Текст книги "Падение, или Додж в Аду. Книга вторая"

– Алая Паутина! – воскликнула Ева.

– Это называют по-разному. Ваше название не хуже других, – сказал Скиталец. Его напиток немного остыл, и он отпил большой глоток. – Таким было Падение старых богов. Я повернулся спиной к сиянию, которое многие объявили сиянием славы, и с большей частью моего отряда спустился в долину, где мы основали Стан. Но одна из нас, по имени Медвяна – она когда-то была моей возлюбленной, – захотела остаться на хребте и любоваться сиянием Эла, так оно ее заворожило. Она и построила Элохрам. Многие души стекались туда и, обретя форму, приходили в долину. Мы в Стане учили их рубить деревья, разводить огонь, плавить металл, обжигать кирпичи, а также многим другим ремеслам, полученным от Искусницы и Делатора. Так появился Элгород.

Его слушатели задумались.

– Мы не видели Медвяну в храме, – сказал Адам.

Скиталец кивнул:

– Медвяна передала Элохрам жрецам, которых воспитала и обучила, а сама ушла через море травы к Улью и башне Эла в надежде обрести там счастье.

– Как давно было Падение? – спросила Ева. – Сколько стоит Стан – как много зим прошло?

Скиталец глянул на мужчину, который шел по Стану с бревном на плече.

– Спросите его, и он скажет – всего несколько лет, ибо он забывчив. Если хотите узнать точное число, вам надо пойти на запад и разыскать Пест, старую душу, которая записывала хронику всего, что видела. Сам я долго не считал годы, и много их минуло, прежде чем я стал делать зарубку на стене дома каждый год, как большое дерево сбрасывает листья. Я как раз собирался сделать это сегодня утром, когда появилась ваша спутница, Маб. Можете пойти со мной и сосчитать – зарубки будут ответом.

При этих словах Скиталец достал из-за пояса стальной нож и проверил лезвие ногтем. Потом встал, распахнул дверь в свое жилище и оставил ее открытой на случай, если Адам и Ева захотят войти следом.

Они вошли и поначалу почти ничего не увидели, потому что свет проникал лишь в два маленьких отверстия. Стены из обтесанных древесных стволов были сизыми от времени. Когда глаза привыкли к полумраку, Адам и Ева увидели множество вертикальных зарубок на расстоянии меньше пальца одна от другой. Не все бревна были в таких пометках, но на большинстве они шли от стены до стены. Пока Адам с Евой смотрели, Скиталец провел пальцем по одному бревну и нашел место, где зарубки кончались. Здесь он и принялся работать ножом.

– Еще год минул, – заметил он.

Скиталец нашел в Стане ветхий дом, где никто не жил, и в следующие недели научил Адама и Еву обтесывать бревна и крыть крышу. Они починили те части дома, которые подгнили от дождей, и приготовились зимовать. Живот у Евы по-прежнему рос. Она стала ненасытной, но, даже поев, предпочитала не работать, а отдыхать либо сидела дома и упражнялась в ремеслах, которые Скиталец возводил к члену Пантеона по имени Искусница. Адам и Ева ходили уже не в звериных шкурках, а в шитой одежде из тканой материи. С жителями Стана и Элгорода Ева почти не общалась. Маб все время проводила с ней, делясь знаниями о ремеслах и другими сведениями. Адам возил из-за реки бревна, кирпичи и всякие разности для Евы; за это он работал у печей для обжига и у горнов на берегу либо присоединялся к дровосекам, отправлявшимся выше и ниже по течению.

Чуть выше города сливались три реки. На расстоянии, которая душа может пройти за день, все деревья по их берегам давно вырубили. То же и вниз по течению. Когда город только построили, а зарубок на стенах в доме Скитальца было гораздо меньше, добывать бревна было значительно проще.

Адаму и Еве очень повезло, что у них был теперь собственный дом в Стане. На берегу Адам узнавал некоторые души, которые они с Евой видели в свой первый день в Элгороде. Даже сейчас, несколько месяцев спустя, у них своего жилья не было и не предвиделось. Некоторые сбивались в отряды и уходили вниз по реке или через западные горы в надежде найти место получше. Из них одни не возвращались, другие приходили, оголодавшие, и рассказывали о далеких городах, о тамошних диковинных обычаях и невероятно странных воззрениях на Эла и все прочее.

