Текст книги "Тигар 20/10"

Оксана Демченко
Тигар 20/10

Тяжело возглавлять тайный сыск. Особенно в княжестве Карн, где все мирятся с двоевластием. Ты – вельможа высшего ранга, и значит, твоя голова выше прочих. Видна издали – и рубануть по шее ох как просто…

«Ладно бы еще князь вызвал и гневался», – раздраженно почесал шею вельможный Мирих Тринн. При слабой памяти правящего недоумка его легко отвлечь от мысли – и, считай, беда миновала. Опять же, если правитель изволит разойтись всерьез, есть надежное средство. Неприметным жестом вызвать слугу с кувшином редкого вина – и ждать, пока повелитель заметит подарок. Вино всегда наготове, его в избытке и не считаясь с ценою доставляют с немыслимо далекого Востока. От одного вида кувшина с печатью в форме вязи нездешних букв князь ликом светлеет – и ничего дурного не может помыслить.

Но матушка его сиятельства, несравненная и единственная в своем роде вдовствующая княгиня… Мирах икнул и поежился. Воистину, власть создана для мужчин. Он опытный вельможа и способен управлять тайными делами. И помыслами высочайших – тоже. У всех есть тайны, слабости, грехи прошлого… Но матушка Нинда! Даже в мыслях страшно назвать её непочтительно. Узнает. Нюх у неё особый, что ли? Пойди пойми нутро и мысли старой грымзы! Ох ты, боги здешние и иноземные. Оговорился, то есть – одумался, то есть… Нельзя так о ней, даже в мыслях, она прочтет на лице, ощутит в молчании. Такова уж она – жемчужина Карна, прекрасная, как юная ирнская роза, как…

Мирах икнул, подавясь мыслями, и выдохнул со всхлипом. Выпрямил спину. Постоял с прикрытыми глазами – и, наконец, покинул свои покои. По галерее дворца он шествовал гордо и величаво. Да, родом не знатен. Зато скольких знатных из столицы выселил, и не упомнить. Он всегда брал усердием – и продолжает брать. Он неподкупен, ведь не в золоте сила. Он служит с искренним, рьяным усердием. Это в нем от деда, зажиточного хуторянина (ну что за мысли, тьфу ты, пропасть!). От деда. Этого самого деда уже десять лет все в столице именуют управляющим рода князей Агрэйн. Так гораздо солиднее. И отец не Пимкой-бражником начинал, а сразу был купцом первой гильдии Пимеем Дородным. Все знают, и ему, сыну купца, пора усвоить, ведь сам старался, распространяя сведения о своей достойной родословной.

Ох, душа болит, словно шилом её колют. Здоровенным сапожным шилом. Вызвала некстати, роза наша шипастая, бутон вялы… эээ… лучше попроще. Раз уж вызвала, поздно вздыхать. А как не вздыхать? Вовсе неясно, по какой причине кликнула, гневаются ли? И не получится выспросить: личные горничные Нинды денежку никогда не возьмут, рта зазря не раскрывают.

Мирах вошел в покой для гостей. Едва не споткнулся о складочку на ковре. Раздраженно поправил пояс, золотую шейную гривну.

– Ожидают, – гулко пробасил огромный мужичина сермяжного вида, привольно расположившийся на скамье.

Ходят слухи, он теперь в милости. Не шибко, надо отметить, ходят: хромают, по углам прячутся. Кому охота в пыточный приказ? Матушка князя – женщина святая. Он, Мирах, сам так говорит и другим внушает с усердием.

Вот и дверь. Низкая, чтобы всякий гость шею гнул по мерке, но без сугубого личного усердия. Дверь не скрипнула, отворяясь, но едва слышно стукнула за спиной. И отрезала все мысли лишние и даже самые насущные – как топор палача. Одним ударом.

Нинда Карнская сидела, утопая в подушечках. Под больной спиной пара, под правой рукой еще пара, на коленях самая маленькая, с кружевом и вышивкой крестиком. Самолично узор положить изволила. Ниточка к ниточке, точно как в дворцовых делах. Ни узелка – ни кончика. Интриганка! Мирах икнул от своей безмолвной наглости.

Узкое лицо – два огромных глаза по сторонам тонкого носа, эдакий топор, а не лицо – нацелилось на вельможу, одеревеневшего от страха и ощущающего себя поленом.

– Свет мой, чей-то ты сбледнул, – княгиня милостиво заметила состояние главы тайного приказа. – Шея ноет?

– Не-ээ…

– Так сядь, рано тебе про подвалы думать, – ласково присоветовала Нинда. Дождалась, когда Мирах усядется, совершив должное число поклонов, и мстительно добавила: – Пока рано.

– Чем прогневил? – взвыл вельможа, оттягивая надавившую на кадык гривну.

– Ты, мил друг, из ума выжил, – раздельно и холодно отметила Нинда. – Сижу я думаю: нужна ли голова безумному? А?

Вельможа сглотнул и заерзал. Шило страха кололо чуток поменьше. Шутить княгинюшка изволит. Значит, не все потеряно. Подыгрывать надобно. Только как? Выть и в ноги падать… Или мужество выказывать?

– Измельчал мужик, – самой себе пожаловалась Нинда. – Нет ни удали, ни ухватки. Ох, была я молода, знавала настоящих людей, не из кислого теста деланных. Хоть бы батюшку нынешнего Кормчего взять…

Бледно-серые глазки Нинды вспыхнули на миг, пергаментные веки дрогнули. На тонких губах мелькнула мечтательная улыбка. И сгинула.

– Свет мой, какого рожна ты чудишь столь изрядно? – Нинда брезгливо покосилась на вельможу. – Казну мою щиплешь? – тон в одно мгновение сделался ледяным и деловитым.

Сколько с ней ни общайся – а привыкнуть немыслимо. Врежет и смотрит. Душу читает, покуда щит отведен и удар нежданного обвинения еще оглушает жертву до немоты.

– Никогда н

...

конец ознакомительного фрагмента