Текст книги "Три судьбы"

8

Клео лежала вниз лицом поперек матраса, казалось, набитого цементом. Ее дыхание выровнялось, а рев крови в ушах утих.

Свой первый сексуальный опыт она пережила в шестнадцать лет, когда после ссоры с матерью позволила Джимми Моффету сделать то, о чем он умолял уже три месяца. Земля не сдвинулась с места, но для начала Джимми оказался неплох.

За прошедшие с тех пор одиннадцать лет у нее были любовники и лучше и хуже, и она стала разборчивой. Клео научилась доставлять удовольствие собственному телу и руководить мужчиной, чтобы он доставлял ей максимальное удовлетворение.

Конечно, она совершала ошибки, самой последней и дорогостоящей из которых был Сидни Уолтер. Но в целом Клео считала, что обладает здравым подходом к сексу и умеет выбирать себе достойных партнеров. Правда, тяга к сексу за время выступлений в «Даун Андер» сильно уменьшилась, но в ночных клубах мужчины и секс выглядят слишком примитивными. Клео казалось, что этот опыт сделает ее еще более разборчивой.

Похоже, тут она оказалась права.

Гедеон Салливан не только знал, как заставить землю двигаться; он заставлял ее танцевать меренгу[7]7
  Танец типа румбы (доминиканского и гаитянского происхождения).


[Закрыть]. И танго. И румбу. Этот человек был настоящим Фредом Астером[8]8
  Знаменитый американский эстрадный танцор-чечеточник 30-х гг.


[Закрыть] в постели.

Клео решила, что это будет приятным дополнением к их странным партнерским отношениям. Гедеон не считал их отношения партнерством, но она думала по-другому. И это было главным. Кроме того, у нее был козырь в рукаве. Клео открыла глаза и посмотрела на сумочку, лежавшую на исцарапанном комоде. «Козырная дама в рукаве, – подумала она. – Серебряная королева».

Когда придет время, она все расскажет ему. Может быть. Опыт учил ее, что нужно держать что-нибудь про запас. Сомневаться не приходилось: если бы Гедеон знал о статуэтке, то забрал бы ее так же, как серьги. Черт побери, она так любила эти сережки!

Конечно, он не был законченным подонком. Когда речь шла о сексе, Гедеон придерживался определенных принципов, и Клео относилась к этому с уважением. Но когда дело касается денег, тут все по-иному. Танцевать румбу в постели с человеком, которого она знала меньше недели, это одно, а доверить ему то, что может оказаться настоящими золотыми россыпями, совсем другое. Куда умнее выкачивать информацию из него, а самой держать язык за зубами.

Клео повернулась на бок и куснула его за ляжку, оказавшуюся совсем рядом.

– Я и не знала, что вы, ирландцы, такие неутомимые.

– Мы подкрепляемся «Гиннессом», – ответил он хрипловатым со сна голосом. – О боже, я отдал бы все за кружку пива…

– Ты хорошо сложен, Ловкач. – Она с удовольствием провела пальцем по его бедру. – Качаешься?

– В фитнес-клубе? Нет. Куча потных парней и отвратительные тренажеры.

– Бегаешь трусцой?

– Только если куда-нибудь опаздываю.

Клео засмеялась и подползла к его груди.

– Так чем же вы занимаетесь в своей Ирландии?

– Держим лодки. – Гедеон пошевелился и запустил пальцы в ее волосы. Ему нравилось прикасаться к этой густой упругой гриве. – Прогулочные, рыбацкие… Иногда я катаю туристов, иногда ловлю рыбу, а чаще стучу молотком, ремонтируя эти старые лоханки.

– Тогда все понятно. – Она ущипнула его бицепс. – Расскажи мне о Судьбах.

– Я уже рассказывал.

– Только всякую ерунду про их историю. Но с чего ты взял, что они стоят кучу денег? Почему стоит тратить на них время? Это дело касается и меня, а я даже не знаю, какого черта за мной гонятся от самой Праги.

