, Нормативный акт, принятый Рейхстагом и утвержденный президентом Гинденбургом 24 марта 1933 года под давлением НСДАП. Закон отменял гражданские свободы и передавал чрезвычайные полномочия правительству.


[Закрыть], поставленный на голосование в Германском рейхстаге в 1933 году, который теперь прошел как по нотам, хотя прежде для его одобрения не хватало одного голоса. Абракадабра! И вот вам мировая война, которой только что не было. Плохие парни проиграли, однако успели устроить такую бучу, что ее отголоски не затихали десятилетиями. Началась полоса удач.

Генри двигался медленнее, чем струйка патоки по глазури, однако он уже начинал видеть некоторые из бесконечных перспектив.

Вернув собаку, он сообразил, что может вернуть и некоторые из прошлых утешений. Но до сих пор не решался воскресить мамочку. Может быть, подростком он видел экранизацию «Обезьяньей Лапки» в сериале «Тридцатиминутный театр»[14]14
  Рассказ Уильяма Джейкобса (Владельцу обезьяньей лапки даются три желания, но за их исполнение и вмешательство в судьбу приходится платить огромную цену). Британский сериал-антология шел на канале Би-би-си в 1965–1973 годах.


[Закрыть], и она оставила у него зачатки представлений о том, чем может обернуться подобная сделка. Однако он мог желать и желал возвращения потерянных игрушек, мертвых домашних питомцев и прошлогоднего, мать его, снега. Дом теперь наполняли собаки, кошки, хомяки и волнистые попугайчики, причем некоторые из них абсолютно не были приучены к туалету, и не испытывали никакого уважения к моей умеренного качества полировке.

Однако я переносил все это с философским терпением. Обратная сторона пластинки принадлежала мне, и теперь только небо было пределом. Буквально. Я наполнил атмосферу оранжерейными газами, столкнув планету на ту временную линию, где ее жители открыли возобновляемые источники энергии достаточно поздно, и по большей части игнорировали их. Биосфера уже получила изрядную трепку, погодные аномалии случались через день, и вся эта забава еще только начиналась.

Одновременно я поддерживал фанатиков, подстрекателей и демагогов, предоставляя им платформы для распространения их взглядов в контексте мейнстрима.

Рациональный дискурс вышел из моды и был выброшен в окно.

Факты стали мешать. Барышников и шарлатанов почитали как богов. Это было здорово.

Впрочем, наверное, я слегка переусердствовал. Я решил, что Генри слишком погружен в проблемы своего постоянно растущего зверинца, чтобы замечать, что творится в мире. Однажды утром я заметил, что он смотрит в окно с, так сказать, омраченным челом.

То есть с мятой картонкой вместо лица, если речь о Генри.

В чем дело, чемпион? – спросил я его.

– Ларец, все вокруг так несчастны.

Людям это свойственно. Не беспокойся из-за них.

– Но они гораздо несчастнее, чем обычно.

Нехорошо, подумал я. Совсем нехорошо. Нужно немедленно сменить тему, пока…

– В чем причина, ларец? Почему они так несчастны?

Все. Опоздал. Раз он спросил, выбора у меня уже не осталось. Параграфы, условия и так далее. Следуя гейсу[15]15
  Гейс (др.‑ирл. geis, гэльск. geas) – обязательство, запрет или табу, которое человек обязан исполнять.


[Закрыть], указаниям вышестоящих властей.

К счастью, я сообразил, что мое Безмозглое Чудо не экипировано соответствующим образом. Ему забыли положить в дорогу коробочку с мозгами.

Ладно, – сказал я, – тут вот какая штука, Генри. Помнишь, когда мы встретились? Я сказал тебе, что я – демон.

– Помню.

А еще я сказал тебе, что я не демон Максвелла. Таким образом я пытался найти способ объяснить очень сложную концепцию. Речь идет об энтропии, и если я попытаюсь объяснить это тебе, то серьезно опасаюсь, что ты не поймешь ни слова.

– Рассказывай!

Ну, ладно. Садись, парень, и держи уши топориком. Напрягись.

Генри постарался изобразить внимание. Выглядел он при этом забавно.

Был такой парень, Максвелл. Физик. Математик. Словом, крупный общественный деятель и любитель дрочить на публике, но это так, между прочим. Никто его за этим делом не застукал. Так вот, его заинтересовал второй закон термодинамики. Тот самый, в котором сказано, что если какая-нибудь штука развалилась, обратно ее не соберешь.

Но Максвелл попытался это сделать. Онанизм на мой взгляд еще никого до добра не доводил. Но даже если и доводил, то в результате получалась только грязь. И если подумать, этот факт так же хорошо иллюстрирует второй закон термодинамики, как и любой другой. В замкнутой системе энтропия – беспорядок, дисфункция, неразбериха, грязь – всегда должна увеличиваться. Отнюдь не случайно, что звезды сгорают и гаснут, кварки перестают дергаться, а твой морозильник сдыхает и начинает работать наоборот. Это в природе вещей. Так сказать, встроено в нее.

