Текст книги "Контора"

– Ничего не поделаешь, – сказала она оживленно. – Юстиция – это то, в чем я сильна. Чертовски сильна. И тем не менее все это не оправдывает твоих идиотских поступков.

– Если бы ты вскрыла мне череп, то обнаружила бы, что мои мозги завернуты в Закон о компаниях от 1985 года. – Я сделал паузу. – Но это такая безумная скука. Ведь верно? Как все же легко манипулировать нашими жизнями. Просто не верится.

– Наши родители, должно быть, ужасно довольны.

Мы посмотрели друг на друга более трезво и спокойно, чем раньше. Все-таки она была слонихой, но сейчас я ощущал в ней прежнюю Элли. И кроме того, оставалось фактом, что она была готова, хотя и в давние времена, спать со мной. Так что же нам теперь делать?

Прибежала Люси.

– Быстро, быстро! Вы знаете имена кого-нибудь из солисток «Эс-клуба»?

Элли бросила на нее озадаченный взгляд.

– А что это за «Эс-клуб»? – спросил я.

ГЛАВА 6

На следующее утро, когда я пришел на работу, мне показалось, что все выглядело несколько иначе, словно что-то в моей жизни изменилось к лучшему. Мы с Элли не выяснили до конца своих отношений, но уже общались не прибегая к угрозам, что являлось некоторым прогрессом.

Я начал понимать, что она была не совсем дьяволицей, а до нее стало доходить, что я не был круглым дураком. Я бы сказал, что Элли все же подозревала меня в недостатке ума, но я был уверен, что смогу ее разубедить. В конечном счете меня это не слишком угнетало, поскольку было безусловно явлением временным.

К концу рабочего дня мы настолько вымотались, что уже не строили никаких планов на вечер. Даже Люси не планировала, вопреки обыкновению, пойти в клуб. Элли сказала, что не собирается сообщать матери, что у нас состоялся примирительный разговор – она не хотела, чтобы у матери возникали не те мысли.

– А может, ты отважишься? – спросила она.

Я фыркнул.

– Неплохой шанс.

– Она была в таком восторге, когда я сказала, что могу получить здесь работу. И первым делом позвонила твоей маме. Вот почему я и не говорила ей ничего вплоть до последней недели.

Моя же, конечно, моментально передала мне эту новость в состоянии сильного возбуждения, и я счел за лучшее объяснить ей, что уже знал об этом, только молчал.

– Странно, что это была не их идея, – сказал я. – Вся эта их возня уже начинала действовать мне на нервы.

– Моя мама просто не в состоянии понять это. Она сводит меня с ума. Сколько бы раз я ни говорила ей, что один твой вид вызывает у меня чувство тошноты…

– Спасибо.

– На здоровье. Я преувеличивала.

– Ладно.

– Хотя только чуть-чуть.

До чего же легко было восстановить прежние плохие отношения!

– Одно лишь упоминание твоего имени вызывало у меня покалывание в позвоночнике.

– Я понимаю. А представь, что мне пришлось выдержать. Сколько раз я топала ногой и говорила маме, что не собираюсь претворять в жизнь ее дурацкие грезы, поскольку они связаны с тобой. Но представь, она не кричит, не возмущается, а просто тихо подходит к телефону и начинает всхлипывать – варварская тактика.

– А моя предлагает взятки, чтобы повидать тебя. Она гладит все мои рубашки на две недели вперед.

– Но не джинсы.

– Нет. Я больше этого не допускаю. Думаю, тебя эта новость обрадует.

– Ты уверен? Во всяком случае я предпочитаю узнать это именно сейчас, чтобы больше не разговаривать на эту тему.

– Вполне уверен. И вообще я теперь склоняюсь к твиду.

– Меня это не удивляет. У тебя, поди, весь шкаф забит шортами для поло из магазина Ралфа Лорена.[9]9
  Производитель дорогой модной одежды.


[Закрыть]

Мне не очень-то приятно было сознавать себя ходячим эталоном моды.

– Наверно, парочка-другая найдется, – пробормотал я.

