Текст книги "Calendar Girl. Долго и счастливо!"

Одри Карлан
Calendar Girl. Долго и счастливо

Audrey Carlan

Calendar girl. October / November / December

© Calendar Girl – October / November / December by Audrey Carlan, 2015

Copyright © 2015 Waterhouse Press, LLC

© Зонис Ю., перевод, 2017

© Ларина Е., перевод, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Октябрь

Дрю Хоффман

Это был долгий путь. Когда я только начинала, ты предложила помощь и советы в самый нужный момент. Спасибо тебе, что поделилась своими знаниями, оказала поддержку и стала мне другом. Я надеюсь, что тебе понравилась эта часть книги и ушлый Дрю Хоффман.

Глава первая

Тишина. Вот что приветствовало меня, когда я вошла в дом Уэса в Малибу. В свой дом. Не знаю, чего я ожидала. Возможно, у меня была мысль, что Вселенная внезапно распахнется передо мной и подарит рай на Земле в виде моего мужчины, стоящего на американской земле, в полной безопасности, в тепле нашего дома. Потому что, в конечном счете, именно этим он и был. Нашим домом. Уэс твердо настаивал на том, чтобы я изменила свой образ мыслей относительного того, что Джин называла особняком в Малибу. В качестве другого варианта он предлагал найти что-нибудь новое, уже вместе. Этого я не хотела. Если по-честному, я готова была с головой погрузиться во все, что отождествлялось у меня с Уэсом. Целиком и полностью моим. Единственным в своем роде. Элегантным. Великолепным.

Уэс тяжело работал, чтобы достичь всего этого в столь юном возрасте. Он не был хвастлив или жаден. Чистые линии, непринужденная обстановка так и манили присесть и многое говорили о владельце дома. Шагая по темным, пустым комнатам, я восстанавливала связь с принадлежавшими ему вещами, но что-то изменилось. На сей раз что-то было по-другому. Я окинула комнату внимательным взглядом, замечая небольшие различия, появившиеся за те два месяца, что я не была здесь.

На каминной доске над отделанным камнем камином стояла небольшая статуэтка балерины, высотой сантиметров двадцать пять. Она вскинула одну ногу высоко над головой, придерживая ее руками за лодыжку, и стояла на носке второй ноги. Эта вещичка принадлежала моей матери. Мама тоже вставала на цыпочки, прогибалась назад и в точности показывала мне, как балерины выполняют это движение. Мать была танцовщицей в Вегасе, но до этого выступала в балете, классическом и современном. Мне нравилось смотреть на то, как она двигается. Занимаясь уборкой, она вальсировала под музыку, слышную лишь ей одной. Ее черные волосы, спадавшие до талии, темной мантией кружились вокруг нее. В пять лет я считала, что моя мама – самая красивая женщина на свете, и я любила ее больше всех. Моя любовь была явно не к месту, в отличие от статуэтки. На этой каминной доске она занимала почетное место, и как бы мне ни хотелось смахнуть фигурку, чтобы она упала и разбилась, я все же ее не тронула. Если бы мне не хотелось сохранить статуэтку, я бы давно подарила ее кому-нибудь. Иногда воспоминания ранят, даже самые прекрасные.

Развернувшись, я оглядела гостиную. На журнальном столике стояла знакомая мне фотография в рамке. Мэдди. За день до того, как она пошла в колледж. Я бродила за ней по школе, словно потерявший хозяев щенок. Мэдс, с другой стороны, скакала, держа меня за руку и размахивая нашими сжатыми руками. Мы переходили из аудитории в аудиторию, и она рассказывала мне обо всех курсах, на которые записалась, и показывала по программе, что будет на них изучать. Ее радость была невероятно бурной, и я купалась в этом восторге. Именно тогда я отчетливо поняла, что моя девочка, моя младшая сестренка, станет кем-то значительным. Она уже стала. Моя гордость за нее не знала границ. Все дороги были открыты перед Мэдс, и ничто не могло ее удержать.

