Текст книги "Валентина. Тайные желания"

Белль

Стук в дверь. Белль осматривает себя в зеркало. Расправляет платье, руки мягко скользят по черному шелку. Это один из нарядов горничной, которые Белль перешила для себя. Ей нравится шить, сидя на маленьком балкончике под венецианским солнцем и слушая, как сосед играет Баха на клавесине. Дома ей не разрешается заниматься подобной работой, но она любит рукодельничать и с огромным удовольствием приспособила платье Пины для нужд своего клиента. Короткое черное платьице едва прикрывает ягодицы и доходит как раз до линии чулок, которые, разумеется, украшены белыми кружевными подвязками. Поверх платья надет накрахмаленный белый фартук, а коротко остриженные черные волосы венчает белый чепец. Русский снова стучится. «О, сегодня он нетерпелив», – думает Белль, берет веничек для пыли и идет открывать.

– Добрый день, господин. – Она уважительно кланяется, когда русский клиент размашисто проходит в комнату.

– Здравствуй, Катя, – произносит он со строгим видом. – Почему ты так долго не открывала?

– Прошу прощения, господин, я открыла так скоро, как смогла.

– Но недостаточно быстро, Катя, – отвечает он, пронзая ее стальным взглядом, от которого ее сердце бьется сильнее. – Придется тебя наказать.

– Да, господин.

– Знаешь, за что?

– За то, что я не выполнила ваше приказание.

– Верно, Катя. В прошлый раз я велел тебе открывать дверь, как только постучу. Сегодня мне пришлось стучать дважды.

Русский вытягивает руки, ожидая, что она снимет с него пальто. Он пахнет табаком и сандалом. Опьяняющая смесь. Он вручает ей шляпу и перчатки, и она аккуратно кладет их на столик. В правой руке у него небольшая трость – стек, – которой он похлопывает по левой ладони. От вида русского внутри у Белль все сжимается.

Она идет в спальню. Клиент следует за ней, приподнимая стеком край ее платья, чтобы видеть ягодицы.

– Рад, что ты следуешь моим указаниям и обходишься без нижнего белья.

Белль замечает: он разговаривает с ней привычным для него формальным тоном. Она чувствует: он ведет кончиком стека по ее коже и легонько хлопает по ногам. Она вскрикивает от страха и возбуждения.

– Держи себя в руках, Катя. Наказание нужно переносить со смирением.

– Да, господин, – отвечает Белль и виновато опускает глаза.

Он садится на кровать и кладет стек рядом с собой. Потом манит ее пальцем к себе.

Теперь она стоит прямо перед ним. Она чувствует, что ее соски в предвкушении торчат сквозь дешевый искусственный шелк униформы горничной. Голос русского делается на октаву ниже.

– Итак, Катя, расскажи, кто ты.

– Я служанка и выполняю ваши указания.

– И что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Я хочу, чтобы вы отшлепали меня. Прошу вас, господин.

Русский хватает ее за руку и с силой швыряет себе на колени. Дыхание Белль становится частым и неглубоким. Они это уже делали раньше, и все равно каждый раз ее охватывает трепет. Она не понимает почему. Когда ее бьет муж, это совершенно точно не доставляет ей удовольствия. Она испытывает только унижение и злость. Но вот когда ее шлепает русский, это ее странным образом возбуждает. Наверное, дело в том, что это происходит по ее воле. Она знает: ей достаточно остановить русского, и он послушается. В любое время она может прекратить их небольшой спектакль, но ей этого не хочется. Кожу покалывает от предвкушения. Она грудью ощущает его эрекцию.

Русский задирает ее платье, оголяя ягодицы. Мнет их руками. Пустит ли он в ход стек? Тонкая палочка с петлей на конце лежит рядом на кровати. Все ее чувства напряжены, и, когда его ладонь с громким хлопком опускается на ее обнаженную плоть, чувственная волна от шлепка пробегает по всему телу. Немного больно, но терпимо. Она знает, что это распаляет русского, а за наказанием последует нечто необычайно приятное. Он шлепает ее еще и еще, тело как будто загорается и оживает. Пять-шесть шлепков, и он останавливается. Она слышит, как тяжело он дышит, охваченный желанием, когда ставит ее ровно.

