Текст книги "Разбуди меня к августу"

Три

Права она была в одном – нам следовало или разойтись, или принять какой-то план, поскольку эти хождения туда-сюда давно надоели, а время было уже позднее. И хоть из нас именно я назначен «мямлей», но Октябрина не особенно спешила внедрять новаторские идеи в повестку дня:

– В центральном парке давно не была! Может, туда съездим?

– Мы сегодня в парке познакомились. Пусть не в центральном. И что ты там на ночь глядя делать собралась? Прохожих пугать из-за кустов? Я уж молчу, что становится прохладно, через два часа мы драться за твою джинсовку будем. А если наш спор все еще в силе, тогда самое верное место – ночной клуб. Там такой шум, что уснуть не получится.

– Клуб? – она поморщилась. – Какой же ты зануда! Почему-то от тебя я только таких банальных предложений и ожидала.

– Вот занудой меня раньше никто не называл.

Мне самому туда не очень хотелось – вернее, самое мощное оружие против сна лучше оставить на тот момент, когда собственных силенок не будет хватать. Но блуждать всю ночь по городу я тоже желанием не горел, да и жрать давно охота. К себе в квартиру позвать? Даже у меня в голове брякнуло двусмысленно. И симпатичные рыжухи вполне бывают отличными воровками.

– К тебе? – предложил я, совершенно уверенный в отказе.

– Ты что? У меня дома родители! С моим папой хочешь познакомиться?

– Абсолютно нет. Особенно с таким строгим папой. Он ведь даже ни разу не позвонил, хотя тебя столько времени где-то носит.

– Куда он позвонит? Я телефон дома забыла.

– А-а! – до меня дошло, отчего разобрал смех. – Ты с предками, что ли, поссорилась? Выбежала из дома, ничего не взяв, и потому ко мне прицепилась? Решила устроить бунт? Тебе точно девятнадцать, а не семь с половиной? Хотя мне даже в детском возрасте такая чушь ни разу в голову не приходила.

– Не придумывай, Май, ничего такого не было! Просто телефон забыла!

Я остановился у торца здания, прикидывая:

– Пошли для начала в пиццерию, у меня желудок к позвоночнику прирос.

Октябрина заметно стушевалась и снова отпила из своей бутылки, которую все еще не успела прикончить:

– Ты иди, я а ноги разомну. Есть пока не хочется.

Меня разбирал смех все больше и больше:

– То есть кошелек ты тоже дома забыла? Ладно уж, я угощаю. Или фигуру бережешь?

– Да, берегу! – разозлилась Октябрина. – Пиццу не ем, ясно?

– Ясно-ясно. – Я принял решение, которое уже давно назрело. Девушка эта на воровку вообще не похожа, раз так очевидно стесняется. Но если все-таки ею окажется – что ж, у меня там даже личных вещей почти нет, не будет же она лампочки из люстры выкручивать? Но если начнет, то этот день станет у меня самым смешным за последние пару лет. – Тогда поехали ко мне. Поспорить на бессонницу – это один род идиотизма, но в процессе простыть – уже другой. Там, правда, из жратвы ничего не водится. Заедем в супермаркет. Если ты умеешь готовить, то сегодня выживем.

– Ну, можно… – неуверенно отозвалась она.

– Смотрю, ты вообще ничего не боишься, – я не удержался, чтобы не поддеть. – Подцепила маньяка и сама к нему добровольно идешь?

– Хватит меня уже стращать, Май. По тебе же видно, что не насильник. Говнюк, конечно, но не до такой степени. У меня на хороших людей чутье, – послушала, как я смеюсь над ее догадками, но не думала на этот счет напрягаться: – Но что мы у тебя будем делать?

– До того, как разденемся, или после?

– Хватит уже шутить! Карты есть? Я в «Дурака» умею. Если напомнишь правила.

А кто шутил-то? Нет, я не насильник – хоть в чем-то она угадала, но реально ума не приложу, что можно делать с девушкой всю ночь.

– Ладно, поехали, тут недалеко.