Следующим пунктом моего путешествия стала кухня. Здесь я обнаружила целый коллаж фотографий, прикрепленных магнитами к холодильнику. Отдельные снимки, которые я сняла с холодильника в своей крошечной квартирке, висели теперь тут. Мэдди, Джинель, папа. А еще я заметила парочку новых. Тех, что я не распечатывала. Уэс и я. Одна с ужина, а еще селфи, которое мы сняли в постели и на котором видны были только наши лица. Их мог повесить сюда только Уэс. Вот оно, начало всего. Я провела пальцем по улыбке Уэса на фото. Такой уверенный, сексуальный, крепко прижимающий меня к себе в кровати. У меня сжалось в груди, и я потерла больное место. Скоро. Скоро он будет дома. Мне надо верить. Довериться пути. Теперь, больше чем когда-либо раньше, мне надо было верить этим словам, вытатуированным у меня на ноге.

Перейдя в ту комнату, что стала нашей спальней, я застыла на месте, широко распахнув рот и выпучив глаза.

– Ох ты ж срань господня!

Замерев от восторга, я уставилась на изображение, глядевшее прямо на меня. Мое собственное изображение.

Это был последний портретный снимок, сделанный Алеком в феврале. Я стояла на обзорной площадке Спейс-Нидл и смотрела на раскинувшийся передо мной Сиэтл. Ветер сдувал назад мои волосы, развевавшиеся смоляными локонами у меня за спиной. В тот день я чувствовала себя освобожденной. Свободной от бремени, которое отец невольно взвалил мне на плечи, свободной от необходимости становиться тем, кого желал видеть клиент, – все это ушло в тот единственный миг спокойствия. Я была просто Миа, девушка, впервые увидевшая красоту раскинувшегося перед ней ландшафта.

Я не могла в это поверить. Уэстон приобрел самую дорогую из работ, сделанных Алеком со мной в качестве модели. Обсуждая с Уэсом прошедший год, я в конце концов рассказала ему об Алеке. Разумеется, не самые пикантные детали, только основное. Я сделала акцент на картинах, на том, как каждая из них изменила меня, позволила ясней взглянуть на жизнь, на любовь и на саму себя. Мы лежали в постели, обнаженные, со сплетенными руками и ногами, и я рассказывала Уэсу, как многим обязана Алеку за этот урок. И насколько неправильным казалось брать у него деньги после всего того, что он дал мне, – хотя у меня не было выбора.

Вытащив телефон, я проглядела список контактов и нажала на кнопку вызова.

– Ma jolie[1]1
  Радость моя (фр.).


[Закрыть], чем я обязан исключительной радости слышать твой голос? – ответил Алек тем мягким и страстным тоном, который напомнил мне о лучших, счастливых деньках, проведенных под этим французским развратником.

Развернувшись, я взобралась на кровать, уселась, скрестив ноги, и уставилась на картину.

– Я, э-э-э, я не могу поверить…

Не закончив фразу, я просто повернула телефон, щелкнула полотно Алека, отослала ему и вновь прижала мобильник к уху. Я услышала, как на другом конце линии тренькнуло мое сообщение.

– Миа, parle-moi[2]2
  Скажи мне (фр.).


[Закрыть], с тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил Алек.

Впитывая каждой клеточкой тела красоту, висящую над кроватью Уэса – над нашей с Уэсом кроватью, – я ответила дрожащим голосом:

– Проверь свои смс-сообщения.

– Я не поклонник такого способа общения, chérie[3]3
  Дорогая (фр.).


[Закрыть].

– Просто сделай это, – простонала я, надеясь, что хоть так сумею его убедить.

Я услышала несколько щелчков.

– Ах, mais oui, ты сейчас смотришь на себя, non?

Бывают такие моменты, когда хочется дотянуться сквозь телефонную трубку и придушить того, с кем говоришь.

– Ты не понимаешь, Алек. Почему я смотрю на себя в спальне своего парня?

– Ma jolie, у тебя появился copain? Парень? – ахнул Алек.

Его раскатистое французское «р» почти заставило меня забыть о его раздражающей непонятливости.

– Ты наконец-то решилась связать с кем-то свою жизнь. Félicitations! – поздравил меня Алек, но при этом так и не ответил на вопрос, откуда здесь взялась его работа.

– Алек, милый, я прошу минутку внимания! – рявкнула я.

Он хмыкнул.

– Ох, chérie, я всегда уделяю тебе внимание. Особенно когда ты рядом и обнажена. Я в точности помню, каково это было – держать тебя в своих объятиях весь тот месяц. А ты помнишь, oui?

