Электронная библиотека » Оксана Заугольная » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Дочь Горгоны"


  • Текст добавлен: 23 сентября 2024, 09:23


Автор книги: Оксана Заугольная


Жанр: Русское фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 7. Куриный переполох


После сытного обеда на скале очень не хотелось снова собираться и идти вниз, но Егор был неумолим.

– Здесь не только мы весь заповедник видим, но и нас он – тоже, – поучал он, затаптывая остатки огня и тщательно упаковывая оставшиеся дрова в непромокаемые пакеты и пряча под снег. – Дым костра издалека видно. Не нужно судьбу искушать. Вы сказали, что не за чудовищами приехали, я вам поверил. Теперь давайте так и действовать. Сейчас заберёмся поглубже, поглядим, нет ли следов косуль. И пора будет палатку ставить.

– А зачем поглубже, если… ну… – Никита замешкался, не решаясь ещё раз снова напомнить про обещание не лезть за Красные Ворота.

– А затем, что раз границу пересекать вроде как нельзя, то и ловить нас будут на границе, – пояснил Егор. – Не трусь, это я для красного словца сказал. Никто никого ловить не будет.

– Слушай. – На удивление долго молчавший Пашка наконец встрепенулся. – А если не убивать чудовищ, а просто увидеть? Это можно? Ну, типа той птички с лицом.

– Ты как это представляешь? – Егор даже остановился, и Никита, шедший за ним вплотную, наехал на его лыжи. Пока он бормотал извинения и суматошно пытался сойти в сторону с тропы, Егор продолжал, словно и не заметил этого: – Ты думаешь, чудовища выходят покрасоваться? Паша, это не птички и зверики. Это чудовища. Монстры. Они убийственно опасны.

– Да как скажешь, – сдулся Пашка и виновато глянул на Никиту. Похоже, он воображал, что у них будет фотосафари или вроде того. Но Никита только сделал вид, что тоже опечален. На деле он вовсе не считал нужным встречаться с чем-то, что Егор считал чудовищами. Ему определённо хватало того, что они уже охотились, ходили в лесу и ни разу ещё он не потерялся, не утоп и не свалился со скалы. Такой отдых начинал ему нравиться.

А вот Пашка определённо был недоволен и постоянно бросал виноватые взгляды на Никиту так, словно серьёзно подвёл. В конце концов Никите это надоело, и он начал избегать этих взглядов. Уставился в спину идущего впереди Егора и шагал, только и надеясь, что не успеет устать сильнее, чем до их первого привала. О чём думал сам Егор, неизвестно, да только те следы первым заметил именно Пашка, тащившийся позади.

– Мужики, глядите! – крикнул он и махнул рукой в сторону. Никита присмотрелся и ахнул. То, что сначала он принял за причудливо ложившиеся на снег тени, на самом деле оказалось следами. Такими глубокими, словно существо, их оставившее, было весьма тяжёлым. За каждым трёхпалым следом тянулась ещё борозда, словно к птице была прицеплена толстая цепь или что-то вроде того. Поэтому Никита сам и не распознал их: так он утешал себя, прикладывая руку к следу. Его несколько смутило, что тот был больше ладони. Таких птиц он на Алтае не знал. Не то чтобы он прямо очень хорошо разбирался в животном мире, но страусов среди снегов он бы запомнил.

– Это что, страусы из зоопарка сбежали? – хохотнул Пашка, словно подслушал мысли друга.

– Не знаю, – признался Егор и почесал затылок. – Ну, можем поискать их. Они явно не летают, да и всего лишь птицы, верно?

– Верно! – обрадовался Пашка и хлопнул Никиту по плечу. – Прикинь, Кит! Поохотимся!

Никита молча кивнул. Он был на страусиной ферме, и ему категорически не понравилось, как эти злобные птицы тянули к нему клювы. А мощные лапы и рассказы экскурсовода о том, что этими лапами можно делать… Впрочем, сейчас у них были ружья, а мимо такой птицы и он не промахнётся.

Егор с заметным облегчением отдал им взятые с собой запасные ружья – наверняка уже порядком устал их тащить – да показал, как стрелять. Никита с непривычки и вовсе чуть не уронил ружьё, однако в тир друзья ходили не раз, так что были уверены, что справятся. Настроение изменилось. Появился азарт, и Никита шёл с новыми силами, то вглядываясь в следы, то крутя головой по сторонам, надеясь первым заметить неизвестную птицу.