– Во-первых, я знаю, что они стоят кучу денег, потому что это выяснила моя сестра Ребекка. Бекка – настоящий дьявол во всем, что касается выуживания фактов и цифр.

– Не обижайся, Ловкач, но я незнакома с твоей сестрой.

– Она гений. Держит в мозгу столько информации, что та вот-вот полезет у нее из ушей. Именно она подала идею насчет того, что нам следует заняться туристическим бизнесом. Когда Бекка пришла к отцу с матерью и показала им свои расчеты, ей было всего пятнадцать. Она была уверена в том, что экономика идет на подъем. Коб вызывал интерес у туристов из-за «Титаника» и «Лузитании». Кроме того, у нас красивые виды, так что со временем туристов должно было становиться все больше.

На мгновение Клео забыла о том, что собиралась выуживать из него информацию.

– И они ее выслушали? – Мысль о том, что родители могут прислушиваться к мнению подростка, казалась ей абсурдной и в то же время притягательной.

– Конечно, выслушали. А почему бы и нет? Нет, конечно, они не прыгали от восторга и не кричали: «Ну конечно, если это говорит Бекка, мы так и сделаем». Мы обсуждали эту идею со всех сторон, прикидывали так и этак и наконец пришли к выводу, что попробовать стоит.

– Мои родители никогда бы не стали меня слушать. – Клео положила голову ему на грудь. – Правда, когда мне исполнилось пятнадцать, мы вообще перестали разговаривать.

– Почему?

– Дай подумать… Вспомнила. Мы не нравились друг другу.

Удивленный горечью, прозвучавшей в голосе Клео, Гедеон повернулся и внимательно посмотрел ей в лицо.

– Почему ты думаешь, что не нравилась им?

– Потому что я была необузданной, непослушной, невоспитанной и не пользовалась возможностями, которые они мне предоставляли. Чему ты улыбаешься?

– Я подумал, что ты понравилась мне как раз из-за трех первых причин. А какими возможностями ты не воспользовалась?

– Образование, улучшение общественного положения и прочая муть, над которой я либо смеялась, либо злилась, в зависимости от настроения.

– А почему они не нравились тебе?

– Потому что никогда меня не понимали. – Едва эти слова сорвались с языка, как Клео смутилась. Откуда они взялись, черт побери? Пытаясь отвлечься, она провела пальцами по ягодицам Гедеона. – Слушай, раз уж мы здесь…

– А что они должны были понимать?

– Неважно. – Она потерла ступней лодыжку Салливана, приподняла его голову и быстро поцеловала в губы. – Мы давным-давно расплевались. Впрочем, как и отец с матерью. Они перестали притворяться супругами, когда мне исполнилось шестнадцать. С тех пор мать сменила еще двух мужей. А отец до сих пор шляется…

– Тебе пришлось несладко.

– Нисколько. – Клео протестующе дернула плечом. – Как бы там ни было, меня больше интересует настоящее. Если у тебя еще есть силы, давай займемся делом, а потом сходим за пивом.

Отвлечь Гедеона было не так легко, но он все же наклонил голову и уткнулся губами в шею Клео.

– Что привело тебя в Прагу?

– Глупость.

Он поднял голову.

– Слишком широкое понятие. В чем она выражалась?

Клео устала от его вопросов.

– Слушай, если у тебя нет настроения продолжать, то я хотела бы принять душ.

– Мне хочется больше знать о женщине, с которой я занимаюсь любовью. Одного имени недостаточно.

– Слишком поздно, Ловкач. Ты уже трахнул меня.

– Я трахнул тебя только один раз, – хладнокровно ответил Гедеон. – Для второго раза требуется нечто большее. А если мы будем заниматься этим и дальше, то еще большее. По-другому не бывает.

Это слегка напоминало угрозу.

– Ты всегда все усложняешь?

– Да, это мой дар. Ты сказала, что родители тебя не понимали. Так вот, Клео, я смотрю на тебя и буду смотреть, пока не пойму. Как ты к этому отнесешься?

– Я не люблю, когда меня торопят.

– Значит, все дело в том, что я тебя тороплю? – Гедеон откатился в сторону. – Принимай душ, но только побыстрее. Я умираю с голоду и смертельно хочу пива.

Гедеон сложил руки на животе и закрыл глаза. Клео нахмурилась, слезла с кровати и пошла в ванную. По дороге она подозрительно обернулась, схватила сумочку и скрылась за дверью.

«Я смутил ее, – подумал Гедеон. – Вот и отлично. Долг платежом красен».

Гедеон дождался своего часа, когда они разместились за низким столиком в пивной. Перед Клео стояла тарелка с жестким бифштексом. Рыба и картофель Гедеона выглядели куда аппетитнее.

– Когда ты жила с родителями в Нью-Йорке, среди ваших знакомых не было некоей Аниты Гай?

– Никогда о такой не слышала. – Справиться с бифштексом было нелегко, но она не жаловалась. – А кто это?

– Ты знаешь «Морнингсайд Антикуитиз»?

– Конечно. Эта одно из тех шикарных мест, где богатые люди платят сумасшедшие деньги за старые вещи. – Клео откинула назад пышные волосы. – Лично я предпочитаю все яркое, блестящее и новое.

– Чертовски странное описание. Особенно для богатого человека.

– Я не богатая. Это мои родители богатые.

Лично Гедеон считал, что человек, который платит больше трехсот американских долларов за какие-то побрякушки вроде сережек, либо богатый, либо дурак. Если не то и другое вместе.

– Тебя лишили наследства?

Она пожала плечами, продолжая пилить бифштекс.

– Когда мне исполнится тридцать пять, я получу изрядный кусок. Но до тех пор восемь лет придется сидеть на пиве и соленых крендельках.

– Где ты научилась танцевать?

– Какое отношение «Морнингсайд» имеет к тому, что случилось с нами?

– Ладно, слушай. В данный момент этой фирмой руководит Анита Гай. Она вдова прежнего владельца.

– Минутку, минутку… – Клео помахала вилкой. – Я кое-что вспомнила. Старый хрен женился на молодой потаскушке. Она работала у него или что-то в этом роде. Моя мать без умолку талдычила об этом несколько недель, хоть из дому беги. А когда он протянул ноги, наступил второй раунд. Тогда я еще время от времени разговаривала с матерью. Помню, я сказала: если эта шлюха помогла старому козлу умереть счастливым, что в этом плохого? Мать ужасно разозлилась. Кажется, это была одна из последних ссор перед тем, как мы последовали примеру Понтия Пилата.

– То есть умыли руки?

– Угадал.

– Это случилось, когда кто-то еще похоронил мужа?

– Вообще-то обряд умывания рук произошел после того, как ее последний муж слегка потискал мои титьки, а я обиделась и обо всем рассказала матери.

– Отчим приставал к тебе? – Гедеон не скрывал своего возмущения.

– Он не был моим отчимом в полном смысле этого слова. И не приставал, а просто лапал, после чего я заезжала ему коленом в пах. Я говорила, что он приставал ко мне, а он в тех редких случаях, когда пользовался своим серым веществом, возражал, что это я приставала к нему. Мать приняла его сторону и повсюду болтала об этом. Я сбежала из дома, а мать вышла за него замуж и переехала на его родину. В Лос-Анджелес.

Клео пожала плечами и поднесла к губам стакан с пивом.

– Конец сентиментальной семейной саги.

Гедеон прикоснулся к ее руке.

– Думаю, она его заслуживает.

– Надеюсь, что да. – Клео освободила руку и сделала еще один глоток. – Значит, Анита Гай преследует нас, потому что… Стало быть, вот кто стоял за спиной тех парней в Праге? – Клео поджала губы. – Похоже, она не просто шлюха.

– Она лживая и расчетливая тварь. И воровка, укравшая у нас одну из Судеб. Точнее, у моего брата. Теперь она хочет получить все три статуэтки и не стесняется для этого в средствах. Мы хотим этим воспользоваться. Первыми найти две оставшиеся статуэтки, а потом поторговаться.

– Стало быть, никакого клиента нет. Есть твой брат.

– Моя семья, – поправил Гедеон. – Мой брат Малахия ведет поиск в другом направлении, а сестра Ребекка в третьем. Беда заключается в том, что, куда бы мы ни направились, Анита Гай тут же оказывается рядом. На шаг впереди, на шаг позади, но очень близко. Хуже того, она следит за каждым нашим шагом.

– Так вот почему мы живем в самых паршивых гостиницах, расплачиваемся наличными и пользуемся фальшивыми именами?

– Но это ненадолго. – Гедеон сделал глоток пива и обвел глазами шумную, переполненную пивную. – Я уверен, что она потеряла наш след. Пора браться за работу, партнер, – улыбнулся он.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты сказала, что видела Судьбу. Значит, она все еще хранится у твоих родных. Я думаю, что лучше всего начать с телефонного звонка домой. Обычного звонка дочери, которая готова покаяться и попросить прощения.

– Не смешно.

– Я и не собирался шутить.

– Я не звоню домой, как какая-нибудь раскаявшаяся грешница.

Он только улыбнулся в ответ.

– Не буду звонить, хоть убей!

– После того, что ты рассказала, твоя мать нравится мне еще меньше, чем тебе. Но если ты хочешь получить пятую часть куша, то позвонишь ей.

– Пятую? Ловкач, по-моему, ты разучился считать.

– Ничего подобного. Нас четверо. Ты пятая.

– Я хочу половину.

– Ты можешь хотеть луну с неба, но никогда ее не получишь. Пятой части от нескольких миллионов фунтов тебе хватит, чтобы худо-бедно дотянуть до тридцати пяти. Неужели ваши отношения до того плохи, что твоя мать отказывается подходить к телефону? В таком случае попробуй поговорить с отцом.

– Никто из них не станет оплачивать разговор даже в том случае, если я позвоню им из третьего круга ада. Но все это ни к чему, потому что я никому звонить не буду.

– Будешь. Давай оплатим разговор с помощью кредитной карточки. Как насчет твоей? – Увидев, что Клео сложила руки на груди и упрямо уставилась на него, Гедеон пожал плечами. – Раз так, воспользуемся моей.

– Я этого не сделаю!

– Давай поищем телефон-автомат, – предложил он. – Даже если Анита сумеет засечь мою карточку, мы недолго останемся ее мишенью. Завтра нам все равно надо отправляться в Лондон. Ты должна выяснить судьбу статуэтки. Подпусти сантиментов – мол, соскучилась по дому, знакомым вещам и все такое. Если поведешь разговор правильно – глядишь, кто-нибудь из них подбросит тебе деньжонок.

– Послушай меня. Я буду говорить очень медленно и односложно. Родители первыми не предложат мне ни цента, а я скорее перережу себе горло, чем попрошу их о чем-нибудь.

– Попытка не пытка. – Гедеон бросил на стол несколько монет. – Идем искать телефонную будку.

Как спорить с человеком, который тебе не отвечает, а просто прет вперед, словно паровоз? Клео оказалась в весьма щекотливом положении. Времени на поиски выхода было в обрез.

Они шли по тротуару, смоченному дождичком. Клео не тратила времени на разговоры. Нужно было сосредоточиться и сделать правильный выбор.

Конечно, она не могла сказать Гедеону: нет смысла звонить папе и маме, потому что – ха-ха – статуэтка случайно лежит у меня в сумочке.

Но если все-таки позвонить, – а Клео предпочла бы, чтобы ее привязали к столбу, вбитому в муравейник, – то родители, возможно, захотят поговорить с ней. Холодно и официально, что наверняка выведет ее из себя. Если она сумеет справиться с гневом и спросить про статуэтку, они спросят ее о наркотиках. Как обычно. И сквозь зубы напомнят, что маленькая серебряная фигурка много лет стояла в ее комнате. Это они знали наверняка, потому что каждую неделю обшаривали ее комнату в поисках наркотиков, которые она никогда не принимала, или других признаков безнравственного, предосудительного и преступного поведения. Поскольку ни то ни другое ей не нравилось, необходимо было придумать что-то третье.

Клео все еще не приняла определенного решения, когда Гедеон завел ее в ярко-красную телефонную будку.

– Подожди минуту и подумай, что надо сказать, – посоветовал он. – Как по-твоему, кому лучше позвонить? Маме в Лос-Анджелес или папе в Нью-Йорк?

– И думать не собираюсь. Потому что никому из них звонить не буду.

– Клео… – Он заправил ей за ухо прядь влажных волос. – Неужели они действительно причинили тебе такую боль?

Он сказал это так тихо и нежно, что пристыженная Клео уставилась в мокрое стекло.

– Мне не нужно никуда звонить. Я знаю, где она.

Гедеон наклонился и провел губами по ее волосам.

– Я понимаю, как тебе трудно, но мы не можем вечно бегать с места на место.

– Я сказала, что знаю, где статуэтка. Переправь меня в Нью-Йорк.

– Клео…

– Черт побери, перестань гладить меня по голове, словно щенка! – Она оттолкнула Гедеона локтем и принялась рыться в сумочке. – Вот! – Клео сунула ему в руку фотографию, полученную с помощью сканера.

Гедеон посмотрел на листок, потом поднял глаза и уставился на Клео.

– Это еще что за чертовщина?

– Чудеса технологии. После нашей памятной встречи я позвонила из «Даун Андер». Попросила сделать фотографию и прислать ее мне на компьютер Марты. Подумала, что ты дашь мне денег и купишь билет на самолет, как только получишь доказательства, что статуэтка у меня в руках. Но не успела, потому что началась погоня. То, что на нас набросились два бандита, повысило ставку.

– И ты до сих пор не удосужилась показать мне эту бумажку?

– Девушкам приходится соблюдать осторожность, Ловкач. – В голосе Гедеона слышался холодный гнев, но Клео не было до этого дела. – Когда мы удирали из Праги, я не была уверена, что ты не Джек Потрошитель. В таком положении все карты на стол стала бы выкладывать только идиотка. Мне нужно было найти рычаг, с помощью которого я могла бы тобой управлять.

– И ты его нашла? – негромко спросил Гедеон.

– Да. Даже целых два. Во-первых, мать научила тебя не бить женщин. Во-вторых, я нужна тебе, если ты хочешь увидеть эту штуку в натуре, а не на картинке.

– Где она?

Клео упрямо покачала головой.

– Отправь меня в Нью-Йорк.

– Сколько у тебя денег?

– Я не собираюсь платить.

Салливан молча схватил ее сумку. Клео впилась в нее ногтями и рванула обратно.

– Ладно, будь по-твоему. У меня около тысячи.

– Крон?

– Долларов. Я успела их обменять.

– У тебя была с собой тысяча долларов, и за все это время ты не рассталась ни с одним паршивым центом?

– С двадцатью пятью фунтами, – поправила она. – За серьги.

Гедеон неловко выбрался из телефонной будки.

– Клео, ты удачно вложила деньги. Мы летим в Нью-Йорк за твой счет.

Когда Анита Гай устраивала обед с клиентом, она делала это на широкую ногу. Как правило, расходы относились к категории служебных издержек. Если же клиентом был привлекательный мужчина, заманить его в постель становилось для нее делом чести.

Джек Бардетт вызывал у нее интерес. Он не был ни светским, ни лощеным и не имел такой родословной, как ее обычные спутники, но относился именно к тому типу мужчин, которых она предпочитала в качестве любовников.

Длинные волосы обрамляли лицо с резкими чертами, скорее сексапильное, чем красивое. Уголок губы пересекал еле заметный шрам, полученный во время драки в каирском баре, когда его выбросили в окно. Во всяком случае, ходили такие слухи. Сами губы были чувственными и даже сластолюбивыми. Фигура у него была не хуже лица. Анита сделала вывод, что в постели этот мужчина покажет класс. Дело оставалось за малым.

Когда-то его семья была богатой, но все пропало во время биржевой катастрофы двадцать девятого года. Джек воспитывался не в роскоши и сколотил неплохое состояние благодаря собственной фирме, занимавшейся электронными охранными системами.

Когда-то Джек был женат, но развелся. Домов у него было несколько. Один из них, находившийся в Сохо, представлял собой перестроенный склад. Когда Бардетт прилетал в город, то жил там один. Он постоянно путешествовал, как по делам, так и для собственного удовольствия.

Человек, пробившийся своими силами, думала она, потягивая вино. В тридцать четыре года зарабатывающий миллионы. Вполне достаточно, чтобы позволить себе еще одно хобби. Коллекционирование. И коллекционировал главным образом предметы античного искусства, причем достаточно хорошо известные.

Одна Судьба уже лежала в ее сейфе, и Анита надеялась, что Джек Бардетт подскажет ей путь к остальным.

– Итак, Мадрид… Расскажите мне о нем, – промурлыкала она, перекрывая негромкие звуки квартета Моцарта. Анита велела накрыть столик для двоих на уставленном цветами балконе гостиной ее городского дома. – Я никогда не была в Испании, но всегда мечтала попасть туда.

– Было жарко. – Он отправил в рот еще один кусочек «Шатобриана». Конечно, сыр был самим совершенством, под стать вину, музыке и легкому аромату вербены и роз. Не говоря о лице и фигуре женщины, сидевшей напротив.

Но Джек не верил в совершенство.

– У меня было не так уж много времени для прогулок. Клиент попался очень требовательный. Настоящий параноик. Пообщайся я с ним еще немного, пришлось бы подать в отставку.

– Кто это был? – Когда Джек только улыбнулся в ответ и продолжил трапезу, она надула губы. – Джек, вы ужасно скрытный. Едва ли я отправлюсь в Мадрид, чтобы преодолевать вашу охранную систему и грабить этого человека.

– Клиенты платят мне за конфиденциальность. И получают то, за что платят, – добавил Бардетт. – Кому это и знать, как не вам?

– Именно поэтому я нахожу вашу работу такой интересной. Все эти сложные системы охранной сигнализации, одни инфракрасные, другие реагирующие на движение… С вашим опытом вы могли бы стать чертовски хорошим взломщиком, верно?

– Преступления приносят прибыль, но не слишком большую. – «Ей что-то нужно от меня», – подумал Джек. Об этом говорила интимная трапеза на дому. Анита любила дорогие рестораны, где можно было себя показать и на людей посмотреть.

Если бы Бардетт дал волю своему самолюбию, то мог бы убедить себя, что у нее на уме секс. Он не сомневался, что секс этой женщине по душе и что она с удовольствием пользуется этим средством для достижения своих целей. Но тут было что-то еще. Эта женщина безжалостно манипулировала людьми, и Джек не осуждал ее за это. Но не собирался становиться ни новым трофеем на ее битком набитой полке, ни новым орудием в ее грозном арсенале.

Он позволял Аните руководить беседой. Торопиться было некуда. Анита была гостеприимной хозяйкой, привлекательной женщиной и интересным человеком, разбиравшимся в искусстве, литературе и музыке. Хотя он не всегда разделял ее вкусы, но ценил их.

Во всяком случае, дом ему нравился. При жизни Пола Морнингсайда он нравился ему больше, но это дела не меняло. Дом есть дом. А этот дом был настоящей жемчужиной. Жемчужиной, ценность которой возрастала с каждым десятилетием. И продолжала возрастать, несмотря на старания ее хозяйки. Камины работы Адама всегда будут великолепной рамой для языков пламени. Уотерфордские люстры всегда будут отбрасывать искрящийся свет на начищенный пол, сверкающий хрусталь и расписанный от руки фарфор независимо от того, кто будет греться у огня или нажимать на выключатель. А резные венецианские стулья останутся такими же изящными независимо от того, кто будет сидеть на них. Именно поэтому он так ценил все старинное и редкое.

Нельзя сказать, что ему не нравился вкус Аниты. Комнаты, украшенные картинами, цветами и антикварной мебелью, по-прежнему оставались впечатляющими. Никто не назвал бы этот дом уютным. Скорее это был один из лучших частных музеев города. Джек знал этот дом как свои пять пальцев, поскольку именно он проектировал и устанавливал охранную систему. Заядлый коллекционер, он ценил то, как умело использовалось пространство дома для демонстрации всего ценного и прекрасного, и редко отвергал приглашения Аниты.

Но когда дело дошло до десерта и кофе, Джек начал подумывать о возвращении к себе. Ему хотелось облачиться в халат и посмотреть окончание бейсбольного матча.

– Несколько недель назад я получила запрос от клиента, который мог бы представить для вас интерес.

– Да?

Анита понимала, что даром потратила свои чары. Это было обидно, досадно и в то же время странно возбуждало. Столько стараний, и все впустую.

– Речь шла о Трех Судьбах. Вы знаете их историю?

Он медленно помешивал кофе.

– Три Судьбы?

– Я думала, вы слышали о них, потому что собираете предметы искусства именно этого направления. Вещь легендарная, если можно так выразиться. Три маленькие серебряные статуэтки, изображающие героинь древнегреческой мифологии. – Видя, что Джек вежливо слушает, Анита рассказала Бардетту их историю. При этом она тщательно лавировала между фактами и вымыслом в надежде разжечь его интерес.

Джек ел лимонный торт, одобрительно хмыкал, время от времени задавал вопросы, но мысленно был далеко отсюда.

Анита хотела, чтобы он помог ей найти Судьбы. Конечно, он знал о них. Сказки о Судьбах рассказывали ему в детстве на ночь. Если Анита упомянула о них, значит, она не сомневалась, что до всех трех статуэток можно добраться. Если так, ее ждет сильное разочарование.

– Естественно, – продолжила Анита, – я объяснила моему клиенту, что если они когда-нибудь существовали, то одна из них ушла на дно вместе с Генри Уайли, так что получить полный набор невозможно. Что две другие затерялись в лабиринте времени и что получить две трети набора можно будет только с помощью значительных усилий. А жаль. Это могло бы стать находкой века. Стоимость их не так велика, но художественная и историческая ценность огромна.

– Да, очень жаль. У вас нет ниточки к двум другим?

– Есть кое-какие намеки. – Она пожала обнаженными плечами и размешала бренди в бокале. – Я уже говорила, что ведущие антиквары и коллекционеры считают их легендарными, так что иногда возникают слухи о местонахождении Судеб. Вы много путешествуете, встречаетесь с коллекционерами всего мира. Вот я и подумала, что вы могли слышать о них.

– Может быть, я не задавал нужных вопросов нужным людям.

Анита наклонилась вперед. Кое-кто из мужчин считал, что пламя свечей, отражавшееся в глазах, придавало ей романтичный вид, но Джек видел в них только алчность.

– Может быть, – согласилась она. – Но если вы сумеете их задать, я бы с удовольствием услышала ответы.

– Вы будете первой, – заверил он.

Вернувшись к себе, Джек снял рубашку, включил телевизор и досмотрел последние десять минут матча. «Брейвс» разнесли «Мет» в клочья. Он был сильно раздосадован, поскольку поставил двадцать долларов на «Мет». Вот что бывает, когда верх берут сентиментальные чувства.

Он выключил звук, поднял телефонную трубку и набрал номер. Бардетт задал нужные вопросы нужному человеку, но не имел ни малейшего намерения с кем-то делиться полученной информацией.