– Подожди, Май… Тогда, может, все-таки пиццу возьмем? Ну, раз ты очень голодный, а готовить все-таки долго… – И густо зарделась.

Рыжим краснеть запрещено – они превращаются в вопиющее зрелище. И такое трогательное, что я со смехом притянул ее к себе и чмокнул в веснушчатый лобешник. Зато, пока ехали, по-родительски читал ей нотации:

– Домой все-таки позвони – с моего можешь, если помнишь номер. Или сообщение им скинь, типа: «Мам, пап, не волнуйтесь, я жива и здорова». Не могу придумать глупости большей, чем мстить родным через их страх, да еще из-за какой-нибудь ерунды, наподобие бухгалтерии.

– Да не ссорилась я с ними! С чего ты вообще это придумал?

Тем не менее, сотовый она мой взяла и что-то отправила. А я продолжал по инерции морализаторство, обычно мне несвойственное:

– И правильно. Особенно отцов беречь надо – отцы ж такие, натуры тонкие. Вот когда у меня дочь будет твоего возраста, я ей буду названивать каждые полчаса.

– Зачем же так часто? – Октябрина уже расслабилась или расплылась от запаха пиццы с заднего сиденья.

– Чтобы у нее не было времени познакомиться с таким, как я, например. При всей моей любви ко мне и моим друзьям, собственную дочь я в такой компании видеть не захочу… Хотя бывают еще мальчики-паиньки – по моим наблюдениям, они еще хуже, потому что вообще непредсказуемы!

Октябрина засмеялась:

– Вообще-то, папа у меня такой же – настороженный. А ты заметил, что в нашем обществе все мужчины воспринимаются как агрессоры, а женщины – как потенциальные жертвы? Ведь бывает и наоборот! А мы мыслим стереотипами.

– Вот когда меня обидит женщина – да хотя бы трахнет, выгонит из квартиры посреди ночи и ни разу потом не перезвонит, тогда я буду готов пересматривать стереотипы. А пока…

А пока мы пробрались в мою холостяцкую берлогу, которая буквально кричит о том, что я никогда не женюсь и дочерями обзаводиться не намерен.

– Ничего себе, какая у тебя шикарная студия! – восхищалась Октябрина. Хотя она вообще всем способна восхищаться. – Даже не представляю, сколько такая может стоить! Но здесь не слишком уютно, женской руки не хватает.

– Здесь любой руки не хватает. – Я скинул кроссовки, проходя внутрь. – Я даже сам еще окончательно не переехал, предпочитаю кантоваться у родителей – у них огромный дом и, конечно, не надо задумываться о хавчике, уборке или стирке. Проходи, не стесняйся.

– Да я не думала стесняться! – заверила гостья, хотя по всему ее виду было понятно, что ощущает себя неловко. Но, может, просто в таком жилище с дизайнерской мебелью и зеркальными панелями никогда не бывала.

Я не потянул ее к кровати в качестве первого акта экскурсии, а выдвинул стеклянный журнальный столик в центр, куда мы сгрузили коробки и соки из пиццерии. Ели молча и жадно – и было невероятно вкусно. Теперь всегда буду пропускать обед и задерживать ужин, чтобы даже пеперони казалась пищей богов. Насытившись, сели за реализацию плана.

Если кто-то думает, что играть в карты – отстой, то спешу разочаровать: отстой – это играть в карты, когда карты в доме не нашлись, а купить их в магазине мы забыли. Зато разыскали подарочный ежедневник, раздербанили его на листы, сделали соответствующие надписи и изобразили, что теперь у нас карты имеются. И ничего, что у противника иногда листы наклонялись или просвечивали, давая легкое преимущество – все равно дурацкая игра дурнее от этого стать не могла.

– Ты что творишь? Козырь – черви! – в очередной раз ругалась Октябрина.

– Так я червями и бью. Стой, это пики, что ли? Сразу видно, какая криворучка рисовала!

– Просто некоторые – слепые долбонаты!

Я осек ее сердито:

– Хватит уже хамить по поводу и без. Могла бы догадаться, что я избалованный отпрыск высшего света, потому не привык к такому обращению.

– О, извини, пожалуйста, я не подумала. – Она уставилась на меня серьезно. – Считала, что звучит забавно, а не оскорбительно. Извини, больше не буду!

Нет, она за чистую монету, что ли, приняла? Я расхохотался над ее замешательством, но сама реакция – вот это желание не перегнуть палку в общении – мне понравилась. Некоторым людям такого свойства явно не хватает.

Чем дурнее занятие, тем сильнее оно расслабляет. В некоторые моменты мне уже даже хотелось заговорить о чем-нибудь важном, чтобы сдвинуть напряжение с нуля, но я одергивал себя – и тянул, безоглядно тянул эту бесконечно тупую ночь на полном нуле загрузки нервной системы.

Уже во втором часу Лешка позвонил снова. Пришлось ответить, пока друг не забил тревогу.

– Ты где потерялся, Маюка? – он пытался оглушить криком. – Трубу не берешь! Я к твоим сегодня заезжал – дядь Володя радуется, что ты сессию закрыл. Закрыл и не отметил? Но мы к твоим услугам. Тут случайным образом все наши собрались – подъезжай к Центральному.

– Не, я сегодня пас.

– А че так? – товарищ растерялся.

– Да просто… с красивой девушкой завис, – глянул на Октябрину и сморщился, дабы не подумала, что ее в виду имею.

Но Лешка не сдавался:

– Понимаю твой выбор! Так вместе и подъезжайте.

– Не, из постели вылезать лень.

– Ну как знаешь.

А что я вообще знаю? Ну, кроме того, что подписался на дурацкий спор. И если сегодня еще даже не начало колбасить, то завтра реальность может стать не такой реалистичной.

На рассвете мы с Октябриной решили заново вывалиться наружу – свежий воздух разморенным мозгам был необходим. Машину брать не стали, просто шлепали по прохладным проулкам, только-только заполняемым прохожими. Интересно, куда люди вообще могут идти в такое время?

Я это случайно вслух произнес, а Октябрина сочла себя обязанной отвечать:

– На работу, наверное. А кто и с работы.

– А кто-то после вечеринки возвращается, – накинул и я.

– Вон тот точно кутил, – она указала на потрепанного паренька. – Кто-то от любовницы идет.

– В пять утра? Почему у любовницы не подождать, когда троллейбусы запустят?

– Видимо, тебя ни разу не застукивал муж из командировки!

– Ни разу. А тебя?

– Только в мечтах! – она схватила меня за руку и протащила несколько шагов через пешеходный переход – видимо, я недостаточно быстро двигал ногами, хотя машин и не было. А на той стороне сразу отпустила. – Я вообще замуж выйду только за того, кто неожиданно возвращается из командировок! Вот такую жизнь скучной не назовешь.

– Октябрина, ты, кажется, больше всего скуки боишься?

– Не больше всего. А ты?

А я понятия не имею. Но к десяти утра мне уже захотелось немного поскучать. Эй, где там мое монотонное настроение, когда ничего ужасного не происходит?! Где серые будни без участия полиции? А началось все с очередной гениальной идеи Октябрины:

– Нам нужно взбодриться, иначе уснем! Ты как насчет преступлений?

– Прохожих грабить? Ну хорошо, только сначала чулки купим. Ты какой размер на голове носишь? – Я широко зевнул.

– Да нет, это слишком просто! Давай совершим преступление наоборот. Идем, короче, сейчас все объясню.

– Вижу, ты в этом районе хорошо ориентируешься.

– Так я здесь живу недалеко! – Она кивнула в сторону на какое-то серое здание с тусклыми окнами. – Ты в курсе, что мы пешком полгорода прошагали? В общем, слушай план. Вон в том доме на первом этаже живет моя тезка – я тебе про нее рассказывала. Она уже очень старенькая, хорошая бабулька. А по утрам она часто выгуливает кота в том сквере.

– Выгуливает кота? У всех твоих тезок проблемы с мозгом?

– Да слушай ты! Я предлагаю купить ей каких-нибудь продуктов – фруктов там, чая в пакетиках – и засунуть ей в окно. Представляешь, как она обрадуется помощи неизвестных преступников?

– Э-э… А удар твою старушку не хватит?

– Не должен! – Октябрина беззаботно махнула рукой. – Она очень боевая, еще меня переживет.

Я вмиг проснулся, когда понял, что она не шутит:

– Ты же знаешь, что за проникновение дают одинаковый срок? Намерение роли не играет, теперь я начал понимать твои первые слова об этом.

– Разумеется! Это потому и называется «преступление»! Только наоборот.

Не уверен, что я давал согласие, но в ближайший магазин шел вроде бы сам. А там поймал волну, доводя Октябрину. Она постоянно ворчала:

– Да не надо ей чипсы! А это что? – уставилась укоризненно. – Нет, ты всерьез думаешь, что ей пригодятся презервативы?

– Да мне-то откуда знать? Я набираю, что люблю сам. Демонстрирую вовлеченность. А это что за пузырь? Ты всерьез думаешь напоить старуху до полусмерти, а потом ограбить уже не наоборот?

– Это гранатовый сок! – Октябрина потрясла стеклянной бутылкой перед моим носом. – Гемоглобин повышает!

К месту преступления мы вернулись уже с полным пакетом.

– А если она дома? – такими вопросами я все еще надеялся нас обоих остановить.

– Это легко проверить! Стой здесь, я забегу и позвоню в дверь.

И улетела в подъезд, на котором даже домофон не установили. Я топтался несколько минут, но уже в растущем нетерпении. Октябрина вышла, подмигнула и указала на торец здания, куда выходят окна бабкиной квартиры. Растительность немного загораживала обзор, а простые деревянные окна на не слишком большой высоте не выглядели головоломкой. На самом деле, если древнюю Октябрину кто-то всерьез хотел бы обворовать, то ему не пришлось бы даже вспотеть.

Потела Октябрина молодая, забираясь мне на плечи. Потом она некоторое время ковырялась с форточкой, но та, похоже, запиралась только тонким гвоздиком вместо защелки.

– Готово! Давай пакет! – оповестили меня сверху.

Я пока еще старался не ржать, хотя пробирало. Но сдерживаться дальше было невозможно, когда Октябрина переместила ноги на выступ, одним коленом уперлась в наружный подоконник, освободив мои плечи, а сама почти наполовину залезла в форточку.

– Ты чего там копаешься? Давай быстрее, – подгонял я, смеясь.

– Да тут эта чертова бутылка сока – разобьется, если брошу. Сейчас я, подожди. Поглубже заберусь!

– Ничего, не спеши, я могу торчать здесь до завтра. Вид голубых труселей всегда действует на меня умиротворяюще.

– Не смотри, Май! Я сейчас не в том положении, чтобы прикрыться!

– Это я заметил. Может, бросай уже и пойдем отсюда смеяться в другом месте?

– Еще секундочку! Только не отходи, а то я грохнусь!

Я все-таки осмотрелся на предмет случайных свидетелей – глянул направо, глянул налево, развернулся назад и замер. Как она подошла так тихо?! За моей спиной стояло сморщенное нечто с рыжим котом на поводке. Животина уставилась на меня – и охренела, похоже, посильнее, чем я.

– Октябрина… – позвал я еле слышно. – Нам пора.

– А чего так? – гаркнула бабка. – Развлекаетесь, молодежь? Участкового я уже вызвала, так давайте его вместе подождем.

Девушка ее тоже уже заметила и слетела сверху камнем, я едва успел поддержать за талию, но ноги она наверняка ушибла. Я сразу же рванул в сторону, а бабуля – к нам и каким-то немыслимым маневром схватила Октябрину за плечо, та отчаянно завизжала. Через несколько метров я оглянулся и убедился, что вырваться она не смогла. Видимо, ногами ударилась сильнее, чем я подумал, или же хватка у старушенции была сильной. Чертыхнулся, выматерился и поплелся обратно. Она без меня из этой беды не выпутается. Особенно если учесть, что участковый уже бежал к нам со стороны подъезда. Он тут, что ли, район караулит, как типа самый ответственный работник? Теперь как раз лучше не вырываться и демонстрировать полное послушание. Если Октябрина живет неподалеку, то ее в лицо полицейский может помнить.

Я понуро остановился возле притихшей Октябрины и в качестве поддержки пихнул плечом:

– Нас сейчас в отделение повезут. Ничего лишнего не говори – лучше вообще ничего не говори. Разрешат позвонить, я отца наберу. Не переживай, из такой чепухи он нас без труда выдернет. Помурыжат, конечно, несколько часов, чтобы неповадно было, но это фигня – со временем привыкнешь.

Отец вытащит, тут у меня сомнений не было. А когда полную версию услышит, то угорать будет до самого августа. Такого бреда он от единственного сына уж точно не ожидал. Волонтер хренов, мечты сбываются.

– Ты так рассуждаешь, как будто уже не раз в отделение катался. – Октябрина, хоть и выглядела очень перепуганной, но тоже пихнула меня плечом.

– Бывало. Я тебя успокоить пытаюсь.

Участковый был каким-то редким мамонтом, право слово. Мне такие раньше не попадались. Он без истерик и тупого доминирования просто разбирался в ситуации строго по протоколу. И внимательно слушал пострадавшую, убедившись, что мы не собираемся сбегать. Мои водительские права проверил, фамилию в акт вписал, а у Октябрины с собой документов не нашлось. Сорок минут пролетело: нас и в квартиру завели, и пакет обыскали, и двух соседей зачем-то вызвали, опросили и их. К тому времени кот бабули так устал, что она сдалась:

– Да ладно вам, Сергей Семенович, пусть уж идут, придурочные. Я эту негодницу хорошо знаю, – она опять грозно глянула на все еще красную Октябрину. – Уж не пойму, почему из замечательной девочки такое выросло. Не иначе, дурной ухажер. – И тем же взглядом пыталась приструнить меня, но я краснеть никак не хотел и все еще не понимал, почему мы не в отделении эти беседы ведем.

– Вы серьезно, Октябрина Ивановна? – хмурился участковый. – Не малолетки ведь, взрослые люди, должны понимать! Повеселиться они захотели, надо же. И довеселились до статьи по хулиганке!

Гранатовый сок стал нашим адвокатом. Именно бутылка, грохнутая на пошарпанный кухонный столик в идеально чистой кухоньке, предварял нашу полную амнистию:

– Да куда мне еще заявление сейчас писать, Сергей Семенович? Устала я. Сил хватает до сквера и обратно прогуляться. Буду я еще из-за этого нервничать.

Участковый на фоне такой безысходности прочитал нам лекцию о морали и нравственности, о здоровом образе жизни, об Уголовном кодексе РФ и отпустил на все четыре стороны. Наверное, у ответственного Сергея Семеновича были и настоящие преступники, чтобы возиться с ними.

Мы со смехом облегчения побрели дальше в наше бесцельное путешествие. В голове от бессонницы уже мутило: накрывало то бессмысленным хохотом, то неподъемной усталостью. Посидели на мосту, кое-кто даже повисел там, потом добрались до вчерашнего парка, хотя оккупировали другую скамью – наша была занята. Меня уже заметно вело, а от жары разморенность лишь увеличивалась. Растянулся на лавке, уложил голову Октябрине на колени и закрыл глаза.

– Эй, не спать! – получилось у нее не слишком строго.

– Да не сплю я, не сплю. Просто отдыхаю. Давай рассказывай.

– Что рассказывать? Как я до жизни такой докатилась?

– Избавь от этой банальщины. Сказки рассказывай.

Она там что-то говорила, но я, честно говоря, не слушал.

Под вечер нужен был допинг хотя бы в виде шума.

– Всё, я зануда! – признался я во всех грехах. – И мы идем в клуб. Там даже захочешь – не вырубишься.

Она согласилась, не придумав альтернативы.

К счастью, друзей моих я внутри не встретил. Не хотелось пока ни с кем общаться. Предложил Октябрине вмазать по коктейлю – исключительно в оздоровительных целях. Она всерьез обдумала, но потом отказалась:

– Нет. Потом отпускать начнет – и совсем растащит. Мы продержимся дольше, если не будем пить.

От музыки гудела голова, шевелиться не хотелось вовсе. Но моя дикая подружка всеми силами пыталась расшевелиться. Она танцевала бесконечно, а я, развалившись на диванчике, за ней наблюдал. Хорошенькая все-таки. Не столько красивая, сколько необычно-естественная. Как если бы все люди вокруг были нарисованными, и только Октябрина трехмерной. И двигается как – будто зачарованная. Или мой расплющенный мозг был теперь готов очаровываться чем угодно. Но болеть начинал все заметнее.

Я тоже пару раз вышел на танцпол, но через две минуты удивлялся, откуда Октябрина берет энергию, и возвращался на место, чтобы беречь собственную. А она пусть пляшет – мельтешит этим своим платьем-мешком под музыку и в такт покачивает бедрами. Когда она все-таки свалится с ног, то поймаем такси – и ко мне. Ледяной душ должен привести в чувство еще на несколько часов.

– Ну почему ты сидишь, Май? – звала она. – Пойдем танцевать! Слушай, у меня второе дыхание открылось!

– А у меня четвертое закрылось. И ощущение такое, как будто я уже неделю в хлам. Пойду все-таки куплю пару шотов – запах должен соответствовать содержанию. На тебя брать?

– Не, мне не надо! Я тогда в туалет сбегаю и снова танцевать!

– Ну давай. Только у того сутулого чувака возле сортира ничего не бери – знаю я его ассортимент… Стоп! – До меня дошло: – А ты случаем уже мимо него не пробегала? Не в этом ли причина твоей живучести?

Она щелкнула меня по носу со смехом:

– Причина – в эндорфинах, мой ограниченный друг! Ты бы понял, если бы не заблокировал их давно к чертям собачьим.

Вообще не помню, когда я все-таки отключился. Капля алкоголя сработала на ура – снизила уровень грохота и шума, добавила голове легкости. Понял, что крепко сплю, лишь когда расслышал снаружи самодовольное:

– Проиграл! Я тогда пойду – проиграю дома с честью и достоинством!

Я с закрытыми глазами дернул руку вправо и успел схватить за тонкое запястье.

– Подожди. Номер хоть оставь. Или навсегда потеряемся?

Она присела рядом – я чувствовал ее близость даже рубашкой, не говоря уж о коже.

– Диктуй лучше свой, я сама тебе позвоню.

Я приоткрыл один глаз для лучшей сосредоточенности и назвал цифры.

– Хорошо! Было приятно познакомиться, Май! – закончила она это странное приключение.

Но запястье ее я держал крепко. Я ей не бабуля, а она и от той удрать не смогла.

– Повтори, Октябрина. Номер, в смысле.

– Четыреста девяносто девять…

– То есть ты даже первые цифры не смогла запомнить? – я уставился на нее почти осмысленно.

– Да прекрати уже, – ее лицо стало немного другим – более серьезным, чем обычно, или попросту усталым, – ясно же как день, что я не собираюсь тебе звонить.

Я не хотел выглядеть жалким – я вообще не умею выглядеть жалким, и способ сохранить лицо сам нашелся:

– А как я тебе проигрыш верну? Букет из цветочного магазина.

– На кой хобот мне цветы?

Чмокнула в щеку и исчезла. Да и хрен с ней. Я снова закрыл глаза. И, наверное, проспал до самого закрытия, поскольку меня начала тормошить охрана, будя гулкими голосами:

– Ты сильно не напирай, Егор, я его знаю. Это Саша Майский, опять чем-то накидался. Его надо домой доставить, а то отец снова потеряет. Зачем большого человека тревожить, раз у него единственный сын выродком получился? Александр Владимирович, проснитесь! Александр Владимирович, ау!

И тебе ау, громила. Всем ау. И что вы вообще знаете об эндорфинах…