Текст книги "Новенький. Куда пропал и кто в этом виноват"

Кирилла Алексеевича это задело. Было заметно, что он немного рисуется перед коллегой.

– Ну, вы тоже не перетрудились, – с укором ответил он. – У вас девочка руки на себя чуть не наложила, а вы? Вы же классный руководитель – должны были бить во все колокола, требовать, идти в полицию…

– К Рябову, что ли, дочь которого заводила травли? Я ходила. …Вы, Кирилл Алексеевич, плохо знаете наш город: тут бессмысленно бороться. Когда родители Ани забрали заявление и уехали, я как-то сразу поумнела…

Оба задумались. Молчание прервала Крылова:

– Засиделись мы… Пора бы домой.

– Погодите, Ирина Львовна… Вы меня как-то огорошили… Девочка – это, конечно, ужасно. Но причем здесь Плетнёв? Его-то я помню, он уверенный такой, современный парень, он отличается от остальных здесь.

– Я бы даже сказала, с самомнением.

– Ну, не без причин, видимо?

– Знаете, Кирилл Алексеевич, каждый при желании может найти причину считать себя лучше других…

Кирилл Алексеевич любил такие дискуссии.

– Уверенность в себе вы считаете недостатком? – спросил он.

– Он слишком уверен в себе. И за это его откровенно не любят.

– А как вы думаете почему?

– А он же не скрывает, что ему тут никто не интересен.

– Ну, в этом я его очень понимаю! Городок у вас, прямо скажем… – Кирилл Алексеевич осекся.

Крылова посмотрела на него насмешливо. Тот поспешил реабилитироваться:

– К присутствующим это не относится.

На Крылову это заявление не произвело впечатления:

– Не оправдывайтесь, Кирилл Алексеевич. Пожалуй, пойду – пора.

Крылова поднялась. Кирилл смущенно посмотрел ей в глаза.

– А с Максом вы чем-то похожи…

– Москвичи? – хмыкнул психолог.

– Вас тоже не любят, но ваша позиция в школе всех устраивает: вы не доставляете хлопот.

Кирилла это рассмешило:

– Ну не скажите! Директор меня сегодня строго отчитала – с завтрашнего дня начну исправляться. Каждого из 10 «Б» – на ковер!

– Бог в помощь, – вздохнула Крылова.

– Да Ирина ж Львовна! Подождите. Неужели вы думаете, что дети ничего не расскажут?

– Они – стая, – задумчиво произнесла учительница.

– И вы считаете, что они травят Макса? Как ту девочку?

– Я ничего не считаю, – Крылова сначала попыталась уклониться от ответа. Затем снова взглянула на Кирилла, чуть помедлила, села обратно на свое место и рассказала собеседнику про случай, когда Егор сотоварищи пытались отжать у Максима карту.

Выслушав рассказ, Кирилл напряженно вздохнул.

– Вы всерьез полагаете, что с этим Плетнёвым могло что-то случиться?

– Я сегодня говорила с мамой Макса, – поделилась Ирина. – У них с сыном сложные отношения. Похоже, он мечется между родителями… Здесь в городе для него все чужое. С классом – не сложилось, друзей у него нет… Он один. И что-то произошло на этом дне рождения…

– Бросьте! Ну, не убили же они его!

Крылова снова поднялась с места.

– Простите, Кирилл Алексеевич, не могу разделить вашего оптимизма.

– Вы что, правда, думаете – его может не быть в живых?

– Я думаю, есть масса обстоятельств, из-за которых это может оказаться правдой, – задумчиво проговорила Крылова, вышла из кабинета и мягко притворила за собой дверь. Кирилл Алексеевич ошарашенно уставился в одну точку. Очередной рабочий день наконец закончился.

Глава 2. Вторник. Соня

На следующее утро Соня как ни в чем не бывало сидела у зеркала в своей комнате за своими ежедневными «бьюти-ритуалами». Разве что мейк сегодня получился несколько ярче обычного. Из портативной колонки модный русский рэпер пропагандировал то, что законы Российской Федерации пропагандировать запрещают.

Из-за двери раздался голос Сониной матери:

– Соня, что ты там делаешь? Ты уже должна выходить! Опять в школу опоздаешь!

Девочка закатила глаза, сделала музыку погромче и тихо пробурчала себе под нос:

– …На хер пошла, дура.

Голос из-за двери зазвучал громче и истерически грозно:

– Я тебе что сказала! Быстро выходи из комнаты! Что у тебя так орет там?

Старшая Рябова ворвалась в комнату и заорала:

– Выключи эту гадость! Выключи, я сказала! И выходи давай!

Соня развернулась к матери лицом и заорала в ответ:

– Так! Вышла вон отсюда! Это моя комната!

– Ты посмотри на нее! Намазалась, как шлюха! Ты куда собралась в школу или, может, на трассе постоять? А ну давай быстро смывай всю эту дрянь с морды!

Мать двинулась к Соне. Соня схватила колонку и запустила ее в сторону матери. Колонка влетела в дверной косяк и раскололась на куски.

– На хер! На хер отсюда пошла, дура! Пошла! Я сказала пошла отсюда! – завизжала Соня.

– Совсем уже с ума сошла, – прошипела мать и попятилась из комнаты. На пороге появился Рябов. Склоки жены и дочери его дико бесили. Он уступил дорогу жене, резко захлопнул за ней дверь и уселся на Сонину кровать.

– Так! Садись рядом. Рассказывай, что у вас происходит? – с раздражением, но все же дружелюбно обратился он к дочери.

– Да эта… опять лезет ко мне! Достала уже! Дура! Шлюхой меня обозвала! Пап, скажи ей…

Рябов оборвал ее на полуслове:

– Садись, говорю. Что там вчера у вас в школе было? Почему мне не рассказала ничего?

Соня, оправдываясь, залепетала:

– Так… я спать легла, тебя не было еще. Сейчас как раз собиралась рассказать, а эта ко мне ворвалась и орать начала на меня.

Отца Соня очень любила и уважала. Таким тоном она не разговаривала больше ни с одной живой душой. Рябов также души не чаял в дочери.

– Что мать Плетнёва? Была в школе? – смягчаясь, спросил Павел Андреевич.

Соня практически заблеяла, как бедная овечка:

– Да-а, была! Она меня, представляешь, как схватила при всех в классе за худи! Как начала меня трясти! Синяки огромные остались! И обзывала меня матом! Папуля, надо побои снять и…

Рябов цокнул языком и снова перебил дочь:

– Ну только не строй из себя потерпевшую! Надо будет и побои нарисуем.

– Да, они все, пап. И директриса, и Крылова эта против меня. Не могут мне простить этого… Ну, сам понимаешь чего… – жалобным голоском проговорила девочка.

Рябова передернуло:

– Так. Об этом вообще нет разговоров больше. Скажи-ка мне лучше, что ты будешь им говорить?

– Ну, что мы пошли праздновать мой день рождения. Макса позвали, чтобы помириться. Мы все были трезвыми, алкоголя не было вообще. Макс пришел уже сильно пьяный на поляну. Мы его пытались угомонить, а он орал как ненормальный. На всех наезжал. Мы его хотели умыть. Но он как-то сам успокоился. Мы сели играть в «Правда или действие» возле костра. Стало темнеть. Мы смотрим, а Макс куда-то делся. Мы пошли в лес его искать. Звали – кричали, но он не отзывался. Потом я позвонила тебе…

Рябов в очередной раз перебил Соню:

– Так. Про меня пока молчи. Ксения сегодня придет в школу. Будет вас допрашивать, то есть опрашивать. Всем скажи, чтобы говорили то, что ты мне сейчас выдала. Родителей пока в школу звать не будут на допросы. В присутствии учителя. Крылова эта ваша будет, наверное? – Рябов поморщился.

– Не. У нас психолог Плетнёвым занимается. Кирилл Кто-то-тамович. Год ходил стручком, кочан в нашу сторону не поворачивал, а тут нос сует везде. Еще один москви-и-ич, – с презрением протянула девочка.

– Разберемся со всеми этими москвичами. Давай, Сонюшка. Дуй в школу, – отец ласково потрепал дочь по щеке.

Соня подхватила сумку и побежала к выходу. У дома ее уже поджидал Егор, он обнял девчонку и поцеловал ее. Соня позволила себя поцеловать, но скривилась.

– Че долго так? Ого, раскрас у тебя сегодня! Праздник какой, а я чего-то не знаю? – спросил Егор, разглядывая Соню.

– Ой, заткнись, – взбесилась та. – Ты как мать моя прям.

Егор заговорщически зашептал:

– Так, может, ну на хрен школу сегодня? Чего красоту такую в школу нести. Пошли в кино? А там, может, потом и ко мне зарулим?

Он попытался приобнять Соню за талию, но та раздраженно скинула его руку.

– Да отстань ты! Сегодня следачка батина в школу придет. Допрашивать всех наших будет. Но там все норм. Она своя.

Парочка шагала в школу. Егор заметил на столбе объявление о пропаже Максима Плетнёва. Оба остановились и начали молча читать:

– Да-а-а… – задумчиво протянул Егор. – Был бы местный, не подняли бы бучу такую. А здесь прям забегали все. Прям министр пропал, а не задрот московский…

Соня вспылила:

– Заткнись уже, а? Твоя была дебильная идея его на поляну позвать, между прочим!

Егор опешил:

– Да ты офигела совсем! Это ты его хотела позвать!

– Да ладно!

Соня была ближе к истине. Егор ревновал москвича к своей подружке и придумал пранк на прошлой неделе. Хотя Соня сама спровоцировала его на это. Однажды на переменке она стала притворно жаловаться Егору:

– Плетнёв этот задолбал смотреть на меня. Слышал, наверное, что мы мутим в воскресенье. Тоже на тусу ко мне хочет.

– Да не на тусу он хочет, а тебя он хочет! Я ему втащу. Таращится на тебя! Я же секу все, – зарисовался паренек.

Соня явно тащилась от этих слов и стала поддразнивать Егора еще больше:

– Ну тогда ладно, пусть смотрит. Может, мне приятно.

Макс как раз появился в конце коридора.

– Слу-у-ушай, – протянул Егор. – А давай разведем новенького! Ты его щас пригласишь на днюху и скажешь… ну что, типа, ты и встречаться с ним не прочь, я не знаю, глазки там построй ему. Но позови его не на поляну нашу, а в гаражи. Этот лошара туда придет, а там закрыто. Пусть обломится. А я попрошу Саньку Козлова на видео все снять, забабахаем потом тикток с этим страдальцем.

Соня тогда с готовностью поддержала эту идею и, флиртуя изо всех сил, пригласила Плетнёва на свою днюху в гаражи.

Кстати, до сегодняшнего дня Егор так и не догадался, кто же слил коварный план Максиму. Он сказал об этом Соне, когда они уже почти подошли к школе.

– Ты че, гонишь? – удивилась Соня. – Лерка ему слила все. Она ж все думает, что Плетнёв женится на ней и в Москву увезет. Шкура…

Егор очень внимательно посмотрел на Соню:

– А тебе в Москву, значит, неохота ехать? Че? Может, все-таки ко мне порулим сейчас?

– Ты на математику давай рули сейчас, – осадила его девчонка. – Раз Плетнёва нет, опять у тебя есть шанс стать самым крутым в классе.

Тем временем на злополучной поляне разворачивалась поисковая операция. Заместитель Рябова капитан Кусков раздавал указания волонтерам и полиции. Всего на поляне собралось человек двадцать.

– Так. Слушаем все меня очень внимательно, – вещал Кусков. – Лес разбит на квадраты, зачищаем каждый. После зачистки докладываем всё мне. Внимательно смотрим и замечаем всё. Сигаретные пачки. Бутылки. Клочки одежды на кустах. Обломанные ветки. Всё фотографируем. Ясно вам?

Голос подал один из поисковиков:

– Это тут малолетки день рождения праздновали? На поляне этой? Здесь же стерильно, как в больнице. Кусты разве что не подстрижены.

– Ага! Прям летний сад, а не поляна для гулянок, – со смехом поддержал его другой волонтер. – Здесь прям как будто отряд дворников уже поработал!

– Меньше болтаем – больше делаем. Все эти смехуечки и умные выводы при себе оставьте, – оборвал их Кусков, склонившись над картой местности. – Значит, так. Вы идете налево. В сторону шоссе. Вы идете вот в этот квадрат в сторону заброшки. Мы идем с собакой в сторону ручья. Встречаемся здесь на поляне через два часа. Работаем!

Полицейский дал собаке понюхать футболку Макса. Собака рванула в лес. Полицейские и поисковики разошлись в разные стороны. Поляна осталась пустой, на ней действительно не было никаких следов недавнего праздника…

Как и обещал Павел Андреевич Рябов Андрею Плетнёву, полиция начала работать. Ксения Николаевна Красникова явилась в школу, ее как родную встретила Галина Ивановна.

– Ксения Николаевна, хорошо, что вас опять к нам прислали. Я уж боялась, что московского какого следователя пришлют. А они сами знаете какие. Им бы только пошуметь, а дела не будет.

Ксения отвечала очень деловым тоном, хотя и с некоторым нетерпением:

– Надеюсь, не дойдет до московских, сами тут разберемся. Не в первый, как говорится, раз.

Следователь в упор посмотрела на на директрису, та отвела глаза.

– Нам скандалы ни к чему, – назидательно заговорила Галина Ивановна. – Лучшая школа города. Лучшие дети лучших людей у нас учатся. Так что с этим Плетнёвым надо как можно скорее вопрос закрыть. Как найдется, буду с матерью его разговаривать, чтобы забирала его из нашей школы. Не прижился парень здесь. Гордый больно. Самовлюбленный. Учителям хамит, одноклассников ни во что не ставит…

Ксения Николаевна не дала собеседнице договорить:

– Хочу вам напомнить, что у нас, как и в прошлом году, не допросы, а опросы. Никаких родителей, никаких истерик. И, если можно, без вашей этой Крыловой. Она в прошлом году мне весь мозг вынесла. Нудная такая. Бедные дети.

– Нет-нет. Ксения Николаевна! В этот раз вы будете детей допрашивать, ой, то есть опрашивать, с нашим школьным психологом Кириллом Алексеевичем. Между прочим, весьма интересный мужчина, – кокетливо добавила директриса. – Москвич. К нам ненадолго. Вот год учебный закончим, и он уедет…

Ксения вновь жестко оборвала речь Галины Ивановны:

– Боюсь, что москвич для меня – это самая отрицательная характеристика, чтоб вы знали. Так что, может, лучше Крылову, чем москвича.

Директор школы довела Ксению Николаевну до кабинета Кирилла Алексеевича. Дверь была приоткрыта, и обе женщины вошли внутрь.

– Вот, Кирилл Алексеевич, – начала Галина Ивановна. – Хочу представить вам нашего лучшего следователя, Ксению Николаевну Красникову.

– Вашего? – с наигранным удивлением переспросил Кирилл. – Школьного штатного следователя Ксению Николаевну Красникову?

– Ой, ну я имела в виду лучшего следователя нашей Юровской полиции. Мы несколько раз сотрудничали с Ксенией Николаевной, и всегда очень успешно.

– Ага, – закивал психолог. – Значит, в прошлом году дело о попытке суицида Ани Зуёнок тоже вела Ксения Николаевна, я правильно понимаю?

Директриса ответила очень резко:

– Кирилл Алексеевич, чтобы вы знали, не было никакого дела. Была неуравновешенная девочка с психическими расстройствами, которая терзала всю школу. И я попрошу вас не использовать в своей работе слухи, сплетни и непроверенную информацию. Я вас оставляю. Сейчас отдам распоряжение, чтобы к вам по очереди вызывали детей.

Ксения попросила начать через 10–15 минут.

– Мне надо видеокамеру поставить, чтобы все было по закону. И с Кириллом Алексеевичем нам надо познакомиться поближе.

Директриса вышла из кабинета. Мимо нее пробежал пятиклассник.

– Что это за беготня, Зайцев? – взвилась Галина Иванова. – Дома у мамы своей на голове будешь бегать! А по школе надо ходить медленно и аккуратно! Это же храм науки!

Мальчишка в недоумении посмотрел на нее, шмыгнул носом и зашагал нарочито медленно и торжественно, задрав голову вверх.

Галина Ивановна резко отвернулась от него и одними губами прошептала:

– О, Господи… Какие же все придурки!

Ксения Николаевна принялась устанавливать видеокамеру. Кирилл взял со стола папочку, открыл ее и обратился к следователю:

– Ксения Николаевна, я все-таки хотел бы, чтобы мы с вами поговорили о том, что случилось в этом же 10 «Б» в прошлом году, когда они еще были 9 «Б». Я тут посмотрел в архиве характеристику из прошлой школы Ани Зуёнок, и она просто безупречная. Послушайте: «Аня очень веселая и добрая девочка, активно участвует в делах класса и школы. Учится на 4 и 5, помогает отстающим в учебе одноклассникам…»

Ксения не дала психологу дочитать и насмешливо заговорила:

– И что? Помогает она отстающим! Знаете, как в этом возрасте все меняется! Особенно у девочек. Сегодня она активно участвует в делах класса, а завтра бухает и режет вены из-за несчастной любви…

– У Ани что, была несчастная любовь?

– Откуда я знаю, что было у этой Ани. Родители забрали заявление, а потом уехали в другой город. Я даже не углублялась в это дело. Дети сами разобрались.

– Скажите, Ксения Николаевна, а что было в этом заявлении, которое родители забрали? – спросил Кирилл, выделяя интонацией слово «забрали». – Они ведь обвиняли Соню Рябову в том, что она довела Аню до самоубийства?

– Не говорите ерунды, Кирилл Алексеевич! – отмахнулась Красникова. – Соню я знаю с ее пяти лет. Замечательная, сильная, умная девочка. Очень похожа на отца своего. Да, она может за себя постоять, но Соня всегда за справедливость!

Сама не ведая, Ксения Николаевна попала в точку. Несчастная любовь у Ани Зуёнок действительно была. Но об этом не знал никто из взрослых. Об этом вообще никто не должен был узнать, если бы Соня Рябова не следила за Егором в соцсетях. Именно с этого эпизода и началась травля. Соня увидела сообщение от Ани в личке у своего парня.

На следующий же день в школе Соня выловила свою жертву и пригласила в курилку после уроков. Аня послушно пришла, вся честная компашка была в сборе. Соня схватила девочку за грудки и зашипела:

– Ну, давай, Зуёнок, признавайся! Писала моему в личку или нет? Признавалась в любви? Тоже мне, Татьяна Ларина!

Аня заплакала и посмотрела Егору в глаза, Егор отвел взгляд.

Даже балагуру Василевскому стало не по себе от этой сцены:

– Сонь, да оставь ты ее в покое! Пошли пиво пить. Батут за новые губы проставляется сегодня, – попытался он свести все на нет шуткой.

Соня проигнорировала попытку.

– Сука, ты знаешь, что я всю личку Егора читаю каждый день? Не знаешь, конечно! А я читаю. Потому что не верю никому, и мужикам особенно!

Лицо Сони исказилось от злости. Она обратилась к Егору:

– А ты, кобель, какого хрена ей отвечал? Страхолюдине этой! «Аня, прости… Аня, я люблю другую!» Нет, чтобы сразу ее на три буквы послать и все! Ну ты посмотри на нее только!

Егор стушевался:

– Соня, все, перестань. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

– Нет, не знаю! – взревела Рябова. – Ты докажи давай сейчас. Плюнь *уёнку в рожу. Если плюнешь, поверю, что любишь меня. Не плюнешь – на хрен пошлю и трахайся со своим Зуёнком-*уёнком!

Егор растерянно посмотрел на Соню. Напряжение стало невыносимым. Толпа детей начала подначивать Егора и скандировать, будто в клипе Pink Floyd:

– Егор, плюй! Егор, плюй! Егор, плюй!

Егор выдохнул и плюнул в лицо Ане. С этого мгновения ни единого дня Соня Рябова не упускала возможность поиздеваться над девочкой. В этом ей помогали подружки. Мальчишки со смехом наблюдали со стороны. Каждый день, пока Аня Зуёнок не наглоталась бабушкиных лекарств.

* * *

Пока Кирилл Алексеевич пытался хоть что-то выяснить про Аню у Ксении Николаевны, 10 «Б» класс готовился к уроку литературы. До звонка оставалось несколько минут. Крылова уже сидела за своим столом и задумчиво смотрела на детей. Наконец, она решилась спросить:

– Ребята, ну что? Никаких новостей по Максиму? Соня, отец что-то рассказывал?

– Ирина Львовна, а вы когда-нибудь про тайну следствия слышали или нет? – стала кривляться в ответ Рябова. – Может, детективчик вам какой посмотреть? Ну, чтобы в курсе быть как обычно проходит следствие? Отец одно сказал: «Здесь работа полиции и никому в эту работу лезть не стоит. Никому».

В целом класс вел себя как ни в чем не бывало. Это казалось Ирине Львовне крайне подозрительным:

– Я думаю, что вы должны быть как минимум встревожены тем, что случилось. Максима нет уже больше двух суток, и даже если он и пошел к другу или девушке, то уже должен был вернуться…

– Да какой у него друг или девушка! – не удержался Петя Василевский. – Он же жлоб конченый! У него и пяти копеек на… на булочку не выпросишь!

Класс начал ржать.

– А девушку, Ирина Львовна, знаете ли, баловать надо, – решил развить свою мысль хохмач. – Подарки там покупать! А Плетнёв – жлоб московский. У них там принято так, наверное, бабки зажимать.

Здесь уже Настя Батут решила блеснуть женской мудростью:

– Василевский, а ты слышал о том, что копеечка рубль бережет?

Все дети снова заржали так громко, что за их смехом не слышно было школьного звонка.

– Ой, смотрите, говорящие сиськи! – включилась Соня Рябова. – Слышали, Батут что-то умное наконец родила.

Крылова тяжело вздохнула. У нее на столе завибрировал телефон, она взяла трубку:

– Да? Добрый день, Кирилл Алексеевич… Поняла… Сейчас ей скажу.

Компания замолкла и напряженно уставилась на учительницу.

– Соня, пойдем, я провожу тебя в кабинет Кирилла Алексеевича. – Крылова поднялась с места.

– А что такое? Я вчера у него два часа просидела! Что он от меня хочет!

– А может, он просто тебя хочет! – выкрикнул Михей, и все снова заржали.

Крылова призвала учеников соблюдать тишину:

– В школе следователь. По факту исчезновения Плетнёва завели уголовное дело. Всех, кто был в воскресенье на дне рождения Сони, будут допрашивать.

– Опрашивать, Ирина Львовна, а не допрашивать! – вспылила Соня. – Мы ничего такого не сделали, чтобы нас допрашивать! Идиот этот куда-то свалил, а мы должны париться здесь из-за него все! И не надо меня провожать. Я хорошо дорогу знаю.

Соня дошла до кабинета психолога и вошла без стука:

– Здрасьте. Я пришла.

– Соня, а тебя не учили стучать, перед тем как войти в кабинет учителя? – спросил Кирилл Алексеевич.

Соня была совершенно не в духе:

– Вы не учитель – это раз. А два – вы тут чем-то не тем занимаетесь? Не детей допрашиваете?

– Сонечка, не допрашиваем, а опрашиваем, – заискивающе залепетала Ксения Николаевна. – Мы сейчас немножко с тобой поговорим, пять минуточек буквально, и отпустим тебя на урок. Что у вас сейчас будет?

– Литература. Преступление и наказание, – Соня с вызовом посмотрела в глаза Ксении.

– Соня, ты ничего со вчерашнего дня не вспомнила? Никаких деталей, которые помогли бы в поисках Максима? – спросил Кирилл Алексеевич.

Ксения жестко его оборвала:

– Кирилл Алексеевич, вообще-то вопросы здесь задаю я. Вы просто присутствуете и не мешаете мне работать.

Ксения включила камеру, повернулась к Соне и заговорила совсем другим тоном:

– Сонечка, расскажи, как все было.

Соня отчеканила:

– Мы праздновали на поляне мой день рождения. Макса я пригласила, потому что мы все решили с ним отношения наладить. Алкоголя не было ни капли. Плетнев пришел сильно пьяный. Вопил, как ненормальный. Мы пытались с ним поговорить. Потом он сам угомонился и сел под кустом. Мы играли вокруг костра в «Правду или действие». Стало темнеть. Мы увидели, что Макс делся куда-то. Стали ему кричать. Типа «ау, ау». Он не отзывался. Мы собрались и ушли домой. В одиннадцать я уже спала в своей кровати. Мать может подтвердить.

Выслушав эту тираду, Кирилл обратился к Ксении.

– Ксения Николаевна, позвольте, я все-таки как школьный психолог задам Соне вопрос.

– Соня, скажи, пожалуйста, какие отношения у тебя были с Аней Зуёнок? – спросил психолог.

– А при чем здесь Зуёнок? – в один голос закричали Соня и Ксения.

– Ну, знаете ли, Кирилл Алексеевич, я подниму сегодня вопрос о том, чтобы вас заменили на кого-нибудь другого! Вы просто мешаете мне вести следствие! – Ксения была в крайней степени возмущения.

Она ласково велела Соне возвращаться в класс и, когда девочка, резко отодвинув стул и с вызовом глянув на Кирилла Алексеевича, вышла за дверь, зашипела:

– Кирилл Алексеевич, вы в своем уме? Чего вы лезете с этой Зуёнкой? Чего вы девочку травмируете прошлым? Вы же психолог, в конце концов!

– Ксения Николаевна, вы – взрослый человек. Тем более взрослый человек в погонах! Вы что, не видите, как Рябова себя ведет? Ведь она и на вас как на букашку сейчас смотрела! Как психолог я могу сказать, что у Сони серьезные поведенческие отклонения. Она наглая, жестокая, эгоистичная. Абсолютно уверенная в своей безнаказанности, потому что папа у нее – ваш начальник. И опять же, как психолог я точно могу сказать, что она знает гораздо больше, чем говорит! У нее же абсолютно заученный текст! Причем текст, который ей явно надиктовал кто-то из взрослых. Кто же это мог быть, Ксения Анатольевна, а? Как вы думаете?

Ксения выключила камеру, схватила свой телефон и вышла из кабинета, хлопнув дверью.

Кирилл остался в кабинете один, полистал папку, которая лежала на столе, задержал взгляд на одном из листов – в досье Ани Зуёнок был домашний номер телефона. Кирилл тут же взял свой мобильный и набрал его.

– Алло! Лариса Дмитриевна, здравствуйте! Меня зовут Кирилл Алексеевич Заславский. Я – психолог в школе, где до прошлого года училась ваша внучка Аня. Скажите, я могу к вам подъехать? Надо про яснить один вопрос… Желательно, сегодня… Спасибо, через час я буду у вас.

* * *

Десятый «Б» на большой перемене собрался в курилке обсудить «опрос» Рябовой. Соня закончила рассказ на вопросе психолога про Аню.

– И че дальше было? – спросил Петя.

– А дальше Ксения послала этого долбаного психолога куда подальше. Значит, так, – важно проговорила Рябова. – Все меня слышат? Будут спрашивать про*уёнка, все молчат. Поняли меня? Кирилл этот может провоцировать. Он так смотрит на меня, кажется, что даже кишки мои видит. Егор, ты понял, что молчать надо? А то ты у нас очень сентиментальный иногда бываешь…

– Да, понял я, понял – буркнул Егор.

В этот момент из дверей школы вышел Кирилл и быстрым шагом прошел за ворота. Подростки проводили его недобрыми взглядами.

– Ой, девочки, а вдруг завтра меня вызовут. Я так боюсь… – манерно запричитала Настя Батут. – Я в прошлом году чуть не уписалась со страху, когда меня Ксения эта допрашивала. И Крылова еще так сверлила взглядом. Жуть, короче!

– «Ой, девочки… Жуть какая…» – передразнил ее Петя. – Батут, да ты своими губами и сиськами сразу можешь этого психолога горяченьким брать! Не боись, прорвешься!

– Так, рты все закрыли и расходимся, – рявкнула Соня. – В пять сегодня встречаемся в гаражах. Все чтобы были, и все трезвые. Понял, Михей?

– А я че? – насупился Михей.

– Трезвые, повторяю, – Соня «строила» друзей, как щенят. – Надо все обсудить на ясную голову. А сейчас по домам погнали. Мне еще к бате надо зайти. Рассказать про психолога этого.

* * *

Мама Макса в это время находилась в своей юровской квартире. Она ходила из угла в угол и все время смотрела на экран мобильного. В дверь позвонили. Татьяна кинулась в прихожую, за дверью стоял ее муж.

– Нашли? Что с ним? – закричала женщина.

– Таня, Танечка. Я очень тебя прошу успокоиться. Если бы Макса нашли, я бы сразу тебе позвонил. Не надо так нервничать. Я очень не хочу, чтобы тебя увезли в больницу с инфарктом. Я очень за тебя волнуюсь.

– Да? Волнуешься? А где ты был весь этот год? Если бы не ты, ничего бы этого не произошло! – Татьяна вновь принялась перекладывать ответственность на Андрея.

Андрей больше всего не хотел повторения вчерашнего диалога с женой:

– Прекрати, пожалуйста. Я пришел не ссориться, а спокойно поговорить. Накануне исчезновения у Макса с карты была списана довольно большая сумма. Сто тысяч. Я только сейчас увидел, как-то проскочило банковское уведомление на телефоне.

Татьяну поразил не сам этот факт, а то, что у Макса была карта отца.

– Вот он предатель! – с негодованием произнесла женщина.

– Таня, да как ты такое говорить вообще можешь? У тебя мозги остались? Как я мог своего единственного сына отправить сюда с тобой без денег? На что он продукты покупал весь этот год? Ты сколько раз в магазин ходила за это время? Ты по-прежнему не знаешь, сколько стоит пакет молока! Думаешь, он накупал полный холодильник еды на ту тысячу, которую ты ему давала? Спустись со своего облака, Таня!

– Как он мог? Как он мог? – затвердила Татьяна.

– Вот найдется Макс и спросишь у него. Я поеду в полицию, скажу, чтобы нашли съемки камер у банкомата. Макс или не Макс снимал. А сейчас расскажи мне, что у вас тут между вами происходило. Он мужик настоящий. Никогда мне не жаловался. Но ты же тут с ним была. Дружил он с кем? Девочка была у него? На что он собирался потратить или потратил в этой дыре такую сумму?

– Не было у него никого. Ни девочки, ни друзей. В классе ни с кем не общался. Во дворе тоже. Сидел вечерами в онлайне и со своими московскими друзьями разговаривал часами.

Один разговор Татьяна случайно подслушала и сейчас пересказала Андрею.

Макс тогда болтал по «Фейстайму» со своим приятелем Лехой без наушников. Друг сдал важный международный тест по английскому на высокий балл. Макс хвалил его:

– Ну ты крут! И че теперь? Договорились уже со своими, куда тебя отправят – в Лондон или в Штаты?

– Да ну, Лондон подождет. Я тут замутил с одной блогеркой. Глянь, ссылку тебе кинул Девочка-огонь! Где я такую найду в Лондоне. Там же одни вареные сосиски учатся! А у тебя там че? Как там этот город? Пидорск?

– Юровск, придурок! – загоготал Макс. – Но ты недалеко ушел от истины. Ты не представляешь, какие здесь живут дебилы! Рвотные такие все. Пацаны – алкаши и укурки. Девки – дуры и сучки. Одна, прикинь, губы себе качает каждую неделю! Они у нее уже по плечам расползаются. Есть, правда, одна. Умнее их всех, вместе взятых. Дерзая такая. Ее бы умыть и переодеть – красятся они тут, как подорванные. Но злая очень. А это не лечится.

* * *

– Вот как, – задумчиво проговорил Андрей. – Значит, выходит Максу нравилась дочка Рябова… Так?

– Ну, не знаю, – ответила жена. – Не понимаю, как это чудовище вообще может кому-то нравится. Звереныш, а не девочка…

Андрей уже не особо ее слушал:

– Та-а-ак. День рождения Сони, сто тысяч, пропажа Макса, – скорее сам себе проговорил он. – Сошлись, так сказать, два куста для бани… Я погнал к Рябову, вечером зайду еще. А ты давай, успокойся. Нет у меня предчувствия беды. Нет и все тут.

Андрей вышел из квартиры и набрал Рябову с вопросом – на месте ли тот. Рябов был не в участке, а в лесу.

– Есть минутка обсудить один вопрос? – спросил Андрей и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Перед исчезновением Макса с его карты сняли крупную сумму – сто тысяч. Я, к сожалению, заметил только сейчас.

– Я же говорю – загулял парень. Девочки… – ответил Рябов.

– Я бы даже сказал – девочка. Деньги сняли перед днем рождения вашей дочери.

– Вы на что намекаете, Андрей Максимович? – взбеленился Рябов. – Моя дочь никаких денег не брала и ценных подарков не получала, у нас с этим строго.

– Но, возможно, она знает что-то, – сказал Андрей.

– Все, что она знает, она мне уже рассказала. И давайте не будем приплетать сюда мою дочь. А по карте отработаем версию, – нервно проговорил в трубку Рябов, отбил вызов, спрятал телефон в карман и вернулся на поляну к поисковикам и своему заму.

– Доложите обстановку, Владимир, – приказал он Кускову.

– Значится, так. Прочесано все в радиусе полутора километров. Поисковики дошли до дороги. Там все чисто. Так, ребята? – зам Рябова глянул на поисковиков.

– Да, вообще ничего, – отозвался поисковик. – Даже окурков нет. Я такой чистый лес только на картинах Шишкина видел.

Не обращая внимания на остроту волонтера, Кусков продолжил:

– Еще одна группа прочесала все до заброшки. Саму заброшку еще не проверяли. Там осторожно надо, чтоб кирпич какой на голову не свалился. Отправлю туда завтра ребят в касках и с оборудованием. До заброшки тоже ничего нет. Так?