Текст книги "О Родине, времени и о себе… Воспоминания, рассказы, стихи"

О Родине, времени и о себе…
Воспоминания, рассказы, стихи
Нина Майорова

© Нина Майорова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нина Николаевна Майорова – поэт и писатель, отлично владеющий русским языком, активный участник культурной и литературной жизни Москвы. обаятельная и милая женщина, искренняя и позитивная, сохранившая чистейший взгляд на мир.

Постоянный участник издательских проектов «Антология сетевой поэзии», «Антология короткого рассказа», «Живое авторское слово» и многих других… Экономическое образование помогает ей объективно оценивать реальность и быть математически точной в описании исторических событий.

Она пишет о природе, о Родине, о себе – обо всем, что ее волнует. Записи мемуарного плана интересны описанием существующей социалистической действительности с исторической точки зрения.

Стихи Нины Николаевны легки и просты по форме, но затрагивают душу. Она пишет и для себя, и для тебя, дорогой читатель. Сборник очень удачно структурирован автором: сначала идут повествования мемуарного плана и воспоминания, затем рассказы, сказки и стихи.

Надеюсь, что в ее произведениях ты найдешь созвучные твоей душе ноты, и откроешь книжечку еще и еще…

Приятного чтения!

Татьяна Помысова, Член МРСП

Эта книга для тех, кто хочет знать, как мы жили в советские годы.

Что было тогда плохого, а что хорошего. Но хорошего, на мой взгляд, было больше. Это – моя единственная книга, написанная уже в зрелые годы. Возможно, кто-то упрекнет меня, что я пишу о себе, но так делают многие, даже великие писатели. Книга – это слепок души (с).

Как часто, уже состарившись, жалеешь, что не выспросила у родных что-то важное о семье, о родне, о том, как это все было тогда: революция, Гражданская и Великая Отечественная войны и так далее.

Меня расспрашивать некому, а может быть, родственники еще не дожили до того возраста, когда это будет их интересовать. Но будет поздно.

Поэтому, я решила написать о том, чему свидетелем я была и что запомнилось мне из воспоминаний старших.

Эту книгу я с благодарностью посвящаю памяти моих горячо любимых родителей: Николая Ивановича и Елены Степановны Майоровых.

Дорогой читатель, надеюсь, что Вам будет интересна эта книга.

Это будет откровенный и доброжелательный разговор о жизни, времени и о себе.

Благодарю моих родных, сподвигших меня на написание этой книги:

Льва Петровича Матвеева,

Татьяну Николаевну Хлопову,

Галину Николаевну Лукину,

Ольгу Николаевну Рубальскую,

Александра Владимировича Майорова,

Анатолия Владимировича Тарелкина,

Владимира, Виктора, Надежду Державиных за моральную и материальную поддержку.

С любовью и уважением, Нина Николаевна Майорова

Воспоминания

Моя бабушка Надежда Васильевна Тарелкина, урожденная Фирсонова, родилась в небогатой семье. И хотя по рассказам была очень красивой, долго не могла выйти замуж. По преданию родители моего деда Степана Ивановича Тарелкина были довольно суровыми и даже жестокими. Потому-то в их дом матери не хотели отдавать своих дочерей, жалея их.

Раньше, не особенно считались с чувствами молодых, и, скорее всего моя бабушка попала в дом Тарелкиных – бесприданницей. Она была на год старше своего мужа, что не одобрялось ни в какие времена.

Фамилия «Тарелкины» произошла от прозвища, так как у них у первых на селе появились первые фаянсовые тарелки, тогда как на селе пользовались глиняной посудой:

мисками, плошками, горшками.

Однако, пара оказалась на диво красивой и прочной.

Молодая семья подалась на заработки в Санкт-Петербург, к деду, содержавшему большую семью – жену и шестерых детей и работающему дворником. Старшие учились в училище для простолюдинов, организованном П.А.Потехиным.

Преподавание там велось по программе гимназии. Многие из учителей были выходцами из привилегированных семей.

