Текст книги "Семья на заказ"

4

В приемной было пусто, дверь кабинета Уитни распахнута. Ева вошла и остановилась. Темнолицый хозяин кабинета восседал за письменным столом, уставившись на экран.

Она подумала, что он очень подходит для этого кабинета с открывающимся из окна панорамным видом на город, который ему вменялось охранять. В свое время он трудился уличным копом, и очень неплохим. Теперь он возглавлял лучшее подразделение полиции во всей стране.

С этими обязанностями он тоже справлялся неплохо.

Она легонько постучала по дверному косяку.

– Прошу прощения, сэр. Вашего секретаря нет на месте.

– Обедает. – Он поманил ее к себе пальцем. – Закройте дверь.

– Слушаюсь, сэр. – Она знала, что он предложит ей сесть, но предпочитала докладывать стоя, поэтому встала навытяжку.

– Мы с Пибоди только что вернулись после раздельной предварительной работы по делу об убийстве четы Рейнхолд.

Он откинулся в кресле, сцепил толстые пальцы.

– Двойное убийство. Мать и отец.

– Так точно, сэр. Даже на первоначальном этапе существуют исчерпывающие доказательства того, что Джеральд Рейнхолд нанес своей матери более полусотни ударов ножом, после чего более шести часов дожидался прихода отца. Отца он забил до смерти ударами бейсбольной биты.

Она перечислила все, что было известно по делу, ничего не упустив. Уитни не перебивал ее, а просто наблюдал за ней из кресла, изредка кивая и задавая редкие уточняющие вопросы.

– Я намерена запросить у доктора Миры психологический профиль подозреваемого. Осталось еще допросить бывшую его подружку, сослуживцев, начальников. Трое людей, с которыми он был ближе всего, не имели с ним контактов после убийства.

– Вы им верите?

– Верю, сэр. Он получил то, что хотел. Устроил себе праздник. Я жду отчета от полицейского Кардининни о том, что пропало с места преступления, чтобы запросить ломбарды и магазины подержанных вещей. Ему нужно избавиться от всего, что он прихватил, чтобы иметь еще больше наличных. Ему хватило ума не оставаться на одном месте, где мы легко бы его нашли, но где-то он должен задержаться.

– Местная пресса вцепится в это дело. Поручаю ее вам.

Как Ева ни ненавидела прессу, у нее хорошо получалось держать ее в узде.

– Скоро я представлю вам более подробный рапорт, – отчеканила она.

– Представите, не сомневаюсь. Я удовлетворен продвижением этого расследования, но вызвал вас по другому поводу. – Он положил ладони на стол. – Вы награждены Почетной медалью конгресса США.

– Сэр?

– Причины для награждения: образцовая работа с риском для жизни, спасенные благодаря вашей работе несчетные жизни, опасности, которым вы подвергались в связи с недавним делом о массовом убийстве с применением химического оружия, задержание Льюиса Коллуэя и Джины Макмиллон и их успешное изобличение.

– Для меня это большая честь, господин майор. Но расследование, арест, изобличение – не только моя заслуга. Моя бригада…

– …тоже будет отмечена, как и агент Тисдейл из Внутренней безопасности. Но возглавляли следственную бригаду вы, лейтенант. Этими людьми командовали и командуете вы. Это высочайшая честь, к которой может представить своего полицейского Управление полиции Нью-Йорка, и оно относится к этому со всей серьезностью, хотя иногда не обходится без вмешательства политиков. В данном случае, уверен, они не промахнулись. Или вы намерены опровергнуть мою уверенность, лейтенант?

– Никак нет, сэр. – Ловко он загнал ее в угол! – Спасибо, сэр.

– Награждение назначено на среду, на четырнадцать ноль-ноль. Мне велено вас уведомить, и я горд сделать это.

– Благодарю, господин майор. – От гордости, признательности и смущения ей стало трудно дышать. – Не хочу выглядеть неблагодарной. Я очень благодарна! Но нельзя ли сохранить это…

– В тайне? Чтобы новость не вышла за пределы узкого круга?