– Хорошая девочка, – говорит он, поглаживая ее между ног. – Что ты хочешь, чтобы я сделал теперь, Катя? – спрашивает он. Его короткая бородка щекочет ей подбородок, а лицо теперь кажется добродушным. Белль опускает руку и трогает его затвердевший пенис, который оттопыривает фланелевые брюки.

– Я хочу, чтобы вы показали, кто хозяин. – Она одаривает его своей самой милой улыбкой и невинно таращит глаза.

Белль стоит на четвереньках и смотрит на узор персидского ковра. Платье и фартук лежат рядом, но чулки и чепец все еще на ней. Русский толчком входит в нее с тихим стоном, берется за ее грудь и сразу же начинает бить бедрами с такой силой, что она чуть не падает на ковер. Она любит этот животный секс с русским. Эту разницу между его холодной аристократической внешностью и дикой страстью, которая охватывает его, когда он оказывается в ней. Взяв ее обеими руками за талию, он бьется об нее все сильнее и сильнее. Белль закрывает глаза и сливается с ним в этом диком неистовстве. Она – Катя, его маленькая русская служанка, рабыня, которая сделает для него всё, потому что он заботится о ней и будет заботиться всегда. Она любит эту фантазию, несмотря на то, что ненавидит узы, связывающие ее с мужем. Этому противоречию нет объяснения.

– Катя, милая моя! – кричит он по-русски, когда наконец кончает, и это ощущение настолько головокружительное, что она тоже испытывает оргазм. Они вместе валятся на персидский ковер, их тела блестят от пота, русский скатывается с ее спины и ложится рядом.

Белль поворачивается к нему. Теперь он совершенно другой человек. Слезы струятся по его щекам. На лице – полное опустошение.

– О, Игорь, дорогой, – говорит она, обнимая его.

Он прижимается мокрой щекой к ее обнаженной груди. Она гладит его по волосам и смотрит на покрытое шрамами тело, на спину в красных рубцах, оставшихся в память о сибирской каторге. Несмотря на аристократическую внешность, Игорь был революционером, товарищем Ленина. То, как этот непримиримый коммунист любил играть в хозяина и повелителя, могло бы показаться забавным, если бы Игорь не был столь трагической фигурой. Ему пришлось бежать из России после того, как Ленин умер и на смену ему пришел Сталин. Он пытался препятствовать приходу Сталина к власти, и теперь за ним охотились. Белль заставила себя жалеть его, и никогда не задавала вопросов о том, кем он был до революции, был ли он одним из тех русских солдат, которые огнем проложили себе дорогу в ее родную страну в тот год, когда она вышла замуж. Ведь это было так давно.

Она обнимает Игоря, пока он не перестает плакать. Такое бурное проявление чувств как будто очищает ее.

– Кто такая Катя? – осторожно спрашивает она.

Игорь вздыхает, поворачивается и смотрит на нее печальными покрасневшими глазами.

– Несмотря на мое революционное прошлое, Белль, я не из рабочих. Вырос в богатой буржуазной семье. У нас была служанка, и ее звали Катя.

Он тяжко вздыхает и встает. Она садится на ковер и смотрит на его узкую бледную спину. Он напоминает ей цаплю, одинокую фигуру, отрешенно наблюдающую за тем, как жизнь протекает мимо.

– Я любил Катю. – Он роняет голову на руки и сжимает кулаки.

– Что произошло, Игорь? – Русский явно страдает, но она чувствует, что ему нужно выговориться.

Он резко поворачивается к ней. В глазах его все еще стоят слезы, но страсть пламенеет в них голубыми языками огня.

– Она умерла. Из-за меня. Я должен был ее спасти. Она была такой преданной… такой невинной… Милой…

Белль встает и подходит к Игорю. Обнимает его за талию. Теперь, когда волна страсти прошла, их нагота выглядит чистой и естественной. Он кладет голову ей на плечо.

– Я оставил ее, думая, что там ей будет безопаснее, но оказалось… Моя семья спаслась, а Катя нет. Я приказывал ей ехать с ними, когда придет время, но, как видно, она отказалась. Все остальные уехали, но она ждала меня, а в город вошли белые. Они меня искали.

