Текст книги "Почему я первый из грешников"

Протоиерей Филин, Олег Казаков
Почему я первый из грешников

…Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными.

Ин. 8, 31–32

По благословению

Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского ВЛАДИМИРА

© Протоиерей Игорь Филин, Олег Казаков, текст, составление, 2008

© Издательство «Сатисъ», 2008

Вопрос о жизни и смерти. Свобода выбора

Олег Казаков:

– Так или иначе, рано или поздно, но в жизни каждого (может быть, за самым редким исключением) человека наступает момент, когда он начинает сомневаться в смысле и целесообразности всего, что он делает. Будь он писатель, художник, бизнесмен или даже грабитель, его вдруг настигает сокрушительная мысль: «А кому и на что вообще все это нужно?! В гроб я ничего с собой не возьму. А здесь и благодарности не всякий раз дождешься, да и вообще больше проблем и хлопот, чем хоть какой-то радости… Еще и злом норовят отплатить, если что доброе сделаю». Смысл жизни начинает ускользать…

Случается так (и довольно часто), что человек в такое время приходит в храм. И тут ему может встретиться почитавший что-то из святых отцов и имеющий некоторый церковный опыт прихожанин. Он с авторитетным видом скажет вопрошающему, что цель жизни – стяжание Духа Святаго. Но бедняге, едва пришедшему в храм, это ни о чем не говорит! Однако как же быть на самом деле? Что сказать такому человеку?

Отец Игорь:

Когда в сердце и уме человека родился вопрос о смысле его собственной жизни – это явление, в сущности, совершенно нормальное. Хуже, если этот вопрос не появляется – это означает, что духовные силы человека крайне ослаблены, а может, и парализованы. Он плывет по течению жизни бездумно, не размышляя о том, куда же течет эта река. А вдруг она обрушится водопадом в бездну? А может быть, просто уйдет в песок? Или крокодилы сожрут пловца?

Поэтому вопрос о смысле жизни говорит о некоей зрелости человека. И одновременно с этим вопросом возникает и вопрос о жизни и смерти, который становится главным. Человек начинает подспудно понимать, что если жизнь человеческая ограничена только пребыванием в этом мире, то она бессмысленна. Тогда ради чего все, что он делает?! Конечно, человек может как-то поддерживать себя мыслью, что это потом кому-то пригодится; ну, например, достанется близким людям… Но такое построение не имеет нужной глубины, и при малейшем разочаровании (в людях ли, в обстоятельствах) оно неизбежно рушится, поскольку смысл опять оказывается под большим вопросом.

И вот может возникнуть случай, когда человек уже не может утешиться тем, что построенный им дом достанется детям, поскольку дети злы и неблагодарны. Обидно! И это часто происходит. И тут опять – вопрос о жизни и смерти. И он уже формулируется примерно так: есть ли жизнь после смерти? И если эта жизнь есть, тогда все, происходящее сегодня и происходившее раньше, предстает в ином свете.

Ясно, что если личность моя сохраняется после смерти, то мои личные свойства и качества будут иметь значение и там. И жизнь моей личности простирается куда-то за пределы обозримого бытия. Когда человек постигает собственное бессмертие, то испытывает радость… Однако положительное осознание бесконечности жизни и приятие этой бесконечности возможно только при появлении веры в Бога. Когда в душе человека появляется Бог, появляется и перспектива жизни за земными пределами… А вместе с этим появляется и вопрос, как вести себя и что делать, чтобы та жизнь оказалась радостной и полноценной.

На этот вопрос есть разные ответы, в силу этого и существуют разные религии. Православно-христианское учение разительно отличается от всех других. И если рассмотреть повнимательнее, то, прежде всего, бросится в глаза, что, как ни странно, христианин не считает ту жизнь, которую он ведет на земле, вполне человеческой. Он видит ее как жизнь некоего ущербного существа. И чувствует себя (позволим такое сравнение) как ребенок, похожий на Маугли, который живет в диком мире, никак не замечая его дикости, но вдруг обнаруживает, что сам-то он не зверь! Что есть какая-то другая – высшая, просветленная жизнь. И наше учение говорит, что жизнь этого мира – это жизнь нижеествественная, ниже нашей истинной природы, это жизнь грехопадшего существа. Ее можно сравнить с жизнью человека, который лишен зрения, слуха, осязания, вкусовых ощущений. И настоящей жизни он даже представить не может. Не знает он, как плывут облака, как шумит лес, как волнуется море. Он как-то существует – и только.