Она не верила, что такое возможно, но надежда умирает последней.

– Получится?

Он поджал губы.

– Даже не думайте. Выбросьте это из головы, Даллас.

Надежда умерла беззвучно.

– Слушаюсь, сэр.

– Есть еще одно дело, в котором имеется примесь политики. Ответьте, вы хотите производства в капитаны?

Ева разинула рот, но не надумала, что сказать. Ей показалось, что у нее отнялись ноги.

– Сэр?

– Я задал вам прямой вопрос, лейтенант, и хочу получить прямой ответ. – Прежде чем она собралась с мыслями, он наставил на нее палец и не позволил ответить. – Вы слишком молоды для этого звания. Вы были бы самым молодым капитаном среди всех под моим командованием. Если бы решал один я, вам бы еще долго не видать капитанских нашивок. Политика, размышление, предрассудки – все сыграло роль в том, чтобы не предлагать вам повышения в звании. То, как мы живем, отчасти зависит от того, кто мы такие, а отчасти – от того, как нас воспринимают.

– Понятно, господин майор. – Она действительно понимала – и не только его, но и весь процесс, и саму себя, поэтому позволила себе расслабиться. – Всегда понимала и не жалела о том, как живу.

– И правильно делали. Стало труднее, можно даже сказать, невозможно, использовать против этого повышения ваш брак. Особенно в связи с решением наградить Рорка медалью «За заслуги» для гражданских лиц.

Она вытаращила глаза и не удержалась от усмешки.

– Я много лет смогу использовать это против него.

– У вас и у него любопытная динамика, – заметил Уитни. – А теперь мне нужен ваш ответ.

– Господин майор, – пытаясь прояснить мысли, чтобы и ответ получился ясным, Ева взъерошила себе волосы. – Три года назад я бы не колебалась. Тогда я еще пыталась что-то себе доказать. За пределами работы я чувствовала себя неуверенно, хотя не отдавала себе в этом отчета. Вот и стремилась доказать, что стою на твердой почве. Стремилась заслужить уважение.

– Вы его заслужили. – Изучая ее лицо, он свел брови на переносице. – А теперь вы колеблетесь?

– Сэр, я счастлива, что вас перевели из следователей в начальники Управления, восхищена вашим опытом и проницательностью. Ваша работа невероятно трудна, почетна и необходима.

– Что ж, Даллас, повышение у вас в кармане, если вы этого хотите.

Она немного перевела дух.

– Нет, я не готова к сидячей работе. В администраторы я гожусь, но все-таки я – сыщик. Капитан, ведущий расследование, – это исключение, а не правило. Я – коп, раскрывающий убийства. Я умею это делать, в этом моя сила. Иначе меня не представили бы к этому повышению.

Она вспомнила смешной галстук Дженкинсона, резиновую курицу над столом Санчеса, когда тот был новичком. Главным было доверие, которое она испытывала к любому в своем отделе.

– И еще, сэр. Я не хочу возводить преграду между собой и подчиненными. Не хочу создавать у них впечатление, что им надо лезть вверх по ступенькам, чтобы со мной поговорить, подключить меня к делу, попросить о помощи. Не хочу от них отдаляться. Они и сама работа для меня важнее капитанских нашивок. Рада, что могу искренне сказать это.

– Похоже, вы много над этим думали.

– Это не так, господин майор. Не так уж много. – Она поняла, что излила душу, причем не в самом подходящем для этого месте. – Я благодарна вам за желание меня отметить. Но я уверена, что лучше послужу Управлению и жителям Нью-Йорка на своем теперешнем месте.

Он опустился в свое кресло – большой человек с большим городом за спиной.

– Я бы мог сильнее надавить в соответствующих инстанциях, хотя при этом мне пришлось бы спорить с самим собой.

– Политика, сэр. – Движением плеч она отбросила эту презренную материю.

