Текст книги "Талисман моей любви"

Нора Робертс
Талисман моей любви

Старым друзьям

Без откровения свыше народ необуздан.

Книга притчей Соломоновых, 29:18

Мне нечего вам предложить, кроме крови, тяжелого труда, слез и пота.

Уинстон Черчилль

Copyright © 2008 by Nora Roberts

Публикуется с разрешения Writers House LLC и Литературного агентства «Синопсис»

© Гольдберг Ю., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2013

Пролог

Масатлан, Мексика

Апрель 2001

Гейдж Тернер шел по пляжу. Солнечные лучи расцвечивали небо перламутрово-розовым, отражались от синей-синей воды, накатывавшей на белый песок. Обувь он снял – через плечо были переброшены разлохмаченные шнурки древних кроссовок «Найк». Края джинсов обтрепались, а сами джинсы на сгибах давно истерлись до белизны. Тропический бриз теребил волосы, несколько месяцев не видевшие парикмахера.

Гейдж подумал, что почти не отличается от бездомных, которые сладко посапывали на песке. Пару раз, когда удача отвернулась от него, он сам ночевал на пляжах и знал, что скоро их прогонят – до того, как приносящие доход туристы проснутся в своих номерах и примутся за утренний кофе.

В данный момент, несмотря на немытый и небритый вид, удача была на его стороне. Это точно. Чувствуя, как ночной выигрыш оттягивает карман, Гейдж размышлял, не сменить ли комнату с видом на море на номер в гостинице.

Бери все, что можно, подумал он, завтрашний день может выжать тебя досуха.

Срок приближался, время утекало, как белый, ласкаемый солнцем песок сквозь пальцы. До двадцать четвертого дня рождения оставалось меньше трех месяцев, и ночные кошмары вернулись. Кровь и смерть, огонь и безумие. Хотя все это – и Хоукинс Холлоу тоже – находилось за тридевять земель от ласкового тропического рассвета.

Но это жило в нем.

Гейдж отпер широкие стеклянные двери своей комнаты, вошел, бросил на пол кроссовки. Потом включил свет, задернул занавески, вытащил из кармана выигрыш и небрежно похлопал ладонью по купюрам. По текущему курсу больше шести тысяч долларов. Неплохая ночь, совсем неплохая. В ванной он выбил дно флакона из-под крема для бритья, сунул деньги в пустую трубку.

Он защищал свое имущество. Научился этому еще в детстве, пряча свои маленькие сокровища, чтобы отец не нашел и не уничтожил их в пьяном угаре. Вопрос, идти ему в колледж или нет, даже не стоял, но Гейдж считал, что в свои неполные двадцать четыре года уже многому научился.

Он покинул Хоукинс Холлоу летом, сразу после окончания школы. Просто собрал свои вещи и смылся.

Сбежал, подумал, Гейдж, раздеваясь, чтобы принять душ. Работы было хоть отбавляй – он был молодым, сильным и не особенно привередливым. Но, копая канавы, таская бревна, а особенно за месяцы, проведенные на морской буровой установке, Гейдж усвоил важный урок. Картами можно заработать гораздо больше, чем физическим трудом.

Кроме того, игроку не нужен дом. Только игра.

Гейдж шагнул под душ, включил горячую воду. Она стекала по загорелой коже, сухощавым мышцам, густым черным волосам, нуждавшимся в стрижке. Гейдж лениво подумал, не заказать ли кофе и что-нибудь из еды, потом решил, что сначала нужно пару часов поспать. Еще одно преимущество профессии. Приходить и уходить, когда захочешь, есть, когда голоден, спать, когда устал. Он устанавливал собственные правила и нарушал их, если они ему мешали.

Плевать ему на всех.

Неправда, признал Гейдж, рассматривая белый шрам на запястье. Вернее, не вся правда. Для него всегда были важны друзья, настоящие друзья. А в мире нет друзей вернее, чем Калеб Хоукинс и Фокс О’Делл.

Братья по крови.

