Текст книги "Есть только миг"

– Не знаю, но здесь за музыкой Моцарта Сальери я просто не услышал.

– Как жаль, что у меня нет какого-нибудь гипертрофированного качества, а то бы и я пронюхала или услышала что-нибудь! – обратилась добрая половина нашего сознания к «катастрофической» молекуле.

– Не расстраивайтесь. Это довольно противно – обонять все бывшие «прелести» большинства наших попутчиков. Я, например, до сих пор припахиваю полонием.

Моя половинка боязливо притихла и мысленно принялась вязать для меня теплый свитер.

А вокруг кипели нешуточные страсти, производившие тот самый гул, о котором я упоминал раньше. Начинались волнения, выливавшиеся в тревожные мысли по поводу того, например, почему нас не оставили на Луне. Все-таки это рядом с Землей…

Или. Как же так? Грешил, грешил, а на Венеру не попал…

Или. Я же гениален! А лечу в этой давке вместе со всякой…

Но все это превращалось в тот самый гул, от которого было ни жарко ни холодно.

Жаль, что за всем этим многие не замечали красоты Эзотерического Пространства, по которому они летели к своему пределу, уготованному им Солнечной системой.

А посмотреть было на что: Большая Медведица была здесь просто огромна, Кассиопея покоряла своим изяществом, Млечный Путь был виден до каждой молочной капельки, а в созвездии Гончих Псов можно было различить каждую собаку! И все эти созвездия сверкали и переливались, словно бриллианты. И все это было Великим Мирозданием, существовавшим вне времени и пространства, по которому текли ничтожно малые частицы, отжившие свой век на одной из песчинок под названием Земля.

До Меркурия было все ближе, и волнение все возрастало: выпадем в осадок или туда же, куда и политики?

– Жаль, что у Меркурия нет спутников, – промыслила жертва авиакатастрофы, – все-таки какой-то суверенитет.

– Что вы, что вы! – поразилась признанная на Земле молекула. – Хотя у меня и есть моя крошечная звездочка, без поездок по провинциям я долго не выдержу!

– Нет, нет! Только Меркурий! – домыслил юбиляр. – Там будет кому меня поздравить!

– Судя по запаху, вы еще от вчерашнего не отошли, – заметила обонятельная наша знакомая.

– Два Штирлица на одном квадратном сантиметре космоса – это нонсенс! – огрызнулся юбиляр.

– Мне бы хотелось туда, где попрохладней. – Это промыслила моя половинка.

– А мне бы – где пожарче! – подумал я.

Планета артистов, врачей, судей и адвокатов, субстанций умственного, спортивного труда и прочей разношерстной молекулярной смеси, стремительно приближалась.

Последнее, что мы увидели, опускаясь на поверхность Меркурия, это был полет к Солнцу тех, для кого стремление к Светилу было сильнее чувства самосохранения!

– Жаль Солнца! – подумал я.

– А мне их жаль, – отозвалась моя половина.

На этом послание прервалось.

Глава вторая или наоборот – первая

Был день как день, обычный во всем, кроме разве неполного лунного затмения, да и оно продолжалось недолго, оставив все-таки на душе какое-то беспокойство. Я возвращался домой.

Когда я подошел к почтовому ящику, первое, что бросилось мне в глаза, был свет, какой-то мерцающий лунный свет, исходящий из отверстий самого ящика. Я даже подумал: может, кто-то прислал световое письмо, такие теперь делают из светящихся красок для праздничных поздравлений, – и даже не удивился. Открыв дверцу ящика, я достал конверт, который оказался чем-то вроде пленки прозрачного голубовато-серебристого цвета, а в конверте лежало что-то похожее на дискету, тоже прозрачную и какую-то неземную.

Что-то подсказывало мне, что я должен прочесть ее с помощью компьютера, который подарил мне мой самый близкий друг, недавно ушедший в мир иной почти одновременно вместе со своей супругой.

Положив дискету в карман, я стал не спеша подниматься на свой этаж, встретив по пути соседа с собачкой. Мы раскланялись, как обычно, я хотел потрепать собачку по голове, но пес задрожал и, встав на задние лапы и поскуливая, стал обнюхивать мой карман. Сосед грубовато одернул собачку и, не глядя на меня, стал спускаться. Я посмотрел на свой карман – и увидел, что из кармана, так же как и из почтового ящика, струился голубовато-серебристый свет. Чертовщина какая-то, подумал я и пошел к своей двери.