– Что ему делать?

В чем же главное отличие грехопадшего человека от первозданного человека или состояния естественного от нижеестественного? Прежде всего, это смерть. Мы смертны, хотя первый человек был сотворен не подверженным смерти, неуязвимым для болезней и внешних воздействий. Смерть взяла над ним власть после грехопадения. Но вот что говорят нам святые отцы. Если Адам имел начало, т. е. был когда-то сотворен, то он, несомненно, должен был иметь и конец. Это Бог безначален и бесконечен, а все сотворенное имеет некий предел. Стало быть, и в Адаме должно было изначально присутствовать какое-то свойство увядания, тления. Но возникающий недостаток жизни всегда восполнялся благодаря постоянному и тесному общению Адама с Творцом. После грехопадения эта общность разорвалась. И сейчас хотя мы и знаем, что, например, молитва есть беседа с Богом, но в большинстве случаев не чувствуем этого. Непосредственность и сила связи большей частью нами утрачена.

Итак, недостаток жизни в Адаме все время восполнялся общением с Источником жизни – Богом. В себе самом человек источника жизни не имеет. Благодать и есть та Божественная энергия жизни, которая в нас существует, но нам необходимо ее восполнять. Непосредственная связь прервалась в результате греха, предательства, которые человек совершил по своей воле, хотя и был соблазнен. Человек позволил себе поверить соблазнителю, что Бог даже побаивается, что могут нарушить Его всемогущество… Хотя это полный абсурд… Однако предательство произошло – человек поверил змею больше чем Богу. Он поступился верой в Бога и отпал от Него. Произошел трагический разрыв. Человек потщился «быть как Бог», то есть самому определять законы своего бытия. А в результате оказался жертвой обмана. И сегодня наша гордость хочет жить сама по себе, по своей «свободе». Но ни к чему (если смотреть на вещи прямо), кроме страданий, это не приводит.

Адам до падения был иным, обладал иными свойствами, иными физическими и духовными силами. Но это можно в определенной мере представить. Ведь мы знаем нового возрожденного Адама – Господа Иисуса Христа. Господь, воплотившись, пришел, по человеческой природе своей, к состоянию даже выше того, в котором пребывал Адам до разрыва с Богом. Умереть Сам по Себе Он уже не мог. Только Промыслом Божиим, как человек, Он мог выйти из жизни насильственно на какое-то время. Но смерть не могла удержать Его.

И вот, если мы понимаем, что наша жизнь, так сказать, не совсем человеческая, то какая же человеческая?!

Так появляется желание обрести все-таки эту высшую жизнь… И есть Господь Иисус Христос – первенец из воскресших. Он приглашает, зовет нас в Жизнь. Значит надо лечить себя, свою душу – лечить от смерти. И лечение это происходит в Церкви. То есть это конкретная цель: не просто общение с Богом, не просто благонравная жизнь. А именно исцеление от смерти, обретение вечной жизни. Богоподобной жизни. Ведь мы, говорит апостол, можем стать сынами Бога по благодати. И существуют конкретные методы лечения.

– Тем не менее, человек неизбежно бессмертен. В любом случае за гробом его ждет какая-то иная форма бытия. В небытие не уйти! Но тогда зачем все эти усилия, «методы», размышления, молитвы?

Да, мы в любом случае бессмертны, тут мы не хозяева, такова воля Творца. Но существует такое явление как духовная смерть. Это состояние души человека, когда она совершенно не приемлет Творца и для него встреча с Богом – жесточайшее страдание, потому что вся его личность существует в ином плане бытия и не терпит Божественного.

Представим, что какой-то любитель «красиво» пожить вдруг попадает в беду. Ему становится постыло все, что его окружает, и он приходит в монастырь.