Адам завел привычку сидеть с ними за едой и слушать их рассказы. Они с Евой не забыли, что еще в Саду задумали обойти Землю и разыскать свою мать, Весну. Истории путешественников не внушали надежды, что Весну и других бета-богов легко будет отыскать.

Средний и восточный рукава реки сходились у основания холма, лес на котором давным-давно свели за исключением одного исполинского дерева на вершине. Теперь оно стояло одиноко, и его было видно издалека. На стволе по-прежнему болтались обрывки веревок, брошенных прежними дровосеками, а к воде по-прежнему вела раскисавшая в дождь колея, по которой бревна некогда тащили к реке, где связывали в плоты. На дереве сохранились зарубки – его много раз безуспешно пытались свалить.

Адам работал не каждый день, но, когда работал, вставал на заре, шел к реке и переправлялся на какой-нибудь из лодочек, постоянно сновавших туда-сюда. Работники на другом берегу видели его заранее. Он был выше их и, когда наловчился орудовать топором, стал рубить быстрее, чем любые двое горожан. Обычно его поджидали загодя и начинали зазывать к себе, как только лодка приближалась к берегу.

Впрочем, однажды Адам спустился из Стана и увидел, что лодка ждет его прямо на западном берегу. Владел лодкой некий Руб, живший в собственном деревянном доме. Однако ему хотелось дом из обожженного кирпича, и потому он каждый день отправлялся валить лес. Недавно Руб ценой больших издержек и трудов выстроил себе эту лодку и теперь вместе с артелью из рослых умелых душ отправлялся в многодневные вылазки на далекие участки.

– Я давно смотрю, как ты каждое утро кукуешь на берегу в ожидании лодки, – сказал Руб. – Мне подумалось, что я могу тебе помочь.

И он положил руку на борт.

– Спасибо за заботу, – ответил Адам. – Хотя, вижу, твоя артель тоже не пожалела времени.

В лодке сидели еще шесть душ с топорами на коленях.

– Пустяки, – сказал Руб, – но, если ты и впрямь признателен, может, присоединишься к нам на сегодня? С моей лодкой и артелью мы за день нарубим больше, чем слабые и одинокие души за неделю.

Слова Руба разбудили в Адаме новое чувство: гордость, что именно ему предложили место в артели. Все работники смотрели на него, и у них были отличные большие топоры. Адам согласился и запрыгнул в лодку.

Он оказался напротив Точилы, души, с которой ему случалось работать прежде. Это вызвало менее приятное чувство, поскольку Точила имела привычку пристально наблюдать за Адамом, а это было неприятно. Точила не была особенно рослой и сильной, однако умела ловко острить топор на камнях, которые носила в сумке из шкуры какого-то животного. Поэтому она рубила деревья быстрее других. Рядом с ней сидел Яр. Пока не пришел Адам, Яр был самой рослой и сильной душой в Элгороде. Адам догадывался, что Яр спит с Точилой.

Руб обыкновенно отправлялся вверх по реке в какой-нибудь дальний стан на западном рукаве. Течение там было быстрее, чем в двух других, и на берегах осталось больше хороших деревьев. Они прошли на веслах мимо исполинского дерева на холме у первой развилки и дальше до того места, где бурные воды Западной вливались в медленную Среднюю, и направили лодку в левый рукав. Река пыталась вытолкнуть их, словно наделенная собственной душой.

– Адам и Яр, – сказал Руб, – пришло время гребцам послабее подвинуться, а вам взяться за весла.

Яр встал и сменил душу поменьше на средней банке, где сидели гребцы. Он мощными руками ухватил весло и выжидательно глянул на Адама. Тот понял: от него ждут того же. Адам не привык, чтобы другие души им командовали, но видел, что так тут принято, поэтому сел рядом с Яром и взялся за другое весло.

– Греби! – крикнул Руб.