– Обалдеть можно! Ничего себе денди! – засмеялась она, но я не понял, звучал ли в ее голосе хотя бы намек на былую симпатию. В любом случае тут можно было обмануться. – А шлепанцы?

– Ха-ха! Вот тут-то ты ошибаешься. Нет у меня в шкафу никаких шлепанцев.

По правде говоря, их не было лишь потому, что последнюю пару я сносил недели две назад. Однако она отличалась редкой проницательностью.

Возникла пауза.

– Так на чем же мы остановились? – спросила Элли.

Я не мог припомнить, о чем у нас шла речь.

– Мы просто разговаривали. И наконец выяснилось, что ты нечто вроде дикой самки, хотя и не такая кровожадная, как мне представлялось. Силенок-то маловато.

Элли сжала кулаки. Было заметно, что она заставляет себя успокоиться.

– Слушай, ты может и не такой тупица, каким кажешься, но это не значит, что мы снова друзья. Давай пока не будем конфликтовать и поглядим, что из этого выйдет.

– Годится.

– Вот и хорошо.

– Значит, решено?

– Да.

Вот такие дела: не совсем кемп-дэвидский мирный договор, на все же лучше, чем было раньше.

Поднятию моего настроения содействовали и сослуживцы – некоторые из коллег подходили и спрашивали, как мои дела.

– Все нормально, – сказал я Майку, юристу, пришедшему в «Баббингтон» через два года после меня, когда мы с ним болтали возле кофеварки.

– Правда? Мы считаем тебя очень смелым. Слава Элли явно опережала ее.

– Ну почему? Элли не так уж страшна, если узнать ее поближе. Ее лай страшнее, чем ее укусы. Хотя и он не так плох, как ее запах, – пошутил я.

– Элли? Какая Элли? Я имел в виду твоего нового стажера.

Да, сегодня был день появления новых стажеров, когда самые последние жертвы поступили в наш отдел, дабы потускнели их ясные глаза и полиняли пушистые хвосты. Вместо тех, кто уже прошел жернова другого отдела, я получил новенького – прямо с юрфака. Всегда занятно было иметь дело с наивными, вечно удивленными новичками.

– А что тут особенного? Он всего-навсего бедный карась, брошенный в наш пруд для общего развлечения.

Мне прислали некоторые сведения из отдела кадров, но я не успел с ними как следует ознакомиться. Единственное, что я заметил, это то, что он диабетик. Несколько стажеров разделяли со мной кабинет уже в течение ряда лет, и все они мало отличались друг от друга – высокомерные всезнайки, которые очень скоро осознавали, что ничего не знают и представляют собой меньшую ценность, чем обычная инфузория.

– Ты так думаешь? Твоя храбрость граничит с идиотизмом. Будь осторожен, Чарли!

Этот человек говорил загадками.

– Я абсолютно не понимаю, на что ты намекаешь.

– В самом деле? – Майку стало смешно. – Это будет великолепно. Подожди, пока я расскажу остальным.

– Какого черта… – начал было я, но он уже ускользнул, громко фыркая.

Покачивая головой, я вернулся к себе в кабинет и обнаружил там того, в ком угадал своего стажера, сидящим на моем стуле. Он был широкоплеч, с хорошо ухоженными волосами, зачесанными назад и высоко взбитыми и напоминал регбиста. Прическа напоминала волну, вздымающуюся прямо с его лба.

– Здорово! Ты, должно быть, Ричард? – я протянул руку. Этим я и ограничился, не прочитав его дела.

Он остался сидеть, только чуть подался вперед.

– Браво, Шерлок!

Реплика не вызвала у меня досады.

– О'кей. Будем считать, что начало есть. Это мой стол и мой стул. А твои вон там. – Я указал на стол возле двери и стул из тех, которые в «Баббингтоне» называли фундаментальными. Подобные вещи действительно имели значение, и я ревниво относился к своей мебели. – Это первое. Второе. Если бы я был клиентом, и ты бы не встал, чтобы пожать мне руку, я возможно добился бы твоего увольнения. И третье… это мой стол и мой стул. Ступай!

Театрально вращая глазами, Ричард неохотно подчинился и уселся на стул с твердой спинкой по другую сторону моего стола. Водрузившись на свое законное место, я постарался быть вежливым.