Заработанные дедом деньги частично отсылались отцу на село, чтобы построить отдельный дом для молодой семьи.

Однако, этими деньгами с согласия отца, воспользовался брат деда и когда во время революции дед вернулся на свою «малую родину» ему пришлось строиться на выселках, в четырех километрах от села, через реку. Дом этот дед построил своими руками, лишь немного помогали старшие мальчики. Дом стоит и поныне.

Когда началась война, мы с мамой, с братом и моими двоюродными сестрами – сиротами были в деревне у дедушки с бабушкой, в дальнем Подмосковье.

Мой папа, Николай Иванович Майоров, будучи военнослужащим, каким-то образом вырвался в деревню, чтобы отправить нас в эвакуацию. Он предложил и бабушке с дедушкой ехать с нами.

В то время большинство людей были верующими. Но наша бабушка была настолько набожной, что соседи считали ее святой. И вот, помолившись и загадав сон, она легла спать, а наутро говорит: «Никуда мы отсюда с дедом не поедем. Немца здесь не будет». И рассказала свой сон. Я его передам, как помню с рассказа мамы.

– Вот стою я на крыльце, – говорит бабушка, – а перед домом глубокая – преглубокая и длинная – предлинная яма, на другой стороне стоит немец, а я думаю: «Нет, голубчик, тебе через эту яму не перебраться…»

Брат же, которому в то время было шестнадцать лет, несколько по – другому рассказывал этот сон. Будто, на другой стороне этой ямы показалась сначала одна девочка (диво), а потом другая и обе исчезли. Это означало два дива, что немец пришел, но не дошел… И еще брат удивлялся, как неграмотная бабушка могла описать настоящий противотанковый ров.

Самое интересное, что ее предсказание сбылось. В округе – километрах в пяти – шести от нашей деревни были передовые отряды немцев – разведчиков, а к нам они не попали. Вот такие чудеса бывают в жизни.

Из деревни в Москву мы ехали на «Эмке» и видели кружащие над нами зловещие немецкие самолеты, слышали их ужасный вой. Жуткий страх от гула самолета преследовал нас и по окончании войны, когда летали только наши, краснозвездные самолеты. В Москве мы пробыли несколько дней. Помню темные бумажные шторы, сигнал тревоги из черной тарелки репродуктора. Мама бросалась одевать нас, троих малышей, а пока она нас одевала, давали отбой. После этого, мы, малышня, услышав тревогу, бросались под большой обеденный стол, там было спокойнее, и продолжали играть в куклы.

Из Москвы в Пензу мы ехали крытой грузовой машиной. На ночлег останавливались в селах, где сердобольные женщины поили нас чаем и угощали, чем Бог пошлет. При этом расспрашивали: «Неужели все это ваши дети?» Мама объясняла, что сын и дочь – ее, а вот две девочки – дети брата, сироты, поскольку их мать умерла в роддоме. Женщины ахали, вздыхали, может быть, задумывались и о судьбе своих мужей и сынов, ушедших на войну.

Однажды, одна старушка, услышав рассказ мамы о сиротах, сказала: «Вот попомни мои слова, все твои с войны вернутся, так как ты сирот в беде не оставила». Мама вздохнула: «Вряд ли это случится, такая война…» Однако, это предсказание сбылось.

В войне участвовали все мужчины нашей семьи: папа и оба брата. Старший брат, окончив десятилетку, поступил в военное артиллерийское училище, которое было переведено в Пензу, куда мы и ехали. Второй брат ушел на фронт добровольцем в семнадцать лет, окончив училище в Уфе. И все они вернулись с войны. Погиб только один мой двоюродный брат – Виктор Кулевский, совсем еще мальчик, папин племянник. В маминой семье все братья и сестры остались живы.

Когда в 1942 году немец был отброшен от Москвы, мы вернулись. И вновь, на лето были отправлены в деревню все трое: Таня, Галя и я. В деревне нас радовало все: пушистая черно-белая кошечка. «Ой, бабушка, какое красивое платьице надела кошка!»