Яр налег, и лодка повернулась. Все недовольно глядели на Адама.

– Греби! – повторил Руб.

Адам попытался сделать то же, что Яр, и все равно гребок Яра получился сильнее. Руб велел Адаму грести одному, чтобы выровнять лодку.

– И налегай со всей мочи, дылда! – вставила Точила. Адам сразу вспомнил, за что ее не любит.

– Я взял тебя за острый топор, а не за острый язык, Точила, – одернул ее Руб. – Займись-ка лучше своей работой.

Адам опешил; он не привык, чтобы одна душа так говорила с другой. Однако Точила послушно достала из сумки камень и принялась острить лезвие топора.

Грести было утомительно, но, стоило Адаму хоть немного ослабить усилия, Яр начинал грести еще сильнее, и лодка разворачивалась поперек течения. Каждый раз Руб недовольно говорил, что они теряют время, потому что река гонит их назад. Постепенно Адам научился грести в лад с Яром, точно соизмеряя силы. Какое-то время спустя Яр устал и начал грести медленнее. Адам тоже снизил темп, чтобы лодка шла ровно.

Еще до полудня они добрались до места, где вырубка сменялась лесом. Тут они вытащили лодку на берег и принялись орудовать топорами – все, кроме Руба. Тот расхаживал взад-вперед по берегу, внимательно глядя на землю.

– Тут побывал Тук со своей шайкой, – сказал он наконец. – Я вижу следы его ножищ.

Адам принялся за большое дерево, однако Руб велел ему взяться за другое, еще толще. Адам размахнулся топором, но понял, что лезвие затупилось. Неподалеку Точила куда быстрее продвигалась с деревом потоньше. Адам попросил у нее камень из сумки. Она с большим удовольствием посоветовала ему отправиться в глухой лес на корм волкам. Адам спустился к реке и нашел подходящий камень. Руб подошел спросить, отчего Адам не делает, что велено. Адам объяснил. Руб взял его топор и проверил лезвие.

– Точила! – заорал Руб, хотя отлично видел, что она неподалеку.

Он орал, пока она не подошла, а тогда принялся ее бранить. Адам точил топор чуть поодаль, и плеск реки заглушал слова, однако тон был вполне понятен. Некоторое время они переругивались, потом Руб размахнулся и с такой силой ударил Точилу по щеке, что она упала на землю.

Адам не в первый раз видел, как одна душа бьет другую – работники у реки иногда дрались. Однако тут было нечто другое. Руб ударил Точилу не в пылу злости, а так, как делали все остальное: тщательно обдумав заранее. Из леса появился Яр, но не упрекнул Руба и не бросился на выручку Точиле, а как будто съежился.

Позже в тот день Адам, уставший от долгих часов гребли и работы топором, решил немного отдохнуть, когда сзади раздался треск ломающегося дерева. Он оглянулся. Дерево падало прямо на него. Адам отпрыгнул в сторону. Его сильно хлестнуло веткой, так что из плеча пошла кровь, но больше ничего плохого не произошло.

В конце дня Руб сказал заканчивать работу и возвращаться в лодку. Они пометили бревна, сложенные на берегу, столкнули лодку на воду и залезли в нее. По течению грести было проще, так что Адам с Яром отдыхали, а на веслах сменялись души поменьше.

С того мгновения, когда Руб ударил Точилу по лицу, а Яр, видя это, только повесил голову и опустил плечи, тот в глазах Адама как будто уменьшился. Точила тоже держалась с Адамом без прежней спеси и прятала от него глаза. Одна сторона лица у нее распухла и побелела.

Когда вечером Адам, чуть не падая от усталости, вернулся домой, Ева спросила, отчего у него рана на плече. Адам начал рассказывать, но, увидев, что она встревожена, постарался изложить все в очень смягченном виде. Он знал, чего боится Ева. Недавно они узнали, что сильно пострадавшие в таких происшествиях перестают существовать: их души покидают испорченные тела, и те растворяются, а души то ли исчезают совсем, то ли улетают и не возвращаются.

– Я буду очень осторожен, – заверил ее Адам, – и никогда не подвергну себя такой опасности.

