Текст книги "Сын Сумерек и Света"

Глава 4

...Кромешную тьму разорвала вспышка ослепительно-яркого света. Колина закружило в вихре чужих эмоций – сильных, яростных, бушующих, кипящих и клокочущих. Его воля встретилась с чужой волей – железной, непреклонной, ничуть не похожей на ослабленную гипнозом. Громыхнули мыслеблоки – противный, пробирающий до самых костей скрежет, будто скрип массивной двери на ржавых петлях. Ещё одна вспышка, удар!.. Колин был отброшен на поверхность сознания, вглубь которого имел неосторожность вторгнуться.

«КТО ТЫ? – прозвучали грозные мысли. – ЧТО ТЕБЕ НУЖНО?»

«Успокойся, Кевин, не паникуй. Ведь это я, Колин».

«Какой ещё Колин? Мне незнакомы твои ментограммы... Или я забыл тебя?.. Наверное, забыл. Я многое забыл... Кстати, почему ты назвал меня Кевином?»

«А разве это не твоё имя?»

«Не думаю. Кажется, меня зовут Артур... Да, точно! Я Артур Пендрагон, сын короля Утера».

«Милостивый Боже! Ты – король Артур?!»

«Не король. И даже не наследник престола. У меня есть старшие братья... Ага, понимаю. Ты решил, что я другой Артур. Но тот Артур давно умер. А я его правнук. У короля Артура был сын Амброзий, у Амброзия – сын Утер, и вот этот самый Утер мой отец. Я сын Утера, короля Света, и принцессы Юноны из Дома Сумерек. А ты кто такой?»

«Я Колин Лейнстер из Авалона, сын принца Уриена, племянник царствующего короля Бриана Второго».

«Постой! Ты сказал: „Авалон“?»

«Ну, да. Авалон – столица Логриса».

«Но это же родина моего предка!.. Если, конечно, это Истинный Авалон».

«Он самый что ни на есть истинный».

«Как знать, как знать... Для нас Истинный Авалон – родина настоящего короля Артура».

«А разве были ненастоящие короли Артуры?» – удивился Колин.

«Сколько угодно. А когда у вас царствовал король Артур?»

«Девять веков назад».

«Гм... Он был простым смертным?»

«Имеешь в виду, неодарённым? – уточнил Колин. – Нет, он был могущественным колдуном».

«Очень могущественным?»

«Невероятно могущественным. Он был последним, кто по-настоящему владел Исконной Силой».

«Исконной Силой, говоришь? Любопытно... Похоже, я нашёл тот самый мир, который искали многие до меня... Но как я нашёл его? Как я попал сюда? Я не могу вспомнить... Это так странно...»

«Это очень странно. Я думал, что ты Кевин МакШон, приёмный сын лорда Шона Майги, герцога Лохланнского. Двадцать лет назад тебя нашли младенцемв...»

«Да, вспомнил! Я регрессировал до грудного младенца. Это моё последнее воспоминание, а потом – пустота».

«И как же это случилось?»

«Я... я пересёк бесконечное число миров за конечный промежуток времени, что и привело к регрессу... по-моему... так мне кажется... Ах да! Ещё меня чуть не сожгли Формирующие».

«Что это такое?»

«Фундаментальные силы природы. Возможно, не такие фундаментальные, как Исконная Сила, но... Ой, проклятье! Формирующие здесь такие мощные, до предела насыщенные энергией!.. Как ты держишь с ними контакт?»

«Увы, я не держу с ними контакта. Я манипулирую лишь второстепенными силами».

«Я тоже не могу укротить их. Пока что не могу... Пока...»

«Значит, – произнёс Колин, – ты пересёк бесконечное множество миров в поисках родины своего предка?»

«Нет, вряд ли. Я искал что-то другое».

«А именно?»

«Не знаю... Не могу вспомнить... По-моему, это как-то связано с Врагом».

«С каким врагом?»

«С Хранителем Хаоса. Ещё его называют Нечистым и Князем Тьмы».

«Он дьявол?»