Удивительно, но в окно моей студии светила полная Луна, как будто никакого затмения и не было. И то ли от испарений, восходящих от Земли, то ли из-за чего-то другого, но Луна была красной, словно провинившийся ребенок.

Я вставил серебристую дискету в компьютер и запустил запись.

Это было невероятно, но факт! На экране монитора появились строки послания моего друга оттуда, откуда еще никто и никогда не говорил с нами.

Я с волнением проглатывал каждую строчку, пытаясь понять: правда это или розыгрыш?

На всякий случай я нажал на кнопку «копировать», что оказалось совсем не напрасно, и продолжал читать.

Луна за окном просветлела, как-то по-новому для меня засветили звезды, и нет-нет, но я пытался высмотреть в небе дорогих моему сердцу друзей.

Незаметно рассказ моего друга подошел к концу, и я, выключив компьютер, снова посмотрел в окно. Луна уже спряталась за облака, может быть боясь наказания.

Зазвенели ключи в двери – это пришла жена с работы.

Я рассказал ей обо всем. Она, конечно, не поверила, так что пришлось снова включать компьютер. Но послания как не бывало. Я попытался вынуть дискету, но ее тоже не оказалось на месте.

– Ну что? Где же это твое послание? Думаю, что нам пора подлечиться, да и воздерживаться тебе было бы неплохо!

Дрожащими руками я отыскал кнопку «копия» и нажал «Пуск».

И сразу же отлегло от сердца. Перед моими глазами, а главное, перед глазами жены побежали знакомые мне строчки оттуда: «Итак, дойдя до конца земной жизни, я и моя верная спутница, оставив на Земле все, что нам принадлежало, налегке стали подниматься в небесную высь…»

Супруга внимательно читала послание, недоверчиво поглядывая на меня, как бы ища подвоха и одновременно осознавая, что все это как будто написано про нее, да и про меня тоже, только написано это было не сегодня, а… завтра. Завтра, которое еще не наступило, но непременно наступит!

Послание подошло к концу. Я смотрел на жену и искоса поглядывал на Луну, которая едва виднелась из-за облаков и, кажется, ждала момента, чтобы стянуть и «копию» послания.

Резюме супруги было предполагаемым:

– Все это – чушь собачья! Те же люди, те же проблемы и полное незнание космоса! Мог бы почитать что-нибудь, хотя бы астрономический справочник, а так… очень слабо, даже не похоже на него. Все! Пойду ужин готовить.

Она встала и пошла на кухню. А я, недоверчиво глядя на Луну, снова отыскал кнопку «копия» и нажал «Пуск»; компьютер лаконично ответил: «Вставьте диск!»

Я понял – концы обрублены! Луна все-таки свистнула послание обратно туда, к себе, откуда еще никто и никогда не возвращался, и смело вылезла из за туч, нахально сияя своим круглым золотым диском.

Я выключил уже никому не нужный компьютер и пошел на кухню ужинать.

Жена выглядела чуть серьезнее обычного и тоже нет-нет да и поглядывала в окно, на огромную, во все окошко, Луну.

– Ну что, молекула, котлеты будешь?

– И сто грамм тоже.

– Как хочешь, только мне бы хотелось поговорить с тобой на трезвую голову.

– Говори.

– Я не беру под сомнение то, что произошло, но и поверить не могу!

– Парадокс.

– И почему в этом случае – как бы это поточней сказать? – я смущаюсь, ведь он пишет так, будто слазил в мою голову и выложил все напоказ! Нет, конечно, в моем представлении «это» выглядит несколько иначе, но по сути где-то совсем рядом! А главное, не такая уж я безликая!

– А при чем здесь ты? Ее уже нет. А ты еще есть!

– Пока. Все мы под Богом ходим.

– Кстати, ты заметила, религии он не касается. А ведь он не был атеистом.

– Мне он казался верующим. Вроде тебя, очень любил ходить в храм.

– Да я то хожу, то не очень. Боюсь зависимости.

– Вот и будешь молекулой или субстанцией!

– Все может быть.

– А поскольку ты очень торопливый, обязательно лопнешь, как лампочка, и все!

– И ты останешься одна.

– Нет, я буду держаться за тебя руками и ногами…

– Какие руки, какие ноги?

– Тогда я стану одной молекулой с тобой! Как они.

– Для этого нужно, как минимум, умереть вместе со мной, а это, при твоем отменном здоровье, тебе не светит.

Она отвернулась от окна, склонила голову, и на сковороде зашипели несколько слезинок, которые она не успела смахнуть с лица.

– Вот видишь. Значит, я буду тянуть до последнего и постараюсь дожить до твоей глубокой старости. Кстати, я так и не понял, кто эта молекула, которая могла по нюху определить, кто есть кто.

– Зато я сразу догадалась, кто был этой субстанцией с мигалкой.

Мы поужинали, посмотрели что-то по телевизору и улеглись спать. Голова ее лежала у меня на плече, от нее пахло чем-то родным, привычным.

Засыпая, мы думали об одном и том же. Неужели после ночи наступит завтра?!

В открытое окно врывалось синее звездное небо, словно огромный океан, в котором кипели и взрывались неземные страсти миллионов микроскопических частиц, которые испокон веков населяли Землю и, дойдя до предела, оставив по себе великую или дурную славу, взлетали в это синее звездное небо или тонули в этом огромном океане, который там у них зовется Эзотерическим пространством, а здесь у нас – Вселенной!

Лунные секреты

Нынче темнеет рано, и потому небо еще до ужина начинает свое звездное шоу. Хочется выйти во двор и, задрав голову, смотреть и смотреть в глубину того мира, который так и остается загадкой, несмотря на все разгадки ученых и пастырей.

Луна на холодном звездном небе особенно яркая и крупная, хоть и на ущербе. Даже неполная, она величава и властна над звездами, и над Землей, и над людьми. Недаром я называю ее Магистриссой ближнего круга, ведающей земными проблемами.

А как же?

Кто разгоняет ветры? Кто втягивает, а потом небрежно отпускает морские волны? Кто превращает тихих, скромных людей в лунатиков, бесстрашно ходящих по карнизам и крышам? И почему без Луны на небе мутно, а при ней мороз сильней?

Вот и сегодня холодно.

Может, оттого, что сама Магистрисса холодна? Может быть.

Ведь красавица должна быть холодна. И недоступна.

И что ты можешь поделать с приливами и отливами, с наводнениями и цунами? С тем, что среди ночи ты встаешь, идешь неизвестно куда и непонятно зачем? Нет, я-то не лунатик, но так все говорят.

И я поднимаюсь все выше и выше, чтобы хоть немного приблизиться к ночному Светилу и услышать, пусть краем уха, ее секреты.

– А… это опять ты? Разве ты еще не отправился на Меркурий?

– Если и отправлюсь, то завтра, а сегодняшняя ночь моя, вот я и пришел.

– Мне казалось, что в прошлое полнолуние я наблюдала за тобой.

– Нет. С тех пор прошло три твоих полнолуния. За это время я успел поменять свое сердце и несколько часов побывать в твоем царстве.

– Значит, это ты бултыхался в день своего рождения между жизнью и смертью?

– Наверное, я.

– Твои земляки наверняка достали тебя расспросами?

– Немногие.

– Интересно, как люди хотят выведать то, что им не положено знать.

– Это понятно. Превращаться в ничто как-то не хочется.

– Ты не замерз? Все-таки после операции, а ты уже довольно близко от меня.

– О, а я и не заметил. Спасибо за то, что я тебе небезразличен.

– Ты совершенно безразличен.

– Тогда почему ты позволяешь беседовать с тобой?

– Это важнее мне, чем тебе. Рано или поздно, но наука разгадает тайны бытия, и я окажусь ни при чем. Не хотелось бы. А так благодаря тебе люди кое-что узнают о нас, ведь ты же, по их мнению, побывал в неизведанном. А потом, ты не суеверен и треплив, а это как раз то, что нужно. Что тебя интересует на этот раз?

– Хочу знать, смогу ли я так же беседовать с тобой, когда окажусь в твоем мире навсегда.

– Не сможешь.

– Почему?

– Во-первых, потому, что у тебя не будет тела, ты будешь просто молекулой. А во-вторых, ты будешь одной из миллиардов молекул, и отличить тебя от других будет сложно.

– Тогда скажи, земные отличия: звания, богатство, талант – тебе безразличны?

– Я тебе уже ответила на это.

– А вообще человечество?

– А что это такое? Эта муравьиная масса, загадившая Землю? И не только Землю, но и ближайшую округу. Эти червяки, которые сначала забросали меня какими-то жестянками, а потом просто сели на меня на вонючей коптилке. Более того, они посмели разглядывать мою интимную сторону.

– Честно говоря, мне было неловко за них.

– Я знаю. Поэтому и не заморозила тебя. Догадываешься, какая температура вокруг тебя?

– Представляю. Но я не чувствую холода.

– Ладно, что ты еще хочешь знать?

– Когда закончится жизнь на Земле?

– Гораздо раньше, чем ты думаешь.

– И все-таки?

– Это уже произошло, только вы не хотите этого замечать. Вы продолжаете с завидным упрямством кишеть в клубке болезней, страстей, похоти и предательства. Погибать в катастрофах, войнах и наркотическом безумии, боясь смерти, которую вы сами приближаете всеми возможными средствами.

– Это очень похоже на лекцию о вреде алкоголя. Я тебя спрашивал о конце света.

– Конца света не будет! Будет конец вашего проживания на Земле. Просто моя подопечная наконец не выдержит вашего хамства и стряхнет вас, как тупых насекомых, в тартарары, не без моей помощи, надеюсь.

– Невеселая перспектива.

– Но это только один из вариантов. Другой напрямую связан с вашими политиками. Их стало так много, что даже Солнце не справляется с их нашествием.

– Не понимаю.

– Ты же знаешь, что они не привыкли подчиняться или стоять в очереди. И потому, нарушая все правила Солнечной системы, рвут прямо к Солнцу, считая, что самые теплые местечки возле Светила. Оно бы так, но их грязноватая энергия, сталкиваясь с Солнцем, оставляет на нем темные пятна, которых становится все больше и больше. Из-за этого Солнце остывает, и вы на Земле скоро просто замерзнете.

– Веселенькое дело.

– Кстати, о веселье. Человечество до того развеселилось, что совсем забыло о приличиях, а это еще один из вариантов вашего конца.

– Как это?

– Да очень просто. Повальное пьянство, наркотики, разврат уже привели вас к вырождению и потере самовоспроизводства. Вы стремительно вымираете, продолжая неистово веселиться.

– Несмотря на это, нас все больше и больше на Земле.

– И это не случайно. Через некоторое время Земля будет напоминать пчелиный рой человекоподобных, и Земле тогда стоит тряхнуть как следует, и от вас следа не останется.

– Открой секрет – когда это случится?

– Никакого секрета нет. Любой математик вкупе с биологом за час выведет формулу полной деградации человечества в масштабах Земли. Это и станет днем вашего конца.

– Интересно.

Мне показалось, что Луне стало скучно, и я поспешил задать еще один вопрос:

– А все, что создано людьми: города, изобретения, произведения искусства? Они останутся?

– На какое-то время. Но я буду лить дожди, насылать цунами, с удовольствием делать землетрясения, пока наконец не сотру с лица Земли все ваши безобразия, и она станет похожей на все остальные планеты.

– А все наши неземные объекты, для них ведь землетрясения не страшны. Мало того, на некоторых из них будут люди!

– К тому времени магнитное поле Земли настолько ослабеет, что весь ваш космический мусор сгинет в безбрежных просторах Вселенной.

– Стоп! Значит, и ты, потеряв притяжение Земли, загремишь под фанфары?

– Для меня найти спутника во Вселенной не проблема, кто-нибудь да подцепит.

Она обиженно спряталась за облако, давая понять, что аудиенция окончена.

И мне ничего не оставалось, как вернуться на Землю, тем более что я страшно продрог и проголодался. Вернувшись домой, я налил себе горячего чая с лимоном и стал записывать то, что вы, я надеюсь, когда-нибудь прочтете.

Прогулка

Как всегда, спустя некоторое время после обеда, я услышал знакомую фразу: «Ну что, пошли гулять?»

Понимая, что мой отказ вызовет справедливый гнев, я надеваю куртку и кроссовки, матерясь про себя, выхожу на крыльцо.

– Без мата никак не можешь, – слышу за спиной.

Я прогулки не люблю. Я люблю спать после обеда, но это очень вредно, так считает жена.

Взяв собак на поводок, а меня в компанию, жена двинулась впереди, внимательно всматриваясь, нет ли где поблизости чужих собак или автомашины.

Ни собак, ни автомобиля, ни даже прохожих не повстречалось, и мы благополучно дошли до распаханных полей, где жена наконец спустила собак с поводка, а меня взяла под контроль:

– Пожалуйста, не отставай и не торопись, это вредно.

Мы шли распаханными полями по меже, превращенной такими же собачниками, как мы, в тропинку, ведущую к бору над рекой, и думали.

Каждый о своем, скажете вы.

В том-то и дело, что нет. Мы думали об одном. Неважно о чем, но об одном.

Ну и что в этом интересного, скажете вы.

А то, скажу я, что с некоторых пор, после пятидесятилетнего совместного житья-бытья, у нас появилось стойкое единомыслие!

Вплоть до мелочей и особенностей.

«Хорошо бы сейчас искупаться, жарко что-то», – думаю я.

И слышу от жены:

– И не думай.

У меня в голове: «Сейчас скажет: „Вода уже холодная“».

А наяву уже звучит:

– Рано тебе еще после операции, да и вода уже холодная.

Мы давно перестали удивляться этому. Полвека вместе!

Но одни мозги на двоих?!

«За далью – даль», – звучат в моей голове слова Твардовского.

– Никак не налюбуюсь на перспективу, убегающей вдаль реки, – ведет свое жена.

Одна из собак предательски убегает далеко вперед.

Жена резко прибавляет ходу, отвечая на мою еще не сказанную фразу:

– Я не психую. Просто боюсь, что ее покусают.

Догоняет собаку и берет ее на поводок. В поле, где на версту вокруг никого нет.

Я пожимаю плечами, хотя она этого не видит.

– Нечего удивляться, ты же помнишь, как я за ней гонялась в Крылатском?

«Ах, как давно это было», – думаю я.

– Ах, как это было давно, – говорит жена.

Да, тогда еще каждый думал о своем. Зато теперь можно и не говорить.

Мы возвращаемся молча. Надеясь на то, что у каждого свои мысли.

– Не знаю, не знаю, я бы не советовала! – говорит жена.

Ну вот откуда она узнала, что я не прочь выпить кружечку пивка?

Это было недавно

Это было недавно, это было давно – гениальный парадокс!

Но он ставит все на свои места.

Давно ли я записывал на грампластинку лучшие песни моего репертуара?

Совсем недавно!

Всего полвека тому назад.

Давно ли я был молод?

Давным-давно!

Целых полвека тому назад!

Вот и вспоминай, что было и чего не было.

Но как сейчас помню первую мою запись в студии на улице Качалова. Это было событие в моей жизни!

Огромное серое здание Радиокомитета носило аббревиатуру ДЗЗ, что означало Дом звукозаписи. Мы же называли ДЗЗ домом задержки зарплаты.

Работали много: писали детские передачи, рассказы и отрывки из романов, в которых иногда попадались и песенки, – в общем, делали привычную для актеров работу.

Но чтобы песни, да еще на грампластинку!

Это было невероятно!

Ведь право на ЭТО имели только оперные певцы, ну, на худой конец, камерные исполнители романсов. Но чтобы актеры?!

Это бывало очень редко. Ведь пластинка – это сразу слава!

Слава на весь Советский Союз!

Но прежде чем попасть на пластинку, песня проходила жесткий отбор.

Чтобы она прозвучала в эфире, необходимо было быть известным композитором, признанным поэтом-песенником. Известным исполнителем. Новичков туда не пропускал худсовет.

И вдруг…

При Радиокомитете появился новый необычный коллектив.

Вячеслав Мещерин организовал ансамбль электроинструментов, которых и в помине еще не существовало.

В то время, кроме гитар, подсоединенных к примитивному усилителю самими гитаристами, не было ничего.

А тут и скрипки, и виолончели, и даже аккордеон и виброфон – все было подключено проводами к усилителям и огромным колонкам, которые были расставлены по всему полу.

Звук этих инструментов был ужасающим, но необычным, и ансамблю разрешили сделать несколько эстрадных записей. Слава выбрал две песни из кинофильмов. Одна – из фильма «Путь к причалу», а другая – из бразильского фильма «Там, где кончается асфальт».

И вот эти-то две песни и предложил спеть мне Слава Мещерин.

Фильмов я не видел, впрочем, в этом не было особой нужды. Я был готов спеть и телефонную книгу, ведь это же на пластинку! А на пластинку отбирались песни, которые попадали в золотой фонд радио.

Честно говоря, я не рассчитывал на это, уж слишком кастрюльным было звучание электроинструментов.

Но… Чудо свершилось, запись попала в золотой фонд.

Остальное как положено. И я не только в эфире, но и на прилавках магазинов! Через месяц я наслаждался, слушая почти из каждого окна, на каждой танцплощадке знакомые мелодии, которые я высвистывал и напевал: «Не страшны тебе ни дождь, ни слякоть…» и «Если радость на всех одна»!

Говорят, что если песня попадает в анекдот, значит, это любимая песня.

Анекдот: в тюремной камере, где сидели ребята за коллективное изнасилование, любимой песней стала «Если радость на всех одна…».

На авторов и на ансамбль мне было наплевать! Главное – звучал мой голос! На всю огромную, дорогую мне страну: Советский Союз!