Текст книги "Портрет смерти"

– Понятно… – Ева встала и пошла за кофе. И тут в комнату влетела Пибоди, за которой шел Фини.

– Похоже, вся банда в сборе. – Фини сел за стол. – Ну что, детка, начнем копать дерьмо?

«Детка», – повторила она про себя. Фини был единственным, который когда-либо называл ее деткой. Странно, раньше она никогда не задумывалась над этим, да и просто не обращала внимания.

Если в ее жизни и существовал мостик между юностью и зрелостью, то замечал его только Фини.

Она поставила перед ним кружку с кофе.

– Именно этим мы и займемся.

Как только с вводной частью было покончено, она сделала жест Макнабу:

– Говори, торопыга.

– Данные на служебный видеотелефон Надин были переданы с этого компьютера. Данные о времени на телефоне Надин и компьютере совпадают. Просмотрев записи видеокамер слежения за этот период, мы увидели… множество мигающих лампочек и кучу народа. – Макнаб вывел изображение на экран. – Этот компьютер… подождите, – Макнаб порылся в многочисленных карманах и достал лазерную указку. – Вот здесь. – Он обвел указкой небольшой сектор экрана. – Сейчас он закрыт людьми, то и дело шастающими туда и обратно. Но вот… Видите, здесь мелькнул оператор. – Макнаб остановил запись и увеличил отмеченное изображение.

– Женщина… – Изумленная Ева поднялась и подошла к экрану. – Лет двадцати пяти, мулатка. Весит килограммов сорок пять вместе с одеждой и обувью. Она не могла убить Хоуард, потом затащить ее в машину и бросить в контейнер. Такой зубочистке это не по силам.

– Компьютерная наркоманка, – сказал Макнаб.

– Кто?

– Компьютерная наркоманка. Чокнутая, жить не может без компьютера. Некоторые из них уединяются, забиваются в какую-нибудь дыру и порывают все контакты с человеческими существами. Другим, наоборот, нравится быть в окружении людей. Они зарабатывают всякую мелочь, получая и отсылая сообщения или выполняя задания. Домашние работы, бухгалтерские отчеты – в общем, все, что позволяет им иметь дело с машинными данными.

– Вроде чокнутых из ОЭС, – подала голос Ева.

– Брось, – улыбнулся Фини. – Компьютерные наркоманы редко имеют постоянную работу. И не держатся за нее. – Он барабанил пальцами по столу и следил за экраном. – Да, ты ее засек. Посмотри, официантка кладет на стол пачку дискет. Возможно, официантка – или сам клуб – что-то берет за передачу данных.

– В этом нет ничего незаконного, – добавил Макнаб. – С таким же успехом я мог бы попросить вас, Даллас, отправить данные за меня – допустим, у меня полетел компьютер или просто нет времени. А я заплачу вам десять баксов за хлопоты и потраченное время.

– А если ты, к примеру, торговец наркотиками, то сбрасываешь дискеты какому-нибудь компьютерному наркоману. В результате передачи идут из разных мест, и ты черта с два найдешь след.

Макнаб кивнул:

– Да, конечно. Но кто доверит компьютерному наркоману серьезное дело?

– Убийца доверил. Давайте определим ее личность. Нам нужно поговорить с ней. Пибоди, зайди в клуб и выясни, не знает ли кто-нибудь ее имя. Как по-вашему, она заглядывает в то, что передает?

– Иногда они это делают. Просто из любопытства, – сказал Фини. – Можно следить за жизнью и мыслями других людей, не имея с ними никаких общих дел.

– Я бы дорого дала за такую возможность, – проворчала Ева.

– Можно защитить данные от передающего, – добавил Макнаб. – Если ты хочешь утаить что-то. Конечно, опытный компьютерный наркоман может взломать защиту. Но эта ничего не взламывает. Иначе бы она не справилась с такой пачкой дискет всего за несколько минут.

– А что делают с дискетами после передачи?

– Официантка забирает их и приносит новую пачку – конечно, если есть заказы. Диски снова кладутся на стойку или на специальный стол. При желании ты можешь их забрать. В противном случае их использует клуб… Конечно, тогда их нужно надписать, – добавил Макнаб. – Если ты хочешь, чтобы данные записали или сгенерировали, то пишешь это на дискете, а заодно сообщаешь, куда ее переслать. Плата за это выше. А она просто передает данные, и все.