«Как же, она вас ждала, вот и нарядилась…» «Ой, какие красивые маленькие ягнятки! Как их зовут?» – «А это Таня, Галя и Нина», – улыбалась бабушка.

Умная и красивая корова – почему-то Танька. С родителями в деревне жила их старшая дочь Анна. Она нам казалась строгой и сердитой. Может, потому, что у нее была неудачная жизнь, но об этом потом… А тут, не сговариваясь, мы стали звать корову Анькой. Когда мы шалили, чтобы нас остановить, бабушка тихо, но строго говорила: «Вот вас касатик заберет!» И мы затихали. Хотя, до сих пор так и не знаю, кто это такой. Тем более, что порой, лаская нас, она приговаривала: «Ах, вы мои касатики». Я не помню, чтобы бабушка, хоть раз, повысила на нас голос, а тем более накричала. Дед ворчал, а тетя Аня могла и наподдать…

Как-то, возле леса остановился цыганский обоз. Нас не отпускали от дома, поскольку, как сказала бабушка, «цыгане десант высадили».

Когда мы уже учились в школе, на лето мы вновь и вновь приезжали к бабушке и дедушке в деревню. Мы уже знали, что у Пушкина была старая няня, которая рассказывала ему интересные сказки. Поэтому, устав от беготни и уличных игр, чтения и посильной помощи старшим, мы хором просили бабушку рассказать сказку. На это она нам отвечала, что сказок не знает, а расскажет быль. И рассказывала нам, не знавшим Бога, как Христос по воде ходил, аки посуху, как он семью хлебами и рыбой накормил огромное количество народа. Мы воспринимали это все равно, как сказку. Моя неграмотная бабушка отличалась замечательной памятью. Как рассказал мне потом старший брат, в свое время в колхозе вели антирелигиозную пропаганду, и он очень удивлялся, почему это верующая бабушка так спешит на эти занятия. Оказалось, что председатель колхоза – грамотный Трофим Емельянов просто– напросто читал Библию, а потом говорил: «Все это, бабоньки, неправда, все это – вранье». А старушки оставались при своем мнении и только воскрешали в своей памяти страницы Библии.

Володя, мой старший брат, когда я уже выросла, рассказывал много историй о своем житье в деревне, как он с младшим братом обрезал неспелые яблоки наполовину, как вместо табака набивали трубку дохлыми мухами деревенскому портному – пьянице.

В моем детском мозгу сложилось тогда неправильное представление, будто в деревнях живут только бабушки и дедушки, а в городах – родители с детьми. К сожалению, в наше время-это почти верная картина.

Когда мы жили в деревне, время от времени к нам приезжал мой папа на «Эмке» и катал нас и всех деревенских ребятишек на машине, ведь тогда это было такой редкостью.

Я помню, как в послевоенной деревне пахали поле плугом на лошадях, как дедушка сеял пшеницу, шагая в лаптях по полю и разбрасывая семена горстью из соломенного лукошка – севка… Помню, что ригой называли огромный сарай, где сушили снопы, молотили и веяли хлеб, а не город, о котором я узнала позже в школе. Вот, оказывается, какая я уже старая…

Сколько помню себя, бабушка с дедушкой вставали чуть свет, а ложились за полночь. Когда мы приезжали в деревню, бабушка хлопотала по дому: то возле русской печи с тяжелыми горшками и ухватами, то обихаживала скотину и огород. Иногда мы ей помогали: пололи картошку, собирали гусениц с капусты, ворошили и сгребали сено, ходили за водой к колодцу с жестяными ведрами, рвали в лесу траву для вечерней дойки коровы, которую бабушка всегда подкармливала при этом. Рвать траву с других угодий не разрешалось, так как они принадлежали колхозу. Иногда помогали пасти скот пастуху. Но это поручалось только бойкой и ловкой Гале. Слыша с вечера разговор взрослых, что надо зарезать овцу, мы хором просили: «Не надо! Не надо!» Так нам было ее жалко. Зато поутру, когда нам давали тушеную картошку с мясом, мы дружно ее уплетали и нахваливали: «Как вкусно!», а сейчас ее считают вредной едой.