Впрочем, азарт быстро угас. Ружьё оттягивало руки, снег был рыхлый и глубокий, отчего ребят не спасали даже широкие лыжи, да ещё и темнело.

– Стоп! – Егор снова резко остановился, но на этот раз Никита был настороже и успел затормозить следом. – Ещё немного, и палатку мы будем расставлять при свете фонарика. Поищем пташек утром. Сейчас нужно развести костёр, палатку поставить, печурку собрать и приготовить ужин. Кто из вас хочет ставить палатку, а кто – заняться костром и ужином?

Никита вызвался принести сучьев для костра, а Паша пообещал, что справится с палаткой. Впрочем, когда Никита вернулся, ставили палатку Егор с Пашкой вместе. Никита немного переживал за ночёвку в лесу. Конечно, он боялся замёрзнуть, но ещё больше ему претила мысль спать бок о бок с малознакомым Егором, да и Паша как сосед его не радовал. Так что палатка осчастливила его своими размерами. Он сам подумывал купить такую же.

– Специально для туристов взял, – ответил на его взгляд Егор. – Окупилась моментально. И всё равно к утру все как гусеницы в центр сползаются в своих мешках. Так не страшно и теплее.

– Страшно? – уточнил Никита и понизил голос. – Медведи… волки?

Егор лающе засмеялся.

– Скажешь тоже, – произнёс он наконец. – Медведи сейчас спят. А волки и вовсе на этой высоте не бывают зимой. Да и не полезут они сейчас к человеку. Ещё не голодно. И морозов особых не было.

– Ну ладно, если так. – Никита оглянулся на тёмный лес, который шумел над их крошечной полянкой, и замер. То ли от восторга, то ли от первобытного ужаса, который самим первобытным в большинстве своём был неведом. Для этого нужно было иметь фантазию.

Впрочем, когда снег в котелке растаял и вкусно запахло травяным чаем, Никита отбросил все страхи и присел у костра. Они по-братски поделили остатки холодной птицы и бутерброды, что запасливо заготовил Никита в гостинице. Аромат чая и дыма плыл над поляной, и полусонный от тепла Никита лишь вяло надеялся, что эти непривычные для леса запахи не привлекут никаких чудовищ.

Над поляной рассыпалось столько звёзд, сколько Никита никогда не видел ни в Москве, ни в прошлом году, когда приезжал сюда с Пашкой. Может, всё дело в том, что они ночевали только в гостиницах, а после своего неудачного сплава Никита и вовсе не особо смотрел на небо, предпочитая уткнуться в телефон.

– Как же красиво, – выдохнул он вместе с облачком пара.

– Красиво, – равнодушно согласился Егор. Он докурил и бросил окурок в костёр. – Ложитесь, городские. А то утром сил не будет птичек искать.

Никита нехотя полез в палатку. Ему казалось, что там будет холодно, но палатка хорошо прогрелась благодаря сборной печурке, которую установил Егор. Так вот зачем он лазил в палатку, пока они любовались звёздами! И вот чем гремел внутри. По такой печке и не скажешь, что её собрали прямо тут, – выглядела основательно. Пол палатки был застелен ковриками, а у каждого спальника лежала парочка солевых грелок – такие Никита видел и раньше, он знал, как ими пользоваться. Его затопила волна признательности к Егору. Надо же, пока он ныл и резал бутерброды, этот угрюмый бородач предусмотрел все мелочи и волок на себе столько полезного для комфортной ночи в зимнем лесу!

Впрочем, забравшись в спальник и наконец-то с трудом согревшись, Никита пересмотрел своё мнение насчёт приятной ночи. Лес за пределами палатки ни на мгновение не замолкал, словно жил своей жизнью. Что-то скрежетало, ухало и свистело.

– Да, вот так полежишь в темноте и в любое чудовище поверишь, – нарочито воодушевлённо проговорил Пашка полушёпотом, но на последнем слове голос дрогнул. Никита был благодарен другу за поддержку. В самом деле, разве не в этом весь фокус Егора? Поводить их по лесу, где ранее он сам чем-нибудь наоставлял следов «чудовищ», дать им послушать ночную жизнь леса – и готово. Они будут до конца дней своих верить, что едва-едва разминулись с монстрами, и радоваться, что выжили. Ну что же, не так уж и глупо получается. Никита выдохнул. Он даже не расстроился от того, что так быстро разгадал уловку их провожатого. В конце концов, квесты он любил проходить и в Москве и денег на них ему было не жаль.