– Он мог прийти в любое время и забрать дискету. Покрутиться рядом, заказать что-нибудь выпить и удостовериться, что данные отосланы. Этот тип даром времени не тратит, – негромко сказала Ева. – Стоит в толпе и старается не попадать под объектив камеры слежения. Выпивает, танцует один-два танца, потом забирает дискету, кладет ее в карман и уносит ноги. Идет домой, ложится спать. И, держу пари, спит отлично. Утром просыпается, включает телевизор, пьет кофе и радуется тому, что удачно провернул дельце.

– Это было легко, – подтвердил Фини. – Слишком легко. И он предвкушает возможность сделать это снова.

– Мы проверим фотоаппараты, косметику и фотографов в трех заранее определенных районах. Пороемся в дискетах, которые клуб еще не успел использовать, – на случай, если этот тип не удосужился ее забрать. Макнаб, выследи эту компьютерную наркоманку. Ты умеешь разговаривать на их языке.

– Слушаюсь.

– Я еще раз схожу в университет, полюбуюсь на группу изучающих фотодело и попробую восстановить последние часы ее жизни. Потом возьму час личного времени. Пибоди, ты останешься с Фини.

Ева собрала фотографии. Она еще не была готова к тому, чтобы приколоть снимки Рэйчел Хоуард к доске убитых.

– Вернусь к четырнадцати ноль-ноль.

6

«При Рэйчел тут все было по-другому», – думала Ева, стоя в глубине мастерской. Тогда стоял вечер, и студентов было меньше. Но Рэйчел работала так же, как эти юные студенты, налаживая аппаратуру, ища нужный ракурс и восхищаясь образами, которые она запечатлевала с помощью фотоаппарата и передавала с камеры на экран.

О чем она думала во время своего последнего урока? О работе или о предстоящем вечере с подругами? Слушала ли профессора Браунинг так же, как кое-кто из этих студентов? Или сосредоточилась на работе, уйдя в собственный мир?

Может быть, флиртовала с кем-нибудь из юношей, расположившихся по соседству. Здесь все немного флиртовали со всеми, используя взгляды, язык жестов и еле слышный шепот.

Она любила флиртовать и танцевать. Пользовалась всеми преимуществами своего возраста. Отныне она навеки останется двадцатилетней…

Ева слышала объяснения и рекомендации профессора, но была уверена, что Браунинг заметила ее сразу же, как только аудитория начала пустеть. Студенты уходили парами или группами. Но было и несколько одиночек. Со времен ее учебы ничто не изменилось.

О боже, как она ненавидела школу!

Она была одиночкой, причем сознательно. «Нет смысла к кому-то привязываться, – думала она. – Скорее бы все это кончилось. Тогда я смогу избавиться от этой проклятой системы и снова стать хозяйкой самой себе».

Это относилось и к полицейской академии. И к отделу. И к любой другой организационной структуре.

– Здравствуйте, лейтенант Даллас. – Браунинг жестом пригласила Еву подойти.

На этот раз ее волосы были собраны сзади, и тем не менее она выглядела сексуально. Что не соответствовало представлениям Евы об университетском профессоре.

– Есть новости? – спросила она. – Новости о Рэйчел?

– Расследование продолжается. – Ничего другого Ева ответить не могла. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Над чем здесь работала Рэйчел?

– Сейчас… – Лиэнн вынула записную книжку. – Вводный курс, летний семестр… Во время летнего семестра мы проводим ускоренный курс как для тех, кто специализируется в этой области, так и для студентов, которые занимаются факультативно, – продолжила она, листая книжку. – Конечно, их куда меньше, чем в осенний и весенний семестры, но… Ах да. Портрет. Городской портрет. Связь между моделью и фотографом.

– У вас есть ее последние работы?

– Да. В моих досье хранятся некоторые образцы и завершенные фотографии. Подождите минутку.

Она подошла к компьютеру и набрала на клавиатуре несколько команд.

– Как я уже говорила, Рэйчел была добросовестной студенткой. Более того, занятия доставляли ей удовольствие. Фотография не была ее специальностью, она просто заполняла часы, но вкладывала в это дело душу, а не просто отсиживала от и до… Вот. Смотрите.

Она сделала шаг в сторону, чтобы не закрывать экран.

– Ремке. Хозяин магазинчика кулинарии напротив магазина, в котором она работала. Она передала жестковатость этого человека, заметную в наклоне головы и выступающем подбородке. Судя по виду, настоящий бульдог.

Ева вспомнила, как он отделал ремонтника.

– Близко к истине.

– Но взгляд у него добрый, и Рэйчел тоже сумела это передать. Обратите внимание на фон. На лице хозяина капельки пота, а позади, в охлаждаемых ящиках, миски с салатом. Хороший контраст и удачный выбор места. Отличный портрет. Есть и другие, но этот лучший.

– Мне бы хотелось иметь копии всех ее работ.

– Хорошо. – Браунинг дала команду компьютеру. Когда компьютер заработал, она наклонилась к Еве. – Не понимаю, как это поможет вам выйти на след убийцы.

– Я хочу видеть то, что видела она и, может быть, видел ее убийца… У большинства студентов, выходивших из аудитории, были с собой сумки. Папки и портфели.

– Для учебы требуется многое. Студенту нужна тетрадь для конспектов, портативный персональный компьютер, дискеты, возможно, видеокамера и, конечно, фотоаппарат. Помимо косметики, еды, видеотелефонов, законченных работ и всяких личных вещей.

– Какая сумка была у Рэйчел?

Браунинг захлопала глазами.

– Не знаю. Увы, я никогда не обращала на это внимания.

– Но сумка у нее была?

– Да, как у всех. – Браунинг опустила руку под письменный стол и достала объемистый «дипломат». – И у меня тоже.

Убийца либо оставил сумку себе, либо избавился от нее, решила Ева. Но не бросил рядом с телом. Почему? Что она для него значила?

Она шла по коридору так же, как это делала Рэйчел, и размышляла.

В тот вечер студентов было меньше. Небольшие группы возвращавшихся после вечерних занятий. Лето… В студенческом городке затишье.

Она вышла вместе с другими. Смех, болтовня. Приглашения съесть пиццу, выпить кофе или пива.

Она отказывается, говорит, что идет в общежитие к подружкам. До встречи.

Ева вышла из здания и немного постояла на ступеньках; почему-то ей казалось, что Рэйчел сделала то же самое. Потом спустилась и пошла налево.

По той же дорожке шли и другие студенты, направлявшиеся в сторону общежития или остановок городского транспорта. Тихо. В тот вечер тут было очень тихо. Уличного движения не слышно. Слышны только шаги студентов, спешащих в общежития, клубы или кофейни.

Другие ехали домой или куда-то за пределы студенческого городка. К станции метро, остановке максибуса. К автостоянкам. Эти наверняка были постарше. Взрослые, решившие расширить свой кругозор с помощью вечернего обучения.

Кто-то мог прогуливаться по городку. Территория Колумбийского университета – неотъемлемая часть Нью-Йорка. Бояться здесь было нечего. Рэйчел была городской девочкой и считала студенческий городок чем-то вроде земли обетованной.

Шел ли он за ней? Пересекал ли открытое пространство между корпусами? Или двигался навстречу?

Ева сделала паузу, прикидывая расстояние до корпусов, общежития и автостоянки. Убийца, скорее всего, ждал. Зачем подвергать себя риску быть замеченным, если этого можно избежать? Просто следил и ждал, когда она свернет еще раз и выйдет на дорожку, которая ведет к общежитию. Всего пять минут прогулочным шагом, и дальше начнется безлюдное место.

Она не торопилась. Куда спешить, если весь вечер впереди? Уже темно, но аллеи освещены, и она знает дорогу. Она молода и ничего не боится.

Стоит жаркий летний вечер, и прогулка доставляет ей удовольствие.

«Привет, Рэйчел!»

Очень дружески, очень непринужденно. Случайная встреча. Она останавливается и узнает его в лицо. Дарит ему свою чудесную улыбку.

Но убийца не хочет стоять на дороге. Кто-нибудь может пройти мимо. Наверно, он идет рядом с ней и начинает разговор об учебе. «Над чем работаешь, как дела? Дай понесу сумку, она тяжелая».

Здесь ему ее не взять. Нужно отвести ее к машине. Значит, к автостоянке.

Говорит, что хочет что-нибудь показать или отдать ей. То, что лежит в фургоне/пикапе/«универсале», припаркованном здесь же рядом, на Бродвее. Всего минута. Ведет ее дальше, продолжая болтать.

В это время суток прохожих немного. Но какое же удовольствие без риска?

Ева подошла к четырехэтажной автостоянке на Бродвее, использовавшейся студентами и преподавателями университета. Они покупали голографическую печать, вешали ее на лобовое стекло и могли приезжать и уезжать когда вздумается. Для посетителей оплата была почасовой или посуточной. Надо проверить, сколько машин оставалось на стоянке между девятью и десятью вечера в день убийства…

Конечно, он мог припарковаться где угодно. Если повезло, то нашел местечко на улице, но автостоянка была ближе всего к учебным корпусам и кампусу. К тому же на стоянке куда меньше народу, чем на улице.

Сейчас здесь было тесно, но вечером стоянка пустеет, и все же никто бы не обратил внимания на двух человек, шедших к машине.

Логичнее всего было выбрать верхний этаж, там всегда меньше машин, следовательно, и народу. Посадить ее в лифт, если тот пуст. Лифт был бы для него просто находкой. Оказавшись в кабине, быстро вынимаешь шприц с опием, слегка пожимаешь девушке руку, и у нее начинает плыть перед глазами.

«Когда Рэйчел выходила из лифта, у нее уже кружилась голова», – решила Ева, поднимаясь на четвертый этаж. «Не волнуйся, я подкину тебя до самого общежития. Для меня это не крюк. Эй, ты что-то побледнела… Давай садись в машину».

Ева вышла на нужном этаже и осмотрела место. Андроиды-охранники совершают обход каждые полчаса, но убийца наверняка знал это и заранее рассчитал время. Посадил девушку в машину, после чего все было кончено.

Когда они выехали на улицу, Рэйчел уже была одурманена либо без сознания. Выруливаешь на Бродвей и везешь ее в заранее приготовленное место. Даме придется помочь выйти, так что место должно быть уединенное. Никакого вестибюля, через который нужно проходить, никаких видеокамер слежения. Здание… Крошечная галерея в Нижнем городе; офис, закрывающийся на ночь; старый дом, находящийся на реставрации.

Скорее всего, какая-нибудь мастерская с квартирой наверху. Очень удобно. Никто не спросит, что делается внутри, когда двери заперты…

Ева подошла к перилам, посмотрела на раскинувшийся внизу студенческий городок и обвела взглядом панораму Нью-Йорка.

Все можно было сделать буквально за пятнадцать минут. Плюс перевозка. Уйма времени для того, чтобы сделать посмертный портрет.

Вернувшись в машину, Ева связалась с Пибоди, находившейся в управлении.

– Составь мне перечень предприятий, работающих в студенческом городке или поблизости от него и обслуживающих студентов. Одежда, еда, развлечения, экскурсии – что угодно. Удели особое внимание фотостудиям и галереям. Отметь те, при которых есть жилые помещения. Семейных отбрось. Убийце не нужны копошащиеся рядом дети… Я беру личное время, – добавила Ева, – но если найдешь что-нибудь важное, позвони.

Она дала отбой и поехала домой.

Ева терпеть не могла брать личное время. Но если бы она этого не сделала, то чувствовала бы себя виноватой. Брак – это настоящий лабиринт условностей. Заблудиться в нем ничего не стоит.

Следовало поехать в управление и самой заняться тем, что она поручила Пибоди. Сосредоточиться на работе и не отвлекаться.

Почему люди считают, что семейная жизнь идет на пользу индивидуальности? Бо́льшую часть времени эта жизнь сводит человека с ума. Все было бы куда проще, если бы ее вообще не было.

Она бы заканчивала работу и ехала к себе домой. Может быть, иногда встречалась бы со своей подругой Мэвис. И время от времени выпивала бы после смены по бутылке пива с Фини.

Но за этих людей не надо было волноваться. И заботиться тоже. А теперь ничего не поделаешь – она человек семейный.

Во всем есть хорошее и плохое, думала она, сворачивая к воротам. С Рорком в ее жизни появилось много хорошего. Невероятно много. А если плохое заключается только в этом тощем старикане с кислой физиономией – что ж, она уж как-нибудь перетерпит.

«Но когда пройдет этот час, я вернусь на работу, а Рорк пусть справляется со своим пациентом как хочет», – думала она, поднимаясь по ступенькам к парадной двери.

В доме было тихо и прохладно. Ева подумала, что в больнице возникли какие-то осложнения или задержка и что она опередила Рорка. Она повернулась к стоявшему в вестибюле монитору:

– Где Рорк?

– ДОРОГАЯ ЕВА, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ!

Ласковое обращение компьютера заставило ее закатить глаза. У Рорка было очень своеобразное чувство юмора.

– РОРК В КОМНАТАХ СОММЕРСЕТА. ХОТИТЕ ПОГОВОРИТЬ С НИМ?

– Нет, черт побери! – Неужели ей придется идти туда? Она никогда не была в комнатах, которые занимал Соммерсет. Ева сунула руки в карманы и начала расхаживать по кругу. Идти туда не хотелось. Он мог лежать в постели. Сумеет ли она когда-нибудь избавиться от впечатляющего зрелища – Соммерсета, лежащего в постели?

Вряд ли…

Но в таком случае ей остается только снова удрать из дома и до конца дня чувствовать себя полной идиоткой.

«Глупость или кошмары, что хуже?» – думала Ева. Ладно, она пойдет туда, но в спальню входить не будет. Останется в гостиной. Сойдет за учтивость по отношению к пациенту. Она посмотрит, не нужно ли что-нибудь Рорку – хотя что это может быть, представить невозможно, – а потом удерет оттуда к себе. Долг исполнен, жизнь продолжается.

Ева не часто бывала в этом крыле дома. Зачем ходить на кухню, если практически в каждой комнате стоит автоповар? Личные покои Соммерсета находились за кухней и соединялись с остальной частью дома лифтом и лестницей. Ева знала, что иногда он слушал музыку, смотрел телевизор и, как ей нравилось думать, совершал тайные ритуалы.

Дверь в его покои была открыта. Доносившийся оттуда смех сразу поднял Еве настроение. То был безошибочно узнаваемый хохот Мэвис Фристоун.

Ева заглянула в щель и увидела закадычную подругу, стоявшую в центре комнаты. «Мэвис родилась на свет, чтобы всегда находиться в центре», – подумала она.

Сегодня волосы Мэвис были по-летнему светлыми. Вполне приличный цвет, если не считать, что кончики волос были розовыми и голубыми, а в пряди были вплетены крошечные серебряные колокольчики, весело звеневшие при каждом движении. На ней весьма своеобразный наряд – нечто вроде блузки, но с оголенной спиной, на груди перекрещенные полоски ткани все того же розового и голубого цвета. И крошечные шорты.

Хотя живот Мэвис был плоским как доска, Ева вздрогнула, вспомнив, что подруга беременна.

«Наверняка этот шедевр высокой моды создал Леонардо», – подумала Ева, глядя на возлюбленного Мэвис. Огромный бронзоволикий Леонардо смотрел на экстравагантную будущую мать с таким обожанием, что Ева не удивилась бы, если бы его глаза приняли форму сердечек.

Соммерсет сидел в передвижном кресле. Его обычно суровое лицо сморщилось от смеха.

Ева испытала укол жалости, увидев загипсованную ногу и лубок на его плече. Она знала, что такое сломанные кости, порванные мышцы и как тяжело переживает лечение человек, который привык все делать сам.

Она была почти готова сказать ему что-нибудь утешительное и даже дружелюбное, но тут Соммерсет повернул голову. В глазах старика мелькнуло удивление, а затем он с ледяной насмешкой сказал:

– Здравствуйте, лейтенант. Вам здесь что-то понадобилось?

– Даллас! – воскликнула Мэвис и раскинула руки. – Иди сюда, присоединяйся к компании!

Ева направилась к ней и увидела полотнище с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, СОММЕРСЕТ», растянутое между двумя шторами.

«На такое способна только Мэвис», – подумала Ева.

– Выпьешь что-нибудь? У нас есть шипучка со льдом. – Мэвис повернулась к старинному столику на колесах, уставленному блюдечками с колотым льдом и бутылками с газированной водой и сиропами. – Все безалкогольное, – добавила она, – потому что, как сама понимаешь, наш хичхайкер[4]4
  Человек, путешествующий автостопом.


[Закрыть] еще слишком мал для крепких напитков.

– Как ты себя чувствуешь?

– Великолепно. Лучше не бывает. Мы с Леонардо узнали, что случилось с Соммерсетом. Бедная лапочка, – пробормотала она, повернулась к старику и поцеловала его в макушку.

При мысли о том, что Соммерсета кто-то может называть «лапочкой», у Евы отвисла челюсть.

– Поэтому мы взяли все, что было под рукой, и приехали составить ему компанию.

– Сегодня утром мы тоже были у врача, – сказал Леонардо, продолжая лучезарно улыбаться Мэвис.

На нем были широкие белые брюки и длинная просторная белая рубаха, реявшая вокруг внушительного тела и подчеркивавшая бронзово-дымчатый цвет его кожи. Волосы были собраны в «конский хвост», тоже розово-голубой, как у Мэвис, и так же украшенный колокольчиками.

– Что случилось? – Ева забыла про свое отвращение к этой комнате и подошла к Мэвис. – Что-то с ребенком?

– Нет, все в порядке, – ответила подруга. – Очередной осмотр, только и всего. И, представь себе, получили фотографии!

– Чьи фотографии?

– Ребенка! – Мэвис закатила голубые глаза. – Хочешь посмотреть?

– Гм-м… Вообще-то у меня…

– Я захватил их с собой. – Леонардо вынул папку из какой-то щели в рубашке. – Мы взяли только те, на которых не видны интимные места. Потому что еще не решили, хотим ли мы знать пол нашего ребенка.

– Ну да, конечно, все эти места достаточно интимны… – пробормотала Ева, показав на живот Мэвис.

– Он имеет в виду снимки, на которых видны половые органы ребенка.

– Ох… – От лица Евы отлила кровь. – О боже…

– Давай, давай посмотри на своего крестника. – Мэвис взяла у Леонардо папку и раскрыла ее. – Ну разве он не прелесть? Просто слов нет!

Ева увидела какую-то крошечную съежившуюся обезьянку с неправдоподобно большой головой.

– Ну надо же… – пролепетала потрясенная Ева.

– Глянь-ка, можно даже пальчики пересчитать.

По мнению Евы, это было еще отвратительнее. Что ребенок делает этими пальчиками, сидя в утробе?

– Леонардо хочет перевести самые удачные снимки на ткань и сшить мне несколько блузок. – Мэвис сложила розовые губки бантиком и послала Леонардо воздушный поцелуй.

– Замечательно. Это будет замечательно. – Занервничавшая Ева посмотрела поверх фотографий на Соммерсета. – Я зашла посмотреть, как тут дела.

– Позволь угостить тебя чем-нибудь холодным. – Леонардо потрепал Еву по плечу.

– Да, хорошо… А где Рорк?

– В спальне с медсестрой. Проверяет, все ли в порядке. Мы с Мэвис пока побудем у вас.

– Конечно, побудем! – В доказательство Мэвис села на ручку кресла Соммерсета. – Мы проведем в городе еще пару недель, так что, если хотите, сможем приезжать каждый день. Если вам будет грустно или одиноко, только позвоните, и я сразу примчусь. – Она взяла здоровую руку Соммерсета и погладила ее.

Ева залпом выпила протянутую Леонардо шипучку со льдом.

– Ну, я только посмотрю, не нужно ли что-нибудь Рорку, а потом уеду. Мне нужно поработать над… – Она осеклась, увидев Рорка, вышедшего из соседней комнаты.

– Добрый день, лейтенант. Я не был уверен, что вы сумеете выбраться.

– Я была по соседству. – Он измучен, подумала Ева. Другой бы ничего не заметил, но я слишком хорошо знаю его лицо… – У меня выдался свободный часок. Вот я и решила заехать и посмотреть, не требуется ли тебе помощь.

– Думаю, у нас все в порядке. Медсестра Спенс довольна здешними условиями.

Соммерсет коротко фыркнул.

– Больше всего она довольна возможностью торчать здесь, не ударяя палец о палец, несколько дней злить меня и получать за это неслыханные деньги.

– Раз так, можешь не волноваться, – любезно ответил Рорк. – Я вычту их из твоего жалованья.

– Не хочу, чтобы эта женщина вилась вокруг меня днем и ночью. Я прекрасно могу сам о себе позаботиться.

– Либо она, либо больница. – Любезный тон Рорка стал колючим. Ева прекрасно знала, что это значит.

– Кроме того, я сам знаю, как следует лечить переломы.

– Жаль, что в больнице ему не сделали клизму и не выкачали из него все дерьмо, – проворчала Ева прежде, чем Рорк успел открыть рот.

– Ева… – Рорк заскрипел зубами. – Перестань, прошу тебя!

– Ну что ж… – Женщине, вышедшей из спальни, было около пятидесяти. Розовую блузку и брюки прикрывал длинный белый халат. У нее была внушительная грудь и столь же выдающиеся бедра, круглое лицо и волосы цвета имбиря, собранные на затылке.

Голос у нее был резкий, а тон увещевающий и фальшиво жизнерадостный, как у профессиональных сиделок и начинающих полицейских.

– Компания – дело хорошее, но нам пора спать.

– Мадам! – Голос Соммерсета стал колючим, как проволока. – Нам спать не пора.

– А сегодня придется, – невозмутимо ответила женщина. – Сначала мертвый час, а потом сеанс физиотерапии.

– Ева, это медсестра Спенс. Она несколько дней будет ухаживать за Соммерсетом. Мисс Спенс, это моя жена, лейтенант Даллас.

– Ах да, женщина-полицейский… Как интересно! – Она подошла к Еве и с жаром пожала ей руку. «Рука у нее мягкая, – подумала Ева, – но хватка как у борца». – Вы можете быть совершенно спокойны. Мистер Соммерсет попал в хорошие руки.

– Не сомневаюсь… Что ж, кажется, нам пора.

– Лично я не собираюсь ложиться в постель, как какой-нибудь дошкольник. Не хочу, чтобы меня кормили с ложечки и причитали надо мной, как эта… особа! – проворчал Соммерсет. – Если я не могу найти покоя в собственной квартире, то уеду куда-нибудь в другое место!

– Послушайте, Соммерсет… – Мэвис, все еще сидевшая на ручке его кресла, погладила старика по голове. – Это ведь всего на несколько дней.

– Я уже сказал все, что об этом думаю. – Соммерсет поджал губы и сердито посмотрел на Рорка.

– И я тоже, – ответил Рорк. – А поскольку ты живешь под моей крышей и находишься у меня на службе, я…

– Это можно исправить.

– Скатертью дорога!

Еву заставила шагнуть вперед не эта фраза (прозвучавшая в ее ушах музыкой), а сильный ирландский акцент, говоривший о том, что Рорк готов взорваться.

– О'кей. Все выйдите отсюда. И вы в первую очередь. – Она указала на Спенс.

– Я не…

– Вы в первую очередь, – повторила Ева тоном, от которого бросало в дрожь даже старых полицейских. – Немедленно! Мэвис, Леонардо, оставьте нас на минутку.

– Ладно. – Мэвис наклонилась и поцеловала Соммерсета в щеку. – Все будет хорошо, лапочка.

– И ты тоже. – Ева показала пальцем на Рорка. – На выход.

Его синие глаза потемнели.

– Прости, не понял!

– Я велела очистить помещение. Можешь спуститься в спортзал и поколотить андроида или пойти к себе в кабинет и купить Гренландию. После этого тебе сильно полегчает. Ступай, – сказала она и чувствительно ткнула Рорка в спину.

– Отлично! – бросил он. – Я ухожу. Грызитесь сколько влезет. Надеюсь, до перестрелки не дойдет.

Рорк ушел, хлопнув дверью.

Мрачный Соммерсет скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Деваться ему было некуда.

– Мне нечего вам сказать.

– Вот и хорошо! – Ева кивнула. – Продолжайте молчать. Лично я и пальцем не пошевелила бы, если бы вы уехали отсюда прямо в кресле и попали под максибус. Но Рорку не все равно. Сколько он на вас потратил? – Она посмотрела на наручные часы. – Около тридцати часов. Он переживал за вас, старался сделать так, чтобы вы были довольны, – если такое вообще возможно. Вы напугали его, а Рорка напугать не так легко.

– Я не думаю…

– Молчите! Вы не хотите в больницу. О'кей, тут я вас понимаю. Вы не хотите иметь дело с медсестрой…

– Черт побери, она все время улыбается!

– Ничего, скоро перестанет. Вы ее живо отучите. Мне она тоже не нравится. Но если я по возвращении с работы увижу, что вы оба расстраиваете Рорка, то быстро положу этому конец.

– Ему нет нужды расстраиваться из-за меня.

– Может быть, но расстраиваться он будет, и вы прекрасно это знаете. Он любит вас. И ужасно переживает, если человеку, которого он любит, плохо.

Соммерсет открыл рот, потом закрыл его и вздохнул.

– Вы правы. Мне очень не хочется это признавать, но вы правы. – Он ударил кулаком по подлокотнику кресла. – Просто я терпеть не могу, когда за мной ухаживают!

– Я вас не осуждаю… У вас здесь есть спиртное? Я имею в виду спиртные напитки.

– Может быть. – Соммерсет нахмурился. – А что?

– Думаю, Спенс собирается реквизировать все ваши запасы. Если бы мне пришлось иметь с ней дело, видеть ее лживую улыбку и слышать ее щебетание, я треснула бы ее по голове бутылкой и заставила замолчать.

Услышав сдавленный смешок, Ева сунула руки в карманы и пристально посмотрела на Соммерсета.

– На случай, если вам захочется сделать то же самое, бутылка должна лежать у вас под кроватью. Там она ее вряд ли найдет.

Соммерсет слегка раздвинул плотно сжатые губы.

– Отличная мысль. Благодарю вас.

– Не за что. Сейчас я позову ее, и вы с ней сможете поспать.

– Лейтенант… – окликнул Соммерсет, когда она пошла к двери.

– Что?

– Она прогонит отсюда кота.

Ева обернулась и увидела, что смущенный Соммерсет слегка покраснел. Она тоже смутилась.

– А вы хотите, чтобы Галахад был с вами?

– Я не понимаю, почему его надо выставлять отсюда.

– Я это улажу. Достаньте бутылку, – сказала Ева. – Я задержу ее на несколько минут, чтобы вы могли побыть в одиночестве.

Выходя за дверь, она услышала скрип колес.

Она прошла на кухню и увидела, что Рорк уговаривает Спенс. Эта женщина все еще улыбалась, но в ее улыбке было что-то пугающее.

– Дайте ему пару минут, чтобы прийти в себя, – сказала Ева и направилась к кофейнику. – Он хочет, чтобы кот был с ним.

– Я бы предпочла, чтобы помещение было стерильным… – начала Спенс.

– Он хочет, чтобы кот был с ним, – бесстрастно повторила Ева и сама одарила медсестру улыбкой, от которой у задержанных бежали по спине мурашки. – А вам следовало бы говорить с ним другим тоном. Ворковать с ним не имеет смысла. Во время Городских войн он был фельдшером и привык подчиняться приказам. Вам придется нелегко, Спенс. От души сочувствую. – Она подняла кружку. – Когда захотите сделать перерыв, чтобы постучать головой о стену, дадите нам знать.

– Что ж, ладно. – Спенс расправила плечи. – Я пошла к пациенту.

Когда Спенс ушла с кухни, Рорк забрал у Евы кружку и залпом выпил.

– Ты справилась с ней куда искуснее, чем я.

– Я не привыкла ходить вокруг да около. Предпочитаю говорить прямо. Где Мэвис и Леонардо?

– Я предложил им поплавать в бассейне. Они хотят остаться и развлекать Соммерсета во время сеанса физиотерапии. Ты не представляешь, как я им благодарен. Если бы они не ждали ребенка, я бы, наверно, купил его им. – Он потер занывшую шею. – Расскажешь мне, о чем у вас шла речь?

– Нет.

– А он?

– Тоже. Я возвращаюсь на работу. Советую и тебе сделать то же самое. Пусть пыль немного уляжется… Да, и прими таблетку от головной боли. – Она улыбнулась. – Говорю это с величайшим удовольствием!

Рорк наклонился и поцеловал ее в лоб, в щеки и в губы.

– Я люблю тебя. Несмотря на эту реплику. Пожалуй, я действительно приму таблетку – хотя еще десять минут назад думал, что и сотни не хватит, – и пойду работать. У меня назначено совещание в «Доче», – сказал Рорк, имея в виду убежище для жертв насилия, которое он финансировал. – Похоже, я все же сумею его провести.