Предположим, что в монастырь его приняли. Но в монастыре иная жизнь – там люди молятся, постятся, несут послушание… И человек вдруг обнаруживает, что душа его этого не приемлет, ему начинает представляться, что он попал в тюрьму. Ему хочется «посидеть» с друзьями, а надо идти на послушание, хочется поиграть в теннис, а надо в храм, хочется всласть поваляться в постели, а надо становиться на молитвенное правило. Но он привык жить почти исключительно по своей воле. И вот думает такой «новоначальный»: «А ну вас с вашим благочестием и раем! Пойду-ка я, где мне привычней и милее».

За примером ходить недалеко. Как-то ближе к зиме на территории нашего храма появился мужчина очень солидного возраста – за семьдесят. Был он, кажется, беженцем из какой-то бывшей советской республики. Не имел ни родных, ни друзей, ни крыши над головой – все шансы замерзнуть на улице.

Мы его взяли к себе. Понятно, что это старый нездоровый человек… Мы его, как могли, подлечивали, не обременяли никакой тяжелой работой. Когда при знакомстве у нас с ним была беседа, он уверял меня, что, несмотря на свои годы, может быть очень полезен, что он работал поваром и будет готовить для нас по всем кулинарным правилам… А чем все кончилось? Прошло два-три месяца, чуть потеплело, и в один прекрасный день я узнаю, что «насельника» нашего больше у нас нет. Куда же он делся?!

И трапезница наша мне рассказывает, что встретила его, когда он уже уходил, собрав свои вещички.

– Куда же вы идете-то?!

– Надоело мне с вами! У вас тут тюрьма!

Вроде бы странно: никаких особых обязательств, а тем более обетов с него никто не брал. Время от времени, конечно, говорили ему, что хорошо бы сходить в храм, но ни в коем случае никто не принуждал. Старались заботиться о нем. И вдруг…

Оказалось, что жить-то он здесь жил, а поговорить, пообщаться ему было не с кем. Ему хочется поделиться какими-то страстными переживаниями своей жизни, воспоминаниями об «усладах» молодости, а сочувствия он не находит. Верующие люди ведь уклоняются от таких разговоров. И это его очень угнетало. Он даже пытался покомандовать в трапезной – доказать, что там все неправильно, но и это не имело эффекта, хотя опять же ни к какому делу его не принуждали. И вот так ему стало тяжко, что он, несмотря на свою старость и немощь, ушел.

Знаю еще пример. Женщина попросилась в женский монастырь. Ей предложили пожить месяц, осмотреться. Не прошло и месяца, как она, не выдержав монастырского уклада жизни, ушла, сказав: «У вас тут как на каторге!» Таких случаев немало.

Не признающему Бога человеку радость общения с Богом недоступна. Более того, даже некое самое начальное приближение к такому общению мучает его.

– Да, но человеку все-таки обещают радость Богообщения. А выходит, что ему надо ходить только в подряснике, выполнять, мягко говоря, не всегда приятные послушания, выстаивать длинные церковные службы. И кто знает: может быть, в будущей жизни ждет то же самое – труды и бдения. А как же полнота радости?

У человека всегда есть свобода выбора. Он может выбрать пьянство, блуд, бизнес или даже просто приличное поведение в качестве главного устремления жизни. Он может в конце концов просиживать целые дни перед телевизором, потягивая пивко или водочку с приятелем, и ругать все на свете, а предложи ему что-то сделать, он и не пошевелится… Но он может выбрать и поиски решения вопроса о жизни и смерти в вечности, поиски путей сближения с Богом.

Очень часто этот выбор происходит, когда человек оказывается перед лицом собственной кончины. В обычных обстоятельствах он не любит размышлять об этом. Я как-то заговорил о смерти с женщиной, которая, в общем-то, не чужда веры. Она прервала меня:

– Ну что Вы, батюшка! Мне и здесь хорошо, даже очень хорошо, особенно когда деньги есть. И не надо об этой смерти говорить. Я верю в Бога, но я не понимаю, зачем все это нужно делать (хождение в храм, молитвы и пр.).

– Ну, это, можно сказать, обычная реакция.

Однако, когда человек оказывается лицом к лицу со смертью, перед ним со всей силой встает вопрос, как избежать ее или что будет после нее… И тут же возникает вопрос: насколько человек готов к тому, что может ожидать его в потустороннем мире.