– Алек, я сейчас не склонна предаваться воспоминаниям. Мне нужны ответы. От тебя. Каким образом эта картина оказалась здесь, в моей спальне?

Алек издал короткий смешок, а затем вздохнул.

– Всегда хочешь все знать. Может, это задумывалось как сюрприз, compte tenu de votre amant.

Мой французский слегка заржавел, поскольку я больше не учила язык и в последнее время не особенно часто говорила с Алеком по телефону, но, если в общем, он предположил, что мой возлюбленный решил сделать мне сюрприз.

– Уэс купил ее?

– Не совсем.

Выпрямив спину, я стиснула зубы так крепко, что смогла бы разгрызть парочку камней.

– Не время для скромности, Алек. Давай уже, французик, колись.

В трубке раздался сдавленный звук, словно художника тошнило.

– Колоться? Мерзкая привычка, и я уж точно не собираюсь этим заниматься.

Закатив глаза, я плюхнулась спиной на кровать.

– Алек… – предостерегающе проговорила я.

– Твой любовник не платил за картину, – отчетливо произнес он.

– Так как же она здесь оказалась?

Вытянуть информацию из моего француза, когда он явно не хотел отвечать, было сложнее, чем заставить мужчину оттянуть приближающийся оргазм после нескольких серьезных раундов траха. То есть в принципе невозможно.

В конце концов он вздохнул.

– Ma jolie, я буду честен с тобой, oui?

Можно было подумать, что он нуждался в ответе – он и так знал, чего я хочу, но тем не менее я ответила:

– Oui. Merci.

– Твой любовник связался с моим агентом. Он хотел приобрести «Прощай, любовь». Но я отказывался продавать ее.

Это меня удивило. Художник, создающий картины специально на продажу, чтобы показать их всему миру, вдруг отказался продавать свою работу.

– Почему? Это бессмысленно.

Он снова неопределенно хмыкнул.

– Просто так. Я люблю тебя, и мне хотелось, чтобы на твою красоту любовались достойные ее люди. У меня были правила, касающиеся каждой картины. И с двумя работами я не собирался расставаться.

– И с какими же именно двумя?

Его голос стал тише, перейдя в сексуальное воркование, знакомое мне даже слишком хорошо.

– Мне нравится смотреть на нас в наш момент любви. Я повесил «Нашу любовь» в своей берлоге на вилле во Франции. Je ne pouvais pas m’en séparer, – сказал Алек, и я принялась судорожно рыться в памяти, пытаясь составить из его слов нечто осмысленное.

Насколько я поняла, он утверждал, что не в силах расстаться с ней.

– Алек, но это глупо, – рассмеялась я. – Вся суть выставки состояла в том, чтобы поделиться своим искусством.

– Ах-х, но я хочу, чтобы каждый день на нее смотрели лишь достойные. Я продал остальные, но каждая из них ушла к покупателям, которых я проверил и с которыми лично поговорил.

Я покачала головой и облизнула пересохшие губы. Внутри меня бурлили эмоции: картина, разговор с Алеком, тоска по Уэсу. Казалось, что в душе у меня прогулялся смерч. Я пыталась собрать воедино разрозненные куски мыслей и чувств, но что-то тут не складывалось.

– А эта картина? Как она здесь очутилась?

– Я поговорил с твоим Уэстоном. Он рассказ мне, кто он такой и откуда знает о наших отношениях. Я ожидал grabuge.

– Грабеж?

Он ожидал грабежа? Что?!

– Merde[4]4
  Зд.: черт возьми (фр.).


[Закрыть]. Нет. Как это у вас… уборка?

Тут я захрюкала от смеха.

– Разборка?

– Oui. Разборка. Однако он вел себя как истинный джентльмен. Сказал, что видел фотографии с выставки в Сети и хочет купить их.

– Их? В смысле, все картины?

– Oui.

Алекс сказал это так, словно не находил тут ничего необычного. Мне, напротив, показалось весьма необычным, что мой непритязательный серфингист решил вдруг потратить миллионы на картины… со мной. После его возвращения нам, несомненно, предстояло обсудить, зачем он транжирит тяжким трудом заработанные доллары. Боже, лишь бы он только вернулся.