«Сомневаюсь. Впрочем, весь вопрос упирается в семантику. В большинстве религий дьявол является олицетворением разрушительного начала, в противовес началу созидательному – Богу. Существуют учения, определяющие Хаос изначально разрушительной стихией, а Порядок – всецело созидательной; с их точки зрения Хаос есть абсолютное зло, а его Хранитель суть дьявол – отсюда и его имена, ставшие общепринятыми со времён последнего Рагнарёка. Но есть также и культ Хаоса, ныне запрещённый, согласно которому Хранитель – верховный ангел Господень. Я не являюсь приверженцем ни Порядка, ни Хаоса, я сторонник концепции Мирового Равновесия. И в любом случае, Враг слишком мелкая фигура, чтобы быть самим дьяволом... О, Митра! Я вспомнил!»

«Что ты вспомнил?»

«Да так, некоторые детали. Теперь я знаю... Впрочем, это неважно. Кто я в вашем мире?»

«Ты Кевин МакШон, герцог Лохланнский, один из самых знатных вельмож королевства. Ты ничего не помнишь о своей прежней жизни».

«Так и должно быть. Моя травмированная регрессом память ещё не полностью восстановилась и все эти годы спала крепким сном. Зачем ты потревожил её?»

«Я получил от тебя... от того тебя согласие прозондировать твоё сознание, чтобы определить, способен ли ты овладеть своим Даром».

«Я уже овладел им много лет назад... Правда, не могу вспомнить, сколько».

«Я не знал этого. Сейчас твой Дар спит».

«Как и моя память. Придёт время, и он пробудится сам по себе. Придёт время, и моя память как Кевина МакШона сольётся с моими прежними воспоминаниями без риска нарушить целостность личности. А пока Артур Пендрагон должен спать, вспоминая во сне свою жизнь, собирая фрагменты своей памяти в единую картину... И чтобы я преждевременно не проснулся, чтобы не разрушил психику моего „alter ego“, ты должен забыть о нашем разговоре».

«Я обещаю молчать...» – начал было Колин, пытаясь прервать телепатический контакт и освободиться, но чужая воля вцепилась в него мёртвой хваткой.

«Нет, этого мало. Я не могу доверять тебе, Колин Лейнстер. Может, ты и друг Кевина МакШона; однако я, Артур из Дома Света, тебя не знаю. К тому же ты Лейнстер – а это имя не очень популярно в нашей семье. Да и ты сам, зная, кто я на самом деле, можешь пересмотреть своё отношение ко мне... то бишь, к Кевину МакШону. Поэтому я вынужден стереть из твоей памяти этот разговор. Поставь себя на моё место и постарайся понять меня».

«Я понимаю, – ответил Колин, убедившись, что ничего поделать не может. – Должен признать, что ты поступаешь разумно и осмотрительно».

«Я рад, что мы поняли друг друга. Прощай – и до свидания».

«Нет, постой! Если я ничего не вспомню, это будет выглядеть подозрительно. Тогда я непременно повторю сеанс».

«Не беспокойся. Ты будешь убеждён, что прозондировал моё сознание и не обнаружил ничего представляющего опасность при пробуждении Дара».

«Согласен».

«Тогда до встречи, Колин Лейнстер из Авалона».

«Спи спокойно, Артур из Дома Света».

*

...Колин распахнул глаза и несколько секунд блуждал затуманенным взором по каюте корабля, соображая, где он и что происходит. Кевин, который лежал на широкой мягкой койке, беспокойно заворочался во сне. Сидевшая рядом Дейдра погладила его по голове, и он затих, зарывшись лицом в складках её платья.

– Он ещё немного поспит, – сказал Колин, когда взгляд его прояснился. – С ним всё в порядке.

– Что ты узнал о нём? – спросила Дейдра.

Колин устало улыбнулся и со снисходительным видом ответил:

– Как я уже говорил, в мои планы не входило чтение его мыслей, чувств, воспоминаний – ведь он мой друг, и я не хочу возненавидеть его. Я только исследовал его основные реакции на разные раздражители и нашёл их вполне удовлетворительными. У него очень устойчивая психика.

– И ты не обнаружил ничего, что могло бы пролить свет на тайну его происхождения?

– Нет, ничего. – Колин достал из нагрудного кармана сигару и спросил: – Ты останешься здесь?

– А он скоро проснётся?

– Не раньше, чем через полчаса.

Дейдра бережно положила голову Кевина на подушку и встала с койки.

– Тогда выйду подышу свежим воздухом, – сказала она.

– А я – свежим никотином, – с ухмылкой отозвался Колин.

Они вместе покинули каюту и вышли на палубу корабля. Солнце стояло в зените, день был ясный, безоблачный. Свежий попутный ветер, надув паруса, гнал корабль вперёд. Справа по борту проплывали крутые склоны, покрытые зелёным травяным ковром с ржавыми заплатами обнажённой породы, вдоль левого берега тянулись холмистые пастбища.

Дейдра жестом прогнала прочь своих придворных дам, бросившихся было к ней при её появлении, и спросила у Колина:

– Значит, проблем с пробуждением Дара не будет?

– Проблемы, конечно, будут, – ответил Колин, раскурив сигару. – Связанные с его возрастом. Посмотрим ещё, что скажет твой отец, но лично я думаю, что перед пробуждением Кевину следует пройти основательную подготовку – это минимизирует риск нежелательных последствий. Я попрошу Фергюсона, чтобы он занялся его обучением.

– Это хорошо, – сказала Дейдра и вдруг нахмурилась. – Вот только... есть ещё одна опасность...

– Ты о Бешеном бароне? – сразу догадался Колин.

– Да, о нём. И ты знаешь, чего я хочу. Это единственная моя просьба, которую ты отказался выполнить... даром что мог спасти невинные жизни.

Колин поджал губы.

– Нет, Дейдра, – твердо промолвил он, – этих собак ты на меня не повесишь. На самом деле это ты могла спасти невинные жизни, если бы вовремя остановилась. Признай свою вину, ты же всегда была справедлива – и к себе, и к другим людям. У тебя много недостатков, но справедливость – твоя бесспорная добродетель. Так будь справедливой и сейчас.

Дейдра смущённо потупилась:

– Я никогда не отказывалась от своей ответственности. Я никогда не прощу себе этого... Но и у вас с отцом рыльце в пуху. Раз ты заговорил о справедливости, то должен признать, что вы оба использовали Эриксона, чтобы повлиять на меня. И по-прежнему используете – чтобы я снова не загуляла.

Он вздохнул:

– Это уже в прошлом, кузина. За своего Кевина не волнуйся, мы не допустим, чтобы барон причинил ему вред. И не только потому, что он спас тебя. Я вижу, что он не просто твое очередное увлечение. С ним у тебя серьезно, ведь так? И тебе безразлично, что он оказался колдуном. Потому что ты любишь его. По-настоящему... – Колин выбросил сигару за борт. – Ладно. Когда вернёмся в Авалон, я вызову Эриксона на колдовской поединок. Можешь не переживать за своего спящего красавца... А теперь, с твоего разрешения, я пойду к себе. До обеда ещё целый час, так что вполне успею отдохнуть. Твой Кевин крепкий орешек. Было чертовски трудно рыться в его голове...

Когда Дейдра вернулась в каюту, Кевин ещё спал. Несколько минут она стояла, глядя на него, затем присела на край койки и взяла его руку. Кевин пошевелился, раскрыл глаза и сонно улыбнулся ей.

– Дорогая...

– Да, милый, – сказала Дейдра. – Я тоже люблю тебя.

Он поднялся, сел рядом с ней и обнял её за плечи. Некоторое время оба молчали.

– Кевин, – наконец отозвалась Дейдра. – Ты должен пообещать мне одну вещь.

– Какую?

– Что бы ни случилось с тобой в будущем, ты останешься таким же милым и хорошим парнем, как сейчас. Ведь так?

– Я всегда буду самим собой, Дейдра. Это я обещаю твёрдо... А в чём, собственно, дело? И, кстати, где Колин? Он что-то не то обнаружил? Со мной что-то не так?

– С тобой всё нормально. А Колин просто устал и ушёл отдыхать.

– Понятно... И всё же ты выглядишь как-то странно. Чем ты взволнована?

Дейдра высвободилась из объятий Кевина и встала.

– Пока ты спал, я много думала, – ответила она, снимая с крючка на стене каюты его шпагу. – О тебе, о себе, о нас с тобой, о том, что ждёт нас в будущем.

– И что ты надумала?

Дейдра снова присела, положив его шпагу себе на колени, а свою голову – ему на плечо.

– Я устала от одиночества, Кевин. Я чувствую себя чужой в своей семье. Мне это невыносимо. Я хочу иметь собственную семью – мужа, детей... И я хочу, чтобы отцом моих детей был ты.

– Правда? – с замиранием сердца переспросил Кевин. – Ты не шутишь?

– Нет, не шучу. Я согласна стать твоей женой.

– А согласится ли король?