– О, Игорь! – Белль крепко обнимает его. Он поднимает голову и заглядывает ей в глаза. Она видит муку, которой полон его взор.

– Милая Белль, спасибо за понимание.

Она сжимает его руку.

– Ты найдешь любовь снова, Игорь.

– Ты в это веришь, Белль? – безнадежно спрашивает он.

Она пытается слушать свое сердце. Странно, но где-то в душе она даже почти завидует ему. По крайней мере он знает, что такое любовь. Белль произносит про себя молитву.

– Да, я верю, что каждый из нас в своей жизни рано или поздно познает истинную любовь. Если мы теряем ее, наши сердца, невзирая на потерю, остаются открытыми, мы можем найти любовь снова.

– Каждый из нас! – Он печально улыбается. – Даже Сталин? Или Муссолини?

– Да, даже они. – Она улыбается ему и чепцом нежно вытирает его лицо. – Так устроен человек.

Валентина

Когда Валентина входит в то, что Леонардо называет Атлантидой, перед ней предстает вполне безмятежная картина, совершенно не похожая на логово порока, которое ей представлялось. Лазурные стены, беломраморный пол. Посреди комнаты стоит крепкий черный стол, под ним – большой голубой пушистый ковер, покрывающий почти весь пол. Окон нет, только большой стеклянный люк в потолке, через который льется золотистый свет, как будто на улице день, хотя Валентина знает, что сейчас темно. Кроме прочей мебели, в комнате есть кровать из кованого железа. Потолок поддерживают массивные деревянные балки, выкрашенные в белый цвет. Общее впечатление от помещения таково: все ярко и минималистично, как в выставочном зале «ИКЕА».

– Итак, Валентина, – говорит Леонардо, – позвольте, я расскажу вам, для чего используется комната Атлантида. – Он подходит к столу и садится на него, несколько вызывающе расставив ноги.

Валентина изо всех сил старается не смотреть на его промежность, поэтому отводит взгляд к световому люку.

– Мне казалось, здесь должно быть темнее, – замечает она.

– Некоторые наши клиенты не любят темноту, – говорит Леонардо. – Им хочется воплощать свои фантазии в обычном месте, похожем на те, где они обычно бывают. В связи с этим Атлантиду мы называем дневной комнатой, или комнатой легкого подчинения.

Он выдвигает несколько ящиков в черном столе и жестом приглашает ее подойти посмотреть.

– Здесь, например, целый набор вещей, которые господин или госпожа может использовать, общаясь с рабом.

В первом из ящиков Валентина видит кучу электрических секс-игрушек, в основном вибраторов, но их разнообразие ошеломляет: маленькие розовые массажеры клитора, элегантные вибраторы среднего размера, выпуклые в разных местах для различного рода стимуляций, полноразмерные вибраторы двойного действия. Один настолько огромен, что ей становится страшно. Каково почувствовать это внутри себя? От такой мысли по телу проходит дрожь. Почти во всех аксессуарах она узнает шведскую марку «ЛЕЛО». Обтекаемые формы, стильный дизайн не оставляют ее художественный вкус равнодушным. Они больше похожи на произведения искусства, нежели на инструменты страсти. Она представляет себе, какой восторженный визг поднялся бы, если б здесь была Антонелла. Подруга наверняка бросилась бы исследовать содержимое ящика. Валентина берет предмет, который заинтересовал ее дизайном, – черное овальное устройство, открытое на одном конце в форме круга. Леонардо тоже запускает руку в ящик, едва заметно скользнув по ее запястью, отчего у нее невольно перехватывает дыхание.

– Это работает вместе с этим, – поясняет он, доставая круглый предмет золотого цвета. – Дистанционное управление.

Он нажимает кнопку, и игрушка в ее руке начинает вибрировать. Валентина чувствует, что краснеет.

– У него несколько скоростей, – говорит он так спокойно, будто показывает, как переключать каналы в телевизоре.

– Спасибо, – говорит она, ощущая, как устройство трет ей ладонь.

– Вы знаете, что это? – спрашивает он с многозначительной улыбкой.