– В чем-то да, но не во всем. Главная причина, почему я решил не настаивать, – то, что я с вами согласен. Ваша сила – это ваши способности следователя, умение возглавить людей в отделе, проникнуть в самое нутро преступника и его жертвы. Не хочется всего этого лишиться. Но теперь, когда многие препятствия устранены, я решил, что пора обратиться к вам с этим вопросом напрямую.

– Можно откровенно, сэр? – Он кивнул, и она продолжила: – Большое облегчение – узнать, что препятствия устранены, и осознать собственные цели и приоритеты.

– С вашего позволения, я передам ваш ответ кому следует.

– Искренне вас благодарю, сэр.

– Не стоит благодарности, лейтенант. Я тоже говорю искренне.

Он встал, обошел стол и сделал нечто, что редко себе позволял: взял и потряс Евину руку.

– Вы свободны.

Она брела от него в недоумении, но в целом чувствовала облегчение. Это было как избавление от тяжести, о которой она как будто забыла; при этом она знала, где ее скинула, на случай если придется снова взвалить ее на себя.

А пока она наслаждалась забытым ощущением легкости.

Чудо-галстук вернулся на свое место и проявлял похвальное прилежание. Бакстер и Трухарт трепались за столом у Бакстера. Пибоди угрюмо трудилась за своим столом – не иначе занялась извещениями.

Все копы в комнате, включая Дженкинсона, надели темные очки.

– Это Голливуд или нормальная полиция?

– У нас и для вас найдется, босс. – Бакстер протянул ей очки с черными дужками и квадратными янтарными стеклами. – Мы не допустим, чтобы наш лейтенант выплакал все глаза.

Подхватывая их игру, она нацепила очки на нос и подошла к Пибоди.

– Как дела?

– С извещениями закончено. Родителей погибших известие убило. Моя мать всегда говорит: сколько бы ни исполнилось твоему ребенку, он всегда остается твоим ребенком. Думаю, она права. Я связалась с их местными консультантами по помощи в трагических случаях.

– Молодец.

– Готов предварительный рапорт чистильщика. Кардининни прислала список отсутствующих, по словам соседки, предметов в квартире. В вашей почте должны быть копии.

– Сейчас проверю.

– Вы долго отсутствовали. – Ева не отвечала, и Пибоди продолжила: – Я послала отчет доктору Мире – вдруг вам понадобится ее консультация.

– Понадобится.

– Коммуникатор Нуссио все еще не подает признаков жизни. То ли она его не активировала, то ли стоит в очереди на регистрацию и ввод данных – это вероятнее. Когда заводишь новый коммуникатор, то сначала играешь с ним, как ребенок.

– Сколько времени обычно уходит на загрузку данных?

– Обычно? От пары часов до бесконечности.

– Отлично. Если не загрузится и если она не выйдет на связь до конца смены, я по пути домой снова к ней заскочу. В крайнем случае свяжемся с ней утром. Давай сюда описание исчезнувших предметов.

– Сейчас будет готово.

– Хорошо. – Она направилась к себе, но по пути оглянулась. – Ты славно потрудилась, Пибоди.

– Спасибо.

У себя в кабинете Ева закрыла было дверь, но одернула себя. Не хватало сесть и начать размышлять о разговоре с Уитни! Некогда ей анализировать предложения о повышении, политику, чутье начальства и подчиненных. Дело не ждет.

Сначала она взялась за список предметов. Он тоже требовал размышления.

Как она и ждала, в списке числилось несколько драгоценных вещиц. Маленькие клипсы в форме звездочек с бриллиантами (свидетельница отметила, что это был подарок Карла Барбаре на 25-ю годовщину их свадьбы). Старинные дамские золотые часы с бриллиантами и сапфирами, приблизительно середина XX века, марки «Ролекс» (с отметкой свидетельницы, что они принадлежали прабабке убитой – скорее всего, со стороны матери). Два золотых браслета, набор, жемчужное ожерелье с золотой застежкой – наследство бабки по материнской линии. И бриллиантовое обручальное кольцо убитой в золотой оправе.

Выходит, убитые придерживались традиций, подумала Ева: обручальное кольцо, семейные реликвии.

Со стороны мужа драгоценностей поменьше: золотой наручный коммуникатор, еще одни часы «Ролекс» (опять приверженность традиции!) с инициалами владельца – подарок жены на серебряную свадьбу, две пары запонок – золотые и кованые серебряные.

Список драгоценностей был более длинный, но, по мнению свидетельницы, дальше в нем перечислялась бижутерия: она сама присутствовала при покупке некоторых из этих вещей.

Еще свидетельница вспомнила про два электронных планшета, два мини-компьютера, серебряную минору, серебряную посуду – тоже наследство (сервиз на восемь персон). Граненый хрустальный сосуд в форме корзины на ножках с ручкой был, по словам свидетельницы, единственной вещью, оставшейся у Барбары от прабабушки, ее гордость и отрада.

Кардининни написала, что очень удивлена тем, что подозреваемый не забрал кое-что еще, включая шелковую свадебную хупу с нарисованным от руки древом жизни. «Свидетельница показала, что эта вещь была сделана для свадьбы прабабки пострадавшей с материнской стороны и потом служила при свадьбе бабки, матери и самой пострадавшей. Пострадавшая говорила свидетельнице, что мечтает передать ее сыну и что она застрахована на 45 тысяч долларов. Фотографии хупы и деревянной музыкальной шкатулки, недавно полученной пострадавшим, по словам свидетельницы, от отца, прилагаются. Шкатулка являет собой старинный механизм цилиндрического типа с инкрустацией на крышке – женщина, играющая на лютне. По мнению свидетельницы, шкатулка тоже была застрахована».

Ева одобрила усилия Кардининни. Доскональные и любопытные сведения. Они наталкивали на вывод, что Рейнхолд знал не все. Он пренебрег свадебной хупой – наверное, не представлял ее стоимости. Музыкальная шкатулка на фотографии смотрелась неказистой; видимо, он счел ее стариковским барахлом. Забрал то, что бросалось в глаза: электронику и деньги.

Неглуп, подумала Ева в который уже раз. Но и умом не блещет.

Она пробежала глазами отчет чистильщика, огорчилась, что по-прежнему не опознана обувь, хотя на месте преступления осталась уйма кровавых отпечатков, еще раз промотала записи камер наблюдения и попыталась обобщить все это в собственном рапорте.

Переписала разговоры с Мирой, Пибоди, майором.

Закинула ноги на стол, села поудобнее.

Пора кое-что обобщить.

Самые обыкновенные люди. Традиционные, давно в браке, средний класс. Женщина занята домашним хозяйством, мужчина зарабатывает на жизнь. Прочные семейные узы, крепкие дружеские связи, здоровые соседские контакты. Вырастили сына. Разочарованы? Он вылетел из колледжа, не способен удержаться на работе, сохранить отношения с девушкой.

Не донимали ли они его нотациями? А как же! Все как обычно.

«Стань мужчиной, найди работу, думай о будущем, плати по своим счетам».

Наверное, тебя давно от всего этого тошнило? Размышляя, она изучала физиономию Рейнхолда. Ты больше не мог все это слушать: что тебе делать, как делать. Ты устал видеть разочарование в их глазах. Отец день-деньской корячится на какой-то дурацкой работе – вот тоскливый дуралей! Мать хлопочет на кухне, болтает с соседками, вечно напоминает тебе: «Подбери вещи, наведи порядок». Ворчливая зануда!

Из-за них обоих ты был лишен того, чего тебе на самом деле хотелось.

– Так все это видится тебе, – прошептала Ева. – Все, больше тебе не надо на них смотреть, слушать их лекции. Наконец-то свободен!

Она встала.

– Но ненадолго!

Когда она брала с вешалки плащ, в двери появилась Пибоди.

– Есть сигнал о двух часах и жемчуге. Из шикарного места в Ист-Виллидж.

– Проверь. И заодно – последнее место работы Рейнхолда. Только часы и жемчуг? – переспросила Ева уже на ходу.

– Это все, что он принес.

– Носит понемногу в разные места. Не хочет вопросов, старается унести подальше от собственного района.

– Владелец магазина позвонил сразу, как только увидел наше предупреждение. Сказал, что Рейнхолд принес часы и жемчужное ожерелье в одиннадцать часов.

– Через пару часов после банков. Денежки на черный день.

В гараже она села за руль. Пибоди ввела в навигатор адрес магазина.

– Я бы перевела деньги в Нью-Джерси, – заявила она. – А еще лучше – в Питтсбург.

– Питтсбург?

– К примеру. В субботу собралась бы, дошла до автобуса, сделала пересадку, приехала в Нью-Джерси, нашла спокойный отель. Отдышалась бы. В воскресенье покатила бы на юг. В одном месте перекрасила бы волосы, в другом сменила бы цвет глаз, в третьем – вытравила бы татуировки.

– Когда забираешь деньги, приходится показывать удостоверение личности. Как это сделать, изменив внешность?

– Ты права. Ладно, с этим подожду. Пока что занимаюсь вещами. Нахожу в Джерси магазинчик, вроде того, куда мы сейчас едем, и кое-что сбываю. К утру понедельника забираю денежки, плачу за изменение внешности наличными, все остальное сбываю в Питтсбурге.

– С изменением внешности пришлось бы ждать дольше, иначе, собирая проданное и заложенное тобой, мы бы составили твой новый портрет.

– Черт! Ладно, сперва продаю и закладываю, а ПОТОМ покупаю за полученные деньги новый ID.

Ева забавлялась, тренируя Пибоди и пробивая дыры в ее плане бегства.

– Интересно, как ленивый обормот из Нижнего Вест-Сайда разнюхает, где в Питтсбурге строгают фальшивые ID?

– Согласна, он обзаведется им еще до отъезда из Нью-Йорка.

– Суть вопроса остается прежней.

– Наверняка он знаком с кем-то, кто знаком с кем-то еще. Скорее всего, он покупал фальшивые документы до достижения совершеннолетия, чтобы проникать в клубы и покупать спиртное. Обычное дело! – Пибоди покосилась на Еву. – Как будто ты сама так не делала?

– Я – нет. – Ева давно не интересовалась клубами.

– Поверь мне, среди молокососов это принято. Я бы использовала это как трамплин, чтобы обзавестись денежками для нового документа.

– Ты забыла, что в Нью-Йорке выглядишь еще по-прежнему?

– Твоя правда! – Пибоди огорченно стукнула себя кулаком по бедру. – Дай подумать. Как бы ты сама поступила?

– Еще в квартире мертвых родителей я потратила бы больше времени на проблему обзаведения фальшивым документом. Нашла бы мертвеца, обзавелась бы всем необходимым, чтобы у скучающего чиновника в центре выдачи удостоверений личности не возникло вопросов. В субботу, еще до того, как будет поднята тревога, все бы сбыла. Уехала бы с одним легким чемоданом и рюкзаком, чтобы перемещаться налегке. Все равно мне много не надо, достаточно того, что потребуется в течение пары дней. Деньги перевела бы на офшорный счет, который не отчитывается о движении средств. Денег не так много, никто не почешется. Весь воскресный день у меня есть для того, чтобы забраться куда подальше. Уезжаю я со своей прежней внешностью, потом меняю ее для фальшивых документов. Делаю для них фотографию. Потом делаю так, чтобы не совсем походить на того, кем стану. Надеваю мешковатую одежду. Часть состриженных волос перекрашиваю и делаю из них козлиную бородку, вешаю себе сережку, добавляю пару татуировок, искусственный загар. Сажусь в автобус или на поезд, делаю несколько пересадок и еду – но не в Питтсбург, а куда-нибудь в Милуоки.

– Почему именно в Милуоки?

– Просто так пришло на ум. Главное, далеко, на Средний Запад. Там я выбираю подходящий центр выдачи удостоверений и меняю внешность на предыдущую, наболтав, что потерял документы, пока нырял где-нибудь на острове Косумель.

Пибоди вытаращила глаза.

– Ты серьезно?

– Звучит по-дурацки, именно поэтому мне поверят, если хорошо притворюсь. С новыми документами лечу на Каймановы острова – я же туда перевела денежки? – забираю их, поселяюсь в симпатичном отеле и заказываю коктейль с зонтиком в бокале.

– Ну, ты даешь!

Ева крутила головой, ища, где припарковаться.

– Это так, мелочи. Маловато денег, чтобы все сработало и, вообще, чтобы ради них стараться. И все равно я оставляю за собой след, по которому на меня могут выйти ищейки.

Она заметила свободное место на втором уровне и машину-соперницу, метившую туда же. Вертикальный маневр, вираж, оглушительный гудок.

– Мы будем следовать за деньгами, – продолжила она, выходя из машины. – И обязательно их найдем. Это было бы сложнее, если бы он довольствовался деньгами, найденными в квартире, и продажей унесенных оттуда предметов. А потом сбежать, сменить документы, внешность, имя, осесть в Милуоки и найти себе незаметную работенку. Но большинство людей слишком жадны и нетерпеливы. Им подавай все и сразу.

Спустившись на улицу, они прошли полквартала до «Драгоценностей Урсы» – заведения, чей хозяин рекламировал себя как эксперт по продаже, приобретению и ремонту украшений.

Внутри стоял одуряющий аромат цветов и гул голосов, все сверкало.

– Вот это да! – ахнула Пибоди.

– Тише ты! – шикнула на нее Ева. – Тип с волнистыми седыми волосами и круизным загаром – сам Урса.

Хозяин возвращал под стекло прилавка бархатный планшет с безделушками.

– Мистер Урса. – Она показала свой жетон, он со вздохом кивнул. – Лейтенант Даллас и детектив Пибоди. Будем признательны вам за сотрудничество.

– Он показался приятным молодым человеком.

– Не сомневаюсь.

– Сказал, что его родители недавно погибли в аварии. Даже всхлипнул, так что я не стал задавать вопросов. Сказал, что ему слишком тяжело оставлять дома часы и жемчуг. Пытался якобы носить отцовские часы, но не смог.

– Ну-ну.

– Я предложил ему подождать, спрятать все в банковскую ячейку, потому что потом он может пожалеть, что продал памятные вещи. Нет, говорит, я, мол, уезжаю из Нью-Йорка, хочу попробовать начать все с чистого листа. Вещицы были симпатичные, особенно старинные женские часики. Подождите немного, я убрал их в сейф, как только дочь увидела на экране предупреждение. Раньше у нас такого не случалось. Как неприятно!

– Понимаю.

– Прошу меня извинить.

Он скрылся за дверью. Его тут же сменила женщина с темно-синими глазами и с точно таким же носом, как у него.

– Я Наоми Урса. Отец очень расстроен. Я читала об убийстве в квартире на Вест-Сайде – муж и жена. Отцу я ничего не сказала. Но эти часы и прекрасный старинный жемчуг – они ведь принадлежали им?

– Не могу пока что этого подтвердить. Было бы полезно ознакомиться со съемкой вашей камеры безопасности.

– Хорошо, папа уже сделал для вас копию. Пройдите сюда, за прилавок, можете сами все просмотреть на экране.

Ева двинулась за ней. Ей пришлось ткнуть локтем Пибоди, которая залюбовалась ожерельем под стеклом – настоящей цепочкой розовых слезинок.

– Я нашла эту запись, когда вы вошли, – сказала Наоми и включила воспроизведение.

Ева увидела, как Рейнхолд входит в дверь. Без чемоданов – нашел, значит, где их припрятать. С нарочито скорбным выражением лица он шагнул к хозяину.

Любопытно, подумала она. Почему-то он выбрал пожилого мужчину, воплощение отцовства и властности, а не его молодую дочь.

Сочувствие Урсы было заметно даже на записи. Он выложил на прилавок две бархатных планшета: один для часов, другой для жемчужного ожерелья.

Впившись глазами в Рейнхолда, Ева отметила про себя его спокойствие. Урса на экране вооружился ювелирной лупой и каким-то измерительным прибором и стал изучать принесенные предметы.

Нетерпелив, подумала она про Рейнхолда. Возбужден.

Урса заговорил, Рейнхолд помотал головой, опустил глаза, отвернулся, поджал губы. Он придумал для себя роль и пребывал в ней.

Урса потрепал его по руке – искреннее сочувствие, заметное даже на экране. Отодвинул планшеты, подозвал дочь и зашептал ей на ухо.

– Это он велит мне убрать вещи, чтобы клиент больше их не видел, – объяснила Наоми. – Он даже предложил клиенту чуть больше, чем следовало. Мы оба очень его пожалели. Хотя, если отбросить сантименты, старинные женские часы – действительно стоящая вещь.

Появился сам Урса.

– Я убрал их в коробки. – Он расставил коробочки на столике и открыл их. – Прелестные вещицы! Мужские часы, конечно, не винтаж, но тоже хороши, и состояние отличное. А вот женские – настоящее загляденье, да еще в прекрасном состоянии. К жемчугу тоже не придерешься. Могу показать вам все квитанции.

– Благодарю вас, мистер Урса. Моя напарница предоставит вам все необходимое для страховки, а также квитанцию на все три предмета. Можете звонить мне в любое время. – Она отдала ему свою карточку. – Главное, если мистер Рейнхолд появится опять, не вступайте с ним в конфликт, найдите повод, чтобы отойти, и вызовите меня.

– Думаете, он вернется? – От ужаса Наоми поднесла руку к горлу.

– Не думаю. Но вы должны понять: если вы его снова увидите или услышите, то помните, что он опасен, и обратитесь в полицию. Пибоди, позаботься, чтобы мистер Урса получил от нас все необходимое. Мистер Урса, можно вас на минуточку?

Отведя его в сторону, Ева тихо продолжила:

– Вы были добры к нему. Это не повод чувствовать себя глупо.

– А что, заметно? – спросил Урса с легкой улыбкой.

– У вас наверняка есть веб-сайт, а в нем сказано, что это давний семейный бизнес с индивидуальным обслуживанием, персональным подходом, специализацией на фамильных драгоценностях.

– Угадали. У нас тут трудятся три поколения. Мои мать и отец сегодня выходные. Там мой сын и его жена. – Он указал в угол магазина, где с клиентами занимались мужчина и женщина.

– Именно поэтому он вас и выбрал, – объяснила Ева. – Солидный, уважаемый, честный бизнес. Он изучал рынок, прежде чем остановиться на вас. Стоимость часов и ожерелья он тоже проверил. А раз бизнес семейный, значит, вы посочувствуете истории, которую он вам преподнесет.

– На часах выгравировано имя его отца. Я попросил его показать документы.

– У вас не было причин усомниться в его истории. Держу пари, вы не единственный, кто ее сегодня выслушивает.

Выйдя из магазина, Ева заспешила на второй уровень, к машине.

– Обеспечь мне выезд! – крикнула она Пибоди.

– Конечно. Слушай, он вышел оттуда с сорока пятью тысячами. Не знаю, сколько ему дадут за остальное – похоже, старинные часы были самой дорогой вещью, – но он явно выстилает перышками свое гнездышко и не медлит с этим.

– Мы найдем это гнездышко, – заверила ее Ева.

Распахнув дверцу машины, она застыла, глядя на улицу внизу. Она не позволит убийце почивать на лаврах, выпачканных родительской кровью.