Еще за столом у нас была такая забава: тогда не было сахарного песка и рафинада, в сахарнице всегда подавался к чаю сахар, мелко наколотый дедом. Не помню, чтобы нас ограничивали в сахаре, но мы придумали пить чай «вприглядку», а после, вылезая из-за стола, охотно съедали сэкономленный сахар. Так было не то чтобы вкуснее, но интереснее.

Когда мы с сестрами учились в восьмом классе, бабушку парализовало. Основная забота по уходу за ней легла на дедушку Степана и их старшую дочь Анну. Нам поручали поить ее с ложечки и отгонять назойливых мух. Хотя бабушка была парализована, речь сохранилась. Она говорила нам: «Вот лежу я здесь, как обрубок, а кругом такая красота (про сад), что и умирать не хочется!»

Думаю: «Их всю жизнь учили и они в это верили, что их ждет загробная жизнь, а ей все равно хотелось жить на этом свете. Что же тогда говорить о нас, которые и хотели бы верить, да все сомневаемся…»

Семейные истории. По воспоминаниям Ольги Рубальской (Тарелкиной)

Я хочу рассказать о семейных историях моей тети Елены Майоровой (в девичестве Тарелкиной).

Елена Степановна Майорова – из крестьянской семьи дальнего Подмосковья – села Большие Белыничи. Село Белыничи находится на границе Московской и Рязанской областей. Оно одно время входило в Рязанскую область, в настоящее время находится в составе Московской области.

Прежде всего, в семье существовал вопрос: почему фамилия у крестьян Тарелкины. Ведь в крестьянских семьях тарелками вообще не пользовались. Один из простых ответов. Кто-то привез из города тарелки и их стали использовать. Но это, маловероятно, т. к. для еды использовалась одна большая миска или ладья (деревянная). (Все знают роскошную деревянную ладью с росписью народных умельцев, например, хохломскую, к которой прикладывается набор деревянных ложек). В неё наливался суп или накладывалась каша. По команде старшего в семье все начинали есть из одной посуды – большой миски. Этот обычай просуществовал вплоть до начала 20 века. Фамилии же давались крестьянам в основном в пятнадцатом веке.

В качестве другой гипотезы выдвигается следующая версия. В средние века писались жалобы царю. За эти жалобы можно было получить наказание. Вплоть, до казни. Особенно не поздоровилось бы зачинщикам, т.е. тем, кто подписывался первым в жалобе. Поэтому была придумана особая подпись, при которой нельзя определить, кто первый поставил подпись – это подпись по кругу жалобы. А крестьяне, подписавшиеся по кругу, стали называться талерщиками. Может быть происхождение фамилии связано именно с этим, т.е. жалобщики. (Талер – это немецкая монета круглой формы. Тарелки – это посуда, имеющая форму талера).

Семья моего деда была по крестьянским понятиям довольно зажиточная. Мой дед Степан Иванович – был вторым сыном в семье. Дом, в котором он родился, должен был достаться старшему брату. Дед решил накопить деньги и построить дом. Для этого он отправился в столицу Санкт– Петербург.

Сначала дед устроился на работу дворником, но вскоре дослужился до управляющего доходными домами на Надеждинской улице (ныне улице Маяковского). Он смог дать всем детям образование. Дочки окончили гимназию, а сыновья реальные училища. После революции, спасаясь от голода и холода, он пешком, вместе с семьей вернулся в родное село. (Возможно, быстрое бегство из Петербурга было обусловлено и другими причинами. Как теперь известно, все управляющие были на службе в полиции. Они должны были доносить о неблагонадежных жильцах. Возможно, дед спасался еще и от репрессий). Добирались несколько недель на перекладных. На поезда невозможно было попасть. Вернувшись, он вместе с еще несколькими крестьянами ушел на поселение. Основал новую деревню – Татины. Она находится на красивейшем берегу реки Осетр (приток Оки) в четырех километрах от Белыничей. Было построено на скорую руку 10 домов.