Однако про себя он подумал, что будет, если недоброжелатель нарочно толкнет на него подрубленное дерево. Ева вроде бы немного успокоилась. Но она все равно видела, что он ушел на целый день и вернулся грязный, окровавленный и обессиленный.

– Зачем тебе столько трудиться, если здесь у нас есть все, что нужно? – спросила она. – Оставайся лучше со мной!

– Ты сама знаешь зачем, – ответил он. – Маб предсказывает, что скоро нас будет больше. Дом у нас уютный, но старый, и места в нем мало.

В тот вечер Ева не стала больше спорить, видя, как сильно он устал. Они и раньше о таком говорили, и Ева понимала: Адаму нравится валить деревья в диких местах, и никакие ее слова этого не изменят.

После этого Адам стал каждое утро садиться в лодку Руба. На второй день он греб сильнее, чем Яр, так что лодку то и дело разворачивало, и теперь Руб упрекал и высмеивал Яра. Адама это радовало: он чувствовал, что в какой-то мере отплатил за вчерашнее происшествие. У него почти не осталось сомнений, что дерево исподтишка толкнули Яр или Точила.

Во всяком случае, больше деревья на Адама не падали. Они с Яром, не сговариваясь, гребли теперь с одинаковой силой, и лодка шла ровно, хотя Руб и подначивал их состязаться. Впрочем, по большей части путь вверх по течению и обратно проходил в молчании или в пустой болтовне. Руб расспрашивал Адама, где они с Евой живут, достаточно ли велик их дом, хорошо ли обустроен и так далее в том же духе. Адам догадывался, что Руб ничего не говорит просто так, а всегда с какой-нибудь целью. В данном случае он хотел, чтобы Адам желал большего, а значит, греб быстрее и валил больше деревьев.

Так же – и с тем же умыслом – Руб и остальные расспрашивали его про Еву. Они не видели ее после первого дня в Элгороде, но слышали о ее необычном облике. Все понимали, что, хотя Ева уступает Адаму ростом, она все равно больше и сильнее большинства элгородских душ и, если бы захотела работать, легко их обогнала.

О том, что на самом деле происходит с Евой, они не имели ни малейшего понятия. Им было невдомек, что души могут производить на свет другие души. Адам, наученный общением с Рубом, Точилой и Яром, держал язык за зубами. Он сказал лишь, что Ева занимается в Стане теми ремеслами, что ей по душе, и в ближайшее время не присоединится к ним в лодке.

Они связывали деревья в плоты и сплавляли их по Западной до ее слияния со Средней, а дальше до впадения Восточной у большого голого холма с одиноким деревом. На этом месте Руб всегда прерывал упреки, вопросы и другие тщательно просчитанные слова. Он смотрел на дерево, и все остальные, не смея прерывать его молчание, тоже смотрели, как будто сговариваясь когда-нибудь его срубить.

Затем они огибали излучину, и оно пропадало из виду. На берегу, где горели огни, бревна считали, сортировали и складывали в штабеля. Все их помечали знаками владельцев. Адам научился делать свой знак. По большей части его штабель рос. Впрочем, иногда, подходя проверить, Адам видел, что в его отсутствие бревен стало меньше. Он поделился этим наблюдением с Рубом. У того был наготове ответ: иногда надо «вычитать» бревна у членов артели, например если те работали недостаточно хорошо.

Объяснение было понятное, но Адам чувствовал, как будто от него что-то убыло. Руб вроде бы это понял и признал, что никто не любит «вычетов» и он сам предпочел бы без них обойтись. Однако таковы нынешние порядки. В Элгороде стало тесно, за новыми бревнами надо отправляться все дальше и дальше. Некоторые вовсе ушли из города и живут в лесах, как дикие звери. Некий Тук сколотил из таких несчастных целую шайку; они крадут бревна у честных элгородских дровосеков и нападают на них в диких местах. Шло к тому, что им всем придется делать выбор: оставаться в городе и делать его лучше или рассеяться в лесах. Решением стала лодка Руба. Другие, завидующие его успехам, уже строили себе такие же.