– Гм… Что-то вроде вибратора?

– Да, – кивает он, стараясь сохранять спокойное выражение лица. – Но для нее и для него. – Он забирает у нее устройство и надевает кольцо на два пальца. – Это кольцо обхватывает пенис, что увеличивает его размер и стимулирует мужчину.

– Ясно, – говорит она, пытаясь держаться с достоинством, как будто вести подобные разговоры с почти незнакомым мужчиной – самое обычное дело.

– А эта часть устройства может использоваться для стимуляции либо ее клитора, либо, если его повернуть, его яичек.

Валентина ничего не может с собой поделать. Ей представляется, как они с Тео забавляются этой игрушкой, и от подобной мысли краска смущения сползает на ее грудь, вплетается в сухожилия тела и заставляет сердце учащенно биться. Какой-то первобытный внутренний голос зовет ее прикоснуться к Леонардо. Нет, это абсурд. Она отступает от него и торопливо кладет секс-игрушку обратно в ящик.

Леонардо, ничем не выказывая, что заметил ее физическую реакцию на него, выдвигает другой ящик.

– Здесь игрушки, которыми госпожа может доставить удовольствие рабу.

Валентина заглядывает и видит множество вибраторов в форме мужских членов, а также массажеры точки «джи». Один из них выглядит пугающе большим. Так же в ящике лежит набор мужских колец, причем некоторые выглядят очень красиво. Гладкий черный оникс, полированное золото, серебро, усыпанное крошечными брильянтами. Где-то в глубине сознания появляется мысль: «Интересно, понравилось бы Тео что-нибудь из этого?»

Наконец Леонардо выдвигает последний ящик.

– Здесь мы храним предметы, которые используются при сценарии с легким связыванием, – говорит он, выразительно посматривая на нее.

Она догадывается, что он хочет увидеть ее реакцию, и делает каменное лицо. Она чувствует себя глупо из-за собственной невежественности и не хочет снова себя выдать. Однако, заглянув внутрь, ничего неожиданного не обнаруживает. Обычные приспособления для связывания: несколько наборов серебряных цепей со звеньями разной толщины, шелковые галстуки, веревка, повязки для глаз из разного материала, наручники и кляп в виде шарика.

– К примеру, – Леонардо выуживает цепь и, держа ее на кончиках пальцев, подходит к одной из балок под потолком, перебрасывает через нее цепь и соединяет оба конца снизу. – Человека можно приковать так. – Он оборачивает цепь вокруг вертикального столба и прислоняется к нему спиной. – Или же обвязать цепью вот так.

Он ловит ее взгляд, и она невольно представляет себя прикованной к одному из этих столбов. Какое-то время царит напряженная тишина, потом он швыряет цепь на пол, берет наручники и, покрутив в руках, бросает ей. Хочешь не хочешь ей приходится их поймать.

– Наручниками можно приковывать к кровати… Или к столу… Есть масса вариантов.

Он проходит мимо стола и ведет по нему рукой. Валентина замечает, какие у него длинные и тонкие пальцы. Невольно в голову лезут мысли о том, на что они способны.

– Эта комната может превращаться в место воплощения фантазий. Или, – добавляет он, открывая дверцы в стене, за которыми оказывается нечто вроде чулана, – она может быть кабинетом врача, возможно, стоматолога.

Он выкатывает из чулана смотровое кресло и, заметив, что она ошарашена, усмехается:

– Прошу. Садитесь.

Она колеблется, крепко сжимая наручники.

– Не волнуйтесь, я ничего делать не буду.

Валентина пожимает плечами, смущаясь своей робости, потом подходит и забирается в кресло.

– Откиньтесь на спинку, – говорит Леонардо. – Расслабьтесь. – И в голосе она слышит нотки веселья, когда он нажимает кнопку сбоку, и кресло отклоняется назад, точно как в кабинете стоматолога.

– Теперь, вы сами видите, на этой штуке вас можно связать, и существует множество способов доставить вам удовольствие. Или боль, – добавляет он.