Он лёг поудобнее и только собирался уснуть, как понял, что стоило ему меньше пить травяного чая.

Он с трудом заставил себя выбраться из нагретого спальника и пополз к выходу из палатки.

– Ты куда? – сонно пробормотал Пашка.

– Зов природы, – шепнул Никита в ответ, пытаясь нащупать молнию на двери палатки.

– А, поссать собрался? – мгновенно «перевел» Егор. – Возьми с собой фонарик, всё безопаснее.

Никита благоразумно проглотил рвущиеся на язык замечания про продолжение квеста даже в таких интимных моментах, как поход в туалет, и послушно взял фонарик. Стоило ему приоткрыть палатку, как он тотчас промёрз до костей. Желание идти куда-то далеко совсем пропало, но выходить всё равно пришлось – хотелось всё сильнее.

Прогоревший костёр тёмной кляксой выделялся посреди снега, и – Никита провёл лучом фонарика через поляну – повсюду были такие же следы, как в лесу.

Трясясь от холода, он восхищался трудолюбием Егора. Охотник ведь залез в палатку почти сразу вслед за ними с Пашкой, вроде как затаптывал огонь, протирал котелок. Да, пожалуй, Никита был изначально не прав. С провожатым им повезло. Надо будет потом не забыть поблагодарить Пашку за приключение. И правда веселее, чем сидеть в дождливой Москве.

Он отошёл недалеко, к ближайшему дереву, чтобы не провалиться в сугроб по пояс, из последних сил расстегнул одеревеневшими от холода пальцами ширинку, а когда с ещё большими усилиями застегнулся и наконец собирался возвращаться, сзади раздалось хриплое:

– Кх-кх… Кххха!

– Что ты кашляешь как туберкулёзник, Пашка, – сквозь дрожь ухмыльнулся Никита и решил пошутить в ответ. Щёлкнул фонарем, резко развернулся и присел, одновременно светя лучом туда, где должна была быть голова друга.

Это его и спасло. Ужасающий клюв лишь вскользь прошёлся по куртке, а в свете фонаря Никита отчётливо увидел крупную птичью голову, немного похожую на пеликанью, только крупнее, с клювом чуть короче. Маленькие белёсые глаза прикрылись вторым веком от света, клюв распахнулся, и Никита с ужасом увидел, что неизвестное существо было не совсем птицей – его пасть была полна острых, как иголки, зубов.

Никита завопил что есть силы, швырнул фонарик прямо в пасть чудовищу и бросился прочь, не разбирая дороги. Ему хватило ума не пытаться вернуться в палатку, чтобы спрятаться там от чудовища, но уже через несколько шагов по снегу он пожалел о своём решении. Стоило разбудить остальных, у Егора были ружья, да и вообще… Что, если они не слышали его крика и до сих пор спят, пока неизвестные твари раздирают палатку и живьём поедают их прямо в спальных мешках? Эта мысль свербила в голове Никиты, пока он огромными скачками нёсся через сугробы, слыша за спиной недовольное «кхр-кхр». Кажется, тварь всё-таки подавилась фонариком.

Никита уже было решил метнуться в сторону, попытаться вернуться в лагерь и криками заранее разбудить товарищей, если они ещё живы, но тут ноги его провалились в снег, он заскользил по склону и рухнул на дно оврага.

На фоне тёмного неба он с трудом различил несколько голов тварей, которые с любопытством смотрели вниз, переговаривались хриплыми «кха» и изредка взмахивали крыльями. Вниз они спускаться не торопились, и Никита почувствовал короткое облегчение, которое тотчас сменилось паникой. Замёрзнуть в овраге казалось ему сейчас ничуть не лучшей участью, чем быть убитым вот этим существом. Без фонарика он не мог их теперь хорошо рассмотреть, но успокоившийся немного мозг выдавал обрывки того, что он видел в ту секунду, как осветил тварь снизу. Больше всего она походила даже не на птицу, а на куролиска, которого он видел в компьютерной игре. По крайней мере, чешуйчатый хвост и птичья голова ему хорошо запомнились.