После этого разговора Адам вернулся в свой дом за рекой. Ева глянула на него тревожно, уж очень он был вымотанный. Адам начал ее успокаивать, говоря, что его штабель растет и, когда бревен станет довольно, он свяжет их в плот и перегонит на другой берег, чтобы расширить дом.

Скиталец часто навещал Адама, Еву и Маб в их домике. Познакомились они и с другими душами в Стане, но те по большей части были забывчивыми. Ева не могла скрыть свой растущий живот. Скиталец сказал, что видел четвероногих животных, когда те собираются произвести на свет себе подобных, и ему кажется, с Евой происходит то же самое. После этого Адама и Еву прорвало; так бывает, когда на реке тает ледяной затор и все, что за ним скопилось, устремляется вниз. Они рассказали, что происходят от Весны и Ждода и на свет появились иначе, чем все остальные души на Земле. Что они родились и выросли в Саду и оттуда их изгнал сам Эл. И что Скиталец угадал – Ева вынашивает новые души.

Скиталец спросил, за что Эл их изгнал, и они рассказали про червяка, который как-то проник в Сад, поведал им о Первой эпохе, подсказал имена из еще более давнего прошлого и был убит Паладином Эла.

Скиталец дивился всему, что они говорили, и особенно последним словам. Впрочем, он признал, что с первого дня догадался: Адам, Ева и фея-хранительница совсем не такие, как души, приходящие сюда из храма, и объяснить это может лишь самая удивительная история вроде той, что они сейчас изложили.

Минула зима, начала пробуждаться весна. Как-то ночью Ева пришла в сильнейшее исступление тела и разума – Адам испугался, что она разорвется на части. Аура пылала вокруг нее, как пламя, в котором выплавляют сталь; от грудей и до колен она вся обратилась в хаос, и хаос этот охватывал руки тех, кто пытался ей помочь. Они уже боялись, что она совершенно растворится, когда услышали тихий крик души, на Земле прежде не виданной, потом еще и еще. С каждым криком исступление и клубящийся хаос ослабевали, так что вскоре они увидели ее порождение: двенадцать душ, крохотных, но безупречных подобий Адама и Евы. Они явились на свет не облачками ауры, а воплощенными душами, одетыми в кожу и наделенными пальчиками и личиками. Головка у каждого была окутана аурой, которая тянулась наружу и быстро втягивалась обратно.

Рождение двенадцати малюток отняло все силы даже у Адама, хотя он, собственно, ничего не делал, только поддерживал Еву словами и время от времени исполнял поручения Маб. Фея не могла сама, например, принести воды из колодца в центре Стана, но знала, когда Еве нужно пить или ополоснуться.

Малюткам лучше всего было рядом с Евой, которая постепенно возвращалась к форме, какая была у нее в Саду. Они по большей части хотели спать, и Ева тоже. Адам укрыл их потеплее, развел огонь в очаге пожарче и вышел на поляну в середине Стана подышать свежим холодным воздухом. На небосводе ярко сияли звезды. Прямо над головой медленно двигалась Алая Паутина, мерцали ее далекие огни. Адам чувствовал, будто за ним наблюдает исполинское око. Он отвел глаза, как когда ловил на себе взгляд Руба, и приметил, что из домика к нему летит фея.

– Все случилось, как ты предсказывала, – заметил Адам, – хотя для меня загадка, откуда ты это узнала.

– Для меня тоже, – ответила Маб. – Знание не хранится в моем разуме как что-то, что я усвоила. Однако, когда оно нужно, я способна его извлечь.

– Может быть, ты сможешь извлечь знание о формах, – сказал Адам. – Я думаю об этом последнее время, ибо вижу изменения в моих товарищах по артели. Я гнал такие мысли, уж очень они меня смущают и огорчают. Но, глядя на двенадцать безупречных малюток, что произвела на свет Ева, я не могу отделаться от этих мыслей.

– Что ты хотел бы узнать? – спросила Маб.

