Текст книги "Талисман всадника"

– Не отставай, – Вестри коротко всхлипнул и бросился к дверям. Я побежала за ним, мимолетно отмечая и сохраняя в памяти увиденное. В углу полулежит съежившаяся Марьют, над ней на стене остался рваный кровавый след. Ибре зажали в угол трое, он отмахивается выломанной где-то массивной ножкой от табурета. Бриан с яростным утробным рычанием терзает упавшего человека. Клейн деловито молотит своего противника головой о перила лестницы, по желтовато-розовому мрамору веером разлетаются темные капли.

– Бриан! – крикнула я. Пес услышал, неохотно оторвался от своей жертвы и тяжеловесной трусцой последовал за мной, успев попутно тяпнуть замешкавшегося типа из числа врагов за ногу.

Как ни странно, мы благополучно добрались до укромной дверцы, и тут дом вздрогнул – от черепиц на крыше до самых глубоких подвалов. Раздался короткий скрипящий хруст, с которым массивный железный крюк вырвался из перекрытий. Люстра на миг зависла в воздухе, а потом обрушилась вниз, задев торчащими во все стороны медными ветвями кого-то из дерущихся и сбив того с ног. Уцелевшие свечи выпали из гнезд и раскатились по всему залу, подпалив висевший на дальней стене ковер и деревянные резные панели. Нарушая все законы, вверх по стенам потекли проворные огненные ручейки.

Вестри что-то неразборчиво выкрикнул и сильно пихнул меня в спину, так что я рыбкой нырнула в недра коридора, едва не споткнувшись о порог. Не знаю когда, но я все же успела бросить последний взгляд через плечо.

Нижний зал, где некогда прихорашивались и обменивались сплетнями приходившие на приемы к герцогу Эрде гости, теперь напоминал последний обороняющийся бастион штурмуемой крепости. Дверь сотрясалась под непрерывными ударами и, если засов еще держался, то петли медленно покидали отведенные им места. Сверху сыпался дождь из штукатурки, сломавшихся гипсовых украшений, древесных обломков, пепла и краски. В трещины на потолке просачивались любопытствующие пламенные языки. Среди круговерти этого хаоса и сражающихся фигур я неожиданно увидела мать – она, чуть пригнувшись и устрашающе приподняв разведенные в стороны руки, кружила возле отмахивавшегося коротким широким клинком человека.

Брат рывком ухватил меня за предплечье и поволок по коридору. Следом за нами выскочил еще кто-то. Я не разглядела, кто именно – враг или друг.

Мы бежали через пустующие кухни, когда позади долетел оглушительный треск и победный вой расчистившего себе дорогу огня. Перекрытия не выдержали. Все, кто оставался в нижней зале – мертвы.

* * *

Не помню, как мы одолели внутренний двор. Очнулась я уже в саду, когда в очередной раз угодила ногой в рытвину и шлепнулась во весь рост. Никто меня не поднял. С горем пополам я умудрилась сесть и попробовала осмотреться.

Дом превратился в огромный сгусток пламени, дыма и вихрем улетающих к ночному небу искр. Эти же искры, ливнем сыпавшиеся из лишенных стекол оконных проемов второго этажа, подожгли ветви росших у самых стен деревьев. Мокрая древесина пусть нехотя, однако загорелась, и теперь сад освещался неровным коричнево-желтоватым светом, создававшим невероятные и мимолетные переплетения теней, света и мрака.

Черная, обугливающаяся коробка особняка. Прихотливо изогнутые скаты крыш, флюгера и надстройки – темные силуэты на алом е. Окна, из которых рвется пламя. Одинокая башенка, венчавшая полуночный флигель, вдруг качнулась вправо, начала съезжать вниз, плавясь, как догорающая свеча, и с грохотом рухнула.

Моих родителей больше нет. Моего дома больше нет. Может, и меня тоже нет?

Рядом зашевелилось и надсадно запыхтело что-то живое. Бриан. Надо же, старый пес умудрился выскочить вслед за нами. А вот та постанывающая и подающая слабые признаки жизни темная куча, надо полагать, мой драгоценный братец.

Я встала на четвереньки – ноги не держали. Поползла через ноздреватые, обрушивающиеся под моей тяжестью сугробы и отвратительно холодные лужицы по направлению к Вестри. Добралась, села рядом. Попыталась перевернуть брата на спину. Вестри зашелся в приступе долгого лающего кашля.

– Дай ему немного полежать, – медленно проговорили рядом. Я запоздало сообразила, что уцелели не только мы. Прислонившись к кривому стволу старой яблони, стоял еще один человек. Отсветы пожара ложились на его лицо. Дорнод. Значит, он и был тем, кто бежал следом за нами. Уже неплохо. Нас трое, и это дает шанс на успех.

Я хотела спросить, что с остальными, но вместо слов вырвалось сипение вперемешку с икотой. Воздуха не хватало, и я зачерпнула пригоршню колючего снега, с яростью растерев им лицо. Помогло. Второй снежок я сжевала, приказав себе забыть о грязи и толстой россыпи гари, засыпавшей сад.

– Только мы?.. – наконец проговорила я. Вестри откашлялся и сел, опираясь на трясущиеся руки.

– Похоже, – Авилек размеренно вытирал какой-то тряпкой лезвие своего меча, с такой силой проводя тканью по стали, что слышался тихий скрип. – Я видел, как уложили Майля и Ибре. Что с госпожой и Клейном – не знаю. Скорее всего, завалило падающими обломками. Надо убираться отсюда. Можете идти?

Мы с Вестри неуклюже поднялись, хватаясь друг за друга и шатаясь.

– Отец… – неуверенно начала я, ощущая, как в сердце мучительно проворачивается длинная, шипастая заноза. – Отец предупреждал, что, если стрясется нечто подобное, нужно искать помощи на постоялом дворе «Путеводная звезда». Это в паре кварталов отсюда.

– Значит, идем туда, – Дорнод выбросил тряпку и рывком оттолкнулся от дерева. Сразу стало очевидно, что ему, в отличие от нас, здорово досталось – он почти не мог наступить на левую ногу, волоча ее за собой, как посторонний предмет. При попытке сделать следующий шаг он едва не упал. Мы с Вестри вовремя подхватили его с двух сторон.

Сад вокруг особняка всегда казался мне крохотным – не более двухсот шагов вдоль каждой из сторон. Но теперь мы брели через него, как заплутавшие в безбрежных туранских пустынях кочевники, следуя за машущим хвостом Бриана, целеустремленно семенившего к спрятавшейся в дальнем краю парка калитке. Голову даю на отсечение, пес отлично понимал, что от него требуется.

– Вон они! Удира-ают! Хватай их! Сюда!

Громкий и протяжный вопль, донесшийся откуда-то из темноты, прозвучал так неожиданно, что я сбилась с шага и остановилась. Дорнод зло толкнул меня в бок, прошипев:

– К выходу! Шевелись!

– Но ты не можешь бежать… – растерянно пробормотала я.

– Забудь обо мне! Вестри, уведи ее! – Авилек отпихнул меня в сторону. Я продолжала стоять, как вкопанная. – Да сматывайтесь же!

И мы побежали. Побежали, прежде чем я успела что-либо сообразить. Побежали через трещавшие и цеплявшиеся за одежду кусты, по хлюпающим лужам и хрустящему гравию дорожек. Краем уха я различила короткий, отчаянный вскрик – похоже, судьба оказалась жестока к Дорноду Авилеку, поманив призрачной надеждой на спасение и тут же отняв ее.

Мое сердце судорожно колотилось где-то в горле, когда впереди появились неясные очертания высокой каменной стены, означавшей границу наших владений. Сад наполнился перекличкой разъяренных голосов, но мы пока оставались незамеченными.

– Где калитка? – задыхаясь, спросила я.

– Не помню. Лезь! – Вестри подставил мне сложенные руки. Я дважды сорвалась, прежде чем вцепилась в каменный выступ, затащила себя на широкий гребень стены и уселась там. Голова кружилась, очень хотелось лечь и заснуть. – Теперь ты!

Бриан протестующе заскулил, когда его обхватили поперек туловища и подбросили наверх. Я поймала пса за ошейник и лохматый загривок, он отчаянно заскреб лапами по камням и все-таки очутился рядом со мной. Вестри подпрыгнул, схватившись за край стены и начал подтягиваться. Наклонившись, я ухватилась за его куртку и изо всех оставшихся сил потянула наверх.

Мы почти успели – Вестри оставалось только втянуть болтавшиеся ноги. Я услышала отрывистый сухой щелчок и короткий свист, а в следующий миг брат странно дернулся, обмяк и начал сползать обратно в сад.

– Вестри! – я мертвой хваткой впилась в выскальзывающую материю темно-зеленой суконной куртки брата. Странно, как запоминаются незначащие мелочи. Точно знаю, что куртка темно-зеленая, с красной тесьмой по рукавам и вороту. – Вестри, держись! Не оставляй меня!

Пламя, сжиравшее наш дом, вспыхнуло ярче. Должно быть, нашло новую добычу. По дорожке громко топотали сапоги – кто-то бежал к стене, сзывая сообщников. Я увидела запрокинутое, удивительно белое лицо Вестри, увидела, как один за другим разжимаются его пальцы, и поняла, что выбор невелик – дать ему упасть либо свалиться и погибнуть вместе с ним.

– Отпусти, – одними губами произнес брат. – Это конец.

– Вестри! – я рванула тяжелое тело, пытаясь затащить его на стену. – Вестри, пожалуйста! Вестри, ты не можешь бросить меня одну!

– Дана… – еле различимый шелест осенних листьев.

Мы приземлились по разные стороны ограды: Вестри – в саду, откатившись под ноги нашим преследователям, я и Бриан – на пустынной темной улице с редкими домами, жмущейся к стене вокруг нашего особняка. У меня хватило ума сообразить, что сейчас охотники за головами семейства Эрде перемахнут через каменную преграду и наткнутся на последнего уцелевшего.

На меня.

Надо бежать! Пусть подкашиваются ноги и рот заполнен противной горечью – бежать. Вниз по улице. Как можно скорее. Прочь от проезда Черного Леопарда и от дома.

– Эгей! – пронзительный, залихватский свист. Глуховатый удар – кто-то спрыгнул вниз со стены. – Лови маленькую ведьму! Вон она!

Пес остановился, затормозив всеми четырьмя лапами. Развернулся, нагнув голову и прижав уши. Густая светлая шерсть на его загривке встала дыбом, в груди зародился низкий, перекатывающийся рык, устрашающий, как грохот обрушивающегося невдалеке камнепада. Бриан медленно шел, почти скользил, навстречу противнику, и человек, только что азартно вопивший и размахивавший дубинкой, оторопело замолчал и попятился. Он ожидал столкнуться с насмерть перепуганной девчонкой, а отнюдь не с донельзя озлобленным волкодавом, рожденным в Темрийских горах и привыкшим защищать своих хозяев до последней капли крови.

Над стеной появился еще один силуэт. Остановился в нерешительности. Бриан оскалился, качнулся назад и длинным, размашистым прыжком бросился на врага. Сбил его на землю, и они покатились по мостовой – дергающаяся, рычащая и кричащая мешанина ног, рук и лап.

Если Бриану повезет, он меня догонит. Если не повезет – доброй ему охоты в заоблачных лесах. Видно, Долиане Эрде на роду написано терять всех, кто был ей дорог.

Человек на стене набрался храбрости или дождался своих дружков, примерился и сиганул вниз. Я заковыляла по скользким от талого снега булыжникам переулка, отчаянно выискивая какое-нибудь укрытие – переулок, щель, подвал, открытые ворота во двор…

– Куда же ты? – издевательский голос слышался почти за самым плечом. – Бросила любимого песика и удираешь? Да ты не спеши, все равно никуда не денешься. Знаешь, а твой братец подох. Да-да, мертвее мертвого. И папаша с мамашей тоже. Сама видишь – некуда тебе податься.

Внутри меня что-то жалобно пискнуло и оборвалось, канув в бездонный черный омут и не оставив даже кругов на неподвижной воде. А потом накатила прохладная темно-синяя океанская волна с шапкой белоснежной пены, и я обернулась, увидев преследователя – выше меня головы на три, способного без труда одной рукой сломать мой позвоночник, как хрупкую тростинку, вооруженного тесаком, каким у нас на кухне рубили мясо.

И я его не боялась. Я видела – не глазами, каким-то иным, только что прорезавшимся зрением – как трепещет на ветру спутанный пучок толстых и тонких ярко-красных нитей, дающих жизнь этому человеку.

Достаточно протянуть руку, в которой зажат кинжал с черной рукоятью и острейшим лезвием, и разрезать нити.

Так я и сделала.

Человек споткнулся, вытаращил на меня налившиеся кровью глаза, прохрипел что-то неразборчивое, и тяжело рухнул на мостовую. Когда он упал, у него из перекосившегося рта с хлюпаньем вылетел большой сгусток крови, частично забрызгавший мой сапог.

Возня под стеной затихла. Ни человек, ни пес не встали. Прощай, Бриан. Прощайте все.

Я зачем-то подняла голову и посмотрела на небо. Если бы я была собакой, как Бриан, я бы сейчас завыла – так, чтобы мой скорбный вой долетел до звезд…

В просвете между облаками вдруг мелькнул еле уловимый багровый отсвет – как будто по черно-сиреневому полю пробежала быстрая алая рябь. Или огромная птица стремительно взмахнула крылом.

«Ночь еще не закончилась, – напомнила я себе. – Ты не имеешь права позволить себя убить. Слишком многие умерли, чтобы ты выжила. Помни, ты – Эрде. Последняя из рода Эрде. Ты – месть. Но, чтобы отомстить, сперва нужно уцелеть. Сохранить голову на плечах. Мои враги ответят за все. Я помню имена тех, кого у меня отняли. Каждое имя и каждое лицо».

Я твердила эти слова, как поминальную молитву, а подгибающиеся ноги несли меня по улице, за моей спиной горел дом семьи Эрде и в моей ладони была зажата шершавая рукоять кинжала-даги.

ЗАМЕТКИ МЕЖДУ СТРОК
«Родственные узы – I»

Аргос, побережье Хорота.

20 день Первой весенней луны

1294 года от основания Аквилонии.

Лигах в тридцати от устья Хорота, где великая река сливается с Закатным океаном и стоит широко раскинувшаяся на полуострове Мессантия Аргосская, поток совершает плавный изгиб, отмеченный на всех лоциях как «Пинната» или «Сосновый утес». Местечко примечательное: высокий, издалека заметный песчаный откос, на вершине которого в самом деле произрастает древняя, широко раскинувшая толстые ветви красная зингарийская сосна. Чуть пониже начинается россыпь желтовато-коричневых валунов, между которыми пробивается тоненький ручеек, огибающий песчаный склон и впадающий в реку. Кое-кто их жителей Мессантии полагает воду ручейка целебной или, во всяком случае, обладающей необычными свойствами, и иногда предпринимает вылазки к Пиннате. Трудность невелика – подняться на лодке вверх по течению, высадиться, набрать бурдюк родниковой воды и улизнуть. Проделать это все нужно по возможности быстро, ибо Сосновый утес и бьющий на нем источник, хоть и расположены на землях Аргоса, фактически им не принадлежат. Не являются они и зингарскими владениями, ибо граница соседей и вечных соперников Аргоса проходит лигах в пятидесяти к закату, за холмами.

Здесь, возле Пиннаты, начинаются Рабирийские холмы – цепь невысоких, густо поросших лесами гор, тянущихся до широкого плеса, где смешиваются воды Хорота и Алиманы, отмечающей пределы Аквилонского королевства и входящего в его состав Пуантенского герцогства. Три с небольшим сотен лиг Рабиров – земля, не принадлежащая никому. Даже на чертежах, хранящихся в королевских библиотеках, они закрашены тревожным красным цветом, а сбоку имеется непременная пометка: «Сия область издавна считается непригодной для проживания людей». Рабирийский край – бельмо на глазу Аргоса, ибо раскинулся на всей, без того невеликой правобережной области его земель, и постоянная головная боль правителей Зингары, у которых он отнимает добрую десятую часть королевства. Нетронутые сосновые леса, дичь, шкуры, смола и древесина, табуны полудиких коней, возможные рудники по добыче золота и меди, гранитные и мраморные каменоломни – сокровища, доселе недоступные для людей.

В летописях красочно описываются попытки завоевания Рабиров, предпринятые Аргосом и Зингарой. Описания заканчиваются совершенно одинаково: «Большая часть войск погибла, заманенная в хитроумные ловушки, оставшиеся же перебиты в стремительных ночных вылазках. Немногие уцелевшие повредились рассудком, сохранившие же здравость мысли не в силах поведать что-либо вразумительное о сражавшихся с ними. Пленных не взято ни единого».

С зубовным скрежетом и сжимающей сердце яростью правители Полуденного Побережья были вынуждены отказаться от замыслов покорить Рабирийские холмы силой. Самое большее, чего достигли люди – основали полдесятка укреплений и защищаемых ими деревень в полуночной части гор, вдоль правого берега Алиманы, да выстроили несколько хуторов на берегу Хорота, поблизости от Мессантии.

Должно быть, жители Рабиров довольно потирали руки, поняв, что добились своего. Им требовалась полнейшая замкнутость – они ее получили. Надолго ли – время покажет, но пока торговцы и путешественники обходили мирные с виду леса стороной. Полсотни лет назад аргоссцы проложили единственную дорогу через холмы: она начиналась в городке Лерато у устья Алиманы, шла на полуденный закат и завершалась в крепости Ильян на зингарской стороне. Протяженность дороги составляла всего-навсего сорок лиг и пользовались ею с большой опаской. Неизвестно, как обитатели гор отнеслись к ведущему по их земле тракту, однако больших нападений с грабежами и убийствами еще не случалось. Так, отошел кто-то вечером от костерка – и поминай как звали. Должно быть, угодил на званый обед к жителям холмов, став там главным блюдом.

Мозолившие всем глаза Рабиры принадлежали гулям. Известно об этом народе немного, и сведения не располагают к тому, чтобы испытывать к этой малочисленной расе искреннюю приязнь. Гули, порождения тьмы и ночи, похищали неосторожных путников и жителей деревень, пили человеческую кровь, и вообще не производили впечатления добрых соседей. Кое-кто из правителей Мессантии в последнее время начал всерьез поговаривать о том, что лучшим средством избавления от ночной напасти являются меч и огонь. Демон с ними, с лесами – новые вырастим. Зато свои, людские, без всякой нечисти!

* * *

Старая сосна тягуче поскрипывала, когда пролетавший над долиной Хорота ветер раскачивал ее ветви. Этот же ветер раздувал парус тяжело груженной галеры, неспешно одолевавшей речной изгиб. С борта судно отчетливо видели темно-зеленую крону патриарха здешних лесов, но вряд ли могли различить троих созерцателей, безмятежно расположившихся между выступающих древесных корней и валунов. Троица с интересом смотрела вниз, на добротно выстроенный корабль, блестящую под солнцем воду и расстилавшиеся за рекой желтовато-зеленые просторы восходного Аргоса, неспешно обмениваясь замечаниями:

– Надо же, аквилонская…

– С тех пор, как подписали Морской Договор, на реке стало куда оживленней. Снуют, точно водомерки.

– Торговля – дело хлопотливое. Не успеешь вовремя, останешься без дохода.

– Может, и нам стоит присоединиться?

– Оснуем торговый дом «Пинната», – со смешком предложил один из собеседников, похлопав ладонью по шершавой сосновой коре. – Оптовые поставки древесины по низким расценкам. К концу года разбогатеем и переберемся в Мессантию. Я даже подходящее место знаю – на Парусной набережной. Меланталь, хочешь особняк с видом на Закатный океан и гавань Дожей?

– Почему бы и нет? – невозмутимо отозвалась молодая женщина, сидевшая на плоском, похожем на раскрытую ладонь валуне. – Мне нравится Мессантия. С времен, когда я бывала там в последний раз, город наверняка изменился к лучшему.

Она слегка наклонилась вперед, чтобы взглянуть, как галера минует обманчиво спокойное зеркало водоворота, прятавшегося почти на самой середине реки, и размашистым движением головы отбросила в сторону длинные иссиня-черные пряди, пронизанные серебряными нитями. Меланталь не то поседела раньше срока, не то уродилась такой. Ее облик не вызывал удивления у спутников, зато человек, случайно наткнувшийся на обосновавшуюся возле старой сосны троицу, наверняка бросился бы бежать, не разбирая дороги.

Впрочем, в этих местах не бывает людей. Меланталь с приятелями могли спокойно сидеть на берегу, наслаждаясь погожим весенним днем и следя за продвижением корабля под аквилонским флагом.

С первого взгляда трое друзей производили впечатление отправившихся на лесную прогулку и устроивших привал владельцев зажиточного хутора, а может, и обитателей какой-нибудь из порубежных крепостей. На земле лежали сложенные кучей кожаные дорожные сумки, между камней возвышался воткнутый стоймя длинный охотничий лук. Сторонний наблюдатель отметил бы несомненное внешнее сходство праздных зевак, предположив, что они либо состоят в родстве, либо происходят из одного народа. Все трое – невысокого роста, темноволосые, порывистые в движениях, с необычной для уроженцев Полуденных земель бледной кожей, обтягивающей лица с заостренными чертами, какие иногда встречаются у древних статуй, выкапываемых искателями сокровищ в брошенных городах Полуночи.

Догадка полностью соответствовала истине, причем вдвойне: две мужчин доводились друг другу сводными братьями, а Меланталь, их дальняя родственница, была подругой младшего. При том они без особого душевного трепета звали себя «Порожденными Ночью», то есть являлись теми, кого люди Аргоса и Зингары именовали гулями. Эта земля принадлежала им, и они безбоязненно разгуливали по ней – днем, ночью и когда угодно.

– За последние сто лет Мессантия ничуть не изменилась, – ядовито заметил спутник Меланталь, перебираясь на облюбованный ею камень. – Шумная, вонючая, до отказа переполненная людьми…

– И прекрасно подходящая для того, чтобы затеряться, – невозмутимо откликнулся третий собеседник, устроившийся на изогнутом сосновом корне и выглядевший чуть постарше. – Иногда это бывает немаловажно.

Йестиг, как звали приятеля Меланталь, презрительно фыркнул. Он никогда не скрывал пренебрежительного отношения к человеческой расе, стараясь без необходимости не покидать Рабиры и не одобряя привычки сородича подолгу пропадать где-то в городах, собирая на свою голову разнообразные приключения.

Торговая галера благополучно одолела трудный участок реки и скрылась за поворотом. На смену ей из низовьев Хорота явился округлый, пузатый неф, горделиво несший на мачте стяг с золотой башней – гость из Зингары.

– Рейе, – женщина повернулась, чтобы взглянуть на того, кто сидел у подножия сосны – худощавого, стройного мужчину лет тридцати, оценивавшего мир чуть насмешливым взглядом глубоко посаженных бархатно-черных глаз, – мы пришли сюда, потому что ты заявил, будто принял решение. Какое?

– Я уезжаю, – Рейе, чье полное имя было Рейенир, лениво наподдал носком сапога подвернувшийся камешек. Тот нехотя прокатился вниз по песчаному склону и застрял. – Сегодня, ближе к вечеру. Доберусь до Лерато, там попытаюсь сесть на корабль, идущий вверх по Хороту и Тайбору. В Шамаре куплю лошадей и поеду себе на полночь. Оттуда рукой подать до границы с Немедией и до Бельверуса. Легкое приятное путешествие без особых хлопот.

– Зачем оно тебе понадобилось? – Йестиг тоже оглянулся, откровенно возмущенный намерениями Рейе. Сводные братья, хотя и были друзьями, редко сходились во мнениях. – Ради чего? Она ушла от нас, ушла из холмов, не давала о себе знать почти сотню лет! А теперь присылает тебе две строки, полные недомолвок, и ты готов бежать на другой край земли!

– Она моя сестра, – спокойно, как говорят о само собой разумеющемся, ответил Рейе. – Она всегда сама выбирала свою дорогу. Ей лучше с людьми, чем с нами? Досадно, однако таково ее право и ее решение. Я не собираюсь спорить. Но теперь она в беде, и я должен хотя бы попытаться помочь ей.

– Письмо долго добиралось до нас, почти три луны, – напомнила Меланталь. – Многое могло измениться.

– Тем лучше. Значит, просто съезжу в Бельверус и гляну на моих племянников. Любопытно, какое потомство вырастила моя взбалмошная сестрица?

– Она справится без тебя, – настаивал на своем Йестиг. – У нее есть законный муж, полно друзей и покровителей. Что бы там не случилось, твое вмешательство ничего не изменит. Ее письмо – лишь повод, чтобы опять рискнуть жизнью! Когда-нибудь удача тебе изменит, и что тогда?

– Надо полагать, я попаду за решетку или умру, – Рейе беспечно ухмыльнулся, забавляясь горячности собеседника. – Если хочешь, можем спросить, чем закончится мое путешествие. Меланталь, не подскажешь?

Черноволосая женщина из рода гулей только скорбно вздохнула. Она обладала даром видеть будущее, и порой друзья злоупотребляли ее талантом, уговаривая заглянуть на несколько шагов вперед и узнать, что выйдет из ее замыслов. Впрочем, нынешний случай заслуживал того, чтобы попытаться провидеть его.

Йестиг, не дожидаясь просьбы, спрыгнул вниз и отошел в сторону, встав за правым плечом подруги. Рейенир покинул облюбованный сосновый корень, заняв место слева и со сдержанным интересом следя за действиями предсказательницы.

Из болтавшейся на поясе сумки Меланталь вытащила кожаный мешочек, из мешочка – горсть невзрачных с виду камешков, размашистым жестом раскидав их по поверхности валуна. На каждом отшлифованном временем обломке гранита когда-то вырезали знак-символ, могущий обозначать букву, слово или понятие. Чем-то гадательные камешки Меланталь напоминали нордхеймские руны, только их насчитывалось поменьше, около десятка. Женщина провела над ними узкой ладонью, ее лицо стало отрешенно-сосредоточенным.

Серо-желтый цвет камней начал меняться. Йестиг невольно прикусил язык – он видел это маленькое чудо уже сотни раз, и все равно не мог уловить того мига, когда внутри одного из галечных осколков вспыхнула крохотная розовая искра. Меланталь отложила засветившийся камешек в сторону. К нему вскоре присоединились два его собрата, тоже начавшие испускать бледный розоватый свет. Женщина подождала, не засветятся ли и прочие, но те оставались темными.

– Киор, Ниан, Арэт, – перечислила Меланталь символы, выбитые на камнях, и растолковала: – Странствие по дорогам памяти к обретению искомого.

– Теперь точно придется ехать, – с преувеличенным сожалением заметил Рейе. – Не оставлять же дорогую сестрицу на произвол судьбы? Родная кровь, как-никак.

Меланталь и Йестиг переглянулись, мысленно признавшись, что до сих пор не научились точно определять, когда Рейенир шутит, а когда говорит серьезно. Меланталь подозревала, что Рейе никогда не бывает серьезен настолько, чтобы по-настоящему поверить в грозящую опасность или опасаться за свою жизнь. Его младшая сестра, Рингилиан, была точно такой же, и, наверное, именно поэтому предпочла оставить Рабиры, затерявшись среди людей.

Но настал день, когда Рингилиан потребовалась помощь, и Рейе, как всегда иронически посмеиваясь, собрался ей на выручку.

* * *

Спустя два дня в крепость Лерато явился некий путешественник, благополучно одолевший опасный лесной тракт, соединяющий Аргос и Зингару. Сей путник предъявил стражникам у городских ворот подорожную, выписанную на имя Рейенирса Морадо да Кадена, благородного гранда из Кордавы, едущего по собственным надобностям в Шамар Аквилонский. На бумаге имелись все необходимые подписи и печати, оттого не возникло никаких препятствий к тому, чтобы позволить зингарцу въехать в город.

В маленькой гавани Рейенирс прогулялся вдоль причалов, небрежно окликая людей на судах, и вскоре нашел искомое – корабль, идущий в Аквилонию. Уплатив запрошенную мзду в двадцать золотых кесариев, благородный дон заполучил место на «Резвой лани», следующим же утром поднявшей паруса и отправившейся в дальнюю дорогу.

Путешествие по великой реке доставило Рейе большое удовольствие. Особенно ему полюбилась традиция пассажиров собираться по вечерам на верхней палубе, рассаживаясь среди бочек и штабелей плотно набитых мешков, и рассказывать долгие истории, посвященные жутковатым обитателям Рабирийских холмов. Рейенир никогда не пропускал этих вечерних посиделок, частенько выступая в роли повествователя, и сошел на берег Аквилонии в отличном настроении.

В Шамаре его поджидали неприятные новости. Немедию сотрясали последствия недавнего государственного переворота. Посещение Бельверуса теперь представляло изрядную трудность, ибо новый правитель страны, Тараск Эльсдорф, распорядился выставить на границах страны усиленные кордоны для поимки беглых заговорщиков и убийц семьи короля Нимеда Первого. Ограничили и въезд иноземных путников в столицу, а каждого новоприбывшего, по слухам, подвергали тщательной проверке.

Рейе Морадо да Кадена философски пожал плечами, после чего отправился приобретать коней и закупаться провизией для дальнейшего путешествия.