Он собирался снова начать кричать, сам не понимая зачем: то ли чтобы отпугнуть тварей, то ли чтобы позвать Егора и Пашу, но тут раздался выстрел. Никита от радости подпрыгнул на месте и тут же едва не завалился на бок – ногу пронзило острой болью. Неужели сломал? Пока он пытался добраться через слои одежды до лодыжки и пощупать её, раздался ещё один выстрел, и на Никиту свалилась туша «куролиска». Он успел немного сдвинуться вбок и просто плюхнулся в сугроб. Зато не повредил ноги ещё сильнее.

Только сейчас до него дошло, что выстрелы раздавались с другой стороны оврага, а не оттуда, где был разбит их лагерь. Он не стал подниматься и затих, укрывшись тварью. Вторая туша медленно скользила по снегу в овраг. Оставшиеся птицезавры с тревожными «кха-кха!» бросились прочь от оврага. Никита только надеялся, что по пути им не встретится палатка.

Наступившая тишина была недолгой. Вскоре с той же стороны, с которой раздавались выстрелы, послышался скрип снега под лыжами. Никита совсем притаился и уставился на край оврага, пытаясь понять, кого он увидит. Одно было ясно – эти кто-то точно знают про чудовищ, а не считают их байками, как думал он.

На фоне неба с трудом можно было различить два силуэта. Один массивный, как медведь, с ружьём в руках. Второй пониже и потоньше, с целым облаком волос. Никита не смел поверить в удачу, но тут мужчина заговорил:

– Всё-таки в овраг. Придётся тащить наверх, а от тебя помощи ни на грамм. И почему я тебя взял, спрашивается?

– Потому что я первая увидела дым, и вы мне давно обещали показать охоту на живца, – ответил смутно знакомый голос, и Никита решился.

– Солунай, – тихо позвал он.

Его услышали. Мужчина с чувством выругался так, как Никита никогда бы не позволил себе при девушке, и добавил в сердцах:

– И чего ты там шею не свернул, турист.

Прозвучало это так, что Никита пожалел, что подал голос. Но было поздно. После короткой возни с лыжами девушка избавилась от них и, как горная коза, двинулась к нему. В руке у неё было не ружьё, а верёвка.


Глава 8. Искушения и опасения


Бануш после капельницы очухался быстро и совершенно не злился на Найку. Наоборот, он с новыми силами вознамерился выяснить, каким чудовищем она является. А Солунай, увы, больше не могла думать и говорить, что он ошибается. Просто обычные люди не обладают ядовитыми зубами.

Впрочем, оказалось, что плевать в приставшего как банный лист друга тоже не стоило. Он, конечно, в этот раз не упал, но рука повисла плетью.

– Во, Ганс был прав, у тебя не зубы ядовитые, а слюна! – оптимистично заявил на это Бануш, размахивая рукой как пустым рукавом. – Пошли жжениц подразним, пока я этой рукой ничего не чувствую.

– А потом чувствительность вернётся и будешь весь в волдырях, – не согласилась Солунай. Жженицы росли в углу у забора. Кажется, они были целебны и условно разумны. И в то, и в то Солунай верилось с трудом, но Айару обещала время от времени посадить кого-нибудь туда голым задом, и вот эта воспитательная мера работала даже с отъявленными чудовищами вне зависимости от того, были они людьми или нет.

Малышей Айару стращала, будто это Пургул-хан высунул свою голову, чтобы подслушивать приютских детишек, и кто взглянет в его вырезанные пустые глаза, тот и окаменеет. А старшим обещала посадить туда без штанов. И поди пойми, то ли Айару такая бесстрашная, что не боялась Пургул-хана, что обитал в подземном мире, то ли жженицы были просто жженицами.

– Но вообще, этого мало, – добавил неугомонный Бануш. Солунай думала, что он про жжениц, но друг продолжал: – Ядовитый в наше время каждый второй. Мы и в жизнь не определим, кто ты, по этому признаку. Давай проверим, нет ли у тебя дара голоса.

– Ты-то не ядовитый, чего меня проверять, – буркнула Солунай.

– Ну мало ли, – туманно ответил Бануш и снова помахал оцепеневшей рукой. – Давай, дай мне задание, но неприятное, чтобы я сопротивлялся!