– Когда нас прогнали из Сада, я думал, наш облик никогда не изменится. И когда мы пришли в Элохрам, Глядящий на Восток сказал, что душа, обретшая законченную форму, уже потом не меняется. И все же когда я впервые увидел Точилу, она была куда более статной и красивой, чем сейчас. А Яр был больше и сильнее всех душ в Элгороде, почти ровня мне. Но мне кажется, с тех пор как они каждый день работают в артели Руба, их формы стали иными. Они как будто съежились, ссутулились, ходят повесив голову и косятся на то, на что раньше смотрели прямо. Говорят, Яр теперь меньше Тука, который легким шагом ходит по дикому лесу и стоит расправив плечи.

Маб молча замерцала, как будто таким образом получала новое знание.

– Ты прав, – сказала она наконец. – Душа может претерпевать почти бесконечные изменения, если они происходят постепенно, день за днем.

Адама передернуло.

– Только подумать, что станет с Точилой и Яром, если они будут работать на Руба много лет.

– Да и с самим Рубом, – заметила Маб. – Его форма крупнеет.

Адам кивнул:

– Да, вначале он казался мне обычного роста. Теперь он вроде больше.

– Ты тоже меняешься, – сказала Маб. – И не в лучшую сторону.

Адама больно уязвили ее слова, но он мог лишь согласно кивнуть:

– Когда я впервые вошел к Скитальцу, мне пришлось наклонить голову под навесом крыльца. Но вчера я там был, и либо он поднял навес, либо я стал меньше.

– Он не поднимал навес, – сказала Маб.

Адам задумался:

– Кто знает, чем это кончится? В моем случае перемены медленные и незначительные, так что я их не замечал или не хотел замечать. Сейчас, глядя на безупречные формы двенадцати новых душ, я радуюсь, но мне горько думать, что их совершенство исчезнет, если они останутся здесь и будут жить как я.

Холодный ветер задувал под одежду, и Адам переступил с ноги на ногу. Он повернулся спиной к дому, где жил с семьей, и поглядел на восток – небо там вроде светлело, и Адам подумал, что занимается заря. Однако свет на востоке двигался гораздо быстрее, чем бывает на рассвете, и был как будто сосредоточен в одной точке, скользящей по небосводу в их сторону. Он пронесся высоко над Элохрамом и теперь спускался в долину. То был крылатый ангел из Элова воинства. Когда он сложил крылья и приземлился посреди Стана, Адам узнал Гонца Эла. Гонец Эла был изящнее Эловых воинов и самый из них быстрый – кроме крыльев за спиной, у него были еще и крылышки на щиколотках. Однако, как и воины, он носил на бедре светозарный меч-молнию.

– Приветствую тебя, Адам, – сказал Гонец Эла. – Да будет тебе известно, что все, знавшие и любившие тебя и Еву, горюют, что вы больше не в Саду.

– Мы часто о нем вспоминаем, – признался Адам, – и о том, как там было хорошо. Однако скитания по Земле принесли нам мудрость, какую мы не обрели бы в Саду. Теперь мы знаем и умеем больше, чем раньше.

– Сдается, так и есть, – сказал Гонец Эла, – ибо нас достигли сведения, что сегодня на Земле есть двенадцать новых душ, которых не было вчера.

– Ваши сведения верны, – ответил Адам.

Гонец Эла кивнул.

– Меня отправили на них взглянуть, – объявил он.

Адам покосился на дом. Гонец Эла отметил, куда он смотрит.

– Сейчас Ева отдыхает после тяжелых трудов, а маленькие спят, – сказал Адам. – Твое сияние потревожит их покой.

Он надеялся такими словами совсем не впустить ангела в дом. Однако тот сразу померк, как будто загасили пламя. Крылья прижались к спине и приняли вид плаща, а крылышки на ногах превратились в обмотки из тусклой материи. Преображенный ангел походил на юношу в плаще из светлой ткани, с руками и ногами, замотанными от холода. Вместо молнии на бедре у него висел длинный тонкий предмет.

– Я их не побеспокою, – сказал ангел.

– Если ты не хочешь их беспокоить, проще вовсе не входить в дом, – заметил Адам.

– Мне поручено увидеть их своими глазами, – сказал ангел. – Таково веление Эла.