– Добро пожаловать в большой и неуютный мир каждодневной работы!

Он просто сидел и молчал.

– Все, что ты уже здесь слышал о работе стажера, – сплошная чушь.

– Да?

– Конечно. Все намного хуже.

Я откинулся на спинку стула, принимая, как мне казалось, вид человека бывалого.

– О боже! Как я напуган! – ответил он с сарказмом в голосе. – Хватит!

«Господи! – подумал я. – Что за оригинальное чувство юмора!»

Я выдвинул ящик стола и достал оттуда дело Ричарда. Вестминстерская школа, Оксфорд, а потом юридический колледж – превосходный материал для «Баббингтона». У Эша было за плечами то же самое, что, вероятно, являлось единственной причиной, по которой ему позволили войти через парадную дверь и в первых рядах. Но лишь немногим удается дебютировать так, как это удалось ему при его гордости, уравновешенной самоуничижительным юмором и способностью устанавливать отношения с теми, чьи отцы не были обладателями особняков в Бентли. Я подозревал, что отец Ричарда имел целый парк шикарных автомобилей.

Всем своим видом Ричард как бы говорил: «А что будет, когда я стану компаньоном? На следующей же неделе в моем графике появится масса свободного времени.»

Не было ничего более приятного, чем ставить на место в подобных случаях таких высокомерных парней, поэтому я сказал:

– Тебя, наверно, уже ввели в должность?

Он кивнул.

– Чуть позже мы проведем экскурсию но всему этажу, а сейчас давай примемся за работу. Вон в тех коробках в углу ты найдешь кипу старых имущественных договоров, которые надо систематизировать, а потом составить опись в хронологическом порядке, чтобы оформить передачу новым владельцам, над чем я сейчас и работаю.

Ричард не бросился тотчас же выполнять поручение.

– Ну, давай, давай! – хлопнул я в ладоши.

Он заметно приуныл.

– Что-то не хочется.

– Не понял.

– Я сказал: что-то не хочется.

– Что?!

– Пустяки все это. Чего тут непонятного?

Меня поразила такая наглость.

– Это не пустяк – отказываться от выполнения моего поручения. Это не относится к разряду необязательного.

– А нет ли у вас чего поинтереснее? Просто поразительно! Даже по меркам «Баббингтона».

– Есть. Много чего есть. Но поскольку ты уже разбираешься в юриспруденции, то должен понять, что я не совсем уверен в твоей квалификации.

– Но я все же не прочь попробовать.

– Не сомневаюсь. И может быть, лет через восемь я предоставлю тебе полную свободу действий. Но что касается сегодняшнего дня, думаю, нам надо заняться составлением описи.

– Черт побери! Это звучит не слишком заманчиво.

Подумать только, этот парень собирается пробыть рядом со мной целых шесть месяцев, а я еще не объяснил ему, как надо готовить для меня кофе.

– Конечно. Но это самое существенное.

Он подался вперед.

– Послушайте, я вообще-то не собирался грубить…

Я уже был сыт им по горло.

– Как-то не очень удачно у тебя с этим получается.

– Но как я могу чему-то научиться, занимаясь описью?

В воздухе повисло нечто напоминающее о духовной жизни инфузорий. И мне не оставалось ничего другого, как заранее выдать речь, которую я приберегал на тот случай, когда где-нибудь через неделю мы с новым стажером случайно окажемся в пивной. Стараясь смягчить удар, я встал и повернулся, чтобы усесться на край стола возле Ричарда.

– Существуют десять золотых правил, касающихся стажеров, которые тебе не сообщили во время введения в должность. Это введение, между прочим, не имеет отношения к жизни в «Баббингтоне». Например, сегодня ты первый и последний раз сможешь уйти отсюда в половине шестого.

Он попытался перебить меня, но я отмахнулся.