«Зачем все это нужно делать?»… Вот, предположим, человек учится в школе. Обучение приходит к концу, и он оказывается перед выбором, продолжать ли образование или избрать иной путь. Кто идет в ВУЗ, кто-то осваивает профессию, не требующую высшего образования. А кто-то предпочитает праздность и удовольствия, а то еще и все приобретенное родителями растратит и останется гол. То есть развитие человеческой жизни зависит от того, что он делает, что выбирает. И желание или нежелание что-то делать конкретизируется при знакомстве с жизнью.

Так вот, чтобы захотеть что-то делать в религиозном плане и представить смысл этого делания, надо познакомиться с Богом. Для этого недостаточно просто знать, что он есть и верить в это. Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва (Иак. 2, 19–20). Для нас в вере притягательно не информативное знание, а любовь. Ведь во Христе на человечество сошла Божественная любовь в ее полноте. Это любовь, которая несоизмерима ни с какой любовью человека. Ужасно жить, когда тебя никто не любит. Жизнь украшается любовью. А ведь тут речь идет о любви Самого Бога! И главное в нашей вере – это и наша любовь к Богу. Практически каждый из нас знает, какая радость любить, встречаться, беседовать с дорогим человеком. Без любви жизнь пуста.

Да, Бог может открыться как личность, которая управляет этим миром, и вера может начаться со страха. Страха, что ты можешь нарушить какой-то Его закон и будешь от этого страдать. Но это вера, конечно, самого начального уровня. Совершенная любовь изгоняет страх. Страх Божий, безусловно, должен быть в верующем. Однако само понятие наказания за нарушение Его закона – это понятие скорее человеческое, на уровне человеческого разума. Оно не дает представления о Божественных действиях по отношению к нам – эти действия всегда есть любовь. Бог никогда не отступит от тебя, никогда тебя не бросит… Даже когда кажется, что Он отошел, Он рядом. Это мы его оставляем по своим грехам, и нам представляется, что Он отстранился от нас. Есть замечательная молитва: «Не оставляй меня, Тебя оставляющего». Бог есть любовь, эти апостольские слова – главная основа нашей веры.

Разрушение любви. Искушение. Страсть

– Можно ли сказать, что всякий наш грех, начиная с греха Адама, есть измена, разрушение любви?

Да. Человек разрушает любовь и теряет ее. Он перестает быть способным чувствовать любовь.

– Но расплата за это разрушение… Наверное, ее не стоит понимать механически: вот я утром согрешил, а в полдень мне на голову упал кирпич. Однако таинственная связь между какими-то скорбными событиями моей жизни и моими грехами есть?

Разумеется. И надо сказать, что человек чаще всего приходит к Богу, когда плохо, когда настигает скорбь. Вот он приходит и говорит: «Помогите мне! Мне плохо! Все плохо!» Тягота, мрак, в которых он оказывается, заставляют его усиленно искать выхода. И когда человек, решив (бывает, что от безысходности) обратиться к Богу, вдруг чувствует, что тьма как-то отступает от сердца, и начинает светиться, незнакомая до сей поры, радость… Он вдруг осознает, что с Богом-то хорошо, это без Бога плохо. Вот тогда рождается вера.

Да, пока это вера начальная. Человек еще не знает вероучения, и наш долг – научить его, он не знает правил поведения в храме. Но главный шаг сделан – обращение к Богу совершилось практически. Наша вера – прежде всего практическая, главное в ней – духовная практика, общение с Богом, исцеление души. И вот здесь происходит нечто похожее на гомеопатическое лечение. Говорят тебе, например: «Глотай вот эти шарики столько-то раз в день», ты их глотаешь день, два, десять, а толку вроде никакого. Но настает час, когда результат все-таки приходит, и приходит он как бы «вдруг». И начинаешь понимать, что сразу результата и не могло быть, требовалось какое-то время, накопление, терпение. Но раз уж результат есть, ты чувствуешь доверие к врачу.

И вот когда человек ощущает в себе доверие к Богу, тогда он задается вопросом, что делать, как быть дальше, чтобы не утратить этой связи с Творцом, а наоборот – чтобы усилить ее. Конечно, могут встретиться трудности.

– Которые, простите, в православной среде принято называть искушениями. Мне кажется, что вообще слово искушение часто употребляется не к месту, что-то вроде церковного «сленга». Что же следует понимать как искушение?

Я понимаю так, что искушение – это какое-то состояние или ситуация, которые толкают, или могут толкнуть, человека на грех… Мне как-то рассказали довольно курьезный эпизод – просыпается человек в вытрезвителе и сетует: «Ну что за искушение!»…

В случае с вытрезвителем это слово действительно не к месту, тут следовало бы скорее воскликнуть: «Как же я до такого докатился!» Искушение было, когда, может быть, предлагали выпить.

Что такое искушение, мы видим, начиная с искушения Адама. Искушение – это предложение совершить грех. Оно может прийти на мысленном уровне, в чувственной сфере, на вполне материальном плане, когда кто-то конкретно искушает… Но ты можешь совершить грех, а можешь его и не совершать. Однако Священное Писание говорит, что без искушения не может быть спасения, так как борьба с искушениями способствует совершенствованию личности христианина. Возлюбленные! огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного, но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуетесь и восторжествуете (1 Пет. 4, 12–13).

Если спортсмен тренируется, не усложняя задач, то высоких результатов он никогда не достигнет. Всегда требуется какое-то преодоление себя. Устояв против греха, христианин становится сильнее.

– Насколько участвует в искушениях невидимый мир, в частности ангелы тьмы и их начальник?

В Писании сказано, что от начала согрешил сатана. Особенно на первоначальной стадии, когда у человека еще нет сильной привязанности ко греху, не вполне развились еще страсти и пороки, его, конечно, искушает лукавый. Когда же у человека появляется привычка, привязанность ко греху, услаждение им, тогда враг может особо и не беспокоиться. Человек и сам делает зло и даже стремится к этому. Например, пьяница и не ждет, чтобы его искушали, он сам активно ищет, как утолить свою страсть.

– Вот мы говорим о том, что человек живет в грехе. Но все-таки, что же такое грех? Ведь с точки зрения «обыкновенного» разума, скажем, супружеская измена – да, может, и грех, но неизвестно, насколько большой… Украл? – нехорошо, конечно, но ведь все крадут, а потом, если украл у вора, то это еще как сказать. И всегда пытаются найти оправдание, указать на безвыходность положения, неизбежность проступка, на какие-нибудь подсознательные мотивы…

Есть заповеди Божии, и любое нарушение любой из этих заповедей – грех. Поэтому для христианина различение добрых и злых поступков особых трудностей не представляет. Другое дело – люди, находящиеся вне Церкви… Вот его, предположим, обобрали, и вдруг появляется возможность вернуть утраченное, пусть и греховным способом – человек как правило и не задумается. Никакой настоящий преступник, совершая зло, не думает, что совершает преступление. Да, он знает, что нарушает законы данного общества, но по своим моральным представлениям он обычно уверен, что имеет на это право. Все крадут, и я краду. Вот этот миллионер всех обирает, а я для себя у него кусок урву – имею право!

Христианин же знает, что все сотворенное и данное Богом есть безусловное добро. (Если хоть что-то, исходящее от Него, не является абсолютным добром, то значит Он не совершенен, а если Он не совершенен, то Он и не Бог!) И вот становится ясным, что нарушение заповедей, которые дал людям Он Сам, неизбежно является злом. Пусть даже я, по немощи своей, не имею сил исполнить эти заповеди в достаточной полноте, но я твердо верю, что заповеди – это хорошо, это добро.

– И все-таки, ну вот допустим, я позавидовал – нарушил десятую заповедь. Ну и что из того? Неужели мне от этого будет плохо?

Обязательно будет плохо.

– Но почему?!

Потому что заповедь – это непреложный закон. Приведу пример. Вот мы со школьной скамьи знаем, что существует закон всемирного тяготения. Я не знаю, насколько он действует во всей вселенной, но в наших условиях он действует. Все просто – я бросаю камень, и он падает.

Предположим абсурдную ситуацию: человек не знает этого закона. И мало того, что он не знает, он и слышать о нем не хочет, мол, неизвестно, что вы там понапридумывали. Я знать вашего закона о тяготении не хочу, я в него не верю! И вот сейчас я прыгну из окна десятого этажа и куда хочу, туда и полечу. И он прыгает. Результат предугадать легко.