Я быстро вскочила и прошлась по дому, заглядывая во все комнаты. Больше на меня мои изображения ниоткуда не пялились.

– И…

– Я ответил ему отказом. Я сказал, что он сможет купить лишь одну, и, если он сделает правильный выбор, я продам ему картину.

Господи Иисусе. Алек был очень странным парнем. Сложным, необычным, любящим, непосредственным, требовательным, невероятным в постели, но очевидно странным. С другой стороны, разве не все творческие личности такие? Нельзя подогнать их странную натуру под единый стандарт – хотя бы потому, что большинство людей реагируют иначе.

– И?

– Он выбрал правильно. Он выбрал тебя.

От того, как он это произнес, мурашки побежали у меня по предплечьям. Я потерла их и обхватила себя руками, поскольку рядом не было никого другого, кто мог бы меня обнять.

– Но я на всех картинах, Алек.

– Нет. На других просто какие-то случаи из твоей жизни, из опыта, а на некоторых ты просто играла во имя искусства. Лишь на этой изображена ты, такая как есть, сейчас. И он захотел ее. Так что я позволил ему обладать тобой.

Слово «обладать» прозвучало в его устах странно.

– О чем ты?

– Считай это подарком тебе и ему. Вашей любви.

– Ты подарил моему парню картину, которая стоит четверть миллиона долларов?

– Вообще-то полмиллиона, если быть точными.

– Твою ж мать!

– Миа. Je t’aime. Я все равно собирался отдать тебе половину денег, которые бы за нее выручил. А так у тебя перед глазами каждый день будет прекрасное напоминание о том, кто ты есть. Я в восторге от того, что он повесил картину над вашей кроватью. Лучше место для нее сложно было придумать.

Я шмыгнула носом, чувствуя, как слезы выступают на глазах.

– Я тоже люблю тебя, ты в курсе? По-нашему.

И я была абсолютно искренна.

Алек рассмеялся.

– Oui. Я знаю, ma jolie.

И в точном соответствии с названием картины он завершил наш разговор двумя словами:

– Прощай, любовь.

Я надеялась, что не в последний раз говорю с моим скабрезным французом. Даже несмотря на то, что сейчас он в каком-то смысле благословил нас с Уэсом, мне не хотелось, чтобы Алек уходил из моей жизни. Он навсегда останется частью этого путешествия, и я буду любить его до последнего своего дня. Просто Уэса я любила больше. Я была влюблена в него, и мне нужно было, чтобы он вернулся домой.

***

Ночь оказалась прохладней, чем во время моего прошлого посещения, но внутренний холод терзал меня уже много недель. Я перевела взгляд вверх, на звезды, думая о том, видит ли их сейчас Уэс. И хотя обещала себе, что подожду его звонка, вытащила из кармана телефон и набрала его номер. Звонок сразу перебросило на автоответчик. Все в моем теле сжалось от напряжения. Я с трудом успокоила дыхание, пытаясь не впадать в панику от того, что он не отвечает. Возможно, Уэс спал. Во имя всего святого, он выздоравливал после ранения в шею. Расслабься, Миа. Ты говорила с ним только вчера.

– Эй, привет, это я. Просто хотела услышать твой голос. Я дома. В, э-э-э, Малибу.

Я взглянула на темный океан вдалеке. Когда я снова заговорила, мой голос дрожал.

– В доме тишина. Я не знаю, где Джуди.

Волны разбивались о берег, а ветер трепал мои волосы, отчего я мерзла еще сильнее.

– Рада, что ты распаковал мои вещи. Или, может, это сделала Джуди – но я все же надеюсь, что это сделал ты, чтобы совместить наши жизни.

Я принялась дергать нитки, торчащие из шва на джинсах.

– Уэс, господи, мне так тебя не хватает. Я не хочу спать одна в нашей кровати.

Как бы я ни пыталась сдержать слезы, это не помогло, и пара предательских слезинок скатилась по щеке. Я не знала, что еще сказать ему, чтобы показать, как сильно мне его не хватает. Как я хочу его. И не верю, что в моей жизни будет хоть что-то хорошее, если мне придется прожить ее без него.

– Помни меня, – шепнула я и прервала звонок.