– О'кей. Правило первое: никогда не ехидничай. Я терпеть этого не могу. Вот так-то. Второе правило служит дополнением к первому и поясняет, что я на деле имею в виду, когда говорю: не ехидничай. Я имею в виду, что каждый в этой фирме тянет свою лямку. Третье правило: как я, так и другие будут давать тебе гавеннейшие, скучнейшие и изнурительные задания, которые тебе не привидятся и в кошмарном сне. При этом ты не должен скулить и жаловаться даже мне. Прибереги это на тот случай, когда окажешься в пивной с другими стажерами. Мы все прошли через это, так что делай то же самое. Ты обязан это делать ради того, чтобы кусок дерьма в конце радуги превратился в золотой слиток.

Я всегда очень гордился этим выражением.

– Четвертое правило: спрашивай каждый раз, когда в чем-то не уверен. Пятое: всегда спрашивай, если есть хоть капля сомнения. Один промах начальство может и не заметить, но не два. Шестое: старайся мне не докучать. В этом нет никакого смысла. Седьмое: делай то, что я говорю. Я как раз для этого здесь и нахожусь. Восьмое: будь со мной любезен, и я отвечу тебе тем же. Я неплохой парень, но, как ты мог уже заметить, я не переношу язвительных людей. Девятое: будь обходителен с секретаршей. Пожалуй, это даже более важно, чем быть любезным со мной, хотя я и не советую проверять эту теорию на практике. И десятое: это единственная наиважнейшая вещь – я пью кофе с двумя кусочками сахара и капелькой молока.

Я откинулся на спинку стула, пока Ричард все это переваривал. Похоже, вышесказанное не произвело на него того впечатления, на которое я рассчитывал.

– Хорошая речь, – отозвался он. – Но нельзя ли найти кого-нибудь другого, чтобы делать опись?

Я поднялся со стула.

– Черт возьми! Разве я упомянул об этом хоть словом? Кем ты себя возомнил? Сыном старшего компаньона или чем-то в этом роде?

По его лицу было видно, что он сконфузился.

– Да, так оно и есть.

– Что!? Так ты Ричард Грин? Сын Эдварда?

– Вы имеете в виду вашего старшего компаньона? Моего отца?

Я схватил его личное дело, чтобы проверить фамилию. Оно подтвердило: Ричард Грин. Выходит, я не подумал, что здесь может быть какая-то связь.

– А ты меня не разыгрываешь?

Он ухмыльнулся.

– О нет, босс. Я бы не решился на такую наглость.

Я был потрясен. Перед моим мысленным взором отчетливо замаячили перспективы моего компаньонства в фирме. Интересно, какой реакции от меня ждали? Особого обращения с Ричардом? Но если так, почему же меня не предупредили заранее? Наверно, подразумевалось, что я должен обращаться с ним, как со всеми другими стажерами. Но с другой стороны, что если сегодня же вечером они будут разбирать за семейным ужином мою маленькую речь?

– Ну ладно… Ничего. Все в порядке… Однако тебе все равно придется выполнить пшенную работу. Мы все это делаем.

Он попытался придать своему лицу выражение крайней озабоченности.

– Если вы уверены, что это благоразумно…

Вот дерьмо! Я колебался с ответом, а он теребил свои манжеты. Ничего не хотелось мне так сильно, как стереть улыбку с его физиономии.

– Да, я уверен. Заняться описью! Сейчас же!

Ричард не выглядел счастливым.

– Я не могу заняться этим прямо сейчас. Папа хочет, чтобы я сбегал к нему поболтать. Надеюсь, ничего серьезного.

Что я мог на это ответить?

– Хорошо. Но я хочу, чтобы ты поскорей вернулся делать опись. Я знаю тут все закутки, так что будь спокоен.

Я знал все, кроме кабинета старшего компаньона. И никогда даже не пытался попасть туда в бытность свою стажером. Кухня оказалась наилучшим местом, где можно было укрыться от посторонних глаз, но пришлось очень долго подлизываться к шеф-повару и его подручным.

Ричард лениво поднялся со стула, и в этот момент ко мне ворвалась Элли, хлопнув дверью. Она показалась мне разгневанной. «Нет, пожалуй, озлобленной», – подумал я. Это было бы более точным определением.

– Я ошиблась в тебе, Фортьюн. Ты все же абсолютный олух!