У деда было шестеро детей: Кузьма, Анна, Елена, Николай, Владимир и Вера. Кузьма был старшим сыном. Он говорил, что мать родила его в поле на меже. Кузьма окончил коммерческое училище и был коммерсантом. В дореволюционные годы в Санкт-Петербурге были в моде различные эзотерические учения. Кузьма увлекался учением Блаватской и хиромантией. Однажды он, посмотрев на руку своего приятеля, сказал, что тот умрет через полгода. Что и произошло. После чего Кузьма почти перестал заниматься предсказаниями. Но иногда просил посмотреть руку и говорил только хорошее, либо ничего не говорил. Во время революции он примкнул к большевикам. Сражался в Красной Армии под Мурманском. Рассказывал, что чудом остался жив. Его отправили с депешей в штаб. Когда вернулся, то оказалось, что его дивизия была разгромлена английским десантом и практически все погибли.

Приблизительно в 1920—21 годах ему устроили проработку на партийном собрании за его увлечение эзотерическими учениями (наверное, кто-то донес или он сам не скрывал) и его исключили из партии. Хорошо, что это было в 20-х годах, а не в 30-х, тогда бы точно посадили. Впоследствии он снова вступил в партию. И репрессии его не коснулись. Большую часть жизни проработал в торгпредстве.

Считается, что в молодости Кузьма был несчастно влюблен, поэтому он женился довольно поздно в 40 лет. Имел сына Александра. Саша окончил радиотехнический факультет авиационного института и всю жизнь проработал по специальности. Последнее время работал в лаборатории точных измерений министерства цветных металлов. Задача лаборатории состояла в том, что нужно было придумать сверхточные измерительные приборы. В основе изобретений сверхточных приборов очень часто лежали так называемые физические эффекты. Как правило, результат физических эффектов не вписывается в общую теорию физики. (Образно можно назвать физические эффекты, не вписывающимися в общую теорию физики, паранормальными явлениями). Большой опыт работы с физическими эффектами привел Сашу к выводу, что надо менять теорию. Последние годы жизни он был одержим работой над формулировкой новых физических законов. Вернее, не новых, а старых, но уточненных и детализированных. У него было много сомнений, т. к. он не считал себя каким-то особенным и почитал авторитеты в области физики. На каждую свою догадку он пытался найти подтверждение у своих коллег физиков. И когда находил, был очень рад. В частности, одним из его открытий было – ошибка в теории относительности Эйнштейна. Подтверждение этой ошибки он нашел потом у нескольких авторов. В трудные времена распада СССР лаборатория лишилась финансирования, и пришлось искать новых заказчиков. Одним из таких заказчиков стал вино-водочный завод «Кристалл». Лаборатория разработала систему точных измерений технологии изготовлении водки и в течение десяти лет «Кристалл» работал с этой системой, а мы угощались разливным коньяком, которой Саша покупал на территории завода. Позже лаборатория почти совсем не имела заказов, и мы ему предлагали устроиться преподавателем в институт на кафедру физики, тем более, что такая возможность была. На что Саша отвечал категорическим отказом: «Я не смогу преподавать студентам классическую физику по программе. Со многими постулатами я не согласен. Они не верны». В последние годы жизни, в возрасте шестидесяти семи лет, он освоил с нуля вузовский цикл информатики и стал хорошим преподавателем в институте. В личной жизни Саша в какой-то мере повторил отца. В молодом возрасте в институте был влюблен в свою однокурсницу армянку, которая предпочла другого. Саша был умен, образован, тактичен, красив (высокий блондин с чуть вьющимися волосами, в старшем возрасте напоминал Шаляпина) и несколько вальяжен. Он очень хорошо одевался и нравился многим девушкам и женщинам. Его много раз знакомили, но он так и не создал семью. Он был однолюб. Разбирая старые фотографии, оказалось, что фото его девушки и девушки его отца удивительно похожи. Это были брюнетки восточного типа с тонкими чертами лица.

Анна была старшей дочерью и родилась в деревне. Дед, обосновавшись в Петербурге, привез семью и определил Анну в гимназию. Бабушка всю жизнь, прожившая в деревне, купила на ярмарке, как ей казалось, очень красивое платье для учебы. Когда Анна пришла в гимназию в этом платье, то одноклассники сразу прозвали её «деревенщиной». Платье не соответствовало Санкт-Петербургской моде. Анна сразу решила – ну я вам покажу. И решила стать первой ученицей. Что она и сделала. Что она придумала – в дополнение к тому, чтобы прилежно выполнять домашние задания, она учила предмет на две станицы больше заданного. В результате, когда учитель объяснял новый материал, она его уже знала и всегда первой отвечала на вопросы учителя. Блестяще окончив гимназию, она решила получить высшее образование. В России в то время в университет женщин не принимали. Для получения высшего образования для женщин был всего один путь – окончить «Высшие женские курсы». Обучение было платное, и дед сказал, что на гимназию меня хватило (гимназия тоже была платная), а дальнейшее образование оплачивайте сами. На курсах было три бесплатных места, которые оплачивали меценаты. Анна блестяще сдала экзамены и получила возможность обучаться бесплатно. Таким образом, она получила высшее образование, что было в дореволюционной России большой редкостью.

После окончания курсов она работала, а потом, как считалось, удачно вышла замуж за коммерсанта – Германа Протца. Он был прибалтийским немцем. На самом деле он был полукровка: наполовину немец, наполовину эстонец. Выйти замуж за немца считалось престижным, ведь вся царская семья, хотя они считались русскими, были практически немцами. На протяжении многих веков все российские престолонаследники женились на немецких принцессах. Интересно воспоминание о Германе, который приехал к деду в деревню Татины. Каждое утро Герман в огороде делал гимнастику. После того, как он уехал, соседи спрашивали у деда, какой он веры. О гимнастике никто не имел понятия. И все думали, что Герман поклоняется каким-то неизвестным богам.

В трудные послереволюционные годы Герман Протц с семьей решил вернуться в Прибалтику. Где его отец владел магазином, в одном из городков Эстонии. Приняли их очень враждебно. Одной из причин вражды было то, что Герман был женат на русской. И они вынуждены были оттуда быстро бежать назад в Россию. В 1991 году, когда Прибалтика отделилась от России, я спрашивала Иру (дочку Германа), что будет с русскими. Она сказала – ясно, что будет, вот почитай. И дала мне письма матери того времени.

Причину враждебности мне трудно объяснить ведь эстонцы (чухонцы) непонятно когда были независимыми. До завоевания Прибалтики Петром Эстония принадлежала шведам. Но шведы, как я с удивлением узнала, побывав на экскурсии в Таллине, считали чухонцев низшей расой. В центральную часть Таллина, огороженную крепостной стеной, им вообще запрещалось входить. А в окрестности им нельзя было ходить по узким тротуарам, если рядом проходил швед. В лютеранских церквях на стенах находятся надписи с похороненными там знатными людьми. Это сплошь немецкие и шведские фамилии. Ни одного эстонца. Похоже, что знати среди эстонцев не было вообще.

Один мой знакомый, муж моей подруги, помнит, как его эвакуировали из Таллинна в 1941 году. Ему было 4 года. Его отец работал главным инженером на заводе. Немцы были близко. Уже было ясно, что оставаться в городе опасно, но он пошел на завод. Его тут же убили. За семьей приехал грузовик. И он помнит, как они ехали по улицам сплошь уставленными столбами с повешенными русскими. Это эстонцы приготовили подарок для наступающих фашистов. Я раньше думала, что с русскими расправились немцы, а оказывается это эстонцы устроили массовую резню. Похожие воспоминания я слышала и от других очевидцев.

У Анны были две дочки. Одной дали русское имя Ира, но в паспорте записали национальность – немка, а другой немецкое имя Ида, а в паспорте записали русская. У Иды никогда не было проблем с властями. Она вышла замуж за инженера, который впоследствии занимал хорошие должности и был достаточно обеспечен, родила двух детей и жила в Ленинграде. А у Иры были проблемы из-за её национальности. В начале войны Германа арестовали и сослали в лагерь. Он там с трудом выжил. В конце войны его сослали в Сибирь на поселение.

Ире с матерью было запрещено жить в Москве и Ленинграде. Ира поступила в Саратовский университет на химический факультет. Блестяще училась. Даже вроде бы получала повышенную (сталинскую) стипендию. При распределении она заявила на комиссии, что хочет, чтобы её послали в самую глушь. Так её и распределили. Она рассказывала, что когда ехала в эту деревню, шофер сказал, что это то самое место, где только общие бани. Оказалось, что действительно в этом далеком селе (вроде бы север Архангельской области) были общие бани для мужчин и женщин. Но для Иры баню готовили специально в отдельный день. Ира была очень одаренным человеком и замечательным рассказчиком. Мы, её двоюродные сестры и брат не отходили от неё, когда она приезжала в Татины, завороженно слушали её рассказы. Неважно, о чем они были, – все было очень интересно. Впоследствии, она поселилась в Зарайске (за 101 км от Москвы), расположенном на берегу реки Осетр. Татины были в 20 км от Зарайска. Всю жизнь проработала в школе. Стала заслуженной учительницей СССР. Школу, где она преподавала, стали называть с химическим уклоном. Многие ученики школы впоследствии закончили химфак МГУ.

За несколько лет до смерти она нам рассказала о своих жизненных перипетиях. Оказывается, что в университете её завербовали в осведомители. Вызвали в КГБ и сказали, что твой отец в тюрьме, ты немка, хочешь, чтобы тебя, твою мать и сестру тоже посадили. Если не хочешь, то должна докладывать обо всем, что говорят студенты. Она согласилась. Конечно, докладывала только положительное, но настроение было ужасное. Поэтому Ира попросилась на распределении в самую глушь, надеясь, что её там не достанут. Что на самом деле и было, никакого КГБ в этой глуши не было. Вернувшись в центральную Россию, в Зарайск, к ней снова пришли из КГБ. Она должна была ходить на конспиративную квартиру и докладывать. Ира срочно вышла замуж. Это был план, он помог ей уйти от службы в КГБ. Она сказала, что, если я буду тайком от мужа ходить на квартиру, он меня будет ревновать и мой брак распадется. Оперативники после этого довода от неё отстали.

Ира была замужем три раза. Первый брак, скоропостижно развалился сам собой, второй брак распался из-за матери (тети Ани), которая постоянно предъявляла претензии к Ириному мужу. Третий брак оказался счастливым. Ира вышла замуж в 50 лет за инвалида войны (он был без ноги), который был старше её на 10 лет. Она ушла на пенсию в 50 лет (для педагогов пенсия в советское время назначалась на 5 лет раньше). Пенсионных денег им хватало, и они вместе с мужем стали путешествовать по центральной России. Он увлекался фотографией и писал статьи в журналы и газеты. Ира сказала, что это было самое счастливое для неё время жизни, до тех пор, пока они не стали болеть. Я её спросила, почему она так рано ушла на пенсию. Ирина – заслуженный учитель СССР, завуч, любимица учеников. Она ответила: «Последнее время руководство стало настаивать на фальсификации успеваемости. Ставить тройки, вместо двоек и т. д. Мне с этим тяжело смириться».

Елена, (моя тётя) родилась в Санкт – Петербурге. Окончила гимназию. Знала несколько языков. Тётя Лена всю жизнь была очень красивой. Это не только моё мнение. Об этом свидетельствуют многие мои знакомые и родственники. Женская гимназия, в которой она училась, находилась под патронажем императрицы. И однажды она приехала в гимназию. Конечно, к этому приезду очень готовились. Нужно было выбрать самую красивую девочку славянской внешности, которая бы преподнесла цветы императрице. И этой девочкой оказалась Елена. Немаловажным фактом оказалось то, что она имела прекрасный цвет лица. Не бледный, характерный для петербуржцев, а яркий, с нежно – розовыми щеками. Розовые щеки – это одна из особенностей породы людей из села Белыничи. Я там встречала не раз таких людей. Причем не только у женщин, но и у мужчин. Мой папа до тридцати лет тоже имел розовые щеки. Он очень по этому поводу переживал и даже при обследовании спросил у врача, что ему делать. Врач ответил, не беспокойтесь, молодой человек, с возрастом это пройдет.

Моя тётя вышла замуж рано за боевого офицера Красной армии Николая Ивановича Майорова. Службу он начал еще в царской армии в 1914 году. Получение офицерства в царской армии давало сразу право на получение дворянства. Николай Иванович был из простой семьи, стал офицером во время первой мировой войны. Он служил в конной армии и, говорят, пришел свататься в Елене на боевом коне с шашкой наперевес. Они прожили счастливо всю жизнь. Они имели четверых детей. Две девочки и два мальчика. Первая дочка умерла от воспаления легких. Второй дочкой была Нина. Мальчики Виктор и Володя были воспитаны в патриотическом военном духе. Виктор, когда ему исполнилось восемнадцать лет ушёл добровольцем на фронт, а после войны закончил военно-политическую академию им. В. И. Ленина и после выхода в отставку стал преподавать политэкономию в одном из ВУЗов. Владимир в начале войны окончил артиллерийское училище и защищал небо Москвы от налетов фашистских самолетов. А после войны окончил артиллерийскую академию им. Ф. Э. Дзержинского, где и стал преподавать тактику, защитив кандидатскую.

Дядя Коля был очень веселым и искрометным человеком, постоянно шутил. Тётя Лена была очень доброй и заботливой. Эта забота проявлялась не только по отношению к детям, но и по отношению к родственникам. Мой папа, младший брат тёти Лены, несколько лет жил у них в семье пока учился в техникуме. Тетя Вера, младшая сестра тёти Лены, тоже постоянно находилась под её патронажем. Во время войны тётя Лена взяла под свою опеку детей своего брата Николая (Таню и Галю), у которого скоропостижно скончалась жена. Таня и Галя до сих пор считают её своей второй мамой. Долгое время, пока родители Нины были в силе, их семья была центральной в семье Тарелкиных. Тётя Лена и дядя Коля Майоровы были хлебосольными и гостеприимными хозяевами и по праздникам собирали родственников у себя дома.

Николай – мой отец – родился в Санкт – Петербурге. Когда пришло время, дед отвел его в школу в первый класс. И в установленное время пришел за ним, но не нашел. Стал искать. Оказалось, что маленький Коля перепутал классы и пришел во 2-й класс. Во втором классе в первый день учебы проводились контрольные – по математике и диктант по русскому языку. Со всеми контрольными маленький Коля справился. И учитель предложил деду оставить Колю во втором классе. Не хватало только подготовки по закону Божьему. Нужно было выучить несколько молитв.

После окончания реального училища, Николай решил поступить в строительное училище на отделение гидравлики, тогда очень модным считалось направление гидроэнергетики. И он хотел строить гидроэлектростанции. После окончания училища он строил гидроэлектростанцию в Кабардино-Балкарии в Баксанском ущелье (план «ГОЭЛРО»). Затем (1936—37гг). Николая пригласили работать в «Аэропроект», организацию занимающуюся строительством аэродромов. И он всю жизнь проработал затем в этой организации. Построил десятки аэродромов по всей стране. Исколесил всю Россию. Во время войны строил пересадочные аэродромы в Сибири. В 1942 году между СССР и США был заключен договор о поставке в СССР военных самолетов. Поставка могла быть осуществлена только через восток (на западе шла война). А самолеты не могли преодолеть в то время большие расстояния без дозаправки. Для этого нужны были пересадочные аэродромы.