– Что у тебя на бедре, где раньше висела молния? – спросил Адам.

Ангел не ответил, но отцепил это что-то от бедра и прислонил к стволу большого дерева. Маб посветила туда, и Адам увидел необычно длинный нож. Дерево таким не срубишь, но при неосторожном обращении недолго и кого-нибудь покалечить.

Гонец Эла ступил на порог их жилища и, не постучав, толкнул дверь. Грудь Адаму стеснило чувство, как когда Руб вычитал бревна из его штабеля, но вновь он никак этого внешне не выказал и ощутил, что от него убыло. Мелькнула мысль: что происходит в такие мгновения с веществом, которое вычитается из его формы? Добавилось ли оно к Гонцу Эла или к самому Элу? Растет ли Руб за счет Яра? Может ли одна душа за достаточный срок целиком поглотить другую?

Так или иначе, Адам вслед за Гонцом Эла вошел в дом, Маб – за ним. Они остановились перед спящей Евой, полускрытой под двенадцатью малютками. Некоторые спали, ворочаясь и посапывая время от времени. Другие лежали молча, глядя раскрытыми глазами на вошедших и на все вокруг. Двое захныкали, и Маб метнулась отвлечь их своим ярким огоньком. Гонец Эла, сейчас бескрылый, обошел кровать, сосчитал маленькие души и нагнулся рассмотреть их поближе.

Адам заметил, что гость особенно внимательно смотрит им между ног.

– Шесть мужского пола и шесть женского, – произнес Гонец Эла, когда осмотрел всех.

– Да, – ответил Адам. – Я не знаю, почему их число равно, только что так определила Весна. Может быть, по ее замыслу они должны составить пары, как мы с Евой.

Гонец Эла внимательно его выслушал и утвердительно кивнул:

– А для чего, по-твоему, послужат такие пары?

Адам пожал плечами:

– Вдвоем веселее. Можно вместе сделать то, с чем не справится один.

– Для этого не нужны именно мужчина и женщина, – заметил Гонец Эла.

– А по-твоему, зачем это? – спросил Адам, потому что у Гонца Эла, похоже, уже был ответ.

Один из малюток проснулся и заплакал. Маб метнулась к нему.

Чтобы не беспокоить спящих, Адам и Гонец Эла вышли из дома в ночную прохладу, закрыли за собой дверь и продолжили разговор под звездами.

– Долгие годы малюткам будут нужны твоя защита и твои наставления, – сказал Гонец Эла. – Для такой трудной задачи нужны две души. Весна это провидела, когда запрограммировала ваши формы порождать мужчин и женщин в равном числе.

– Ты хочешь сказать, что со временем двенадцать порожденных сегодня составят шесть таких пар.

– Да, и каждая пара со временем породит новые души, как вы с Евой. И даже Ева способна породить еще, когда оправится от сегодняшних трудов.

Ни о чем таком Адам прежде не задумывался – изумление, усталость и радость вытеснили у него всякие мысли. Ему стало стыдно, что он не проник умом в замысел Весны.

Почему-то ему подумалось про лес, где он каждый день работал с дровосеками. На расстоянии, которое душа может пройти за неделю, все горы были одеты деревьями в таком числе, что и не сосчитать. Однако в Саду они с Евой узнали, что и деревья, и все живое плодится и размножается из единственного семечка. Если порожденные Евой шесть пар со временем произведут на свет столько же, то число душ со временем сравнится с населением Элгорода. Сосчитать могла бы только Маб, но обширность лесов давала Адаму общую картину Земли, населенной бесчисленными душами, сходными с Адамом и Евой. Они воспитают эти души и научат их справедливости, чтобы никто не рос и не совершенствовался за счет другого.

– Извини, что понял только сейчас, – сказал Адам. – Да, теперь я вижу, какова программа Весны.

– Прекрасно, – ответил Гонец Эла. – Ты вырос в Саду, и сам Эл оттачивал твой ум, так что ты рано или поздно должен был увидеть ошибку Весны и понять, в чем беда.

– Ошибку? Беда? – повторил Адам.