Ричард ухмыльнулся, и я бросил на него взгляд, красноречиво свидетельствующий о том, что описи будут самой незначительной из ожидавших его проблем в предстоящие шесть месяцев.

– А в чем дело?

– Тебе обязательно было звонить своей чертовой матушке? Ведешь себя, как ребенок.

– Нет, это она позвонила мне утром.

– О'кей. Это большая разница. Но тебе непременно нужно было проболтаться, да? Ты что, страдаешь недержанием речи?

– Да о чем ты?

– О нашем разговоре. Это все, чем мы занимались. Больше ничем. Но даже и этого оказалось слишком много. Мне только что звонила мама – сказала, что собирается пригласить тебя на обед, будь он неладен.

Моя мать действительно разбудила меня телефонным звонком, застав врасплох. Я не собирался ничего рассказывать, зная, что дикарские там-тамы загремят раньше, чем я положу трубку. Но я должен был сказать нечто большее, чем «было много работы» или «напился с друзьями», что смахивало бы на подведение еженедельных итогов.

– Ну, и что?

Словно я не понимал, насколько осложнил только что обе наши жизни.

– Слушай, Чарлз, я не знаю, в какую игру ты играешь. Но делай это не со мной и не здесь. И не сейчас. Мы больше не дети. У меня есть более важные дела. Если ты хочешь оставаться абсолютным тупицей, а у тебя это получается, ну и ладно. На здоровье! Но проделывай это вдали от меня! – И с этими словами она выскочила в коридор, снова громко хлопнув дверью.

Ричард смотрел на меня и улыбался, возможно репетируя про себя эту историю, чтобы рассказать ее дома за ужином.

– Я, пожалуй, схожу проведаю папу.

Но у меня пропало настроение потакать подобным вещам.

– Нет, ты останешься и начнешь заниматься описью!

– Я думаю, мне лучше бы…

– …сесть и начать? Да. Это блестящая идея. Прямо сейчас.

Впервые во взгляде Ричарда, устремленном на меня, появилось сомнение. Я выдерживал его взгляд, пока он не снял сваю куртку и не отправился к коробкам с бумагами.

– Я, пожалуй, позвоню и скажу ему, как обстоят дела.

Я рухнул на свой стул. Было ощущение, будто все изменилось. К худшему.

ГЛАВА 7

Я попытался первый и последний раз проявить деликатность, когда Ричард собрался уходить в полшестого. В конце концов это был его первый рабочий день, но не знаю, понимал ли он ситуацию. Никогда мои брови не поднимались так высоко, как в тот момент, когда я долгим тяжелым взглядом смотрел на часы. Да, я не ошибся: они показывали половину шестого. Если бы было полшестого утра, я сказал бы: «Хорошо. Выполнена еще одна ежедневная работа. Теперь можно и домой – полагается вполне заслуженный двухчасовой сон». Но в полшестого вечера!.. Никак он и в самом деле вообразил, что ему будут платить тридцать три тысячи фунтов в год за восьмичасовую работу?

Но он, небрежно махнув рукой, уже слинял, не подозревая даже, что завтра ему уйти будет несколько сложнее. Однако и самые надежные стажеры начинали меняться к худшему, если мы предъявляли к ним чрезмерные требования. Компаньон, с которым я в «Баббингтоне» разделял кабинет первые шесть месяцев, считал, что я не должен уходить из офиса раньше, чем он, так как это было лучшим способом оценить, что из меня выйдет. И пока я часами за своим столом размышлял, что же, черт возьми, заставило меня выбрать этот путь, он проворачивал свои финансовые делишки. А поскольку его секретарша выполняла куда более важные обязанности, он постоянно использовал меня в своих личных целях, посылая либо в химчистку за бельем, либо покупать подарки для его жены, либо организовывать коллективные обеды (я был единственным, кто умудрялся делать покупки в ближайшем ресторане, где давали пиццу на вынос), а то и поручал оттачивать его карандаши. У него была мания иметь карандаши одинаковой длины.