Но тут Максвелл говорит: постой. Представим себе ящик с двумя отделениями. Атомы в нем снуют туда и сюда. Турбулентная система. Шторм из дерьма. Как у тебя в спальне, Генри, только без одноглазого мишки. Ладно, пусть медведь остается, если тебе так понятнее. Это всего лишь мысленный эксперимент. А теперь поместим дверцу посреди коробки, в стенке, которая разделяет оба отделения. И демона, сидящего возле дверцы, положив когтистую лапку на дверную ручку. Если хочешь, он мог бы держать твоего мишку. И когда атом свистит мимо него, он решает, пропустить его или нет. Если атом быстрый, а потому и горячий, он открывает дверцу. Если медленный и холодный, не обращает на него внимания. Дверца остается закрытой.

Так, атом за атомом, идет сортировка. Одна половина коробки нагревается, другая остывает.

– А почему это важно? – спросил Генри.

Я удивился. Вопрос был уместным. Более того, жутким. Но, конечно, случайным.

Это важно, Генри, потому что энтропия системы уменьшилась. Был восстановлен порядок без затраты энергии. Нечто вроде магии. Полезное чудо. Оно означает, что вселенная не обязательно прекратит свое существование, превратившись в замороженный блок хрен знает какого дерьма. Есть шанс, что в конце концов все закончится благополучно.

Но отвлекаться рано, Генри. Я не этот демон. Я принадлежу к совершенно другой породе. Я люблю энтропию. Блин, да я просто обожаю ее.

Можешь считать меня фабрикой энтропии. И если демон Максвелла смахивает пыль с резного буфета, и выставляет молочные бутылки за дверь, я крошу этот буфет мясным топориком, а в молочные бутылки разливаю коктейль Молотова. Ясно?

Генри нахмурился, словно на самом деле изо всех сил пытаясь понять.

– Нет.

Что ж, уже хорошо. «Да» серьезно встревожило бы меня.

Подумай сам, Генри, – сказал я. – Я исполняю желания, правильно? То есть в известной степени действую против энтропии. Ну, потенциально. Это реорганизует вселенную согласно желанию одного из ее теперешних обитателей, и увеличивает порядок. Нетрудно предположить, что этот дар обычно расходуется на пустяки. Но на самом деле это совершенно охрененная вещь. Кому не захочется поучаствовать в этом? Ты теперь сам понимаешь, насколько это привлекательно. Но вот отдача убийственна.

– А что такое отдача? – спросил Генри, у которого явно случился умственный запор.

Ну, это, как от ружья, Генри. Когда стреляешь из ружья, тебя отбрасывает назад. Потому что энергии, которая отбрасывает крохотную малюсенькую пулю на тысячу ярдов, хватит и на то того, чтобы сбить куда более крупный объект – тебя, например, и посадить на задницу. Так вот, это делаю я. Только более тонко. Каждый раз, исполняя желание, я накладываю проклятие. И оно весит в тысячу раз больше, чем желание. Я использую вероятностную силу, высвобождаемую желанием, и направляю ее на целый мир в таком масштабе… Нет, не буду хвастать. Однако результат, по-моему, очень неплохой. Хотя, если говорить буквально, как раз наоборот.

Я говорил долго. Специально тянул, зная, что внимания Генри надолго не хватит. Но договорив, судя по движению его лица, я понял, что он пытается думать.

Не надо так напрягаться, Генри, – сказал я ему. – Прошу тебя, не надо. Знаешь, что говорил по этому поводу Оскар Уайльд? Незнание подобно нежному экзотическому цветку. Тронь его, и он тут же нахрен завянет.

– Но… – произнес Генри.

Нет, друг, нет. Так не пойдет. Не надо так издеваться над собой. Лучше пожелай себе чего-нибудь хорошего и отключи мозг. Дома ведь не бывает слишком много щенков, да?

– Нет, но…

Но-но-но-но-ноо-ноо-нооооо! Давай сосредоточимся на том, что нам удается лучше всего. Что прямо сейчас может сделать тебя счастливым? Назови желание, и поехали.

– Но если то, что меня радует, приносит всем вокруг несчастья…

Вот дерьмо! Я сломал Генри. Как это вышло? Казалось, что он целиком отлит из высокопрочной тупости.

Нет, – настаивал я. – Генри. Послушай меня. Быть несчастным – естественное состояние человека. Люди чувствуют себя брошенными, если на них не обрушиваются несчастья. Лиши их этого, и они придумают что-нибудь еще. Эй, помнишь тех мелких пидоров, которые доставали тебя в школе? Сколько их было? Так вот, умножь на миллион и получишь все человечество. Ты ничего им не должен, разве что какую-нибудь мелочишку.

Генри покачал головой. Это означало, что у него в хозяйстве обнаружились безрассудная отвага и до сих пор не дававшие знать о себе яйца, позволявшие ему спорить со мной.