Леонардо так и сияет, глядя на нее, и Валентина понимает, что происходящее его весьма забавляет. Ее охватывает неодолимое желание расхохотаться, хотя такого она никогда не делает. Все же ей удается сохранить серьезность. В ярко освещенной комнате все эти инструменты и приспособления выглядят как-то смешно. «Это просто игрушки, – думает она. – Эти люди всего лишь играют в игры. Интересно, это так же безвредно?»

Однако, когда она поднимает глаза на Леонардо, склонившегося над ней, ее начинает наполнять его запах, и она чувствует пульсацию где-то внизу живота, нечто среднее между страхом и возбуждением. Она скучает по Тео! Это его она хочет, так почему же Леонардо так воздействует на нее?

– Ну что, есть идеи, Валентина?

Она садится и, не глядя на него, спускает с кресла ноги.

– Я подумаю.

Он подает ей руку и помогает встать с кресла. Кожа у него теплая и мягкая, но не слишком горячая.

– Хорошо. Теперь давайте я расскажу о завтрашних главных героях, – говорит он.

– Да. – Она отпускает его руку, роется в сумочке в поисках блокнота, продолжая при этом держать наручники.

– Я думаю, начинать нужно осторожно. Вдруг окажется, что это не для вас. Видите ли, мы в первую очередь хотим, чтобы вы отразили наш склад ума. – Веселость исчезла, Леонардо снова стал серьезен.

– Да, я понимаю, – говорит она, протягивая ему наручники. Их пальцы снова соприкасаются, и от тепла его кожи, особенно заметного после холода металла, она легонько вздрагивает.

– Итак, – говорит он, положив цепь и наручники обратно в ящик стола. – Завтра вечером сюда придут две женщины. Роза и Селия. Обе они танцовщицы и периодически меняются ролями, то одна становится госпожой, то другая. Они очень сластолюбивы.

Валентина записывает в блокнот: «Роза. Селия. Танцовщицы. Сластолюбивы».

Леонардо открывает перед ней дверь.

– Это всё? Только две женщины? – спрашивает она.

– Да. Думаю, для первого раза этого будет достаточно. У них великолепные тела, – шепчет он ей на ухо, когда она проходит мимо него. – Я уверен, что с этими девушками вы сумеете создать что-то в высшей степени эротическое и радующее глаз.

Валентина чувствует облегчение. Обнаженные женские тела. К этому ей не привыкать. То ли дело фотографировать полностью оголенного мужчину, особенно если он будет связан. К такому нужно подготовиться заранее.

Они выходят в полутемный коридор. Валентина бросает взгляд на стальную дверь Темной Комнаты. Почему-то она ее беспокоит.

– Эти девушки не интересуются Темной Комнатой, Валентина, – говорит Леонардо, замечая, куда она смотрит. – Хотя иногда они заглядывают за эту дверь, – добавляет он и стучит по зеленой кожаной обивке. – Это наша собственная Бархатная Преисподняя. Я надеюсь, это пространство вы тоже используете для фотосъемки. Хотите взглянуть?

– Конечно, – как можно беззаботнее произносит она, хотя ее распирает от желания заглянуть за кожаную дверь.

Бархатная Преисподняя оказывается в точности такой, какой она представляла себе Атлантиду: типичный бордель девятнадцатого века с тиснеными обоями и бархатными диванчиками. Посреди комнаты высится огромная кровать с фиолетовым балдахином на массивных столбах по углам. Стены сплошь увешаны зеркалами в золотистых рамочках, и, входя в комнату, Валентина видит десяток своих отражений. В темной одежде на пестром и пышном фоне она выглядит строго и даже сурово.

– Должен признать, эта комната пользуется бо́льшим спросом, чем предыдущая, – говорит Леонардо, садясь на диванчик и взбивая одну из подушек. – В Милане садомазохисты все еще любят окружать себя роскошью, – шутит он, раздвигая ноги, так же, как делал в Атлантиде, и укладываясь спиной на подушку. Неужели он намеренно старается ее завести? – В этой комнате собрано много разной утвари и игрушек, – продолжает он. – Хотите, можете сами все осмотреть.

– Ладно.