По мере того, как часы отсчитывали вечер за вечером, он потчевал меня историями своего карьерного роста: речь шла о крупных контрактах, которые он заключал, о делах, которыми он занимался непрерывно сорок восемь часов, чтобы довести до завершения, о конкурентах, которым он свернул шеи, о днях рождения детей, которые он не праздновал, и о том, что он не способен взять отпуск более, чем на неделю. Даже куда-нибудь уезжая, он звонил мне постоянно в восемь утра, в какой бы точке мира он ни находился и требовал отчета о продвижении дел, которые вел.

По иронии судьбы он внезапно умер пару лет назад в конце второй недели второго медового месяца, который он проводил с женой по ее настоянию. Стажерка, работавшая у него в то время, позже рассказала мне, что догадалась о том, что произошло, когда тем утром у нее не зазвонил телефон.

Но меня не слишком обеспокоило, что в тот день Ричард ушел так неподобающе рано, поскольку мне нужно было идти в фарингдонский Центр юридической поддержки населения, где я раз в месяц принимал посетителей. Эта своеобразная юридическая консультация хотя и занимала довольно убогое помещение, пользовалась большой популярностью. В основном из-за своего удобного месторасположения. К преимуществам ее относилось то, что население в этом районе не было слишком бедным, а также и то, что она находилась совсем близко от центральной станции метро, и поэтому я мог быстро добраться до дома после нары часов оказания помощи Великому Неумытому (по выражению Грэхема).

Но как только я собрался уходить, позвонил Грэхем и попросил зайти к нему, если у меня есть свободная минутка. Когда человек, который держит в руках твое будущее, просит тебя зайти к нему, время для этого всегда найдется. Я снял куртку и потащился через продолговатый просторный зал в его кабинет. Он жестом пригласил меня войти, продолжая телефонный разговор.

– …Они уплатят эти лишние десять миллионов, попомни мое слово. Им очень хочется закрыть это дело. – Он выдержал паузу, слушая собеседника. – Да, я уверен. Я готов поставить на карту все время, которое потратил на эту работу. – Он снова послушал, после чего хрипло рассмеялся. – Нет-нет. Чертовски хорошо, что ты это не записываешь. До скорого, Тэрри!

Грэхем положил трубку, отметил время, потраченное на разговор, затем добавил к нему минуты, на которые этим утром опоздал его поезд и наконец поглядел на меня.

– Этот человек бросился бы под автобус, если б решил, что я просто из чувства симпатии могу взять с него меньше.

– Значит, он не знает, что вы все такие. Верно?

Грэхем нахально ухмыльнулся.

– Совершенно верно. – Затем он посерьезнел. – Ну, Чарли, я слышал, что у вас раньше были какие-то дела с нашей очаровательной новой сотрудницей.

Разведка Грэхема работала исправно.

– Да, это так.

– Она милашка, не правда ли?

Грэхем это говорил почти о каждой женщине, которая была моложе его жены.

– Да, конечно.

– Но мне рассказывали, что вы сегодня кричали друг на друга. Хотя и не долго.

У меня появилось ощущение, будто я стою перед директором школы.

– Это был просто обмен мнениями. Какое-то время мы не встречались.

– Прислушайтесь к гласу мудрости, Чарли. Она пришла, имея великолепную репутацию. А ее компаньон принес большое количество дел, что в какой-то степени увеличит наши доходы. Вам следовало бы вести себя поделикатней.

Мы все относились к этому настороженно.

– Неужели к нам вторглась некая могучая сила, которую большинство из нас недооценивает?

Грэхем кивнул.

– Она подобна языку колокола. Вам придется пошевеливаться, если хотите быть с ней наравне.

– Так это еще нерешенный вопрос?

Он понимал, что я имею в виду лазейки, чтобы проникнуть в ряды компаньонов в следующем году.

– Нет. Не совсем. Вы все на хорошем счету.

Я почувствовал, что краснею. Это было самое приятное, что Грэхем когда-либо мне говорил.

– Ну, вы же знаете нашу обстановку. Даже самым лучшим приходится вести суровую борьбу за выживание. И учтите, юноша: наша Элинор вполне для этого пригодна. – Он многозначительно рассмеялся.

Это было все, что мне хотелось услышать, и я заерзал на стуле, готовясь встать.

– У вас в самом деле есть шансы… – Грэхем оборвал фразу и нервно поглядел на часы. – Правда, Чарли, я должен вас предупредить, что…

В этот момент дверь широко распахнулась и появился не кто иной, как отец Ричарда. Я вскочил, будто в комнату вошел строевым шагом строгий старшина. Он был высок и солиден, с белыми, как снег, волосами и маленькими, но пронзительными, словно буравчики, голубыми глазками.

– Хэлло, Грэхем, старина! Я случайно оказался здесь и подумал: а не заскочить ли? – Он посмотрел на меня. – Вы Фортьюн, правда? Чарлз Фортьюн?

Этот старший компаньон никогда нигде не оказывается случайно и никуда не заскакивает просто так. И не имеет привычки поминать добрым словом тех, кто не играл с ним в гольф. Самым близким моим контактом с ним был мимолетный обмен репликами в туалете во время бала сотрудников в Рождество пару лет тому назад.

Я повернулся и посмотрел на Грэхема, который, как бы извиняясь состроил гримасу. Вот она, тщательно спланированная случайная встреча, чтобы взяться за решение сложной проблемы наблюдения за сыном старшего компаньона. Как это характерно для «Баббингтона» – усложнять все до такой степени.

Компаньон протянул мне руку, и я не без робости подал свою. Следует ли мне поведать о тех крутых мерах, которыми я намеревался воздействовать на его сына, или он ждал от меня более снисходительного подхода? А тем временем он больно сжал мою ладонь, так что аж захрустели костяшки. Имело ли это какое-то значение? Как раз в таких случаях давала о себе знать моя паранойя.

– Так значит, Фортьюн, вы тот самый парень, которому поручено воспитание моего Ричарда?

Если вы найдете способ, как это сделать, скажите мне. Ладно? Уже двадцать три года я ищу магическую формулу.

Он гортанно рассмеялся, и мы с Грэхемом подобострастно присоединились к нему.

– Я уверен, что тут не будет проблем. Он производит впечатление славного малого. Очень остроумен.

Если восемь лет работы юристом меня чему-то и научили, то главным образом убежденно утверждать то, во что я абсолютно не верю.

– В самом деле? Так может, с вашей помощью все это проявится в полной мере.

Я был достаточно осведомлен, чтобы не быть обманутым радушием Эдварда Грина. Этот человек являлся легендой «Баббингтона». В свои лучшие времена он был известен как Комбинатор – человек, к которому клиенты обращались, когда нужно было выиграть дело любой ценой. Он был живым воплощением поговорки, гласившей, что секрет жизненного успеха кроется в честности и справедливости. Если вы таким притворитесь, таким вас и будут считать.

– Поскольку я вас тут застал, Фортьюн, хочу сказать, чтобы вы обращались с ним, как со всеми остальными. Поставьте его в условия простого стажера. Я на это рассчитываю.

В самом ли деле он так считал? Или просто высказывался так в присутствии свидетеля? Этого я не знал.

– В общем, когда он в следующий раз зайдет ко мне в половине шестого, я надеюсь, он не скажет, что идет домой.

Вот так-то, Чарли. В первый же день уже плохая отметка. Грэхем глянул на меня искоса: он ведь не испытывал такого священного трепета перед старшим компаньоном, как я. Он был компаньоном с не слишком богатым опытом и все же сохранял возможность подобраться ближе к вершине дерева.

– Честно говоря, Фортьюн, миссис Грин мечтает иметь чуть больше времени для себя, чтобы не нянчиться с ним, а то он все время путается под ногами.

Я улыбнулся.

– Выходит, я тут вроде доброй приходящей няни. Так, что ли?

Грэхем поморщился. Ну и ну! Я и вправду порою с трудом удерживаюсь от тех комментариев, которые не следовало бы произносить вслух.

Старик, казалось, был поражен. Потом в его взоре появилась озабоченность.

– Кажется, вы основательно изучили моего парня. Его мать слишком долго нянчилась с ним. Пора бы ему узнать реальный мир.

– Чарлз – как раз тот человек, который вам нужен, – подал голос Грэхем. – Он весьма практичен.