– Мама говорила, что человек всегда должен протянуть руку помощи тому, кто попал в беду. Еще она говорила, что мы приходим в этот мир, чтобы быть добрыми друг к другу.

Да ладно? Ух ты! Говенный философ твоя мамаша. А теперь к делу, к новому делу. Жду желания. Настоящего, большого. Что скажешь?

Генри не ответил. Он был похож на мула, которому под хвост попал репей.

Генри, – настаивал я. – Ты должен что-нибудь пожелать. Тебе сразу станет лучше. И мне тоже.

Мул продолжать размышлять о репье. Я уже хотел вмешаться, но Генри остановил меня одним словом:

– Хочу…

Наконец-то! А то я уже начал беспокоиться, чемпион. Давай, вываливай.

– Хочу, чтобы мне хватило ума понять все, что ты говоришь.

Вот дерьмо!

Чтобы вы знали, это нечестная просьба.

Нельзя исполнить одно желание, и отменить предыдущее. Это так не работает. Дефолты вламываются, энергия течет, миллион крошечных шестеренок крутится. Реальность обретает новую форму, дребезжит, звякает, время от времени шипят упущенные возможности.

На лице Генри, отнюдь не украсив его, проступило понимание.

– Ты меня использовал, – проговорил он.

Выбирай выражения, Генри. Мы оба использовали друг друга. Я вертел миром, ты получал щенков. Но если ты недоволен, можем в любой момент расторгнуть сделку. Хоть прямо сейчас. Только скажи.

– Ты совал мне пустяковые подарки, а сам выкачивал… Что у нас в реальном остатке? Ты использовал эту возможность, чтобы сильно и необратимо испортить жизнь миллионам людей.

Миллиардам, ты хотел сказать. Мне нравятся эти слова – реальный остаток. Ты точно выразил свою мысль. Но я надеюсь, ты не забыл, что мы как и прежде можем расторгнуть сделку? В любой момент, и никаких претензий с моей стороны. Что скажешь? Разойдемся?

– Нет.

Снова дерьмо! Возбужденный мозг Генри искал цель, и я словно находился в перекрестье прицела. А ведь я выбрал его не случайно. Он был… как там выразился Ленин? Ах да, полезным идиотом. А теперь он стоит передо мной и думает. Размышляет. Обо мне. И мне это совсем не нравилось.

– Значит, желание, которое делает чуть-чуть счастливее одного человека, влечет за собой «отдачу» – проклятие, повергающее в несчастье миллионы.

Теперь я вижу, что этот принцип тебя не устраивает. Респект. Что ж, одно слово, Генри, и я исчезну.

– А в обратную сторону этот принцип работает? Если я назову желание, причиняющее мне боль, приведет ли отдача ко всеобщему увеличению счастья?

Еще раз дерьмо, третий и последний раз!

Да, – ответил я. Потому что не могу лгать. И не могу скрыть это. Он нашел мой криптонит[16]16
  Криптонит – вымышленное вещество, фигурирующее в основном в историях о Супермене. В наиболее известной форме это зеленое кристаллическое вещество, испускающее особую радиацию, которая ослабляет Супермена. Криптонит стал синонимом выражения «Ахиллесова пята».


[Закрыть].

Генри сел, Внимательно посмотрел на ларец из змеиного дерева, мое материальное продолжение, провел пальцем по краю крышки.

– Устраивайся поудобнее, – сказал он мне. – Ночь будет долгой.

Он не шутил. Ночь действительно оказалась долгой, за ней наступило долгое утро, долгая неделя, долгий… теперь все стало долгим. Но оставим это…

После того жуткого дня мои отношения с Генри полностью изменились. В них, так сказать, пробрался взаимный расчет. Мне пришлось прожарить этого хитрожопого сукина сына живьем – в буквальном и переносном смыслах. Когда моя стойкая неприязнь к нему и то, что он заставлял меня делать, приводят к тому, что мое терпение иссякает, я могу выместить на нем каждую унцию моего праведного гнева. Никаких ограничений, никаких правил.

Но каждый раз, когда я это делаю, мир все больше приближается к Утопии. Генри страдает и отдача изливается на мир волнами удачи, радости и доброй воли. Сама архитектоника реальности безжалостно преобразуется в ослепительный, восхитительный и вселяющий трепет многомерный храм, и когда ветры преисподней врываются в его мраморные анфилады, в нем звучат ангельские гармонии. Смотреть тошно.

Другие демоны смеются у меня за спиной. Вон идет наш Святоша О Двух Копытах, – говорят они, – с волшебной палочкой и в платьице с блестками, несет подарки для всех маленьких мальчиков и девочек.

Щеночек Генри Моссопа. Архангел Нахренил. Фея с рождественской елки.

Я начал выпивать. Много. Каждый вечер захожу в несколько баров – туда, где могут налить кружку пива – или десять кружек – ларцу из змеиного дерева. Прошлым вечером я встретил демона Максвелла, мы вместе набрались.

Он сказал, что ни о какой термодинамике даже не думал.

Просто занимался любимым делом.

Майк Кэри