Они родились в один и тот же год, один день и даже – насколько им известно – в один час. Гейдж не помнил времени, когда они не были… командой. Да, это самое подходящее определение. Мальчик из семьи среднего класса, ребенок хиппи и сын алкоголика. Наверное, у них не должно было быть ничего общего, размышлял Гейдж, и его губы растянулись в улыбке, взгляд зеленых глаз смягчился. Но мальчики были друг другу как братья – задолго до того, как Кэл порезал им запястья бойскаутским ножом, чтобы скрепить ритуалом их дружбу.

И этот ритуал изменил их. Изменил ли? Или просто освободил то, что уже существовало, но просто ждало своего часа?

Гейдж отчетливо помнил все, каждый шаг, каждую подробность. Это началось как приключение – прогулка в лес трех мальчишек накануне их десятого дня рождения. Нагруженные эротическими журналами, пивом, сигаретами – его вклад, суррогатными продуктами и колой, которые захватил Фокс, а также собранной матерью Кэла корзинкой для пикника с сэндвичами и лимонадом. Хотя Франни Хоукинс вряд ли стала бы собирать эту корзинку, знай она, что сын собирается ночевать в лесу у Языческого камня.

Гейдж помнил все: липкую жару, музыку из радиоприемника, а также абсолютную невинность, которую они несли с собой вместе с сухим печеньем «Литл Деббис» и «Наттер Баттер» и которую утратили до того, как утром вышли из леса.

Выключив душ, Гейдж вытер мокрые волосы полотенцем. В тот день у него болела спина – отец поколотил его накануне вечером. Когда они сидели у костра на поляне, рубцы пульсировали болью. Он помнил эту боль, помнил блики пламени на серой плите Языческого камня.

Гейдж помнил слова, которые они записали на листе бумаги и произнесли вслух, когда Кэл проделал над ними обряд посвящения в кровные братья. Помнил резкую боль, когда нож вспорол его кожу, помнил прикосновение руки Кэла и Фокса, когда они смешали свою кровь.

А также взрыв, жар и холод, силу и страх, когда смешавшаяся кровь пролилась на выжженную землю поляны.

Он помнил, что тогда поднялось из земли: бесформенная черная масса и ослепительный свет. Чернота зла и ошеломляющая белизна добра.

Когда все закончилось, с его спины исчезли рубцы, а в кулаке оказался зажат осколок гелиотропа. С тех пор Гейдж не расставался с камнем – Кэл и Фокс со своими тоже. Три части целого. Как и они с друзьями.

В ту неделю безумие охватило Холлоу, захлестнуло его, словно эпидемия, заразило, заставляя обычных, достойных людей совершать ужасные поступки. И каждые семь лет безумие возвращается – снова на семь дней.

Как и он сам, подумал Гейдж. Но разве у него есть выбор?

Обнаженный, еще мокрый после душа, он вытянулся на кровати. Время еще есть – для нескольких игр, горячих пляжей и раскачивающихся на ветру пальм. До зеленых лесов и голубых гор Хоукинс Холлоу несколько тысяч миль, а до июля еще несколько месяцев.

Гейдж закрыл глаза и – благодаря годам тренировки – почти мгновенно заснул.

Во сне пришли крики, плач и огонь, радостно пожиравший дерево, ткань, человеческую плоть. Пламя лизало его руки, пока он перетаскивал раненых в безопасное место. Сколько это длится? И кто может сказать, не превратится ли в следующую секунду жертва в агрессора?

На улицах Холлоу правило бал безумие.

Во сне Гейдж стоял с друзьями в южном конце Мейн-стрит напротив заправки с четырьмя колонками. Тренер городской футбольной команды «Олени» Мозер, который привел ее к победе в чемпионате, когда Гейдж учился в последнем классе школы, с веселым смехом поливал бензином себя самого, землю и все, до чего мог дотянуться.

Они бросились к нему, все трое, хотя Мозер вскинул руку с зажигалкой и зашлепал по бензиновым лужам, как мальчишка во время дождя. Они не остановились, даже когда он щелкнул зажигалкой.