Мне пришло в голову, что результат этой моей деятельности отразится и на Грэхеме. Я получал еще одно средство для достижения своей цели, и это могло вознести меня на гребень быстрого успеха.

– Конечно, если вы намерены хитрить с парнем, то вылетите отсюда быстрее, чем гончая, укушенная пчелой в задницу.

Он бросил на меня грозный взгляд, и у меня заныло в желудке. Потом он добродушно захихикал.

– Вы меня поняли, Фортьюн? Заставьте парня быть усерднее, серьезнее. Нам всем пришлось пройти через это. Знаете, компаньон, у которого я сам стажировался, заставил меня выучить наизусть содержание каждого параграфа Акта о Компаниях от 1948 года. Он был болваном, но я и до сих пор могу процитировать вам, например, параграф 109.

Я приободрился. Эдвард Грин нуждался в ком-то, наделенном некоторой долей смелости.

– Ну так давайте!

– Не понял.

– Расскажите, о чем гласит параграф 109.

Я скорее мог рассчитывать на благодушную терпимость с его стороны, чем на то, что он молча поставит мне вторую плохую оценку.

– Если вы настаиваете, Фортьюн, так и быть. Речь там идет о сертификате, разрешающем государственным компаниям заниматься бизнесом. Чаще его называют торговым сертификатом.

Было видно, что старик ужасно доволен собой. Он явно гордился тем, что до сих пор помнит это.

– А теперь, друг мой, скажите, каким параграфом он был заменен в Акте о Компаниях от 1985 года?

Это была наиболее характерная баббингтонская манера: покажи мне, на что ты способен как юрист. Я взглянул на Грэхема, который сидел с безучастным видом. Он был человеком практичным, а всякими мелочами предоставлял заниматься другим, и в первую очередь мне.

В течение последних восьми лет мне постоянно приходилось перелистывать Акт о Компаниях от 1985 года. В том странном мире, где я обитаю, это выглядит добродетелью.

– Он был заменен параграфом 117(1), однако я думаю, что в этом Акте данный параграф не трактуется как определение функций исключительно торгового сертификата.

Грэхему ничего не оставалось, как молча наградить меня аплодисментами.

Эдвард улыбнулся и одобрительно кивнул Грэхему.

– Великолепно. Я рассчитываю, что через шесть месяцев мой мальчик будет цитировать это по памяти.

Как возвысило меня в собственных глазах то, что им понравилась демонстрация этого высшего правового занудства. О, если бы я только обладал более полезными способностями, нежели умение держать в памяти законодательство о компаниях, насколько продуктивнее была бы моя жизнедеятельность.

– Не беспокойтесь. Он освоит это, как освоил восьмичасовой график.

Отец Ричарда слегка смутился.

– Да… хорошо… Будем надеяться. Честно говоря, Фортьюн, он никогда не ладил с цифрами. Вот почему мы решили, что ему не стоит учиться бухгалтерскому делу. И заниматься мелким предпринимательством.

Бедный маленький богатенький мальчик Ричард! Ты должен был бы вызывать симпатию, хотя и не слишком большую, конечно. Сентиментальность в «Баббингтон Боттс» приводила к тому, что приходилось покупать секретарше подарок на Рождество, дабы не утратить ее расположения.

Наконец, старший компаньон бросил демонстративный взгляд на часы и сказал, что не хочет больше отнимать наше время.

– В конце концов у меня есть еще один дом в Таскане, который вы все помогаете мне поддерживать. – Он усмехнулся. – Желаю удачи, Фортьюн. И помните, что с ним надо обращаться построже, чтобы он тоже набрался ума.

Тем самым старший компаньон подытожил отношение руководства фирмы к управлению делами.

– Да, сэр.

– До скорого, Грэхем.

Он многозначительно кивнул нам обоим и прошагал к выходу. Наступила умиротворяющая тишина, и я с облегчением плюхнулся на стул.

– И как же мы оказались в таком дерьме, Грэхем?

У него был как никогда виноватый вид.

– Это все случилось на прошлой неделе, когда я был в командировке в Женеве. Но это хорошая возможность, если вы правильно ею воспользуетесь.

– А если нет?

– Тогда увидите, как ваша подруга Элли обойдет вас на повороте.