– Хорошо! – Солунай немедленно заразилась его весельем, как, впрочем, было каждый раз. – Иди и… и поцелуй Айару!

Она расхохоталась, довольная своей идеей. Только вот Бануш словно прислушался к чему-то и с довольной улыбкой покачал головой.

– Неа, совсем не тянет, не твоё это, Найка. Но я не могу не отомстить!

Ох, только сейчас, глядя на мелкие острые зубы, блеснувшие в улыбке, она поняла, что попала в расставленную ловушку.

– Око за око! – важно произнёс Бануш и ехидно подмигнул. – Иди и поцелуй…

Он сделал паузу, и Найка мысленно взмолилась, чтобы друг не назвал директора. Да она умрёт раньше, чем он договорит!

А Бануш посерьёзнел, глаза его потемнели, и уже без улыбки он повторил тем самым голосом:

– Иди и поцелуй Ганса!

И Солунай не смогла противиться ему, как ни пыталась. Она шла как во сне, будто со стороны смотрела на себя, пока путь её вёл во двор и в сторону убежища старого немца. И только когда он сам вышел наружу, заинтригованный их с Банушем занятием, она воспротивилась и во все глаза уставилась на Ганса, мечтая лишь об одном – чтобы он не вздумал даже подходить ближе. И Ганс послушался. Остановился. Хотя нет, он продолжал идти, просто точь-в-точь как улитка. Медленно.

– Эй, чего это? – возмутился было Бануш и только открыл рот, собираясь повторить приказ, как Найка теперь уставилась уже ему в глаза. Приказать мысленно не успела, как Бануш тоже замедлился, словно муха в густом сиропе. Только совсем нисколько не жужжал.

Найка же, почувствовав наконец свободу от глупого приказа, унеслась обратно в спальню, где и скрывалась до ужина.

А на ужине, когда Бануш корчил ей рожи и показывал большие пальцы вверх, она снова заразилась его весельем и уставилась глаза в глаза самому директору Амыру, который принёс хлеб. Хлеб воспитанникам доставался редко, и его всегда клали рядом с каждой тарелкой, и так мучительно было ждать, когда дойдёт очередь до тебя! Особенно старшим, ведь начинали всегда с малышей.

А тут Найка встретилась взглядом с директором, от которого всегда старалась прятать глаза, смотреть в пол, отвечать односложно, – и он замер. Минуты на две, не больше, может, и не заметил бы никто, но Бануш крикнул: «Налетай!» – и, как голодные птенцы, дети набросились на короб с хлебом, моментально опустошив его.

Как потом хвалилась Айару, воспитали приютских они хорошо – ни один не взял лишнего куска хлеба, всем хватило. Но сколько же шуму, криков, смеха было! Даже из кухни прибежала Марта посмотреть, в чём дело.

И тут директор отмер.

– Солунай, в башню, – отрывисто произнёс он и повернулся к Банушу, безошибочно вычислив зачинщика. – Бануш – отнесёшь ей обед.

Найка вскочила с места и бросилась вон из столовой. Слёзы жгли ей кожу, казалось, будто она ядовита сама для себя. Нет, её не пугало наказание – кто из средних и старших ни разу не сидел в башне, кроме разве что Жылдыс? Её напугало, что она могла навредить директору. Она не сразу поняла, что это умение может быть опасным. И только по тому, как на неё посмотрел он, глядя по уровню роста волос, словно что-то знал, она поняла, что натворила.

Тем же вечером, когда она, давясь обедом напополам со слезами и соплями, почти не видевшая из-за постоянного плача, сидела в башне, Александр Николаевич лично поднялся к ней.

– Прости, что повысил голос, Солунай, – не глядя ей в лицо, ровно произнёс он. – Это недопустимо. Но я думал, что у нас есть ещё несколько лет. Вот, возьми и никогда не снимай.

Найка вытерла слёзы и сквозь решётку двери осторожно приняла протянутые ей очки с мутными стёклами.

– Это чтобы я никого больше не замедляла? – тихо спросила она.

Директор вздохнул и потёр переносицу. Найка поспешно надела очки и молча ждала.

– Со временем ты сумеешь делать куда больше, поэтому не будем ждать несчастных случаев, – неловко ответил он и повторил: – Носи, не снимая. Такие же были у твоей матери.

И ушёл.