Яркая, ослепительная вспышка и грохот, рвущий барабанные перепонки. Горячий воздух обрушился на него и с силой швырнул на тротуар. Вверх взметнулись ослепительные облака пламени, деревянные щепки, куски бетона и осколки стекла, горящий покореженный металл.

Гейдж чувствовал, как срастаются кости сломанной руки, заживает разбитое колено, и боль от заживления была сильнее боли от самих ран. Стиснув зубы, он перевернулся и увидел картину, от которой у него остановилось сердце.

Кэл лежал посреди улицы и горел, будто факел.

Нет, нет, нет, нет! Он пополз, крича и жадно ловя ртом зловонный, лишившийся кислорода воздух. Фокс лежал ничком; вокруг растекалась лужа крови.

Черное пятно в горящем воздухе уплотнилось, превратившись в человеческую фигуру. Демон улыбался.

– От смерти не вылечишься, правда, малыш?

Гейдж проснулся в холодном поту; все тело сотрясала дрожь. Вонь горящего бензина царапала горло.

Время истекло, подумал он.

Гейдж встал, оделся. Потом начал собирать вещи для возвращения в Хоукинс Холлоу.

1

Хоукинс Холлоу. Мэриленд

Май 2008

Сон разбудил его на рассвете, и это было хуже всего. По опыту Гейдж знал, что ему уже не заснуть, сколько ни пытайся – бушующее пламя и кровь прочно засели у него в мозгу. Чем ближе к июлю, чем ближе к Седмице, тем ярче и страшнее сны. Лучше не спать, чем сражаться с ночными кошмарами.

Или видениями.

В том далеком июле он вышел из леса с телом, которое умело само залечивать раны, и с даром предвидения. Но Гейдж знал, что полностью доверять картинам будущего нельзя. У него оставалась свобода выбора и свобода действий, и от этого зависел результат.

Семь лет назад, в июле, он выключил колонки на заправке и принял дополнительные меры предосторожности, отправив тренера Мозера в тюремную камеру. Хотя так и не узнал, спас ли своими действиями жизнь друзьям, или это был просто сон.

Но Гейдж предпочитал не испытывать судьбу.

И теперь тоже, подумал он, натягивая трусы – на тот случай, если в доме еще кто-то есть. Гейдж вернулся, как возвращался каждый седьмой год. Но в этот раз он связал свою судьбу с тремя женщинами, превратившую их с Гейджем и Кэлом трио в команду из шести человек.

Кэл помолвлен с Куин Блэк – белокурой красоткой, писателем, специализирующимся на паранормальных явлениях, – и она часто оставалась у него на ночь. Поэтому спускаться на кухню в чем мать родила, чтобы сварить себе кофе, было бы неосмотрительно. Но красивый дом Кэла среди густого леса выглядел пустым – ни людей, ни призраков, ни Лэмпа, большого ленивого пса Кэла.

Гейдж предположил, что Кэл провел ночь в доме, который арендовали в городе три женщины. Фокс был без ума от сексуальной брюнетки по имени Лейла Дарнел, и они вполне могли ночевать или в этом доме, или в квартире Фокса над его адвокатским кабинетом. В любом случае эта парочка не разлучалась, а если учесть способность Фокса проникать в чужие мозги, им для связи не требовался телефон.

Гейдж включил кофеварку и вышел на террасу, ожидая, пока приготовится кофе.

Только Кэлу могла прийти в голову мысль построить дом на краю леса, в котором их жизнь вывернулась наизнанку. Но Кэл есть Кэл – он из тех людей, кто не сдается, не считает себя вправе отступать. А если очарование сельской местности не оставляет вас равнодушным, это местечко точно для вас. Зеленый лес с последними весенними цветами дикого кизила и кальмии, блестевшими в лучах солнца, казался воплощением безмятежности – для тех, кто не знал. Террасы на склоне перед домом пестрели яркими красками цветущих кустарников и декоративных деревьев, внизу с журчанием перекатывалась по камням извилистая лента ручья.

Кэл здесь на своем месте – и его женщина тоже. Сам Гейдж не сомневался, что сельская тишина уже через месяц сведет его с ума.