Она отворачивается от него, стараясь не глядеть на его провокационно расставленные ноги, и начинает обходить комнату. Первое, на что Валентина обращает внимание, – это приделанный к дальней стене большой деревянный крест с кожаными ремнями для рук и ног. С потолка свисает нечто наподобие упряжи и гамак, такой же, какой она видела в Интернете. В углу на стене висит набор хлыстов. Она подходит и трогает кожаные ремни самого большого хлыста, потом сжимает пальцами его твердый кончик.

Mio Dio[6]6
  Боже мой (итал.).


[Закрыть], наверное, это больно!

У нее не укладывается в голове, как от порки можно получать удовольствие. Почему женщины вообще позволяют себя бить? Однако Валентина старается не делать поспешных выводов. Ей нужно понять почему. Для этого она здесь и находится, верно?

– Боюсь, у нас осталось мало времени, – смотрит на часы Леонардо. – Эта комната заказана. Через десять минут здесь соберутся люди, а мне еще нужно кое-что приготовить.

Она поворачивается к развалившемуся на диванчике Леонардо и думает: «Не собирается ли он сам пользоваться этой комнатой сегодня?» Губы ее неожиданно пересыхают, и она украдкой проводит по ним языком.

– Можете осмотреть здесь все завтра или в другое время, если хотите, – предлагает он, вставая с диванчика.

В любом случае на сегодня ей достаточно. Ей хватит и того, что она уже увидела в Атлантиде и Бархатной Преисподней. Помимо удивления и любопытства, она чувствует возбуждение, и у нее действительно появились идеи насчет завтрашней съемки. Голубой цвет. Танцовщицы. Обнаженная красота. Все эти чудесные вибраторы. Есть с чем поработать. Фотографии будут, конечно, откровенными, но снимать предстоит женщин, и это ее несколько успокаивает.

Леонардо вместе с ней поднимается по лестнице и провожает ее до двери.

– Так вы придете завтра вечером? – уточняет он, устремляя на нее пристальный взгляд.

– Конечно, – отвечает она, щурясь от яркого света в прихожей.

– Я вас еще не сильно напугал? – с почти застенчивой улыбкой спрашивает он.

– Что вы, вовсе нет, – говорит она и быстро на прощание целует его в обе щеки. Его «Армани» снова на миг лишает ее обоняния, и, отрываясь от него, она замечает кое-что еще. К ее удивлению, у Леонардо одно ухо украшено небольшой золотой серьгой. Это никак не сочетается с его лощеным деловым стилем и выглядит так же неуместно, как, скажем, смотрелась бы у него на руке татуировка сердца.

– Что ж, спасибо, Валентина, – говорит он, когда она выходит.

– За что? Вы же меня наняли…

– Да, но вы не обязаны были соглашаться. – С улыбкой он закрывает дверь, и она остается одна на темном пороге. Образ его магнетических карих глаз все еще хранят ее зрачки.

Валентина бредет к метро, размышляя о встрече с Леонардо, оживляя в памяти свои ощущения от увиденного в двух комнатах, которые он показал ей в клубе. С одной стороны они не оправдали ее ожиданий, с другой – привели в замешательство. По какой-то непонятной причине Атлантиду она находит более эротичной. Но еще осталась Темная Комната. Осмелится ли она когда-либо войти туда?

Она старается сосредоточиться на предстоящем проекте. Это большой заказ и захватывающая работа. Для нее – первое погружение в мир эротической фотографии. И как удачно, что только вчера Тео подарил ей альбом со старыми негативами. Это похоже на знак, подтверждение того, что решение Валентины (согласие создать альбом садомазохистских фото, кто бы мог подумать!) положительно скажется на ее карьере. При мысли о Тео и его подарке она ускоряет шаг. Сегодня он может вернуться. Иногда он уезжает всего на день. Она замечает, что надеется на это. Он может объяснить ей свой подарок, а потом… Надо признать, экскурсия по клубу Леонардо дала ей массу идей насчет того, чем они с Тео могли бы заняться в спальне. Меньше всего она думает о том, что он спросил у нее вчера утром. Каким-то образом знакомство с Леонардо подняло ей настроение. Сегодня для нее важнее быть любовницей Тео, чем решать, хочет ли она стать его девушкой.