Как будто Найке мало того, что у неё будет особенная вещь, которой нет у других! Мало у кого было что-то своё, личное. Одежда и обувь, порой даже расчёски были общими. Только старшие ребята мастерили себе свои собственные. Разве что зубные щётки и чашка с ложкой у каждого были свои, но очки – это вам не щётка, куда круче.

И только через несколько минут до Найки дошёл смысл сказанного директором. Получается, он знал её мать? Или как ещё это понять?

– Запросто, – согласился Бануш, когда Найка поделилась с ним этой идеей. – Ты ведь помнишь, что Айару говорила про директора? Он был охотником за головами чудовищ. Хорошим охотником не станешь, если будешь торчать на одном месте. Наверняка много где побывал и много кого видел.

– Александр Николаевич не мог быть охотником за головами! – пискнула Найка и закрыла глаза руками, с непривычки заляпав очки грязными пальцами. – Он не такой!

– Да, конечно. – Бануш рассмеялся. – Сама-то в это веришь?

Найка против воли вспомнила широкого, как медведь, директора, который при этом двигался мягко и плавно, как рысь. Нет, такой опыт не получишь, гоняясь за глупыми курами. Наверное, Айару не всегда придумывала свои сказки.

Следующая мысль заставила Найку побледнеть так, что заметил даже Бануш.

– Эй, ты чего? – нервно потряс он её за плечи. – Не смей падать в обморок, я хрупкий, я тебя до Ганса не дотащу!

Найка с трудом разомкнула пересохшие губы.

– Получается… Он мог убить мою мать?

– Фууух… – выдохнул Бануш. – Я подумал, чего тебя переклинило. Уже столько всего нафантазировать успел. А ты тупишь просто. Давай, Найка, думай и складывай. Ты в математике не очень, конечно, но попробуй, тут просто. Сколько тебе было, когда директор тебя у Красных Ворот нашёл?

– Около года, – поморщилась Солунай. Её до сих пор раздражало, что дата дня рождения у неё такая же фальшивая, как и имя.

– Во-о-от! – поднял палец Бануш. – А Амыр к тому времени уже лет десять безвылазно в приюте торчал. Смекаешь?

– Он не мог? – не веря своей радости и не очень понимая, почему накатывает такое облегчение, спросила Найка.

– Молодец, пять! – снова засмеялся Бануш. – Жаль, что не по математике, да?

Счастливая Найка только отмахнулась. Далась ему эта математика! В приюте детей, конечно, учили, но так, что любой бы понял – за пределами заповедника ему делать нечего. Лишь некоторые уходили дальше чтения, корявого письма и природоведения, которое больше проходили на практике. Тут уж каждый, кто намеревался выжить в заповеднике, учился на отлично – знать, кто или что может съесть тебя и, наоборот, что съедобно для людей или чудовищ, всем требовалось назубок. Человеческие дети постарше и те, что выглядели таковыми, проходили ещё математику, литературу и языки. География и история тоже были, но вёл их лично директор, так что Солунай даже проситься не стала. К чему ей знать лишнее? Ей и математика давалась непросто, а ведь без хороших оценок по ней Солунай одну не отпустят в посёлок за продуктами: а ну как посчитаешь неправильно? Деньгами воспитанники не обладали, а потому расплачивались ими редко.

Зимой Александр Николаевич добывал несколько шкур, которые продавал туристам, а большую часть денег оставлял в поселковом магазине на годовой кредит. Там его уважали и обмануть не пытались.

Найка же больше всего любила читать, благо делать это могла на нескольких языках, включая те, на которых не могла говорить. Говорить же она свободно могла на русском, на пяти наречиях ойротского – столько знала Айару, на немецком и на греческом.

Директор очень её хвалил и предполагал, что она сумеет заговорить с любым человеком на его родном языке, но как это проверить? Туристы из других стран до их заповедника особо не добирались, а если и добирались, то Найка их в глаза не видывала. Так что была она грамотной и неглупой, хоть города страны, в которой находился родной заповедник, запоминать не собиралась совершенно осознанно. Какая разница, если она никуда отсюда не поедет?

Она так думала и раньше, но с тех пор как обнаружила, что на самом деле является чудовищем… Вот разозлится она на кого-нибудь, плюнет и убьёт случайно человека. И что потом делать? Людей убивать нельзя, директор это постоянно всем чудовищам говорил.