– Да. Земля не может поддерживать все те души, что со временем породит неудачная программа Весны. Души, возникшие обычным порядком, уже вырубили все деревья в окрестностях Элгорода, а из Элохрама каждый день прибывают новые. Не думай, будто Эл из своего Дворца этого не видит. То же самое в других городах и селениях по всей Земле. Если к ним добавятся тысячи и миллионы потомков Адама и Евы, Земля оголится и станет бесплодной и мертвой, как оно. – И ангел возвел глаза к пылающему кратеру Алой Паутины.

Адам долго не мог придумать ответа.

– Не стану отрицать, что собственными руками срубил немало деревьев, желая построить дом побольше для Евиных малюток. И да, если так же станут делать тысячи моих потомков…

– Миллионы, – вставил ангел.

– …они оголят Землю, которая сейчас покрыта красивыми лесами. Однако на то, чтобы породить столько душ, уйдут долгие годы, и, может быть, за это время мы научимся жить иначе? Мы не слепы. Элгородские души уже и сейчас придумывают, как обходиться меньшим количеством бревен.

– Это лишь оттянет неизбежное, – сказал Гонец Эла. – К счастью, есть способ прямо сейчас поправить дело. Быстрый и легкий.

И ангел потянул за рукоять маленького ножа, спрятанного у него на поясе. Блеснуло, показавшись из ножен, лезвие.

– Что это за способ и при чем здесь нож? – спросил Адам.

– В каждом из двенадцати заключена способность порождать новые души, – объяснил Гонец Эла. – Те, что мужского пола, подобны в этом тебе, а те, что женского, – Еве. У них органы размножения глубоко внутри, а у тебя и у мальчиков – снаружи, где ошибку Весны легко исправить одним почти безболезненным надрезом. Ничто не будет удалено. Довольно рассечь одну внутреннюю связь. Я займусь этим, пока они спят.

И ангел, вытаскивая нож, шагнул к двери. Лезвие было немногим больше Адамова ногтя и поблескивало в свете звезд.

Адам взял ангела за плечо.

– Если все так просто, как ты говоришь, то давай мы с Евой обсудим твое предложение, а ты возвращайся некоторое время спустя.

– Это не предложение, – отвечал ангел, сбрасывая его руку, – а приказ самого Эла, и мне велено исполнить его сегодня же.

– Эл здесь не указ, – произнес третий голос. Адам, повернувшись, увидел, что к ним через поляну идет Скиталец. – Стан мал и убог в глазах того, кто спустился с высот Дворца, но он стар. Его основали те, кто, как я, возник в эпоху старых богов и видел Ждода собственными глазами. Мы не звали Эла на Землю и не давали ему власти присылать в наши дома прихвостней с ножами.

Услышав эти слова и увидев гордую поступь Скитальца, Адам осмелел. Он встал между ангелом и входом в дом.

– Для праздного отшельника, который столетиями отсиживался у себя в хижине, ты говоришь чрезвычайно смело, – сказал Гонец. – Но пока ты тут гонял чаи, на Земле произошли великие перемены. Тебе бы стоило вновь отправиться в скитания, как встарь, и ознакомиться с новым порядком вещей, прежде чем оскорблять Эла и чинить препоны его посланнику.

Лицо Скитальца затуманилось, и он не нашелся с ответом, но тут заговорил Адам:

– Как ты знаешь, я знаком с нынешним порядком вещей и не склонен оскорблять Эла. Но его посланника хочу остановить.

Скиталец не сбавил шаг, так что теперь Гонец Эла оказался между ним и Адамом. Ангел увидел, что ему преградили дорогу с обеих сторон, и вновь преобразился. Одеяние его просветлело, засияло и распахнулось могучими крыльями. Он взмыл в воздух, чуть выше, чем может подпрыгнуть обычная душа, так что перед Скитальцем и Адамом оказались его крылатые ноги.

– Меня отправили сюда исправить беду, а не пререкаться! – объявил он.

Ангел распростер крылья на всю огромную ширину и взмахнул ими всего один раз. Скитальца и Адама бросило на землю с такой силой, что оба на время потеряли сознание.