Текст книги "Астана-Анталья"

Камаев выскочил из-за стола, обежал его. Он сам имел вспыльчивый характер, и не редко вступал в драки, защищая свою поруганную честь. А теперь как раз нужно было отстаивать свое реноме, иначе завтра все коллеги будут полоскать его честное имя. Марат Сапарович не знал, что сделает в следующее мгновение, может, просто оттаскает за волосы бешеную сучку, не взирая на ее потерю. О таких мелочах в данную секунду не хотелось и думать. Отмщения!

Но только он занес свою руку, чтобы воплотить свой замысел в исполнение, как почувствовал, что его кулак зажала чья-то довольно мощная ладонь. Ничего себе! Никакой субординации. Камаев гневно обернулся и увидел прямо перед собой спокойное лицо Оспана.

– Щенок! – выкрикнул Марат Сапарович. – Этим ты отплачиваешь за мою доброту? Кто тебя из грязи вытащил, кто тебя на курсы отправлял, человека из тебя делал?

– Марат Сапарович, – увещевал его Оспан, – вам же потом самому стыдно будет.

– Не будет мне стыдно! – взревел Камаев, и, решив приступ ярости вымести на подвернувшемся новом обидчике, с силой толкнул непрошенного защитника. Полетели стулья, со стола с лязгом и грохотом посыпались тарелки и бокалы с недоеденным и недопитым содержимым. Дамы завизжали. Мужчины тоже оцепенели, не зная, чью сторону принять. С одной стороны прав Оспан, женщин нельзя бить ни при каких условиях. С другой стороны, бить собирался непосредственный руководитель. Камаев в юности занимался борьбой, от которой у него осталась бычья шея и некоторые навыки ведения позиционного боя. Конечно, годы и сноровка уже не те, но ярость удесятеряла силы. Оспан тоже занимался спортом, даже участвовал в соревнованиях по армрестлингу, где в своем весе неизменно побеждал на всех уровнях, включая областной. На республике, правда, побеждать ему не удавалось, но это он списывал на то, что занимается от случая к случаю, не ставя себе целью побеждать на крупных соревнованиях. Так что нашла коса на камень.

Полетели первые пуговицы. Камаев подбирался к Оспану, чтоб взять его «на жамбас», но тот, прекрасно видя, к чему тот его готовит, ловко уклонялся.

Со стороны зрелище выглядело комическим. Низенький плотный Марат Сапарович и высокий Оспан. Толстый и тонкий, начальник и подчиненный. Несколько раз Камаев больно ударял в живот противнику. Оспан крякал, но терпел, не отвечая на тычки. Наконец осмелевшие сотрудники, до поры до времени не без удовольствия наблюдающие за внезапной стычкой, начали потихоньку растаскивать забияк в сторону. Этому поспособствовало и приближение изумленного бывшего босса, никак не ожидавшего, что скромная вечеринка может привести к таким экстраординарным событиям.

Камаев смирился, выпустил из цепких объятий оппонента, отвернулся в сторону и начал заправлять выбившуюся из-под брюк рубашку на свое законное место. Втянул также и живот, от усилий и потуг приобретший еще большие габариты. Затем снял со стула висевший пиджак и, ни с кем не попрощавшись, покинул поле битвы…

…Несмотря на войну с фашистами, советское правительство находило время и средства для подстрекания местных народов провинции к борьбе против китайцев и китайцев против местных народов. Но эта тактика постоянно теряла свою силу даже после переломной Сталинградской битвы, когда война стала уходить на запад. В 1943 году была распущена антиимпериалистическая лига, в свое время сформированная Шэном по указке Москвы с целью подрыва британского влияния. Впервые в истории провинции в Урумчи по требованию китайского правительства были открыты британское и американское консульства.

Поначалу многие казахи не понимали, что послужило причиной для снижения советского влияния. Годами они полагались на поддержку русских в своей борьбе против китайцев. Они обучались советскими агентами и рассматривали русских как друзей. Это из Советского Союза они получали чай, сахар, табак в обмен на излишки скота, шерсти. Казахи, как и другие местные народы, были на дружеской ноге с советскими водителями грузовиков и инженерами, обслуживавшими дорогу. Они предпочитали советские гарнизоны, скромно расположенные во многих городах, чем гарнизоны китайских хунхузов. В 1943 году, когда советские гарнизоны расформировали, многие люди испугались, что их уход вызовет новую волну террора хунхузов.

Лишь спустя три года они поняли, что основной задачей Советов было надеть на их шею ярмо коммунизма, и что коммунисты и хунхузы по сути одно и то же.

Пока политики, а, в особенности, китайские, вели переговоры в Урумчи, Оспан продолжал воевать. Его подвиги в защите своих людей от хунхузов принесли ему звание Батыра, которое затем следовало за ним повсеместно. Всецело благодаря его усилиям Алтай был практически очищен от китайцев, и 22 июня 1943 года население Алтая объявило его Ханом, законным преемником Чингисхана. По-видимому, сбывалось предсказание Боко Батыра, что он избран Богом, чтобы вести людей к свободе.

Оспан Батыр принял титул Хана на специальной церемонии в Булгхуне (Bulghun) на Алтае, месте, где пересекаются дороги из СССР, Монголии и Урумчи.

Но ночью, когда ужин был закончен, и гости стали прощаться, Касым шепотом сказал хозяину, что было бы хорошо переговорить с ним наедине после ухода Чойбалсана. Во время тайной встречи они вновь обнялись. Как и Чойбалсан, Касым получил четкие инструкции от советского правительства. Но он был казах, внук знаменитого Абылай Хана, который боролся против русских в начале девятнадцатого века и долгое время успешно им противостоял.

Касым дал понять, что в самом деле таится за словами Чойбалсана. Двое мужчин сидели и говорили так, чтобы никто за пределами юрты не смог их услышать. Касым рассказал печальную и постыдную историю нарушения коммунистами своих обещаний по отношению к трем с половиной миллионов казахов Советского Казахстана.

Когда коммунисты боролись с белогвардейцами, они позиционировали себя как защитники малых народов, таких, как казахи. Но когда с белым движением было покончено, они отказались от своих слов и стали русифицировать казахов и другие азиатские народы советской империи.

Надежды казахов вновь возродились, когда Ленин ввел новую экономическую политику в 1923 году, поскольку декларировалась поддержка не только мелких фермеров, но и кочевых племен, занимающихся скотоводством. Пять лет спустя казахи поняли ложь этой политики, когда коммунисты силой стали забирать скот, несмотря на прежние обещания, принуждая людей чахнуть в колхозах и шахтах. В это время советское правительство стало отказывать мусульманам в праве учить и следовать традициям ислама, стараясь сделать из детей безбожных доносчиков на своих родителей, если те, следуя исламу, совершают намаз и тому подобные вещи. Коммунисты стараются уничтожить казахский язык и их традиционный образ жизни, унаследованный казахами от своих предков, включая самого Чингисхана.

В заключение, Касым сказал Оспану, что казахи при советском режиме никогда не видели такого количества товаров, которые, согласно рассказу Чойбалсана, якобы готовы хлынуть на Алтай. Фактически, они, наоборот, лишаются своего, поскольку Советы забирают их скот, называя кулаками. Но у казахов нет никакого желания становиться фермерами, они хотят, как их предки, быть пастухами и скотоводами.

Оспан, как обычно, хранил молчание. После того, как Касым закончил, наступила тишина, которую прервал Оспан:

– Истинно, я услышал сегодня слова наследника своих предков. Если бы русские помнили свою родословную, то им было бы кощунственно нарушать свои обязательства.

– На все воля Божья – кому жить, а кому умирать, – ответил Касым. – Разве я не служу своим людям, так же, как и их вождь? Разве могу я жить в довольстве и покинуть их в трудные годы? Однако Бог вознаградит тех, чьи мысли заслуживают этого, и он вознаградит и тебя.