Всякий раз, когда мы нарушаем непреложный закон, мы страдаем. Так нарушение заповеди есть увечье человеческой души. Смертельный ли это удар, рана ли, перелом или синяк – это другое дело. Но вред наносится обязательно.

– Верно ли будет понять это так, что все в мироздании имеет духовный источник существования, духовно-нравственную основу?

Разумеется! В Божьем творении все едино, и нельзя мыслить материальный мир отдельно, а духовный отдельно. Все перетекает одно в другое… Ведь подумайте, даже изготовление какого-либо изделия начинается с человеческой мысли, то есть изделие является зримым воплощением мысли. Т. е. человек это может. Как же тогда сомневаться в возможностях всемогущего, абсолютного Бога?!

– То есть, когда мы нарушаем заповедь, мы как бы ломаем конструкцию, по которой сотворены?

Можно рассудить и так. Человек, можно образно сказать, является многофакторной, совершенно определенно устроенной системой. И при нарушении хотя бы одного фактора система начинает уничтожать себя. и точно так же, как мы не можем, пренебрегая законом тяготения, выпрыгнуть и не упасть, точно так же мы не можем нарушить заповедь, не причинив вреда своей жизни. В чем этот вред выявится – в телесной болезни, в житейских скорбях или еще в чем, это уж как Бог рассудит. И нельзя не бояться «мелкого» греха. Да, может быть, он подобен небольшому уколу. Но он никогда не бывает один. А множество уколов могут превратиться в изуверскую, мучительную казнь. И становится вдруг у человека все плохо – и в душе, и в семье, и с друзьями, и на работе… А вроде «ничего такого» и не совершил…

– В церковном учении разделяют грех и страсть. Что такое страсть?

Страсть – это крайнее состояние греховной привычки. Слово страсть в славянском языке означает страдание и действительно является страданием. В умах наших предков тысячелетиями между этими словами и понятиями стоял знак равенства.

По учению святых отцов, грех начинается с помысла. Приходит греховный помысел, если человек принимает его, то начинается пленение сознания и порабощение души. Если на первом этапе человек еще рассматривает помысел и выбирает, как поступить, то после порабощения выбор как бы исчезает – грех становится целью, и начинаются поиски средств к реализации этой цели. А в страсти человек уже всем своим существом устремлен только к тому, чтобы утолить жажду греха. Вся жизнь строится на этом, все остальное утрачивает настоящее значение. Это легко проследить на развитии страсти к игре, к пьянству, наркомании. Попробовал человек раз, другой, а потом уже и не удержать его. И он уже раб своей страсти. А вначале кто-то просто предложил поиграть или «как следует» выпить, или как-то сложились обстоятельства, и человек поддался этому.

– Означает ли сказанное о помысле, что грех это не просто и не только сам поступок. Ведь обычно человек воспринимает грех только в качестве поступка – уже украл, уже напился…

Если человек отвергает пришедший к нему греховный помысел, то греха не происходит.

Грехом является уже сама мысль о грехе, если человек принял ее и внутренне склоняется к ней, грехом является и желание греха. Что говорит Господь о грехе прелюбодеяния? А ведь произнесены были эти слова в то время, когда совершившие этот грех наказывались смертью, их выводили за стены города и забивали камнями. И вот Господь говорит: Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5, 27–29).

Мысль о грехе – это чрезвычайно важный момент, потому что человек должен помнить – нет греха, который бы он был совсем уж неспособен совершить. Способность к любому греху живет в каждом человеке, и поэтому надо относиться очень внимательно ко всем своим мыслям и желаниям. Мы не совершаем всех грехов только потому, что Господь, если мы не имеем особой склонности к тому или иному греху, ограждает нас от него. Но когда мы настойчиво тянемся ко злу, Он не будет насиловать нашу свободу. Он попускает грех, с тем чтобы человек, увидев мерзость греха, мог бы искренне отречься от него и раскаяться, обновить свою душу, свое сознание. Кстати, по-гречески раскаяние (метаноиа) и означает изменение сознания.