Текст книги "Правдивая ложь"

5

Угловая кабинка в ресторанчике «У Денни» была далеко не тем местом, где Дрейк предпочитал завтракать, но здесь он был уверен, что не столкнется ни с кем из знакомых. Ни с кем из важных знакомых.

Дельрико опаздывал.

Дрейк высыпал в кофе три пакетика сахара и в третий раз за последние пять минут взглянул на свой «Ролекс». Он провел рукой по волосам, убеждаясь, что каждая прядь на нужном месте, поправил узел галстука, нервно одернул пиджак, затеребил золотые запонки.

Для встречи с Дельрико необходимы хладнокровие и уверенность… но он ощущал себя тем маленьким дрожащим мальчиком, которого мать волокла к дровяному сараю.

Однако как ни ужасны были те порки, им не сравниться с тем, что произойдет, если он провалит эту встречу. Тогда, по крайней мере, он оставался в живых.

Взгляды Дельрико сформировались под влиянием его бизнеса. Он мог бы отрезать жизненно важные органы непокорного с тем же сознанием необходимости, с каким любой другой стрижет ногти.

Дельрико появился, когда Дрейк в четвертый раз смотрел на часы.

– Ты пьешь слишком много кофе. Это вредно для здоровья, – с улыбкой заметил Дельрико.

Майклу Дельрико было около шестидесяти, и к содержанию холестерина в крови он относился так же серьезно, как к бизнесу, унаследованному от отца. В результате он был и богат, и здоров. Худое смуглое лицо с темно-карими глазами, изнеженное еженедельными массажами, контрастировало с седыми волосами и пышными усами. Ухоженные руки с длинными, как у скрипача, пальцами. Единственное украшение – золотое обручальное кольцо.

Дельрико мог с любовью улыбаться своим внукам и рыдать над трогательной арией, но его лицо оставалось непроницаемым, когда он приказывал кого-нибудь убить. Бизнес редко затрагивал чувства Дельрико, правда, к Дрейку он относился по-отечески, хотя и считал дураком. Именно из-за этих отеческих чувств Дельрико сам явился на встречу, а не приказал кое-кому, менее утонченному, перекроить красивое лицо Дрейка Моррисона.

Дельрико взмахнул рукой, и к нему тут же подскочил официант.

– Грейпфрутовый сок, – сказал он с легким бостонским акцентом. – Ломтики дыни, очень холодные, и пшеничный тост, очень сухой. – Когда официант отошел, Дельрико повернулся к Дрейку. – Итак, ты здоров?

Дрейк почувствовал, как повлажнели подмышки.

– Да. А вы?

– Здоров, как бык. – Дельрико откинулся на стуле и похлопал себя по плоскому животу. – У меня дома готовят лучшее лингвини в Калифорнии, но я себя ограничиваю. На ленч ем только салат и трижды в неделю посещаю спортзал.

– Прекрасно, мистер Дельрико.

– Это же мое собственное тело.

Дрейку очень не хотелось, чтобы его собственное тело разделали, как рождественскую индейку.

– Как поживает ваша семья?

– Замечательно. – Дельрико расплылся в улыбке любящего папаши. – На прошлой неделе Анджелина подарила мне еще одного внука. Теперь у меня их четырнадцать. – Его глаза затуманились. – В этом бессмертие мужчины. И тебе, Дрейк, следует жениться на хорошей девушке, завести детей. Это упорядочит твою жизнь. – Он наклонился вперед, как заботливый отец, готовый дать мудрый совет. – Одно дело трахать красивых женщин – в конце концов, мужчина должен оставаться мужчиной, – но ничто не заменит семью.

Дрейк вымученно улыбнулся:

– Я все еще в поисках.

– Когда перестанешь думать членом и начнешь думать сердцем, ты найдешь. – Дельрико молчал, пока расставляли на столике еду, мысленно подсчитывая калории, заказанные Дрейком, затем перешел к делу: – Итак… – Он подцепил на вилку ломтик дыни и передернулся, когда Дрейк щедро полил сиропом оладьи. – Ты готов заплатить долг?

Дрейк попытался проглотить застрявший в горле кусок ветчины, почувствовал, как по спине потекла струйка пота.

– У меня небольшие финансовые затруднения. Я готов вернуть десять процентов, как залог моих честных намерений.

– Десять процентов. – Поджав губы, Дельрико аккуратно размазал по своему тосту тонкий пласт клубничного джема. – А остальные девяносто тысяч?

Девяносто тысяч. Эти два слова, словно молот, забарабанили по черепу Дрейка.

– Как только наладятся мои дела. Мне необходим всего один выигрыш.

Дельрико промокнул губы салфеткой.

– Ты это уже говорил.

– Я понимаю, но на этот раз…

Дельрико достаточно было поднять руку, чтобы прервать торопливые объяснения Дрейка.

– Из любви к тебе, Дрейк, предупреждаю: твои азартные игры – дурацкое занятие. Для меня это часть бизнеса, но я беспокоюсь, видя, как ты рискуешь своим… своим здоровьем из-за пропущенных кем-то мячей.

– Я все наверстаю в Супербоул[1]1
  Супербоул – финал первенства Национальной лиги американского футбола.


[Закрыть]. – Дрейк начал быстро есть, пытаясь заткнуть дыру, прожженную страхом в его желудке. – Мне нужна всего одна неделя.

– А если ты проиграешь?

– Не проиграю.

Снова вымученная улыбка и струйки пота под рубашкой.

Дельрико начал завтрак. Ломтик дыни, кусочек тоста, глоток сока. Дрейк почувствовал, как пища в его желудке превращается в камни.

– Как поживает твоя тетя?

– Ева? – Дрейк облизнул пересохшие губы. Один из немногих, он знал о коротком бурном романе своей тетки и Дельрико… и никогда не был уверен, очко ли это в его пользу или наоборот. – Прекрасно.

– Я слышал, она решила написать мемуары.

– Да. – Несмотря на протесты желудка, Дрейк снова взялся за кофе. – То есть она пригласила писательницу с Восточного побережья, Джулию Саммерс.

– И насколько твоя тетя собирается откровенничать?

– Кто знает? У Евы все зависит от настроения.

– Но ты выяснишь это, не так ли?

Нож Дрейка замер в воздухе.

– Она не говорит со мной о таких вещах.

– Ты выяснишь, – твердо повторил Дельрико и улыбнулся. – И получишь свою неделю. Услуга за услугу. Как и должно быть между друзьями.

* * *

После вечера, проведенного с Виктором, Ева вся светилась. Правда, проснулась она позже обычного и с ужасной головной болью, но лекарство и прохладная вода бассейна сделали боль терпимой.

Ева медленно рассекала прозрачную воду, радуясь своим точным движениям. Покорность собственного тела – вроде бы такая малость, но Ева научилась ценить любые мелочи жизни.

Только свидание с Виктором – не мелочь. Секс с ним всегда потрясающий. Страстный или нежный, томительно медленный или стремительный – видит бог, они все познали за многие годы.

Из всех ее любовников никто не мог сравниться с Виктором, может, потому, что только он сумел покорить ее сердце.

Когда-то, много-много лет назад, она проклинала судьбу за то, что они не могли соединиться. То время прошло. Теперь она благодарила судьбу за каждый подаренный им час.

Ева подтянулась на бортик бассейна и накинула длинный махровый халат. Словно по приказу режиссера, Треверс поспешила к ней с завтраком и флаконом увлажняющего крема.

– Нина звонила ей? – спросила Ева.

Треверс шумно втянула носом воздух.

– Идет сюда.

– Хорошо. – Ева взяла флакон, лениво встряхнула, наблюдая за своей домоправительницей. – Можешь не проявлять свое неодобрение так явно.

– Я думаю то, что думаю.

– И знаешь то, что знаешь, – с легкой улыбкой добавила Ева. – Почему же винишь ее?

– Лучше отослать ее назад и забыть. Нечего напрашиваться на неприятности. Никто вас за это не поблагодарит.

Привычными движениями Ева нанесла крем на лицо.

– Она мне необходима. Я не смогу это сделать без нее.

Треверс поджала губы.

– Вы всю жизнь делали, что хотели. Сейчас вы совершаете ошибку.

– Надеюсь, нет. И хватит об этом.

Треверс протопала в дом. Все еще улыбаясь, Ева надела солнечные очки и стала поджидать Джулию. Долго ждать не пришлось. Под защитой темных стекол Ева внимательно смотрела, оценивала. Практичные туфли, элегантные синие брюки, накрахмаленная полосатая блузка… и настороженность.

Когда они начнут полностью доверять друг другу и начнут ли?

Ева указала на плетеное кресло.

– Надеюсь, вы не возражаете, что я пригласила вас сюда?

– Нет, вовсе нет. – Интересно, думала Джулия, многие ли видели это знаменитое лицо без всякой краски? И знает ли кто-нибудь, что красота его вовсе не в искусстве макияжа? – Меня устраивает любое место, где вы чувствуете себя непринужденно.

– Я могу сказать то же самое. – Ева налила Джулии сок и уже хотела добавить шампанского, но Джулия отрицательно покачала головой.

– Вы когда-нибудь расслабляетесь, Джулия?

– Конечно. Но не во время работы.

Ева задумчиво попробовала свою «Мимозу» – апельсиновый сок с шампанским.

– И что вы делаете, чтобы расслабиться?

Джулия пришла в замешательство.

– Ну, я… я…

– Попались, – рассмеялась Ева. – Позвольте мне кое-что сказать о вас, хорошо? Вы молоды и прелестны. Вы – преданная мать. Ваш сын – центр вашей жизни, и вы полны решимости хорошо воспитать его. Работа для вас на втором месте, хотя вы относитесь к ней очень серьезно. Под внешней холодностью и элегантностью скрывается сильная пылкая женщина. Честолюбие вы считаете пороком и стыдитесь его. Мужчины в вашем списке приоритетов находятся, думаю, где-то сразу за аккуратно сложенными носками Брэндона.

Ничто не выдало чувств Джулии, кроме вспыхнувших в глазах искр.

– Звучит весьма скучно.

– Восхитительно, – поправила Ева. – Хотя эти слова иногда становятся синонимами. Я просто надеялась раздразнить вас, расшатать хоть немного это ваше удивительное самообладание.

– Зачем?

– Я хотела бы чувствовать, что обнажаю душу перед ближним своим. – Пожав плечами, Ева отщипнула кусочек круассана. – Из вашей с Полом перепалки за ужином я сделала кое-какие выводы. Я восхищаюсь вашим характером.

– Не все из нас могут позволить себе демонстрировать характер, но я – живой человек, мисс Бенедикт.

– Ева.

– Я настолько человечна, Ева, что прихожу в ярость, когда мной манипулируют. – Джулия достала из портфеля блокнот и диктофон. – Это вы послали его ко мне вчера?

Ева ухмыльнулась:

– Кого?

– Пола Уинтропа.

– Нет. – Глаза Евы вспыхнули любопытством, но Джулия напомнила себе, что эта женщина – актриса. – Пол нанес вам визит?

– Да. Похоже, его волнует книга и то, как я напишу ее.

– Пол всегда меня защищает. – Потеряв аппетит, как часто бывало в последнее время, Ева достала из пачки сигарету. – И думаю, вы его заинтриговали.

– Сомневаюсь, что в его визите было что-то личное.

– Не сомневайтесь. – Ева снова рассмеялась. – Дорогая моя, большинство женщин балдеют после пяти минут общения с Полом. Он избалован. С его внешностью, обаянием и сексуальностью трудно ожидать чего-то другого. Я точно знаю. Я влюбилась в его отца.

Джулия ухватилась за последние слова.

– Расскажите мне о нем. О Рори Уинтропе.

– А, Рори… лицо падшего ангела, душа поэта, божественное тело и мозги добермана, преследующего сучку в период течки. – Ева добродушно рассмеялась. – Я всегда сожалела, что у нас ничего не вышло. Сукин сын мне очень нравился. Проблема Рори заключалась в том, что как только он испытывал эрекцию, то почитал своим долгом воткнуть член в кого угодно: в горничную-француженку, в повариху-ирландку, в кинозвезду или дешевую шлюху. – Ева усмехнулась, снова смешала себе «Мимозу». – Я могла бы стерпеть его неверность – в ней не было ничего личного, – но Рори свято верил в необходимость лжи. Я не могла жить с мужчиной, который считал меня идиоткой, готовой поверить его жалким выдумкам.

– Значит, его измены вас не беспокоили?

– Так бы я не формулировала. Развод – слишком простой и безболезненный ответ на постоянное траханье на стороне, а я верю в месть, Джулия. Если бы я больше любила Рори и меньше – Пола, все могло бы закончиться колоссальным взрывом.

И снова Джулия почувствовала трепет взаимопонимания. Она сама слишком любила ребенка, чтобы уничтожить его отца.

– Ваш брак с Рори распался много лет назад, но вы сохранили теплые отношения с его сыном.

– Я люблю Пола, как родного сына. – Затушив одну сигарету, Ева немедленно закурила другую. Признание далось ей нелегко. – Я не создана для материнства, но, встретив этого красивого умного мальчика, захотела стать ему настоящей матерью. Мне было за сорок, и я понимала, что природа почти не оставила мне времени. Пол стал моим последним шансом.

– А мать Пола?

– Марион Харт? Потрясающая театральная актриса… Презирала Голливуд. Они с Рори перебрасывались ребенком, как мячиком. Пол был для Марион чем-то вроде собачки, которую купили, повинуясь порыву, а потом – деваться некуда – приходится кормить ее и выгуливать.

– Но это ужасно.

Впервые Ева услышала в голосе Джулии искреннее чувство.

– Вы мне не поверите, но, клянусь, не все женщины с восторгом принимают материнство. Никакого насилия, никакого пренебрежения – ни Рори, ни Марион и в голову бы не пришло обижать мальчика, – просто снисходительное равнодушие.

– Должно быть, он страдал, – прошептала Джулия.

– Нельзя сожалеть о том, чего не знаешь. – Ева заметила, что Джулия выключила диктофон, отложила блокнот и просто слушает. – Когда я познакомилась с Полом, он был умным, самодостаточным ребенком. Я не смогла бы сыграть безумно любящую мамочку, даже если бы знала как. Но я могла уделять ему внимание и получать от этого удовольствие. На самом деле, я часто думаю, что вышла замуж за Рори, потому что влюбилась в его сына.

Ева откинулась на спинку шезлонга, наслаждаясь воспоминаниями.

– Конечно, мы с Рори были знакомы, ведь вращались в одних и тех же кругах. Мы испытывали симпатию друг к другу, даже влечение, но, когда я была свободна, он был занят, и наоборот. И вдруг мы оказались в одном фильме.

– «Милашка».

– Да, романтическая комедия. И чертовски хорошая. Это был один из моих лучших фильмов. Остроумный сценарий, талантливый режиссер, элегантные костюмы и партнер-звезда, умеющий высекать сексуальные искры на съемочной площадке. Через две недели съемок пламя разгорелось за кадром.

* * *

Когда Ева вошла в пляжный дом Рори в Малибу, она чувствовала себя так, словно ей море по колено, и вовсе не от алкоголя.

Съемки затянулись допоздна, а потом они сбежали от всех и застряли в какой-то грязной забегаловке. Пили пиво, жадно поглощали гамбургеры. Рори бросал в музыкальный автомат монету за монетой, и они хохотали и подзадоривали друг друга под вопли «Бич бойз».

Закусочная была полна длинноволосых оборванных подростков – хиппи только начинали завоевывать Калифорнию. Какая-то подвыпившая девчонка надела на Рори бусы братской любви.

Они уже были звездами, но никто их не узнал. Эти юноши и девушки тратили деньги не на кинофильмы с Евой Бенедикт и Рори Уинтропом, а на рок-концерты и наркотики.

Ева и Рори покинули забегаловку и помчались в Малибу в открытом «Мерседесе». Ева специально выбрала эту ночь: на следующий день не было съемок, так что можно было не беспокоиться из-за припухших глаз. Как бы она ни мечтала о безумной ночи с Рори, прежде всего она была кинозвездой.

Ева вступала в связь с Рори, отдавая себе полный отчет в том, что ее душевные раны никогда не затянутся, но на какой-то короткий срок она могла бы забыть о них.

Растрепанная, босая – ее туфли остались в машине, Ева быстро обошла гостиную. Высокие деревянные потолки, стеклянные стены, рокот прибоя. Здесь, подумала она, опускаясь на ковер перед огромным камином. Здесь и сейчас.

В свете зажженных свечей Рори выглядел бесподобно. Бронзовая кожа, волосы цвета красного дерева, синие, как сапфиры, глаза. Она узнала вкус его губ, когда вокруг суетилась съемочная группа, но хотела попробовать их… его… без сценария и режиссера.

Она хотела безрассудного секса, хотела на несколько часов забыть о том, с чем ей предстояло жить до конца своих дней.

Рори опустился перед ней на колени. Нет ничего более головокружительного, чем женщина, готовая подчиниться мужчине.

– Знаешь, как давно я хочу тебя?

– Нет.

– Как давно мы знаем друг друга?

– Пять лет, может, шесть.

– Столько лет я и хочу тебя. – Рори опустил голову, чуть куснул ее губы. – Мне приходилось слишком много времени проводить в Лондоне, а я жаждал быть здесь, с тобой.

О, Рори умел заставить женщину поверить, что думал только о ней.

Ева провела ладонями по его лицу. Физически Рори Уинтроп был самим совершенством, и этого ей было достаточно, во всяком случае, в эту ночь он принадлежал ей.

– Тогда немедленно возьми меня. – Ева подкрепила приглашение тихим смехом и сдернула с него рубашку. Ее глаза сверкали алчно и многообещающе.

Рори почувствовал, что ей не нужна прелюдия, и, хотя для начала он предпочитал романтику и томительное предвкушение, никогда не шел наперекор желанию женщины. Это было частью его обаяния… и его слабостью.

Он стянул с нее одежду, восхищенный и покоренный силой, с какой ее ногти впились в его спину. Женское тело всегда приводило его в восторг, любое женское тело: худое или полное, юное или зрелое, но тело Евы сводило с ума.

Ева хотела забыть обо всем, кроме Рори, и не могла. Она слышала шум воды, набегающей на песок, слышала биение собственного сердца и свое прерывистое дыхание. Он должен заполнить зияющую пустоту в душе, он должен заставить ее забыться. Она не хотела помнить о других руках, о других губах.

Чтобы выжить, ей нужно забыть, и она пообещала себе, что ее избавлением станет Рори Уинтроп.

Колеблющиеся отблески свечей танцевали на ее коже, волосы струились по спине темным водопадом. Она вскрикнула, вобрав его в себя, и этот вскрик был похож на молитву… В конце концов ей удалось забыться.

Обессиленная, она упала на него и благодарно улыбнулась. Если она смогла так раствориться в этом мужчине, она сможет исцелиться, сможет собрать воедино осколки своего сердца.

– Мы еще живы? – прошептал Рори.

– Кажется.

– Хорошо. – Он погладил ее по спине. – Потрясающая была скачка, Эви.

Ева улыбнулась. Никто никогда не называл ее Эви, но ей понравилось имя, произнесенное его хорошо поставленным голосом. Глаза Рори были закрыты, по лицу расплылась довольная улыбка. Она расхохоталась и поцеловала его, вновь охваченная благодарностью.

– Как насчет второго забега?

Его глаза медленно приоткрылись. Ева увидела в них и желание, и нежность и только сейчас осознала, как сильно жаждала и того, и другого. Люби меня, только меня, думала она, и я из кожи вон вылезу, чтобы полюбить тебя.

– Послушай. У меня наверху есть огромная кровать и огромная ванна. Почему бы тебе не познакомиться с ними?

Они плескались в горячей воде и метались по атласным простыням, не в силах насытиться друг другом, пока их измученные тела не взмолились об отдыхе…

Голод совсем другого рода разбудил Еву после полудня. Рори, раскинувшийся на кровати лицом вниз, даже не пошевелился. Охваченная приятными воспоминаниями, Ева чмокнула его в плечо и отправилась в душ.

В шкафу оказался огромный выбор женских халатов. Предусмотрительность Рори или забывчивость его любовниц? Ева выбрала голубой шелк, гармонировавший с ее приподнятым настроением, и спустилась вниз, чтобы приготовить легкий завтрак и перекусить с Рори в постели.

В кухне тихо жужжал телевизор. Домработница, подумала Ева. Еще лучше. Она закажет завтрак, и не придется самой готовить…

Но она никак не ожидала увидеть маленького мальчика, поразительно похожего на Рори. Такие же темно-рыжие волосы, такой же красивый рот, такие же пронзительно-синие глаза. Мальчик аккуратно, почти благоговейно размазывал по куску хлеба ореховое масло. Реклама на телеэкране сменилась мультиком. Кролик Банни выпрыгнул из своей норы, аппетитно похрустывая морковкой.

Не успела Ева решить, войти ли в кухню или ускользнуть незамеченной, как мальчик поднял голову… словно волчонок, почуявший чужой запах. Их взгляды встретились.

Еву рассматривало и изучало огромное множество мужчин, однако критический взгляд мальчика лишил ее дара речи. Позже она со смехом отмахнется от своих ощущений, но сейчас ей казалось, что он видит ее насквозь, видит Бетти Беренски – мечтавшую о славе девчонку, превратившую себя в Еву Бенедикт.

– Привет! – словно прозвучало детское эхо голоса Рори. – Я Пол.

– Привет! – Ей почему-то захотелось пригладить волосы и потуже затянуть халат. – Я Ева.

– Знаю. Я видел вашу фотографию.

Ева смутилась. Мальчик смотрел на нее, как на кролика из мультфильма. И – судя по цинично скривившимся губам – он явно понимал, что происходило в спальне его отца.

– Вы хорошо спали?

Маленький шельмец, с восхищением подумала Ева, забыв о неловкости.

– Очень хорошо. – Она вплыла в кухню, как королева в тронный зал. – Я не знала, что сын Рори живет с ним.

– Иногда. – Пол стал намазывать второй ломоть хлеба. – Мне не понравилась последняя школа, так что родители решили переправить меня в Калифорнию на год-другой. – Он аккуратно сложил оба куска. – Я сводил маму с ума.

– Неужели?

– Да. – Он достал из холодильника большую бутылку пепси. – У меня это неплохо получается. Думаю, к лету я сведу с ума папу и вернусь в Лондон. Я люблю летать.

– Что ты говоришь?! – Словно загипнотизированная, Ева смотрела, как мальчик усаживается за кухонный стол. – Не возражаешь, если я сделаю себе сандвич?

– Пожалуйста. – Он сказал это так спокойно, будто не видел ничего особенного в появлении в кухне субботним утром женщины в халате с чужого плеча.

– Ты любишь смотреть фильмы?

– Не все. Я видел вас в одном фильме по телику… по телевидению. Вы играли певичку в баре, а мужчины убивали друг друга из-за вас. – Он впился зубами в свой сандвич. – У вас очень приятный голос.

– Спасибо. – Ева оглянулась, чтобы удостовериться, что разговаривает с ребенком. – Ты хочешь стать актером?

Его глаза весело вспыхнули.

– Нет. Если заниматься кино, то лучше быть режиссером. Думаю, гораздо интереснее приказывать, чем выполнять приказы.

Ева забыла о своем намерении перекусить с Рори и покувыркаться с ним в постели.

– Сколько тебе лет?

– Десять. А вам?

– Побольше. – Она откусила кусок хлеба с ореховым маслом, и ее обожгли воспоминания. Целый месяц до встречи с Чарли Греем она жила на таких вот сандвичах и консервированном супе. – А что тебе особенно понравилось в Калифорнии?

– Солнце. В Лондоне очень часто идет дождь.

– Я слышала.

– Вы всегда жили в Калифорнии?

– Нет, хотя иногда мне так кажется. Скажи-ка, Пол, а что тебе не нравилось в твоей последней школе?

– Форменная одежда, – не раздумывая, ответил он. – Ненавижу форму. Как будто тебя заставляют выглядеть как все, чтобы ты думал как все.

Ева чуть не поперхнулась.

– Ты уверен, что тебе десять лет?

Пожав плечами, он сунул в рот остаток своего сандвича и очень серьезно сказал:

– Почти десять, но я не по годам развитый ребенок.

Ева с трудом сдержала смешок.

– И я задаю слишком много вопросов.

Под маской самоуверенного всезнайки Ева различила хорошо знакомую ей печаль одиночества. Рыбешка, выброшенная на берег, подумала она и чуть не потянулась, чтобы погладить его по голове.

– Люди говорят, что ты задаешь слишком много вопросов, когда они не знают ответов.

Пол снова окинул ее долгим, очень взрослым взглядом, потом улыбнулся и стал десятилетним мальчишкой.

– Я знаю. И злятся, когда продолжаешь задавать вопросы.

На этот раз, покоренная его улыбкой, Ева все же взъерошила его волосы.

– Ты далеко пойдешь, парень. А пока не хочешь прогуляться по пляжу?

Он, не мигая, смотрел на нее секунд тридцать. Ева поставила бы последний доллар на то, что любовницы Рори никогда не обращали внимания на его сына.

– Ладно. – Мальчик медленно провел пальцем по запотевшей бутылке, не желая показывать свой энтузиазм. – Если хотите.

– Хорошо. – Чувствуя то же самое, Ева осторожно поднялась. – Я только найду какую-нибудь одежду.

* * *

– Мы гуляли часа два, – сказала Ева, мечтательно улыбаясь. Забытая сигарета догорала в пепельнице. – Даже строили замки из песка. Это был один из самых… интимных дней моей жизни. К нашему возвращению Рори уже проснулся, а я была по уши влюблена в его сына.

– А Пол? – тихо спросила Джулия. Она так ясно представила себе одинокого маленького мальчика, готовящего себе завтрак.

– О, он был гораздо осторожнее меня. Много позже я поняла, что он подозревал, будто я использую его. – Ева лихорадочно достала новую сигарету. – Кто бы стал его винить? Рори Уинтропа домогались многие. Кинозвезда. Очень богат. Состоятельное и влиятельное семейство.

– Вы и Рори поженились еще до того, как фильм вышел на экраны.

– Через месяц после той субботы в Малибу. – Ева помолчала, глядя вдаль. – Признаю, я расставила Рори капкан. У парня не оставалось ни шанса. Романтика была его слабостью, и я использовала эту слабость в своих интересах. Мне необходим был тот брак, та готовая семья. У меня были свои причины.

– А именно?

Переведя взгляд на Джулию, Ева улыбнулась.

– Скажем пока, что одной из главных причин был Пол. Это очень близко к истине, а я не собираюсь лгать. На том этапе моей жизни я еще верила в институт брака. Рори был умен, ласков и сумасброден настолько, чтобы не быть скучным. Мне необходимо было верить, что у нас все получится. Не получилось, но из четырех моих браков я не сожалею только об этом.

– Были и другие причины?

– Вы ничего не упускаете, – прошептала Ева. – Да. Но это другая история для другого дня.

– Хорошо. Тогда расскажите, почему вы взяли на работу Нину.

Мало кому удавалось лишить Еву душевного равновесия. Она моргнула и вежливо улыбнулась, выигрывая время.

– Прошу прощения?

– Вчера вечером я разговаривала с Ниной. Она рассказала, как вы нашли ее в больнице после попытки самоубийства, как вы не только работу предложили ей, но и пробудили желание жить.

Ева взяла со столика бокал, встряхнула остатки сока с шампанским.

– Нина не говорила об этом интервью.

– Мы побеседовали, когда она принесла фотографии.

– Понимаю. Я еще не видела ее сегодня. Я наняла ее по довольно сложным причинам и не хотела бы сейчас углубляться в них. Просто скажу, что ненавижу расточительность.

Однако Джулия, более заинтересованная выражением лица Евы, чем ее ответом, не отступила.

– Я подумала, не хотели ли вы отдать старый долг? Вы не смогли предотвратить самоубийство Чарли Грея, а когда представился случай помочь, помогли.

Глаза Евы стали печальными.

– Вы очень проницательны, Джулия, и отчасти правы, но, поскольку я приобрела очень компетентного работника и преданного друга, можно сказать, что я поработала сама на себя.

Джулия сжала пальцы Евы прежде, чем поняла, что пересекла невидимую черту.

– Что бы вы ни приобрели, сочувствие и великодушие стоят гораздо больше. Всю свою жизнь я восхищалась вами как актрисой. Теперь я восхищаюсь вами как женщиной.

Борясь с нахлынувшими чувствами, Ева опустила глаза на их сплетенные руки.

– Прежде чем мы закончим книгу, вы успеете составить разные мнения обо мне… как о женщине. И не все из них будут напоминать восхищение. А теперь простите, меня ждут дела. – Ева поднялась. – Сегодня вечером состоится благотворительный бал. У меня есть для вас билет.

– Сегодня? – Джулия подняла голову, прикрыла ладонью глаза от солнца. – Не знаю, смогу ли я пойти.

– Вам не удастся написать эту книгу, прячась в доме. Я – светская фигура, Джулия, и хочу, чтобы вы были рядом со мной. Будьте готовы к половине восьмого. Сесиль останется с Брэндоном.

Джулия тоже встала. Сражаться с неожиданностями лучше твердо стоя на ногах.

– Конечно, я пойду, но должна предупредить, я довольно стеснительна и… – она улыбнулась, – …так и не избавилась от детской привычки задавать слишком много вопросов.

Ева тихо засмеялась и направилась к дому. Можно не сомневаться: ей предстоит очень занимательный вечер.