Немного спустя Касым поднялся и после пожелания спокойной ночи в хорошем настроении вернулся в свою юрту.

На следующий день Чойбалсан попытался добиться от Оспана ответа на его предложение, но Оспан воздержался от этого, и разговор закончился ничем.

Затем состоялся еще один праздничный ужин, и на следующий день Чойбалсан, Касым и Султан отправились по домам. Как только Касым и Султан добрались до дома, секретная полиция Берии арестовала их. Касым был казнен, а Султана выпустили.

Советское правительство не стало немедленно мстить Оспан Батыру за отказ эмиссару. Оно еще было слишком занято войной против Германии, чтобы бросить войска против него. Вот почему Советы обратили все внимание на другие части провинции и сконцентрировались еще раз на усилении сопротивления китайскому местному правительству, которое начали скрытно проводить. Это совсем не было трудным предприятием, поскольку обещания председателя Ву о предоставлении местной автономии не были выполнены. Совсем скоро по этой причине весь Восточный Туркестан вновь забурлил, как в дни Мясника Шэна.

В сентябре 1945 года Оспан Батыр последовал примеру восставших в Кульдже и выполнил «зачистку» Алтая. Но эта операция имела намного меньшие масштабы, поскольку большинство китайцев, живших там, уже были истреблены во время кампании против хунхузов. Однако, некоторые китайцы, приехавшие сюда на свой страх и риск, пострадали из-за своего оптимизма. После того, как губернатор Шэн вернулся в партию Гоминьдан, а затем переехал в китайскую столицу в 1943 году, много китайских беженцев из голодающих районов в Хонане, а также другие жители, которые бежали от японцев в 1938 году, пробивались через Пустыню Гоби вдоль нового советского шоссе: кто пешком, кто на спине верблюда, кто на рикшах или телегах, надеясь заселить самую западную часть Китая. Это напоминало то, как американцы заселяли Средний Запад в течение второй половины девятнадцатого века. Китайские власти в Урумчи наделяли их землей и деньгами, отбирая всё это без спроса у местного населения. Не нужно даже объяснять, что׳ местное население, которое требовало независимости, думало об этом новом притоке ненавистных китайцев. И в самом деле, заполонение китайцами земли явилось одной из главных причин того мгновенного успеха, который сопутствовал восстанию Алихан Тура.

Но было множество других причин, доставшихся в наследство еще из прошлого десятилетия: белые коробки Шэна, в которых он собирал свои обвинения, введение им системы рабского труда для строительства советского шоссе, так называемые общественные работы, которые служили интересам коммунистов, но не слишком-то нравились местным жителям, тем, кто строил и платил за них, повальные аресты, невыполненные обещания о введении местного самоуправления, и, прежде всего, преступления, совершенные хунхузами.

Алибек и Хамза рассказали мне о тех злодеяниях, которые они видели собственными глазами. Однажды китайские поселенцы, поддержанные хунхузами, совершили набег на мусульманский квартал Манаса. Они убили всех мужчин и сломали ноги женщинам и детям, чтобы те не смогли убежать и забить тревогу. Затем они изнасиловали беспомощные жертвы, не обращая внимания на крики от боли в сломанных конечностях. Наконец, они разграбили дома и ретировались.

В то время как хунхузы рыскали по стране, уничтожая казахские и монгольские поселения и уйгурские деревни, обученная Советами тайная полиция Шэна прочесывала города в поисках жертв и замучила до смерти около ста тысяч, подвергнув пыткам еще большее количество, вымогая взятки и выкуп у родственников. Восстания, которые последовали за этими преступлениями, привели к еще большим потерям среди гражданского населения. Целые области были стерты с лица земли, и десятки тысяч умерли мучительной смертью от голода и болезней. Такова была страшная предыстория событий лета 1945 года, с учетом которой должна быть дана оценка резне китайцев казахами.

Все-таки одно положительное решение было достигнуто в откладывании нападения на китайцев: все согласились, чтобы Оспан Батыр был назначен на должность Командующего всех сил казахов. О чем подумал Алихан Тура, неизвестно, принимая во внимание, что у него было приблизительно двадцать пять тысяч штыков, то есть, по крайней мере, вдвое больше, чем у Оспан Батыра. Однако он согласился с этим решением, и вскоре оба мужчины встретились, чтобы обсудить, как следует расположить силы для охраны недавно освобожденных районов и Алтая, пока силы казахов не подготовятся к наступлению.

Так начинается следующая фаза в истории казахов. От борьбы с китайцами они временно отвернулись, перейдя к убеждению, что их враг – Коммунизм, неважно китайский он или советский. Это напоминало те дни, когда они расценивали китайских националистов и китайских коммунистов в качестве равновеликих врагов. Начиная с 1946 года, мы будем видеть, как они отчаянно пытаются защитить свой образ жизни, сначала против нападений с севера и запада, а не как раньше – с востока, а затем, по мере продвижения коммунизма по Китаю – и с востока тоже. Их силы никогда не превосходили количеством больше, чем тридцать тысяч мужчин. По большей части, это была мобильная война, вовлекающая как мужчин, так и женщин, детей и животных, потому что невозможно для кочевников оставить их на произвол врагу. В качестве вооружения, как мы видели, им служили винтовки, иногда пулеметы, имелось значительное число гранат, но никогда этого не хватало на всех. Остальные вооружались мечами или же деревянными болванками с гвоздями, набитыми на них. У коммунистов же имелась артиллерия, бронированные автомобили, танки и самолеты. Но казахи продолжали бороться…

Глава 4

Будь моя власть, я бы отрезал язык тому,

кто твердит, что человек неисправим.

Абай

Линда сидела в своем роскошном номере, поставив новости CNN на беззвучный режим. Сама же, уютно устроившись на кровати, в который раз за утро пересматривала фотографии, высланные Башлиным.

Все было бы не так ужасно, если бы на каждой фотографии не присутствовал собственной персоной сам Камаев. Не просто фотографировался, а прямо позировал. На каждом фото выплевывает изо рта пресловутый «cheese» и делает добрые умильные глаза. Да, знаем, какие они у него добрые, плавали вместе, уже изучили. Больше всего вчера расстроился, конечно, Стив Паттерсон. Еще бы, такую вечеринку загубил несносный Камаев. Да и ее роль в произошедшем завидной назвать трудно. Как ни крути, она сама спровоцировала Марата Сапаровича на скандал. Только теперь Линда поняла, что тот сознательно выводил ее из себя. Но даже он не ожидал ее памятного фортеля с бокалом липкого томатного сока. Похоже, Камаев не скоро заставит себя его выпить. И эта смешное противостояние с Оспаном… Бедняга. Теперь Камаев начнет сживать его со свету, а в этом деле он собаку съел… Неожиданно для себя Линда ощутила свою схожесть с Камаевым. Такая же вспыльчивая и в некотором смысле бескомпромиссная, полутонов не признает. Кровь бросается в голову, и прощайте, приличия и честь! Потом, конечно, стыдно, неудобно, но сделанного не воротишь. Остается лишь отгонять от себя неприятные воспоминания и переключаться на другое.

Теперь же хочешь не хочешь, приходится лицезреть противную рожу Камаева на каждой фотографии. Вот они сфотографились в аэропорту Денизли, затем направились в Карахаит, где остановились в пятизвездочном отеле, знаменитом своими термальными водами. Видно, коллеги попросили постороннего снять их втроем в чаше с горячей термальной водой. Камаев измазал щеки и лоб целебной коричневой глиной и выглядел забавно для всех. Для всех, кроме Линды. Та же изучала фотографии с его присутствием, как вивисектор изучает препарируемую лягушку. Впрочем, действительно, на фотках абсолютно ничего не проглядывалась криминального. Все трое веселы, радостны и… живы. Башлин спокойно смотрит в глазок камеры, улыбается, Джон по-настоящему расслаблен и совершенно счастлив. В кои-то веки выбрался на пару деньков в отпуск. Отдых он перестал любить после того, как его дражайшая супруга, мать Линды, неожиданно дала ему от ворот поворот, развелась с ним. Кардвеллу едва стукнуло пятьдесят, он был на шесть лет старше жены. И прямо по поговорке «сорок пять – баба ягодка опять», любимая Миранда преподнесла сюрприз. Ушла и поминай как звали. Нет, внешне все выглядело достаточно благопристойно. Никаких сцен и битья посуды. Да и дети выросли. Линде уже исполнилось шестнадцать, так что на ее психике внезапный разрыв дорогих родителей сказаться не должен. Как дань современному ходу времени супруги удалили друг друга из друзей в социальных сетях, дабы не травмировать своих новых половинок. Мосты сожжены, так сожжены, и нечего больше сюсюкать. Джон переживал. Такого поворота событий он никоим образом не ожидал. Произошедшее выбило его на пару месяцев из колеи. Краем глаза он наблюдал за происходящим. Линда показала даже фотографии со скромной свадьбы его бывшей супруги. Детей своих Миранда из друзей, естественно, не удалила. Так что, когда Джону Кардвеллу предложили поехать в далекий Казахстан, он с радостью согласился. Работал упорно, на износ и без отпуска. Иначе в голову лезут разные нехорошие мысли, о женском коварстве, о бренности земного существования и вообще о нелепости жизни…

Эти фото не возбуждали в ней особого интереса. Но вот день на развалинах древнего города Иераполя казался ей особенно важным. Снимки Башлина служили чистейшей иллюстрацией текстовой канвы событий. Так себя она все и представляла. Коллеги сфотографировались возле древнего гимназиума, от которого остались лишь несколько колонн, но прочее достраивало воображение. Дальше их ждал знаменитый бассейн Клеопатры, где вода напоминает газировку. Сама же она содержит и железо, и цинк, и никель, и марганец. Из отверстий вместе с теплой водой вырываются углекислый газ, азот и кислород с водородом. Царица Клеопатра знала толк в водных процедурах. Сейчас от былого величия остались лишь обломки колонн и портиков. Но вода, похоже, свой состав нисколько не изменила. Каждый день приезжают сюда исцеляться сотни, даже тысячи людей. Для Джона Кардвелла эта поездка и стала роковой.

Башлин пояснил ей, что в бассейне их снимал профессиональный фотограф, а он позже скачал его фото себе на телефон. Можно было и распечатать, но он не стал заморачиваться. Хотя признал достоинства бумажного формата перед цифровым. Фотограф постарался на славу и снял их во всевозможных ракурсах. Что-то беспокоило Линду в этих снимках, но она пока не понимала, отчего это смутное беспокойство возникло. Раз за разом она пересматривала снимки, но тщетно. Ничего не находилось…

Вдруг в дверь номера требовательно и властно застучали. Линда взглянула на часы. С Оспаном они договорились встретиться в десять, а сейчас только девять сорок пять. Но не удивилась и открыла дверь. Перед ней предстала плотная фигура ее вчерашнего оппонента и обидчика. Девушка опешила и хотела было захлопнуть нос перед непрошеным гостем, но тот просунул мощную ногу и не дал ей осуществить задуманное.

Линда испуганно отступила назад, не зная, что предпринять. Если бы это был обыкновенный бандит, она бы, наверное, закричала, попыталась выбраться наружу, что-нибудь сделала бы еще. Но Камаев излучал спокойствие, бодрый оптимизм, и даже скривил губы в подобие улыбки, словом, пытался убедить хозяйку в его абсолютной безвредности. Для этого же он отошел в глубь номера, создав приличное расстояние между ними и плюхнулся в глубокое удобное кресло.

Линда пришла в себя. Выбегать из номера и кричать она передумала.

– Зачем вы сюда пришли? – строгим голосом спросила она. – Вас никто не приглашал.

– Никто, – охотно согласился Марат Сапарович, – за что извиняюсь. Вчера между нами произошло некоторое недоразумение, и я хотел загладить свою вину. Впрочем, и вы тоже, признайтесь, немного погорячились. Ну что это такое? Томатным соком в белую рубашку! Жена чуть из дома не выгнала.

Камаев добродушно засмеялся. Ну просто паинька, да и только. В нем присутствовало какое-то мужское обаяние. Линда невольно тоже улыбнулась. Хотя у нее практически отсутствовал опыт общения с представителями противоположного пола (ее отношения с протестантским священником не в счет), она прекрасно разбиралась в их поведении. Такие, как Камаев, считают себя неотразимыми, уверены в своих силах. На устах у них вечная прибаутка «нет женщин, которые не дают, а есть мужчины, которые плохо просят». Вот и сейчас он явился чисто выбритый, надушенный дорогим одеколоном, одетый с иголочки. В глазах приветливость, на устах улыбка… Какой-то прямо волк в овечьей шкуре.

– Неплохая обстановка, – придирчивым взглядом завсегдатая фешенебельных отелей заявил Камаев. – Роскошно, добротно, а главное, функционально. Я за свою жизнь столько отелей да гостиниц перевидал, Линда, это же просто уму непостижимо. Работа такая, – командировки, разъезды. Как-то целый год семью не видел, ну, как не видел, урывками вылетал, конечно, домой, но это все не то. С супругой мне просто повезло. Я деньги зарабатываю, она детей воспитывает. Всего себя работе отдавал. И отдаю. В этом мы с вашим отцом схожи. За это и уважал я его. До меня только вчера дошло, Линда, что вы почему-то считаете меня причастным к его смерти.

Камаев сделал паузу, достал из кармана трубку, вопросительно взглянул на девушку. Та молча кивнула в знак согласия. Марат Сапарович не спеша вытащил упаковку курительного табака, набил трубку, спичкой с ядовитой фосфорной головкой поджег травяную смесь. Аппетитно пыхнул и выпустил аккуратный клубок дыма.

– От Паркинсона или Альцгеймера, говорят, помогает, – доверительно сообщил он девушке.

Та слегка улыбнулась.

– Не верите, – приятно засмеялся Камаев, – а все ведь так. Тут, главное, меру знать. Как говорил Ибн Сина, яд в маленьких количествах – лекарство, а лекарство в больших количествах – яд. Так что я сейчас лекарство принимаю.

Дым и впрямь не показался Линде противным. В ее окружении практически никто не курил. Ни отец, ни Тим, ни другие знакомые мужчины и парни. Американское общество, наплевав на Паркинсона, не полностью, конечно, но изгнало табак из своей жизни.

– Хочу признаться вам, Линда, – выпустив еще пару колечек из рта, вымолвил Камаев. – Я, действительно, желал смерти вашего отца.

Девушка похолодела. Не сколько от слов Камаева, а от тона, которым они были произнесены.

– А разве вы никогда никому не желали смерти? – спросил Марат Сапарович. – Понимаю, вы еще молоды, не успели нажить врагов. Учась в университете, это довольно сложно сделать. Кому вы могли перейти дорогу? За вашей спиной всегда находилась поддержка в лице матери и отца. А теперь представьте, вы – глава семейства. От вас зависит жизнь супруги, маленьких детей. Если что-то с вами случится, они постепенно уйдут на самое дно, и некому им будет помочь. Ты рвешь жилы, пашешь в поте лица, а тут приходит какой-то иностранец, и, мало того, что отбирает должность, которой ты достоин больше всех, а ставит палки в колеса, учит тебя жить и работать, своим существованием доказывает тебе твою ничтожность и несостоятельность.

Трубка в руках Марата Сапаровича погасла. Он медленно вынул спички и тщательно поджег табак. Потеребил большим пальцем смесь и затянулся.

– Чего в сердцах не пожелаешь? Но ведь это все слова. От них до настоящих действий – дистанция огромного размера. Я обратил внимание, что мы с вами, Линда, сходны характерами. Вы тоже вспыльчивы. С годами у некоторых это проходит, может, и у вас пройдет. А я нет. Как был горячим в двадцать лет, таким и сейчас остался. Поработайте на нашем производстве, увидите, чтоб без зычного командного голоса не обойтись. И на любое проявление безалаберности и головотяпства надо реагировать резко. Потом разберешься, прав твой подчиненный или виноват. Умный простит, а дурака я держать на работе не собираюсь. Себе дороже выйдет. Каюсь, сотню раз мысленно проклинал Джона, говорил «да чтоб ты сдох!» Но чтоб реально его убить, ни в коем разе, Линда. Я, знаете ли, даже курицу зарезать не могу. Однажды стояли мы в поле бригадой, так ребята из соседнего аула живую курицу притащили, то ли купили, то ли украли, уже не помню. Меня попросили зарезать. Никогда не думал, что это выйдет такой сложной задачей. Держишь ее за туловище, а она чует близкую гибель, вырывается, крыльями старается побольнее ударить, шею так жалобно вытягивает. Выругался я и отпустил ее. Ребята, правда, потом догнали несчастную птицу и сами с ней расправились. Но без меня. Я потом даже есть ее не смог. Такое отвращение почувствовал…

Камаев сидел ссутулившись. Неожиданно Линда почувствовала облегчение. Внезапно она поверила, что человек, так неуклюже сидящий в гостиничном кресле с лаковыми коричневым подлокотниками, не причастен к смерти ее отца. Что-то в словах и тоне речей Камаева заставило ее в это поверить. Ей даже стало жаль этого нескладного человека, тоже, как и она, обладающего вспыльчивым характером, характером, который приносит множество бед, но для чего-то необходимым матушке-природе.

Она не знала что сказать. Машинально достала телефон и вновь начала рассматривать фотографии.

Камаев сидел и курил трубку, Линда рассматривала фотографии. В такой обстановке и застал их Оспан, вошедший, постучавшись, в номер. Лицо его вытянулась, молодой человек явно опешил. Кого он не ожидал увидеть здесь, так это Марата Сапаровича, еще и мирно сидящего рядом с Линдой, девушкой, плеснувшей изрядную порцию томатного сока прямо ему в лицо.

Камаев оставался невозмутим. Вынул изо рта трубку, чуть помедлил, пожимать или нет, протянутую руку, пожал и опять углубился в свои мысли.

Оспан с облегчением обеими руками пожал руку начальника и застыл в центре номера, не зная, куда двинуться дальше.

– Да садись ты уже, что встал, как памятник? – грубо пророкотал Марат Сапарович. – Что думаешь, мускулы накачал, так начальство можешь мутузить?

Слова были суровы и грозны, но голос Камаева звучал беззлобно и даже добродушно.

– Вот лишу тебя премии, будешь знать, – отводил душу начальник, но Оспан только улыбался в ответ. – Лет тридцать тому назад я бы тебя одной левой сделал, а сейчас уже не тот стал, годы свое берут, как ни крути. Да и работа нервная.

Линда тоже была довольно внезапно разрешившимся конфликтом. Она переживала за Оспана, вступившегося за ее честь.

– Марат Сапарович, а вы действительно хотели меня ударить? – спросила девушка и замерла, ожидая ответ, словно от него зависело, окончательно ли она реабилитирует «убийцу» или еще повременит.

– Конечно же, нет, – ответил тот, – но вы ведь все равно не поверите.

– Поверю, – твердо сказала Линда. – Марат Сапарович, я хотела бы показать вам несколько фотографий того злополучного дня. Может, они прояснят что-нибудь.

Камаев, обрадованный тем, что американка, похоже, готовится навсегда исключить его из списка подозреваемых в убийстве ее отца, с готовностью подсел.

– Отойди, не закрывай свет, – буркнул он Оспану, который тоже хотел присоединиться к их совместному простору.

Девушка начала листать по порядку фотографии на телефоне.

– Да, техника-техника, помню, в детстве мы столько времени тратили. Сначала пленку заправляешь, потом ее проявляешь, дальше закрепляешь, сушишь, столько мороки! А теперь нажал на кнопку и остановил мгновение…

Он вглядывался в фотографии, комментируя особенно интересные места. Когда дошли до бассейна Клеопатры, стал особенно внимательным. Что-то его настораживало в этих фотографиях, но что, он и сам еще не понимал.

Линда почувствовала, как ее сердце стало биться чаще. То ли от затянувшегося молчания Камаева, то ли от происходящего в номере. Скажи ей кто пару дней назад, что она будет сидеть в отеле казахской столицы и разглядывать фотографии с потенциальным «убийцей» ее отца… Кто же это и вообразить то смог бы? А вот нет же. Сидит и рассматривает.

В телевизоре по каналу CNN опять шли новости. Который день одно и то же…

– Это все части Золотой Орды разбираются между собой, – авторитетно заявил Марат Сапарович, – как после чумы 1331 года погибла, так до сих пор ее наследство делят. Как только нас из истории не вычищали, а все равно каждая пядь земли, каждое тюркское название реки ли, холма ли, села ли вопиет о былом величии. Но будь жив сейчас Шынгысхан, он бы воевал сейчас со своими улусами? Да никогда в жизни. Умный был человек. Все хорошо для своего времени. А сейчас время не танков, а твиттера. Глупец тот, кто это не понимает.

Марат Сапарович замолчал. Оспан прекрасно понимал состояние начальника. Былое величье былым величьем, а что имеем сейчас? Последним воином Золотой Орды оказался Оспан батыр. Но его прах развеян на китайских просторах…

Только было Оспан хотел вставить свои пять тиынов в политическую беседу, как Камаев прервал его на полуслове.

Линда подошла к Марату Сапаровичу. Тот же пришел в некое возбуждение, что за сегодняшнее утро произошло с ним впервые. Все остальное было по-прежнему. За окном шуршали шинами и ревели моторами преимущественно японские и немецкие машины, на экране телевизора очередная футбольная звезда загоняла мяч в сетку, монотонно работал кондиционер. Но что-то изменилось. Камаев торжествующе указал на фото, сто раз виденное Линдой. Тот же злополучный бассейн Клеопатры, трое друзей-врагов на фоне плескающейся толпы, и странный мужчина с большими черными усами, жмущийся к левому бортику. На следующем фото Камаев энергично вдыхает смешанный газ, истекающий вместе с тугой минеральной струей, вздымающейся буквально из недр земного шара. На этом фото большеусого нет. Зато на следующем он появляется снова, стоя уже спиной, но в очертаниях фигуры он очень хорошо угадывается.

– Ну попал этот большеусый несколько раз на фото, что с того? – осведомился Оспан.

Камаев даже не обратил внимания на обидный тон вопроса. Когда перед ним сверкала истина, он сжимал тугие кольца воли подобно какому-нибудь королевскому питону, и горе тому, кто попадется в эти объятия.

– Теперь сюда глядите! – Камаев торжествующе указал на фото, снятое уже лично Башлиным, и где присутствовали в качестве главных героев Марат Сапарович и Джон Кардвелл.

Оспан и Линда уставились на фото с глупым выражением лиц. Так второгодник смотрит на задачу, выписанную строгим преподавателем, заранее зная, что ни при каких условиях без посторонней помощи ее не осилит.

Камаев указал на мужчину, попавшего на задний фон снимка.

– Неужели не узнаете?

Линда всплеснула руками.

– Так это же тот самый мужчина из бассейна!

– Вот именно! – закричал Камаев.

Оспан тоже всмотрелся в фото.

– Постойте, этого же никак не может быть. У того были усы, а у этого под носом девственная чистота.

– На это и был расчет, – заметил Марат Сапарович. – Кроме того, он надел на себя еще и футболку.