Книга: Содом тех лет - Нина Воронель

Блестящие мемуары Нины Воронель, с юных лет и до последних дней ближайшей приятельницы четы Синявских и четы Даниэлей (Богораз) и активной участницы событий "процесса Синявского-Даниэля" (Терца-Аржака), жены и соратницы отказника и одного из основоположников правозащитного движения профессора А.Воронеля, прекрасно заполняют пробелы в освещении "благодати" "Хрущёвской оттепели" и благодаря замечательному литературному дару автора могут быть с огромным интересом прочитаны и как художественное произведение людьми совсем далёкими от упомянутых имён и тем.

Что поделать – это были гримасы советской эпохи, о которой многие сегодня вспоминают с нежностью и тоской по утерянной благодати. Многие, но не я. Наверно потому, что я, не успевши тогда как следует зачерпнуть густого варева из соцреалистического котла, успела зато вовремя вырваться в другое пространство и вдохнуть разреженный воздух других высот.

Бонусом станут множественные эпизодические зарисовки персонажей советской литературной жизни и диссидентского движения, бывших знаменитыми или ставших впоследствии знаменитыми, зарубежных деятелей, встретившиеся автору на её удивительном жизненном и творческом пути: Харьков, Москва, бескрайние просторы постсталинского СССР, обстановка в Израиле 70-х и далее, Париж и Нью-Йорк... Все они написаны беспристрастно, ярко и остаются после прочтения удивительно живыми. Нина Воронель не из тех людей, кого впечатляет магия "имени": она автор сродни Нине Берберовой или Эльфриде Елинек, личность среди личностей и оценивает всех ситуационно, некоторые застывшие "иконы" развенчивая, другим - выражая уважение и признательность.

Первая книга за долгое время, которую я прочла до конца и с огромным удовольствием даже в цейтноте (несмотря на реанимированный ужас от действительного "содома" Тех лет) . Огромная благодарность автору.

Безусловно, это яркие, острые и довольно смелые мемуары. В исполнении Воронель приятно читать и байки о знаменитостях, и воспоминания юности, и размышления об устройстве мира. И даже весьма скучный во многих мемуарах раздел, посвященный пересказам знаковых фильмов или театральных постановок, у Воронель получился весьма читаемым. В чем скандальность этой книги? Да в том, что Нина Воронель открыто пишет о своих (и не только своих) обидчиках, она не скрывается за завуалированными намеками, нет – вот вам правда - кто за коленки держал, кто пил, кто пользовался «литературными неграми», кто подличал, кто сексотил, кто был агентом КГБ, и т.д. и т.п.. И пишет она так, что даже через столько лет задевает за живое, и хочется спорить,соглашаться, смеяться, сокрушаться. А иногда, что уж греха таить, верить каким-то фактам абсолютно не хочется. Как относиться к этой правде, принимать ее или нет, это дело каждого, но читая воспоминания, нельзя не восхищаться смелостью, умом и острым языком этой женщины. Интересный человек, непростая эпоха и очень запоминающиеся мемуары. О Чуковском:

К. И. несколько секунд помедлил в молчании, а потом поднялся во весь свой гигантский рост, вытянул надо мной руку наподобие семафора и произнес: – Старик Чуковский ее заметил и, в гроб сходя, благословил!

О Светлове:

Светлов слушает внимательно, время от времени облизывая пересохшие губы. Его чрезмерно удлиненное, кислое лицо направлено на меня доброжелательно. «Деревья кивают и нашим, и вашим, – это хорошо найдено», произносит он задумчиво, и вдруг начинает звонко стучать вилкой о тарелку: «Тихо!» – громко говорит он, и, как ни странно, многоголосый гул в кафе стихает. «Посмотрите! – Светлов указывает вилкой на меня. – Это очень талантливая жопа!»

Белла Ахмадулина

Она начала читать – ее отлично поставленный глубокий голос произносил музыкально безупречные строки, но, мне кажется, никто не слышал ни слова, пока волнующий пупок под воздушной вуалью розового мохера вздымался и опадал в такт ее чтению. И все, – равно, и мужчины, и женщины, – потерявши разум и слух, исступленно смотрели только на этот пупок. На секунду в мое затуманенное колдовством сознание проникли обрывки слов: «На белом муле, о, на белом муле, В Ушгули ты уходишь навсегда!» Тут обезумевший зал взорвался аплодисментами – такими, что чуть добавить, и не только яблоко, но и потолок мог бы упасть. Я не думаю, что всех так очаровал белый мул, а голосую за розовый пупок.