Для нас эти два слова значили столько же, сколько любые клятвы и уверения в любви, если не больше. Я еще раз взглянула на небо, развернулась и направилась в свою старую спальню. Если я не могла быть с ним по-настоящему, то и в нашей общей постели спать не собиралась.

***

Невесомость. Именно это я чувствовала. В душных волнах сна меня сжимали чьи-то сильные руки. Я крепче прижалась к теплому телу, потерлась носом, вдыхая знакомый мужской запах. Те немногие ночи, когда я могла спокойно спать, были наполнены им. Сегодня я не стала бороться с наваждением, а с охотой поддалась ему. Пусть меня охватит радость от его присутствия, от того, что он заботится обо мне, – пусть проникнет в каждую клеточку тела, обовьет и защитит сердце. Я представила, как Уэс укладывает меня в кровать. В нашу кровать. Представила подушку, пахнущую им: океаном, солью с легкой примесью чего-то еще, что было присуще только Уэсу. Запах впитался в подушку. Я потерлась лицом о мягкий хлопок.

– Я по тебе скучаю…

Мой голос дрогнул, а из глаза выкатилась слеза.

Что-то легонько, как перышко, коснулось моих щек.

– Я здесь. С тобой, – шепнул он мне на ухо.

Сны прекрасны тем, что могут быть жестокими и великолепными одновременно. Они способны были дать мне все, о чем я мечтала, – и лишь затем, чтобы при утреннем свете все исчезло без следа.

Мои веки распахнулись, и усталым глазам предстала некая фигура. Его фигура.

– Не бросай меня. Останься.

Я быстро заморгала, стараясь удержать глаза открытыми. Окна были распахнуты, и по комнате гулял прохладный морской ветерок. Я глубже зарылась в теплое одеяло, натянув его до подбородка. Меня охватило тепло. Рука обвилась вокруг моей талии, и во сне я ликовала, чувствуя его прикосновение. Чувствуя, что он близко, что он обнимает меня, а его дыхание щекочет мне шею.

Его крупное тело прижалось ко мне сзади, и я что было сил прильнула к воображаемому Уэсу, не думая о том, что на самом деле его нет рядом. Я представлю, что он здесь, и одну ночь посплю спокойно. То, как он обнимал меня, как тыкался носом в мои волосы, шею, плечо – это казалось таким реальным. Взяв его ладонь, лежавшую у меня на талии, я прижала ее к своей груди и поцеловала в костяшки пальцев, всем своим существом вдыхая его запах. Так, чтобы, проснувшись, чувствовать в своей душе его отпечаток. Его тяжелый вздох защекотал кожу за ухом. Вновь невольно потекли слезы. Я крепко зажмурилась, не желая, чтобы это сладкий мираж рассеялся. В конце концов тепло, согревающее мне спину, и окружающее меня чувство покоя притупили мою печаль и боль. По крайней мере на эту ночь.

Глубоко во сне я услышала его голос:

– Спи, милая. Я буду здесь. Я никогда тебя больше не оставлю.

– Хорошо, – шепнула я своему воображаемому Уэсу и прижалась к нему еще сильнее, стараясь успеть до того, как Песочный человек получит свою следующую жертву.

Руки Уэса сомкнулись вокруг меня, и на секунду во мне вспыхнула искра узнавания. Каждая часть его тела прикасалась ко мне точно так же, как если бы он на самом деле был здесь. Вздохнув, я расслабилась, погружаясь в сон.

Голос Уэса прозвучал как будто издалека, искаженный расстоянием:

– Я помню тебя, Миа. Каждый день нашей разлуки ты была там, со мной. Я жил памятью о тебе.

Глава вторая

П о моей коже прошлась яростная волна жара, облизнув каждый изгиб, пока я не почувствовала, что очутилась в адском пекле. Тяжесть, присоединившаяся к жару, мешала мне пошевелиться. Я попыталась двинуть ногами и обнаружила, что они прижаты к кровати. Чья-то волосатая нога была перекинута через мои бедра. Постойте. Что? Когда мой мозг наконец-то включился, все внутри напряглось. Мое сердце начало колотиться так громко, словно на грудь мне водрузили барабан – я даже начала опасаться, что этот грохот разбудит прикорнувшего у меня за спиной типа. Меня резко бросило в пот, а рецепторы страха врубились на полную мощность.

Как можно медленней я собрала в кучку свои влажные от ужаса конечности и приготовилась к атаке. Стиснув пальцы в кулак, я приготовилась к тому, чтобы ударить локтем, оттолкнуться и перекатиться на бок, примерно так, как нас учили в школе на уроке безопасности при пожаре. Только тогда это звучало как «остановиться», «упасть», «перекатиться». Я мысленно повторяла это, как заклинание. Ударить. Перекатиться. Упасть. В смысле, упасть с кровати и броситься бежать со всех ног.

У меня за спиной раздалось мужское ворчание, и конечности, обвивавшие меня, сжались еще крепче.

– Я практически слышу твои мысли.

Его голос прозвучал хрипло со сна.

Только я было собралась хорошенько врезать ему и побить олимпийские рекорды, следуя своей тщательно продуманной стратегии «ударить-перекатиться-упасть», как этот голос рассек мой план, словно острый клинок – сатиновую ленту.

Новое чувство охватило меня. По коже побежали мурашки, а затем меня пробрал озноб. На глазах выступили слезы, и я обернулась. Смертельная хватка ослабла до такой степени, что я смогла двигаться. И вот я очутилась лицом к лицу с мужчиной, которого желала больше, чем сделать следующий вдох.

С Уэсом.

Слезы хлынули. Его ладонь поднялась и прижалась к моей щеке.

– Скучала по мне? – ухмыльнулся он, и тут у меня снесло крышу.

Со скоростью ниндзя я повалила его на спину и оседлала. Весьма впечатляющая часть его тела явно демонстрировала, что ей тоже не терпится сказать «привет», но я собиралась заняться этим позднее. Мои губы уже двигались к цели. Я осыпала поцелуями каждый сантиметр его лица. Весь лоб, щеки, подбородок, обросший щетиной, щекотавшей и коловшей меня при каждом движении. Я не трогала лишь шею с повязкой, закрывавшей рану.

Боже, я не могла поверить, что он был здесь, во плоти.

В конце концов я прижалась губами к его губам. Он немедленно приоткрыл рот. Не прошло и полсекунды, как я сделала его своим.

Его язык был теплым и влажным – все, о чем я мечтала последние два месяца. Я взяла в ладони его лицо, и наши языки заплясали. Руки Уэса скользили по моей спине, бедра вдавливались в мою киску, одновременно успокаивая и разжигая тлеющее внутри меня желание.

Он ненадолго оторвался от моих губ и прорычал:

– Я должен быть внутри тебя, Миа. Дай мне ощутить всю полноту жизни.

Не прерывая поцелуя, я приподнялась и стянула с себя трусики. Покончив с этим, я вцепилась в его боксеры и дернула их, оттягивая ткань как можно ниже, пока она не собралась гармошкой у моих ног. Уэс одним движением стряхнул трусы и сжал мои бедра. Его член, длинный, массивный и твердый как камень, гордо выпрямился, готовый поразить цель.

Не было никакой нужды в прелюдии, нежных ласках или страстных словечках. Я не занималась любовью и даже не трахалась с мужчиной, по которому соскучилась после долгой разлуки. Нет, мы подтверждали свое право друг на друга. Животный, яростный секс, но все же исполненный неистового обожания.

Я снова приподнялась и размазала жемчужинку предспермы, выступившую на самом кончике члена, по всей головке. О, у меня слюнки текли от желания отсосать ему, но сейчас мне нужен был более плотный контакт. Я с силой опустилась и вскрикнула, когда толстый, перевитый жилками сосудов ствол пронзил меня. Воздух вырвался из легких. Моя киска сжималась и пульсировала вокруг жесткого стержня внутри меня. Подавшись вперед, я опустила ладонь с расставленными пальцами ему на грудь, прямо над сердцем, и заглянула в его светло-зеленые глаза.

– Уэс, – выдохнула я, похлопав его по груди, – ты настоящий.

– А ты отрада моих усталых очей, – отозвался он, но его глаза сказали мне все.

Как ему меня не хватало. Как он хотел меня. И как любовь, вспыхнувшая между нами, привела его домой.

– Боже, ты безумно красива.

Его пальцы сжались вокруг мясистой части моих бедер, оставляя синяки.

Но мне было плевать. Мне хотелось, чтобы он оставил на мне свое клеймо. Знать, что он оставил на мне физическую метку, – значит поверить, что он наконец-то дома, что он рядом. Я никогда его больше не отпущу.

Руки Уэса легли на мою майку, и я стянула ее через голову и отшвырнула в сторону. Затем я начала мерно раскачиваться. Он втянул воздух сквозь зубы и закрыл глаза.

– Не закрывай глаза!

Мой голос дрожал. Уэс облизнул губы и приподнял меня так, что его член практически вышел, а затем позволил гравитации вступить в дело, так что я рухнула на него. Мы оба ахнули от такой глубины проникновения. Я стиснула мышцы, и его член внутри раздулся еще больше.

– Почему, крошка? – спросил он, поддавая бедрами вверх.

Его каменнотвердый член прошелся по той самой заветной точке.

Я погладила Уэса по лицу, касаясь кончиками пальцев каждой черточки и снова убеждаясь, что он реален. Когда я дошла до губ, Уэс принялся посасывать и покусывать мои пальцы, отчего мое тело пронзил разряд чистого наслаждения. Моя киска сжалась, а место соединения наших тел стало скользким от влаги.

Покачиваясь взад и вперед, вверх и вниз, он позволил мне установить ритм.

– Почему? – снова спросил он, играя с моими сосками, пощипывая и оттягивая их так, что они превращались в крохотные очаги боли, жаждущие тепла его рта.

Упершись руками ему в грудь, я приподнялась и снова с силой опустилась, вдавливая клитор в его тазовую кость.

– Черт, милая. Я сейчас кончу.

– Таков мой план.

А заодно и способ отвлечь его от вопроса.

Но Уэс на это не купился. Он сжал мою талию, не давая мне двинуться. Меня как будто приколотили к стене, не считая того, что вместо гвоздя был гигантский, пульсирующий и сочный кусок мужской плоти. Я даже всхлипнула от того, что была полна до краев, но лишена удовольствия проехаться на этом члене, пока не кончу.

– Скажи мне.

Я вскинула голову, пытаясь избавить от засевшего в шее напряжения – такого застарелого, что, казалось, оно было там всю мою жизнь.

– Малыш, когда я вижу нас во сне, наши глаза закрыты, – просто ответила я.

Это был ответ, но туманный, неопределенный, скрывающий правду.

– Ты часто видела меня во сне?

Его вопрос застал меня врасплох, угодив прямиком в центр терзающего меня страха. Я боялась, что проснусь в одиночестве, сломленная и с такой огромной дырой в сердце, что весь Тихий океан сможет свободно протечь сквозь нее.

Поначалу я ничего не ответила, но Уэс начал вкруговую вращать бедрами, двигая членом внутри меня и заставляя мою киску пульсировать, а все остальное – дрожать от напряжения.

– Часто, милая?

Я кивнула и прикусила губу, наслаждаясь каждым его движением. Я хотела, чтобы он навсегда остался внутри меня. Говоря откровенно, я хотела, чтобы он остался навсегда. Точка.

– Ты кончала, думая обо мне?

Его глаза вспыхнули цветом темной лесной листвы, а зрачки расширились.

Я вздохнула и расслабилась – Уэс наконец-то позволил мне двигать бедрами, и я заерзала в страстном желании обрести разрядку.

Тихо вздохнув, я ответила ему. Я бы сделала для него все что угодно, даже если бы это поставило меня в неловкое положение. Уэс вернулся домой.

– Иногда. В основном ты исчезал, а я оставалась одна в чужой постели.

Он сжал мои бедра и подтолкнул вверх, а потом, задавая ритм, начал постепенно опускать – сантиметр за сантиметром. Его массивный член медленно протискивался сквозь чувствительные ткани, бросая меня в дрожь приближающегося оргазма.

– Не закрывай глаза, – повторила я.

– Я никуда не денусь.

Уэс приподнялся и начал отодвигаться назад, пока не уперся спиной в изголовье кровати. Его член проник невозможно глубоко, и я ахнула, откинув голову. Мои волосы рассыпались по спине, щекоча мою задницу и его бедра. Одной рукой Уэс крепко стиснул меня за талию, а второй повел вверх по спине, лаская кожу между ключицами, пока не добрался до волос и не захватил полную пригоршню… сильно. Он заставил меня поднять голову, пока мы не очутились лицом к лицу.

Железные тиски, сжавшие мои волосы, и покалывающий жар у корней быстро превратили боль в удовольствие. Я застонала, потянувшись губами к его губам.

– Это, милая. То, что между нами. Между мной и тобой. Именно это позволило мне выжить. Я обязан тебе жизнью.

Его глаза наполнились слезами. Он смотрел на меня так, словно мог заглянуть прямо в мою душу.

Я покачала головой и облизнула губы, прикоснувшись языком и к его губам. А затем, увидев две дорожки слез на его щеках, я тихо ахнула.

– Нет, Уэс. Я живу ради тебя. Ты заставил меня поверить, что я достойна большего. И, малыш, ты мое «навсегда»… и в этом все.

Я сжала в ладонях лицо Уэса, а он – мое, и наши губы встретились, давая, даря, любя. То, что я раньше считала любовью, не шло ни в какое сравнение с этим. Я знала, что никогда никого не полюблю всем своим существом так, как любила Уэстона Ченнинга Третьего.

Он чуть подался назад, покрывая мое лицо поцелуями. Его стержень все еще пронзал меня. Казалось, что ему достаточно просто быть внутри меня, сливаться со мной, превращая наши тела в одно общее.

– Я скоро женюсь на тебе.

Его дыхание обдало мое ухо теплом, но слова были обжигающими, и от них жар выплеснулся из моего сердца и разлился по телу. Я сжалась вокруг Уэса, и он застонал.

– Ты делаешь предложение?

Я двинула бедрами, напоминая ему о том, что мы все еще слиты воедино. Удовольствие ощущать его в себе, твердого и решительного, само по себе было афродизиаком. Я вздохнула, привстала на колени, передвинулась на пару сантиметров и вновь опустилась, опять разжигая огонь.

Уэс тихо ахнул и начал играть с моими сосками, а потом потянулся вперед и взял один из них в рот. Я прижала его голову к своей груди, наслаждаясь тем, что он снова здесь. Мои соски ныли от сладкого предвкушения. Уэс сильно присосался к самому кончику, а затем подался назад, выпуская его изо рта. Его слюна блеснула в утреннем свете на самом верху соска. Сексуальное зрелище, имитирующее то, что творилось сейчас внизу.

– Я не делаю предложение, потому что у тебя нет возможности ответить отказом, – ответил он, прежде чем вновь провести языком по соскучившейся груди.

– В самом деле?

Я вздохнула и крутанула бедрами, пытаясь усилить трение.

Он зарычал, не отрываясь от моей груди.

– Это тело принадлежит мне.

Он жадно втянул сосок в рот, отчего мое тело пронзил разряд наслаждения, а киска увлажнилась до невозможности. Его губы скользнули по коже, под которой лихорадочно билось мое сердце.

– Это сердце принадлежит мне.

Он лизал и целовал кожу, а затем сцепил руки у меня на затылке. Его губы нависли над моими.

– Эта любовь принадлежит нам.

Он подкрепил это заявление глубоким, крышесносным, умопомрачительным поцелуем.

Уэстон был прав. Эта любовь принадлежала нам, и в течение следующего часа он наглядно демонстрировал, как именно она выглядит, так что я теряла разум снова и снова.

***

Я наблюдала за тем, как Уэс спит и дышит во сне после наших занятий любовью. Никогда бы не подумала, что просто глядя на то, как мой любимый мужчина спит, дышит и просто находится рядом, я почувствую такой душевный покой – но так и было. Уэс точно удивил меня до чертиков, когда я проснулась и обнаружила, что он спит, свернувшись у меня за спиной. И все же, проводя пальцами по его волосам, я до сих пор с трудом могла поверить, что он в безопасности, целый и почти невредимый, дома. Конечно, слегка потрепанный, но живой и спящий рядом со мной.

Внезапно дверь спальни распахнулась, и вошла Джуди. Ее взгляд остановился на мне, а затем на Уэсе. Стопка чистого белья закачалась у нее в руках, и старушка громко ахнула. Я улыбнулась. Лицо Джуди просияло, щеки мило зарозовели. Она поспешно положила полотенца и простыни у комода, развернулась и вышла из комнаты.