Он вернулся в кухню и выпил кофе, черный и крепкий. Вторую кружку взял с собой. Принял душ, оделся и почувствовал, что им овладевает беспокойство. Гейдж попытался унять его, разложив два раза пасьянс, но дом был слишком… упорядоченным. Потом схватил ключи и направился к выходу. Он разыщет друзей, и если все в порядке, то, возможно, на денек смотается в Атлантик-Сити, чтобы немного развеяться.

Дорога была спокойной. Но и Холлоу был спокойным местом, точкой на карте среди холмов на западе Мэриленда, оживлявшейся лишь во время ежегодного парада на День поминовения, фейерверка в парке каждое 4 июля или редких реконструкций событий Гражданской войны. И конечно, каждые семь лет, когда город охватывало безумие.

Кроны деревьев смыкались над дорогой, вдоль нее вилась речушка. Затем деревья расступились, и стали видны холмы со скалистыми выступами, далекие горы, бледно-голубое весеннее небо. Нет, здесь он не чувствует себя дома – ни в сельской глуши, ни в окруженном ею городе. Вполне возможно, ему придется тут умереть, но и это ничего не изменит. Тем не менее Гейдж все же рассчитывал, что он сам, его друзья и присоединившиеся к ним женщины не только останутся живы, но и уничтожат демона, преследовавшего Холлоу. На этот раз покончат с ним раз и навсегда.

Он миновал заправку, где предвидение или удача позволили ему выиграть сражение, затем первые из аккуратных домиков и магазинчиков на Мейн-стрит. Рядом с особняком, где располагались адвокатская контора и квартира Фокса, Гейдж заметил его пикап. Кофейня и «Ма Пантри» уже открылись, и там было полно народу. Женщина на последних месяцах беременности, тянувшая за руку малыша, выходила из булочной с большим белым пакетом. Пока мать вперевалку двигалась по Мейн-стрит, ребенок тараторил без умолку.

Вот пустой магазин подарков, который взяла в аренду возлюбленная Фокса Лейла, намереваясь открыть там модный бутик. Поворачивая на площадь, Гейдж покачал головой. Надежда расцветает, предположил он, и усиливается любовью.

Повернув голову, Гейдж посмотрел на клуб «Боул-а-Рама», городскую достопримечательность и наследство Кэла. Потом отвел взгляд. Когда-то он жил в квартире над боулинг-центром вместе с отцом, среди запаха прокисшего пива и сигарет, с постоянным страхом перед кулаками или ремнем родителя.

Билл Тернер по-прежнему живет здесь, по-прежнему работает в боулинг-центре. Гейджу плевать, пока старик будет держаться подальше от него. В душе давно уже все перегорело, и теперь можно поставить точку и забыть.

Он припарковался у обочины позади «Карманн Гиа», принадлежавшей Сибил Кински, шестому члену команды. Знойная цыганка обладала тем же даром предвидения, что и он, – как Куин и Кэл могли видеть прошлое, а Лейла и Фокс были способны проникать в тайны настоящего. Гейдж подозревал, что эта общность делает их партнерами, и держался настороже.

Конечно, нельзя не признать, что она хороша, размышлял Гейдж, направляясь по дорожке к дому. Умна, находчива, остра на язык. В другое время и в другом месте было бы любопытно сыграть с ней пару раундов, посмотреть, кто выйдет победителем. Но мысль о том, что некая внешняя сила, древня магия или божественный план толкает их друг к другу, отбивала всякую охоту что-либо предпринимать.

Связь Кэла и Фокса с их женщинами – совсем другое дело. Он просто не приспособлен для длительных отношений. Инстинкт подсказывал, что короткая интрижка с такой женщиной, как Сибил, будет слишком сложна, а ему не хотелось сложностей.

Стучать он не стал. Гейдж не видел в этом необходимости, арендованный женщинами дом и дом Кэла служили им чем-то вроде баз. Его встретила музыка – что-то из «Нового Века», флейты и гонги. Он повернул к источнику звука и увидел Сибил. На ней были свободные брюки черного цвета и топик, открывавший гладкий, подтянутый живот и красивые, мускулистые руки. Непокорные черные кудри выбивались из-под стягивавшей волосы ленты.

Ногти босых ног сверкали ярко-розовым лаком.

Он смотрел, как Сибил уперлась головой в пол и приподняла туловище. Развела ноги в стороны, держа перпендикулярно полу, а затем ее тело выгнулось, словно пружина. Медленно и плавно она опустила одну ногу, пока ступня не оказалась на полу за головой, а тело не образовало нечто похожее на эротический мост. Потом Сибил – казалось, без всяких усилий – сменила позу, подогнув ногу к бедру, тогда как другая нога оставалась поднятой вверх позади нее. Потом ее пальцы обхватили ступню поднятой ноги и подтянули к затылку.

Гейдж подумал, что это очередное испытание для его необыкновенной силы воли.

Она изгибалась, скручивалась, вытягивалась, принимала немыслимые позы. Сила воли у Гейджа оказалась не столь велика, и он представил, какой изумительной будет в постели обладающая подобной гибкостью женщина.

Сибил выгнула спину, упираясь ногой в пол за головой, и по блеску в ее глазах Гейдж понял, что она знает о его присутствии.

– Не прерывайся.

– И не собираюсь. Я почти закончила. Уйди.

Сожалея, что не увидит, как Сибил заканчивает упражнения, Гейдж отправился на кухню и налил себе чашку кофе. Облокотившись на стойку, он огляделся: на маленьком столике аккуратно сложена утренняя газета, миска для собачьего корма, привезенная сюда Кэлом, пуста, а миска с водой заполнена наполовину. Вероятно, собака уже позавтракала, но если кто-то из людей последовал ее примеру, то убрал за собой посуду. Новости его не интересовали, и поэтому Гейдж принялся раскладывать пасьянс. На четвертом раскладе в кухню вошла Сибил.

– Сегодня ты ранняя пташка.

Он положил красную восьмерку на черную девятку.

– Кэл уже встал?

– Похоже, никому не спится. Куин потащила его в тренажерный зал. – Сибил налила себе кофе, открыла хлебницу. – Рогалик?

– Конечно.

Разрезав рогалик ровно пополам, она сунула его в тостер.

– Плохой сон? – В ответ на быстрый взгляд Гейджа Сибил склонила голову набок. – Как меня – разбудил на рассвете. У Кэла и Куин тоже. Точно не знаю, но подозреваю, что Фокс и Лейла – они ночуют у него – проснулись по тому же будильнику. Куин спасается гантелями и тренажерами, я йогой. А ты… – Она указала на карты.

– У каждого свое средство.

– Несколько дней назад мы здорово приложили Большого Злого Ублюдка. Теперь нужно ждать ответного удара.

– В отместку нас чуть не испепелили, – напомнил ей Гейдж.

– «Чуть» не считается. Мы с помощью магии соединили три осколка гелиотропа. Исполнили кровавый ритуал. – Она посмотрела на затягивающуюся царапину на ладони. – И остались живы. Теперь у нас есть оружие.

– Но мы не знаем, как им пользоваться.

– А демон знает? – Сибил старалась чем-то занять себя, доставая тарелки и мягкий сыр для рогалика. – Известно ли ему нечто такое, что неизвестно нам? В ту ночь, триста лет назад, на поляне Джайлз Дент придал камню магическую силу и – возможно – использовал его для заклинания, которое заточило демона в облике Лазаруса Твисса в некую тюрьму, где Джайлз держал его несколько столетий.

Сибил ловко разрезала яблоко и разложила дольки на тарелке.

– Тогда Твисс не знал или не почувствовал силы гелиотропа. Вероятно, триста лет спустя тоже – когда ваш кровавый ритуал освободил его и камень раскололся на три равные части. Если придерживаться этой логики, демон до сих пор ничего не знает, что дает нам преимущество. Мы пока не догадываемся, как именно действует камень, но точно знаем, что действует.

Повернувшись, она протянула Гейджу рогалик.