Правда, Бануш, которому эти лекции чаще всего доставались, утверждал, что сам директор считал, что браконьеры – не люди. Но поди отличи, где человек, а где браконьер, когда тут человека от чудовища отличить сложно!

– Теперь ты чудовище, просто по приюту ходить нельзя, – обрадовал её неугомонный Бануш через пару месяцев после появления очков. – Надо, как я, сквозняками.

Найка приуныла. Ей любая учёба, кроме языков и природоведения, давалась тяжело, не то что Банушу. Разве не проще в коридоре чуть приспустить очки и замедлить того, кто по дороге попался? А самой проскочить?

– Найка, ты дурочка, – снисходительно ответил Бануш, когда она предложила этот вариант. – Ты не поняла, почему тебе эти очки на пол-лица дали?

Когда в ответ Солунай покачала головой, он продолжил:

– Это ты сейчас людей замедляешь, а в силу войдёшь, кто знает. Будешь на месте убивать или сжигать взглядом. Кстати, я бы посмотрел, конечно, но не на своих же! Так что хватит ныть, пошли ловить сквозняк.

Прятаться в тенях, каковых в приюте было множество, умели все дети, без разделения на чудовищ и людей. Но ходить по приюту безбоязненно могли лишь Васса, Катенька и Бануш. Бануш ходил сквозняками, чему и взялся учить Солунай, шелест ног всё сильнее и сильнее уходящей прочь от разумности Катеньки заставлял даже воспитателей жаться к стенам, и только директор ещё мог отправить её в комнату или в башню. А у Вассы была своя сила, хоть Солунай и не верилось в то, что она тоже была чудовищем. Васса делала вид, что ей можно ходить тут. И все верили. Возможности сопротивляться не было даже у директора. К счастью, Васса редко пользовалась силой, никому не вредила и даже иногда укладывала Катеньку, вызывая одним своим присутствием в ней проблески разума.

И вот теперь к избранным присоединялась Найка, которая совсем не чувствовала себя такой особенной.

– Слушай меня, я тебя проведу первый раз, потом самой будет проще, – посоветовал Бануш. Он наморщил лоб, и Найка услышала вдруг его голос в своей голове: «Первый сквозняк – два шага влево. Встань и позволь ему забрать тебя».

Найка послушалась и поняла, что не ощущает своего тела. Но прежде, чем она успела испугаться, чувства снова вернулись, а она оказалась в пятнадцати шагах от того места, где была.

«Теперь лови второй. Почувствуй, где открыто окно, этот воздух, сырой и холодный. Шаг, ещё… Не стой на месте, Солунай!»

И снова воздух растворил её, чтобы выбросить этажом выше. Но и тут её настиг голос Бануша – друг стал куда сильнее, чем совсем недавно!

«Подожди, – шепнул он у неё в голове. – Считай до трёх, и шаг на север».

То ли Бануш оказался непревзойдённым учителем, то ли Солунай способной ученицей в том, что ей действительно нравилось, но она прошла дважды с его голосом в голове и один раз сама. А потом Бануш ушёл спать, вымотавшийся от использования силы, а Солунай попрыгала по сквознякам до башни, чтобы проверить, нет ли там кого.

Тут это и произошло.

«Хорошшший мальшшшик», – прошелестел голос в её голове.

А другой подхватил: «Вкуссссный, но друг. Не для гнезда».

Кажется, не все голоса, которых в голове оказалось на удивление немало, были согласны. Они зашипели, зашелестели, забормотали так, что у Солунай заболела голова. Одно дело – слышать в голове Бануша, и совсем другое – целую горсть неизвестных голосов. Она уже не чудовище, получается, а чокнутое чудовище!

И к кому бежать – непонятно. К Банушу? И чем он ей поможет? К Александру Николаевичу, чтобы спросить, было ли у её мамы такое? Делать вид, будто она не знает, что является чудовищем, и без этого было поздно, ещё когда она замедлила его взглядом, а так… вдруг поможет!

С другой стороны, а если он решит, что она доставляет слишком много хлопот, и… Что там делают охотники? Рубят головы? Солунай почесала шею. Нет, пока не время бежать за помощью к самому опасному существу приюта. К его директору.

Она немного ещё потерпит. Спросит у Вассы, например.



Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации