Текст книги "Ее звали княжна Тараканова"

Положим, нельзя сказать с полной уверенностью, что было сделано с фондами Петра III и Мировича. Иное дело – царевна Софья. Разобранное Блудовым по приказу Николая I дело Шакловитого поступило в архив, стало почвой для исследований, выводов, обобщений, вошедших в классические труды по русской истории. Блудов проделал гигантскую работу, подобрав перепутанные листы – «столбцы». Но около пяти тысяч этих «столбцов» были подобраны неверно, в корне искажая смысл содержания, суть происходившего.

Ошибка неумелого архивиста? Его излишняя самонадеянность? Но ведь Блудов с самого начала знал о существовании второй части того же фонда и не сделал попыток ни воссоединить его, ни хотя бы учесть отсутствующую половину. Зато результат – Софья как «черный характер», поборница старины и противница всяких реформ – полностью отвечал николаевской концепции, для которого все сосредоточивалось в Петре I. Вся линия Марии Милославской, первой жены отца Петра, старательно уничтожалась и компрометировалась – смешная на первый взгляд сатисфакция по прошествии полутора веков. Но ведь Блудовым достигался и другой результат: из свода фактов архивный фонд Шакловитого превращался в вольное сочинение на им самим выдвинутую тему.

Прошедших через руки Блудова дел было совсем немало, и общим во всех них оставалась важность для престола, связь с наиболее сложными для освещения событиями в ожесточенной борьбе за власть. Та же тема Таракановой всплывает вновь в преддверии событий 1905 года, и очередные публикации типа монографии Э. Лунинского должны смягчить ее остроту. Впрочем, безо всякого успеха. «В самозванцах привлекает идея сопротивления», – вынуждены будут констатировать со всей откровенностью чиновники Кабинета.

Итак, партия затянулась без малого на полтораста лет. И как всегда в очень длинном разговоре, обе стороны волей-неволей слишком многое сказали, в чем-то проговорились, в чем-то неожиданно для самих себя признались. Только суд над «самозванкой» не состоялся. Спор не равнозначен судебному разбирательству, обвинение – приговору, а защита – оправданию. Но ведь материалы, копившиеся годами, давали основание для такого пусть не разбирательства, во всяком случае, близкого к нему по смыслу анализа.

Говорит обвинение – материалы, собранные и интерпретированные официальными историками. Говорит обвиняемая – пусть даже те немногие письма, которые сочла возможным предать гласности официальная наука XIX столетия. Говорят свидетели – очевидцы, современники, события, непосредственно связанные с Таракановой или ставшие средой, в которой прошла ее жизнь. И еще есть жизнь тех, кто оказался соотнесенным с «самозванкой», – «Эпизод о государыне цесаревне», «Эпизод о русском вельможе», «Эпизод об узнице Ивановского монастыря» и «Эпизод о бароне Федоре Аше». А если так, слушается дело о…

Глава 2
Говорит обвинение…
(Дело девицы Франк)

Мы сообщаем нашим читателям достоверные сведения о Самозванке, ошибочно называемой Таракановою разными писателями, ибо она сего имени никогда себе не присваивала.

Из сих сведений видно, что она не погибла во время наводнения, но скончалась от болезни в Петропавловской крепости 4-го декабря 1775-го года.

В. Н. Панин, начальник IIОтделения Собственной канцелярии Александра II1867 г.

 
Теперь она зовет себя принцессой,
А прежде – в Киле, Генте и в Берлине,
И в Лондоне потом была известна
Под именем то Франк, то Шель девицы,
Поздней уж госпожой Тремуйль в Париже
Зовут ее. Все прошлое ее —
Сплошная цепь нелестных похождений.
 

И. В. Шпажинский. Самозванка. Драма в стихах. Петербург, 1904

Берлин

В ноябре 1770 года в Берлин приехала неизвестная молодая особа. Спутников у неизвестной не было. Знакомых в городе она не имела. В гостинице назвалась девицей Франк.

Цель приезда девицы Франк выяснилась достаточно быстро. Молодая особа искала денег – на развлечения, на наряды, на жизнь. Способы добывания средств были ей безразличны. Никаким собственным состоянием девица Франк не располагала.

Архивы городского магистрата не сохранили обстоятельств разразившегося скандала. Но девице Франк пришлось спешно оставить Берлин. С выездом из города ее имя исчезло.

И другие масштабы, другие измерения…

Берлин начала 1770-х годов. Государство Фридриха II. Оно складывалось из земель Бранденбурга, Западной и Восточной Пруссии. И Силезии. В недавно окончившейся Семилетней войне Фридрих сумел удержать ее за собой. Вопреки усилиям Австрии. Вопреки враждебной позиции Франции, Швеции, Польши, России.

С Россией было особенно сложно. При всем желании Фридриха связи с нею не задавались.

1728 год. Прусский посол просит руки цесаревны Елизаветы Петровны для внука великого курфюрста – графа Бранденбургского. Современники объясняли отказ русского двора прихотью мальчишки-царя Петра II.

1730-е годы. Прусский посол повторяет предложение теперь уже племяннице и наследнице вступившей на престол Анны Иоанновны. В покоях принцессы Анны Леопольдовны появляется портрет прусского жениха, но очередной дипломатический розыгрыш, и верх берет кандидатура Венского двора. Карла Бранденбургского сменяет Антон Ульрих Брауншвейгский, двоюродный брат будущей императрицы Марии Терезии.

Впрочем, спустя десять лет Фридрих сумеет отыграться. Может быть, не так, как бы хотелось, и не совсем так, как следовало для интересов Пруссии, но все же.

Неизвестный художник. Графиня Е. Р. Воронцова, фаворитка Петра III,которую он намеревался возвести на престол после развода с Екатериной II

22 ноября 1743 года русский посланник в Берлине И. Г. Чернышев доносит императрице Елизавете Петровне, что в «приватном» разговоре король просил передать совет: «удалить в Лифляндии находящуюся ныне фамилию Брауншвейгскую в такие места, чтоб никто знать не мог, что, где и куда оная девалась, и тем бы оную фамилию в Европе совсем в забвение привестъ, дабы более об оной памятовано не было».

Посланник отозвался о совете пренебрежительно: пруссаку учить русскую императрицу! Но… семья бывшей правительницы Анны Леопольдовны задержана на полпути в Ригу, куда ей только что было разрешено уехать, и заточена в Холмогорах. Сын правительницы, двухлетний Иоанн Антонович, обречен на потерю человеческого облика и рассудка в пожизненном одиночном заключении.

Кажется, уступка влиянию Фридриха. Но единственная. В 1762 году, сразу после смерти Елизаветы, Фридрих будет писать своему посланнику в Лондоне: «Morta la bestia, morto il veneno» («Погибло животное, пропал и яд»). И яд не только пропал! Впервые за весь XVIII век новый русский император вопреки интересам России, вопреки ее сложившимся внешним связям становится на защиту интересов Пруссии. Спустя какой-нибудь месяц Фридриху останется только добавить: «Царь России – божественный человек, которому я должен воздвигать алтари».

До алтарей не дошло. Через несколько месяцев Петра III не стало. На русском престоле его жена, Екатерина II. Ценой дворцового переворота. Ценой последующего убийства. Избавившись от ненужного супруга, она спешила избавиться от следов политики последнего Петра. Позиция ее правительства не обещала Пруссии легких успехов. С ней приходилось держаться с тем большей предупредительностью, что Фридрихом был задуман польский раздел. Ждать оставалось совсем недолго: первый этап этого раздела осуществился в 1772 году.

Кельн

Впрочем, девица Франк не скрывала своего прошлого. Она утверждала, что детство провела в Киле.

О родителях девица Франк ничего не знала. Зато охотно называла другие имена. Шуман, банкир из Гданьска, оплачивал расходы по ее воспитанию. Барон Штерн с женой и сестрой интересовались ее жизнью. Учитель Шмидт занимался с ней арифметикой. Тайну ее рождения якобы знал лорд Кейт.

По причинам, которых девица Франк не раскрывала, она должна была неожиданно выехать из Киля. Фамилию, под которой ее знали в Киле, девица Франк не назвала.

Киль – столица Голштинии. Голштиния – ничтожный островок земли у границ Дании, в чересполосице немецких княжеств. Слишком ничтожный, чтобы иметь хоть какое-нибудь значение в судьбах Европы, если бы не случай и не Россия.

Случай – потому что старшая сестра шведского короля Карла XII вышла замуж за голштинского герцога и потому что Карл XII умер бездетным: право на шведскую корону перешло к ее сыну.

Россия – потому что Петр I после долгих дипломатических прикидок решил сделать этого сына мужем старшей своей дочери Анны Петровны. Правда, герцог Карл-Фридрих не сумел воспользоваться своим правом сразу после смерти Карла XII: королем Швеции стал другой претендент. Правда, Дания отобрала у него часть его собственных земель – княжество Шлезвиг. Восстановление в каждом из потерянных прав требовало силы, но как раз силой Петр обладал. А для начала в 1721 году он принимает незадачливого герцога на русскую службу и селит в Петербурге.

Все должно было состояться в будущем. Петр умер. Екатерина I под диктовку Меншикова поспешила едва обвенчанную пару выпроводить из России: слишком хорошо знали окружающие о желании Петра видеть своей преемницей на престоле именно Анну Петровну. Судьбы Голштинии были Екатерине I безразличны. Хотя неожиданно из того же голштинского дома появится жених и для второй дочери Петра, Елизаветы, – Карл, епископ Любекский. Этой свадьбе помешает смерть Карла в Петербурге от простуды. И это перед самым венчанием!

Были в несостоявшемся браке политические расчеты, было что-то и от личных отношений. Маврушка Шепелева, подруга дочерей Петра и будущая жена Александра Шувалова, будет писать Елизавете из Голштинии, где оказалась в свите Анны Петровны: «Данашу вашему высочеству, что у нас фирстъньна Элизабет, сестра Бышова (епископа Любекского. – Н. М.); и с мужем своим и принцесса Амалия слова слова [точь-в-точь] Бышов покойник лицом и асанка такая, и пахотка, и смех, и зубы, а величиною так велика, как ваша гофъмейстерина, и таличка такова же. А муж еио слова слова Мамонов (супруг царевны Прасковьи Иоанновны. – Н. М.), талъя и так же толст и лицом походит немного на нево, и ходит он в белом алоницком тарыке, а кафтаны и камзоли носыт прусския…» И рядом приписка рукой Анны Петровны: «Маврушка солгала, принцесса Амалия лутче замужной, только барада у Амалии гусже».

«Фирстъньна Элизабет с мужем» – их дочь императрица Елизавета Петровна выберет со временем в невесты своему племяннику, единственному сыну рано умершей Анны Петровны, Петру III. Из полунищей Ангальт-Цербской принцессы та превратится в императрицу Екатерину II.

Голштинцы – о них часто говорят в конце 1720-х годов как о ближайшем окружении Елизаветы, почти преданном, почти готовом отстаивать ее права. Французский посол де Бюсси будет уверять свое правительство, что во многом именно общей неприязни к ним обязана Елизавета тем, что ее кандидатура была отстранена при выборах новой императрицы в 1730 году. Посол добавит: «Голштинские министры, предполагавшие, как уверяют, предъявить протест против избрания герцогини Курляндской (Анны Иоанновны. – Н. М.), заблагорассудили воздержаться от него».

Собственно голштинских дипломатов интересовала не Елизавета. Они хотели видеть на русском престоле своего наследного герцога, будущего Петра III, за малолетством которого могла бы временно стать регентшей Елизавета. Голштинские надежды, расчеты и просчеты – о них расскажет жена одного из герцогов, принцесса Шарлотта Амалия де Тремуйль, в записках, которые лишь спустя полтораста лет решится издать один из ее потомков, – «Vie de la princesse de la l’remoille» (1876).

1741 год. Елизавета на престоле, и почти сразу вызывается в Петербург будущий Петр III. От его имени новая императрица отрекается от прав на шведскую корону – таково условие русского престолонаследия. Достаточно, если за ним сохранится Голштиния, – это тоже способ контролировать шведские дела.

С помощью Елизаветы первым в очереди на шведский престол оказывается дядя Петра III, будущий король Адольф Фридрих. Правда, выбор не слишком удачен: получив власть, этот король обернулся открытым врагом России.

В ожидании права управлять Голштинией годами живет в Петербурге во дворце Елизаветы другой дядя Петра III, принц Август Голштинский. Живет, просит денег на содержание, пытается ускорить устройство своей судьбы, подыскивает выгодных невест. Ведавший иностранными сношениями России вице-канцлер А. П. Бестужев-Рюмин не имеет ничего против его брака с датской принцессой, но вмешивается Елизавета: «А мое мнение такое: понеже дело деликатное, что надлежит подумать, понеже сей принц нам снающ, что веcма его не трудно на все стороны склонить, что нет ли тут интрихи пруской [зачеркнуто: „и дацкой“] и французской, чтоб тем как он родной брат коронному наследнику шведскому, чтоб и Данию от нас от союса отвлещи, и им столь лехчеи, что против одной караны баранятся, и для того всемерно подумать о сем надлежит, и не худо если б вы сами к нам приехали, то луче о сем материе поговорим».

И еще был герцог Голштинский Петр Август, поступивший на русскую службу, при Елизавете генерал-фельдмаршал и генерал-губернатор Петербургский и Эстляндский – прибалтийских земель. Это его дочь Петр III попытается выдать замуж за бывшего императора Иоанна Антоновича, чтобы разрешить конфликт с пожизненным заключением претендента на престол.

И герцог Голштинский Георг-Людвик тоже на русской службе. Почему-то он бежал из России сразу по воцарении Екатерины II. Двух сыновей его новая императрица, по осторожному выражению историков, «задержала в России». Один из них, Вильгельм Август, морской офицер, утонул при невыясненных обстоятельствах в Ревельской бухте в 1774 году. Другого Екатерина женила на родной сестре своей невестки, жены Павла I.

Голштиния при Елизавете и Голштиния при Екатерине. Екатерина II, сама из Голштинского дома, резко обрывает все эти связи. От имени малолетнего Павла, наследовавшего по отцу Голштинию, она отрекается в 1767 году от прав на нее в пользу Дании. В окончательную силу этот юридический акт вступал только в 1773 году, после достижения Павлом совершеннолетия, но, так или иначе, бразды правления и влияние сразу переходили к Дании.

Во всяком случае, Екатерина имела полное основание писать контр-адмиралу Арфу, отправлявшемуся с русской эскадрой в июне 1770 года к турецким берегам: «На походе представится вам первою Дания. Относительно к сей короне можете вы на нее совершенно надежны быть, и свободно входить в ее гавани; ибо, вследствие тесной у нас дружбы с его датским величеством, уверены мы, что тамо вашей эскадре всякая помочь с охотою и поспешностью дана, конечно, будет».

В обмен на Голштинию Россия получала земли Ольденбург и Дальменгорст, переданные в потомственное владение все тому же принцу Августу в 1770-х годах. Тем самым проблема «голштинского гнезда», враждебного Екатерине II и ее потомкам, переставала существовать.

Гент

В… месяце 1771 года в Гент приехала одинокая молодая особа. Спутников у неизвестной не было. В городе ее никто не знал. В гостинице путешественница остановилась под именем девицы Шель.

Известными средствами девица Шель располагала. Тем не менее молодая особа спешно искала выгодных знакомств. Поиски увенчались успехом. Девица Шель встретила купеческого сына Ван Тур-са. Ван Typcстал любовником девицы Шель.

Ван Typcбыл женат. Связь с девицей Шель вынудила его влезть в долги. Ван Typcоставил жену и обманул кредиторов. Он бежал из города с девицей Шель. С выездом из Гента следы девицы Шель исчезли.

Итак, Гент – главный город провинции Восточная Фландрия. Сегодня Бельгия, в 1770-х годах – Австрия. Точнее, земли Священной Римской империи, еще недавно всемогущего Венского двора. Когда-то к нему были обращены мысли Петра I, и царевичу Алексею пришлось жениться на принцессе Шарлотте-Софии Брауншвейг-Вольфенбюттельской. Возможность породниться с домом Габсбургов – сестра Шарлотты была женой последнего из них, императора Карла VI, – относилась к заманчивым дипломатическим перспективам.

Правда, ни в каком отношении брак не удался. Царевич не искал сближения с женой. Петр с годами все меньше был заинтересован в их наследниках. Шарлотта слишком рано и незаметно умерла. Так незаметно, что родился слух, будто в действительности она бежала в Северную Америку, где стала женой французского офицера: Шарлотту видели на Иль де Франсе и в Луизиане. Называли даже ее новое имя – графиня Кенигсмарк. А тема мнимого исчезновения жены царевича Алексея стала содержанием нескольких романов и популярной когда-то оперы «Санта Чьяра».

Но независимо от изменившихся политических расчетов дети у незадачливой четы появились. Был сын, будущий император Петр II. Была дочь, нелегкая нравом, властная, не по летам зрелая Наталья. И игнорировать их родственные связи с европейскими дворами не приходилось.

Когда при Екатерине I появится «неведомо откуда» бродячий монах Хризолог, который будет искать случая повидать ребенка Петра II и передать ему поклон от австрийской тетки, трудно описать поднявшийся при дворе переполох. Аресты, допросы, секретные рапорты. Монаха отпустили – даже намек на связь с Венским двором требовал особой осторожности. Но из России он был выслан немедленно и под строжайшим негласным надзором – смешная предосторожность, если представить, что на престоле спустя всего несколько месяцев окажется именно Петр II.

Его кандидатура представлялась удобной и Меншикову, и определенной группе царедворцев. Все дело было в том, чтобы целиком забрать в свои руки власть, а для этой цели трудно найти императора лучше двенадцатилетнего мальчишки. Попытается подчинить его своему влиянию сестра, и ее тут же не станет от «нечаянной простуды». Наталья ехала на торжества коронации брата, задержалась на ночь в подмосковном Всехсвятском у «царевны Милетинской» – дочери имеретинского царя Дарьи Арчиловны и больше из этого дома не вышла. Через два дня Натальи не стало. Для сомневающихся, а их было немало, называли кроме простуды корь. Но, пожалуй, главным было то, что Дарья Арчиловна дружила с сестрами-царевнами Екатериной и Прасковьей Иоанновнами и только одну из них хотела видеть на престоле. Так случилось, что все время последней болезни царевны Натальи около нее была одна Анна Регина Крамерн, та единственная придворная прислужница, которой Петр I доверил одевание тела царевича Алексея после казни.

Смерть от простуды самого Петра II рвала последнюю родственную связь с Венским двором. Но Анна Иоанновна на редкость охотно идет навстречу усилиям австрийских дипломатов. Срочно переигрывается сватовство ее племянницы, детям которой предстояло наследовать престол, и женихом будущей правительницы становится племянник той же австрийской тетки-императрицы Антон Ульрих Брауншвейгский. Венский двор восстанавливал свои позиции в Петербурге, правительство же Анны Иоанновны решало куда более головоломную задачу.

Антон Ульрих был племянником австрийской императрицы, но по другой своей тетке, умершей супруге царевича Алексея, приходился и прямым родственником Петру II. В результате брака удавалось создать видимость слияния двух линий царского дома: от Петра и Иоанна Алексеевичей. Только Петр был представлен своими потомками от первого брака, что как бы вычеркивало его детей от Екатерины I – и Елизавету, и сына Анны Петровны.

Переворот в пользу Елизаветы в который раз рушил планы Венского двора. «Брауншвейгская фамилия» в ссылке, и годом раньше пришедшая на австрийский престол императрица Мария Терезия не слишком энергично вмешивается в судьбу своих родственников. В конце концов, хорошие отношения с реальным правительством России были куда важнее. А Мария Терезия до конца своего долгого правления сохранила склонность к невыясненным ситуациям. Обещать и не выполнять, уходить в критический момент от прямого ответа, будь то первый раздел Польши или прямое предательство по отношению к турецкому правительству в 1774 году, – характерные черты венской политики.

Настороженно наблюдает Вена за Елизаветой, почти враждебно за Екатериной II. Впрочем, это напряженное внимание помогало многое во внутриполитической ситуации России достаточно точно оценить. Сын и соправитель Марии Терезии начиная с 1765 года, Иосиф II напишет о Екатерине: «Страшная нравственная испорченность людей, стоявших у власти, не дает возможности ничего сделать для блага подданных. Об усердии, честности и добросовестности в управлении делами нечего было и думать, каждый старался выжиманиями с подчиненных добыть средства, чтобы умилостивить начальство. Поэтому недовольство было общее, и поэтому императрица, как она ни скрывала это, страшилась взрыва. Она боялась всех – боялась даже собственного сына».