– Мы соединили три части гелиотропа. Магическая сила теперь есть не только у Большого Злого Ублюдка.

Гейдж зачарованно смотрел, как она разрезает половину рогалика еще на две части и намазывает четвертушки тончайшей пленкой мягкого сыра. Сам он взял половину, щедро намазал сыром, а Сибил откусила от своей порции малюсенький кусочек – как ему показалось, не больше полудюжины крошек.

– Может, тебе лучше ограничиться созерцанием еды, а не заморачиваться ее приготовлением? – Сибил лишь улыбнулась в ответ и еще раз откусила крошечный кусочек. – Мне приснилось, как Твисс убивает моих друзей. Я видел это много раз, во всевозможных вариантах.

Их взгляды встретились: темные глаза Сибил светились печалью и сочувствием.

– Обратная сторона нашего с тобой дара – видеть возможное развитие событий. Когда мы шли на поляну, чтобы исполнить ритуал, я боялась. Не только смерти, хотя умирать мне не хочется. Более того, совсем не хочется. Я боялась, что придется пережить смерть близких мне людей и, хуже того, каким-то образом стать причиной их гибели.

– Но ты пошла.

– Мы все пошли. – Сибил взяла дольку яблока, надкусила. – И остались живы. Не все сны, не все видения… сбываются. Ты возвращаешься. Каждую Седмицу ты возвращаешься.

– Мы поклялись.

– Да, в десятилетнем возрасте. Я не ставлю под сомнение прочность детских клятв, – продолжала она. – Но ты все равно возвращался бы. Ради Кэла и Фокса. Я приехала сюда ради Куин, и я знаю силу дружбы. Мы не похожи на них, ты и я.

– Разве?

– Да. – Сибил поднесла к губам чашку с кофе, сделала глоток. – Город и населяющие его люди для нас чужие. Для Кэла и Фокса – а теперь, похоже, для Куин и Лейлы – это родной дом. Люди способны на многое, чтобы защитить свой дом. Для меня Хоукинс Холлоу лишь место, где я случайно оказалась. Моя привязанность – Куин, а теперь и Лейла. И через них Кэл и Фокс. А значит, и ты тоже. И я не оставлю тех, кто мне дорог, не убедившись, что им ничего не угрожает. И готова пролить за них кровь, хотя нахожу все это захватывающим и интригующим.

Лучи солнца, проникавшие в кухню через окно, образовали сияние вокруг ее головы, отражались в маленьких серебряных сережках.

– Пожалуй, ты на это способна.

– Неужели?

– Да, потому что здорово разозлилась. Одна из причин, почему ты осталась, – желание задать этому ублюдку жару, досмотреть представление до конца.

Сибил откусила еще один крошечный кусочек рогалика.

– Точно. Мы с тобой одинаковы, Тернер. Двое непосед. Ладно. Мне нужно в душ, – решила она. – Ты побудешь тут, пока не вернутся Куин и Кэл? С тех пор как Лейла видела змей в ванной, я предпочитаю не принимать душ, когда в доме никого нет.

– Без проблем. Ты это собираешься доедать?

Сибил подвинула к нему нетронутую четвертушку рогалика. Она встала, чтобы вымыть чашку из-под кофе, и Гейдж увидел синяк у нее на плече. И вспомнил, что им здорово досталось в ночь полнолуния у Языческого камня и что на Сибил – в отличие от Кэла, Фокса и его самого – все заживает не так быстро.

– У тебя огромный синяк на плече.

– Посмотрел бы ты на мой зад, – пожала плечами Сибил.

– С удовольствием.

Она со смехом оглянулась.

– Не воспринимай все буквально. В детстве меня била няня, убежденная, что добрый шлепок закаляет характер. Садясь, я теперь каждый раз вспоминаю о ней.

– У тебя была няня?

– Да. Но несмотря на шлепки, мне приятнее думать, что я сама слепила свой характер. Кэл и Куин скоро вернутся. Можешь сварить еще кофе.

Гейдж задумчиво рассматривал ее удаляющиеся ягодицы. Высший класс, решил он. Любопытная и довольно сложная смесь в изящной упаковке. Упаковка ему нравилась, но то, что внутри… Если речь шла о забавах и играх, он предпочитал что-нибудь попроще. Вот когда речь идет о жизни и смерти, Сибил Кински – то, что доктор прописал.

В поход к Языческому камню она взяла с собой пистолет. Маленький револьвер 22-го калибра с перламутровой ручкой, но пользовалась им Сибил с холодной расчетливостью опытного наемника. Именно она изучила кровавые ритуалы, именно она углубилась в генеалогию и доказала, что они с Куин и Лейлой потомки демона, известного как Лазарус Твисс, и Эстер Дейл, девушки, которую он изнасиловал несколько столетий назад.

И эта женщина умеет готовить. Не любит, подумал Гейдж и встал, чтобы сварить еще порцию кофе, но умеет. Ему нравились откровенность и прямота Сибил, умение сохранять хладнокровие в сложной ситуации. Это не слабая женщина, которую нужно защищать.

Он поцеловал ее в ту ночь на поляне. Естественно, Гейдж не сомневался, что все они погибнут в адском пламени, и это было нечто вроде вызова судьбе. Однако он прекрасно помнил вкус ее губ.

Вероятно, думать об этом неразумно – а также о том, что в данный момент она стоит под душем, мокрая и обнаженная. Но мужчина имеет право отвлечься от битвы с древним демоном. И как это ни странно, желание поехать в Атлантик-Сити исчезло.

Он услышал звук открывающейся входной двери, громкий смех Куин. По мнению Гейджа, Кэл мог бы полюбить Куин только за смех. А если прибавить соблазнительное тело, огромные синие глаза, ум, юмор, мужество – о большем его другу можно и не мечтать.

Гейдж допил кофе и, услышав приближающиеся шаги одного Кэла, налил еще чашку.

– Привет. – Кэл взял кофе и открыл холодильник, чтобы достать молока.

Для человека, проснувшегося на рассвете, Кэл выглядел довольно бодрым, отметил Гейдж. Физические упражнения, конечно, способствуют выработке эндорфинов, но Гейдж был готов дать голову на отсечение, что в пружинистой походке друга виновата женщина.

Серые глаза Кэла были ясными, лицо и тело расслабленными. Мокрые русые волосы пахли мылом – он принял душ в тренажерном зале. Кэл добавил молоко в кофе, достал из буфета пакетик с сухим завтраком.

– Хочешь?

– Нет.

Вздохнув, Кэл высыпал глазированные подушечки в чашку, залил молоком.

– Общий сон?

– Похоже.

– Я говорил с Фоксом. – Облокотившись на стойку, Кэл принялся за завтрак. – У них с Лейлой тоже. У тебя что?

– Город истекал кровью, – сказал Гейдж. – Дома, улицы и все, кому посчастливилось оказаться снаружи. Кровь бурлила на тротуарах, стекала по стенам зданий. И горела.

– Все точно. Насколько мне известно, впервые один и тот же кошмар снится всем шестерым. Похоже, здесь заложен какой-то смысл.

– Гелиотроп снова стал целым. Это сделали мы вшестером. Сибил считает камень источником силы.

– А ты?

– Пожалуй, тут я с ней соглашусь. Но у нас осталось меньше двух месяцев, чтобы выяснить, что это за сила. Если осталось.

– Он нападает раньше и становится сильнее. – Кэл кивнул. – Но мы дали ему отпор – уже два раза, Гейдж.

– В третий раз лучше не зевать.

Он не стал задерживаться. Если ничего не случится, женщины большую часть дня будут искать ответы на вопросы в книгах и Интернете. Рассматривать таблицы, карты и графики, пытаясь взглянуть на события под другим углом. И беспрерывно говорить. Кэл отправится в боулинг-центр, а Фокс – в свою адвокатскую контору. А игрок остался без игр, подумал Гейдж.

Значит, сегодня у него свободный день.

Можно вернуться в дом Кэла, кое-кому позвонить, отправить письма по электронной почте. У него свое расследование. На протяжении многих лет он изучал демонологию и фольклор в самых необычных уголках мира. Если соединить его сведения с тем, что сумели откопать Сибил, Куин и Лейла, получится весьма полезная смесь.

Боги и демоны воевали друг с другом задолго до появления людей. Уничтожали друг друга, и когда на сцене появился человек, он довольно быстро получил численное преимущество. Эра людей, так называл ее Джайлз Дент, – об этом писала в своих дневниках его возлюбленная Энн Хоукинс. В эру людей остался всего один демон и один страж. Хотя верится с трудом, подумал Гейдж. По крайней мере, один, для которого это было личным делом. Смертельно раненный страж передал свою силу и свою миссию маленькому мальчику, а тот своим потомкам – и так на протяжении веков, вплоть до Джайлза Дента.

Обо всем этом Гейдж размышлял за рулем машины по дороге в дом Кэла. Он поверил в Джайлза Дента, поверил, что они с друзьями являются потомками Дента и Энн Хоукинс. Вместе с остальными поверил, что Дент нашел способ – нарушив правила, прибегнув к человеческому жертвоприношению – заточить демона в некое подобие тюрьмы, вместе с собой. Минуло несколько столетий, и трое мальчишек освободили его.

Гейдж был готов даже признать, что так было предначертано судьбой. Гордиться этим вовсе необязательно, но смириться можно. Такова их судьба – бросить вызов демону, сражаться, уничтожить его или погибнуть. После нескольких появлений призрака Энн Хоукинс и ее загадочных слов стало ясно, что решающей должна стать эта Седмица.

Все или ничего. Жизнь или смерть.

И поскольку почти во всех его видениях присутствовала смерть, в той или иной форме, Гейдж был не склонен делать ставку на коллективный танец победителей.

Наверное, на кладбище его привели мысли о смерти. Гейдж вышел из машины и сунул руки в карманы. Глупо было сюда приезжать. Бессмысленно. Но все равно зашагал по траве среди памятников и надгробных плит.

Нужно было принести цветы, подумал он, но тут же покачал головой. В цветах тоже нет смысла. Зачем мертвым цветы?

Его мать и ребенок, которого она пыталась произвести на свет, давно мертвы.

Май выкрасил траву и деревья в зеленый цвет, и легкий ветерок шевелил зеленую завесу. Солнце освещало разбросанные по пологому склону холма мрачные серые камни и белые памятники. На могиле матери и неродившейся сестры белая плита. Гейдж не был здесь много лет, но дорогу помнил хорошо.

Один надгробный камень, маленький и округлый, с выбитыми именами и датами.

Кэтрин Мэри Тернер

1954–1982

Роуз Элизабет Тернер

1982

Он почти не помнит мать, подумал Гейдж. Время стерло из памяти ее образ, звук ее голоса, ее запах, и осталось нечто вроде нерезкого снимка. Он с трудом вспоминал, как мать прикладывала его руку к своему большому животу, чтобы он почувствовал толчки ребенка. У Гейджа сохранилась фотография, и он знал, что унаследовал от матери цвет волос, глаза, форму губ. Ребенка он не видел, и никто не говорил ему, как выглядела девочка. Но Гейдж помнил себя счастливым, помнил, как играл с машинками в лучах солнечного света, льющегося через окно. И даже как бежал к возвращавшемуся с работы отцу и радостно визжал, когда сильные руки подбрасывали его вверх.

Да, было время, очень короткое, когда отцовские руки поддерживали его, а не сбивали с ног. Солнечное время. А потом мать умерла, а вместе с ней и ребенок, и все окутал холод и мрак.

Сердилась ли на него мать, кричала, наказывала ли? Наверное. Только он не помнил – или предпочитал не помнить. Возможно, он идеализировал мать, но разве это плохо? Когда мальчик так рано теряет мать, мужчина, в которого он превратился, должен считать ее совершенством.

– Я не принес цветы, – прошептал Гейдж. – Зря.

– Но ты пришел.

Резко обернувшись, он встретился взглядом с глазами, так похожими на его глаза. У него защемило сердце. Мать улыбалась ему.