– Отец не будет возражать... Ну, разве что поартачится немного, а потом... В конце концов, ты колдун, ты сын Шона Майги, ты герцог Лохланнский.

– Прежде всего, я чужак, подкидыш.

– Это мелочи. Ведь ты, безусловно, знатного происхождения; может быть, даже королевской крови. Взять хотя бы твою шпагу... – Дейдра умолкла и провела ладонью по инкрустированным серебром ножнам. – Колин просто в восторге от твоего клинка. Он говорит, что ни с чем подобным прежде не сталкивался. Ты слышал легенду про Калибурн?

– Про меч Артура? – Кевина охватило сильное волнение, в его голове почему-то завертелось слово «Эскалибур». – Конечно, слышал.

– Знаешь, я часто думаю: как отнёсся бы Артур к тому, что теперь в его стране хозяйничают скотты? Он, наверное, разозлился бы и начал наводить старые порядки? Или оставил бы всё так, как есть?

Кевин пожал плечами:

– Трудно сказать. За девять веков многое изменилось, и даже король Артур, восстань он из мёртвых, не смог бы повернуть время вспять.

– Но по легенде он не умер, – возразила Дейдра, глядя на Кевина сияющими глазами. – Если верить древним преданиям, Артур где-то спит крепким сном в ожидании того часа, когда вновь понадобится родине. И тогда он проснётся и придёт к нам... Неважно, в каком обличии.

Из глубин памяти...
Прелюдия в начале пути, или Двадцать лет назад

Возле этой двери я с улыбкой остановился. Улыбнулся я непроизвольно, поддаваясь очарованию эмоций двух очень симпатичных ребят, но остановился не для того, чтобы наслаждаться этим приятным ощущением. Хотя, поспешу добавить, такой соблазн имел место.

Эмоции бушевали по ту сторону плотно закрытой двери, и то, что я воспринимал их, свидетельствовало о неполадках в системе защиты королевского дворца. Притянув к себе Формирующие, я обострил своё зрительное восприятие (короче говоря, вызвал колдовское зрение) и бегло осмотрел дверь. С некоторым облегчением я обнаружил, что причиной «утечки» было не какое-то серьёзное нарушение в функционировании всего комплекса защитных чар, а самая обыкновенная пробоина – настолько незначительная, что в контрольном центре службы безопасности её проворонили. Это случалось уже не впервые, и я снова в мыслях пожурил отца за консерватизм, с которым тот отвергнул моё предложение установить компьютер для более эффективного контроля защитных систем. Мой отец, король Утер, слыл очень старомодным человеком.

Пробоина была совсем свежая. Её края ещё слабо трепетали, излучая остаточную энергию от недавнего ментального удара, попавшего в дверь рикошетом. Характерные особенности повреждения ткани чар позволили мне определить степень виновности каждого из двоих проказников – первоначальный удар принадлежал Брендону, а срикошетил он от Бренды.

Я мог бы залатать пробоину в считанные секунды, однако не стал этого делать. Я рассудил, что в воспитательных целях будет полезно заставить близняшек потрудиться, устраняя последствия собственной небрежности. Получится у них или нет, но в дальнейшем они будут уже с большей осмотрительностью обращаться с силами.

Я тихо отворил дверь и проскользнул внутрь. Посреди небольшой уютной комнаты на укрытом мягким ковром полу сидели, взявшись за руки, Брендон и Бренда, мои брат и сестра, десятилетние близняшки. Их глаза были закрыты, на губах у обоих играли ласковые улыбки, а милые детские лица излучали спокойствие и умиротворённость. С этой почти идиллической картиной резко контрастировала ожесточённая борьба, происходившая между ними на более высоких уровнях восприятия. Каждый из них загадал в начале игры какое-то слово и теперь стремился выудить его у противника, сохранив в тайне своё. Это была мысленная дуэль, поединок разумов в бурлящем круговороте эмоций...

Всё-таки поддавшись соблазну, я некоторое время зачарованно следил за тем, с каким мастерством и даже изяществом Брендон и Бренда скрещивали блоки и контрблоки, проделывали сложнейшие финты, балансируя на грани фола, запутывали друг друга в хитроумных лабиринтах логических парадоксов и с блеском преодолевали их. В исполнении близняшек эта популярная среди колдовской детворы игра сильно смахивала на шахматную партию с элементами дзюдо, тенниса, фехтования и танцев на льду. Для своих десяти лет Брендон и Бренда весьма недурно манипулировали чарами, причём в их действиях наблюдалось довольно редкое сочетание незаурядной артистичности и голого прагматизма; эстетическая привлекательность используемых ими приёмов нисколько не шла в ущерб их эффективности.

Вдруг Бренда сделала стремительный выпад, как будто намереваясь ударом «в лоб» сокрушить защитные порядки Брендона, однако в последний момент, как я и предполагал, попыталась пройти с «чёрного хода», воспользовавшись ослаблением его блоков на периферии. Брендон, оказывается, был готов к этому, и когда сестра немного открылась, полагая, что брат сосредоточен на отражении ложной атаки, он нанёс ей несколько молниеносных ударов, на мгновение парализовавших её волю. По-видимому, Брендон рассчитывал, что в его распоряжении будет достаточно времени, чтобы добраться до заветного слова, но тут его постигло разочарование. Прежде чем он успел что-либо обнаружить, Бренда опомнилась и обратила его в бегство.

Я же, в отличие от Брендона, кое-что рассмотрел – но моему взору открылось совсем не то, что я ожидал увидеть. Ничего похожего на классическое «Брендон дурак» и в помине не было.

– Бренда! – укоризненно произнёс я. – Ты жульничаешь!

Все блоки сестры в одночасье рухнули. Бренда распахнула глаза и удивлённо уставилась на меня, только сейчас заметив моё присутствие. Затем на лицо её набежала краска стыда, и она виновато заморгала.

– Ах, ты негодница! – воскликнул поражённый Брендон. – Обманщица! Ты ничегошеньки не загадывала!

Он опрокинул её навзничь, и они вместе покатились по полу. Я вышел из комнаты, сам исправил повреждение и продолжил свой путь, даже не отчитав близняшек за их небрежность. Я всегда был слишком снисходителен к ним, поскольку они нравились мне больше, чем остальные мои братья и сёстры, родные и сводные вместе взятые (а среди них был и брат Александр, которого я ненавидел). Из всей моей родни в Доме Света я по-настоящему любил только Брендона, Бренду и, конечно же, маму...

*

Моя мать, королева Юнона, уже ждала меня в Яшмовой гостиной. Она была одета в церемониальную шитую золотом тунику алого цвета, схваченную вокруг талии тонким пояском, а на её густых каштановых волосах была укреплена корона в виде золотого обруча с алмазной диадемой. Будучи урождённой Сумеречной, Юнона игнорировала принятое в большинстве Домов неписаное правило, согласно которому взрослая замужняя женщина должна иметь вид зрелой матроны. Глядя на неё, совсем юную девушку, трудно было поверить, что за прошедшие восемьдесят стандартных лет она родила моему отцу девять дочек и троих сыновей, в том числе меня.

Войдя в гостиную, я, как всегда при нашей встрече, на мгновение застыл, любуясь ею, затем взял её руку и нежно прижался к ней губами.

– Прости, что заставил тебя ждать, матушка.

Юнона улыбнулась мне своей неповторимой ослепительной улыбкой – как могла улыбаться только она.

– Ты не опоздал, Артур. Это я пришла раньше. – Она смерила меня оценивающим взглядом (на мне была зелёная рубашка, коричневые брюки и белые кроссовки) и добавила: – Совсем забыла предупредить, чтобы ты оделся поприличнее. Мы отправляемся на полуофициальный приём.

– Куда?

– В Хаос. Враг обратился ко мне с просьбой о встрече. Я приняла его приглашение и решила, что сопровождать меня будешь ты.

По моей спине пробежал неприятный холодок. Сын Света, воспитанный в традициях митраизма, я в глубине души преклонялся перед Порядком, а Хаос воспринимал, как нечто сатанинское, и соответственно относился к его Хранителю. Я долго и упорно боролся с внушёнными мне в детстве предрассудками, так как сознательно считал себя приверженцем концепции Мирового Равновесия, однако сила привычки была велика.

– Что ему нужно? – спросил я.

– Он не изволил сообщить. Но в его послании говорится, что речь идёт об интересах всего колдовского сообщества.

– То есть, он хочет встретиться с тобой не как с частным лицом, а как с представителем всех Домов?

– Совершенно верно.

– Может быть, это связано с восстановлением Дома Ареса? – предположил я, вспомнив о предстоящей коронации нового короля Марса.

– Вряд ли, – сказала Юнона. – Принц Валерий принимает все пункты Договора, и у Врага не может быть к этому претензий.

Дом Ареса, Покровителя Марсианских миров, был одним из тех Домов, которые пали во время последнего Рагнарёка – великой битвы мировых стихий, завершившейся почти восемьдесят лет назад по стандартному исчислению Основного потока. В той битве Дома, принявшие сторону Порядка и Мирового Равновесия, одержали победу; Дома, вставшие под знамёна Хаоса, были повержены, их имена прокляты, а память о них предана забвению. Дом Ареса не принадлежал к числу последних, его члены, дети Марса, храбро сражались на стороне победителей, и хотя их Дом пал, он, согласно Договору, подлежал постепенному восстановлению.

– Тогда, может, западня? – высказал я следующее предположение.

Мама покачала головой:

– Исключено. Сейчас не в интересах Хаоса нарушать Договор. Думаю, что как раз по этой причине он выбрал меня – дабы показать, что его приглашение не ловушка.

Немного подумав, я согласно кивнул. Это имело смысл. В голове отца бродили очень опасные мысли о том, что с окончательной победой Порядка наступит эра всеобщего благоденствия и процветания, и только твёрдая позиция Домов Равновесия во главе с маминым Домом Сумерек удерживала его от возобновления войны с Хаосом. Но если Враг приготовил для Юноны какую-нибудь каверзу, мой дед, король Янус, повелитель Сумеречных миров, не станет мешать отцу и даже будет вынужден выступить вместе с ним, чтобы отомстить за дочь, благо в Сумерках личная вендетта считается делом государственной важности.

– А что думает об этом отец? – поинтересовался я.

– Что и всегда. По его убеждению, со Стражем Хаоса можно разговаривать только с позиции силы. Но он уважает моё решение. Главы других Домов тоже согласились признать меня своим полномочным представителем. – Юнона вопросительно взглянула на меня. – Так ты со мной?

– Конечно, – сказал я. – Когда?

– Прямо сейчас.

– Хорошо. Только возьму одежду...

– Вызвать слугу?

– Зачем? Я могу и сам... С твоего разрешения, разумеется.

Мама с улыбкой кивнула. Нерегламентированное использование колдовства в быту считалось в Царстве Света вопиющим нарушением дворцового этикета, но я был любимчиком королевы Юноны, и когда мы были наедине, она позволяла мне обходиться без церемоний.

Я притянул к себе Формирующие и пропустил их пучок через голубой камень, Небесный Самоцвет, вделанный в перстень на среднем пальце моей левой руки. Самоцвет был магическим артефактом и выполнял много разных функций, в частности смягчал контакт с Формирующими, делая его менее жёстким и более устойчивым, что было особенно важно здесь, во дворце, где так и кишело чарами и разнообразной защитой от них.

Я мысленно потянулся к гардеробу в своих покоях и ловко выдернул оттуда расшитую золотом мантию под цвет маминой туники, тёмно-синий берет с пёстрым пером, чёрные замшевые сапоги с отворотами, а также мою любимую шпагу Эскалибур. Когда-то она была мечом, который назывался Калибурн и принадлежал моему прадеду и тёзке, королю Артуру. Его сын, мой дед Амброзий, перековал Калибурн из меча в шпагу и немного изменил её имя. А мой отец изготовил себе более совершенный клинок, закалённый в Горниле Порядка, и отдал Эскалибур своему старшему сыну Амадису, наследнику престола. Однако мой сводный брат Амадис, единственный сын Утера от первого брака, не любил оружие и никогда не носил его, поэтому, когда я подрос, с радостью уступил мне шпагу нашего легендарного предка.

– Вот и всё, – самодовольно произнёс я, ставя сапоги на пол. – Через минуту буду готов.

– Изумительно! – сказала Юнона; в её голосе слышалось вполне простительная для матери гордость за сына. – Ты совсем не потревожил сигнализацию. Всё-таки не зря о тебе говорят, что ты молодой да ранний.

Я покраснел и сделал вид, будто всецело поглощён одеванием. Но потом всё же ответил:

– Ты безбожно льстишь мне, мама. Я смог обойти сигнализацию только потому, что вместе с отцом и Амадисом отлаживал защиту и знаю все её хитрости и уловки. Однажды я попытался проделать такой фортель в Замке-на-Закате, но потерпел фиаско да ещё поднял страшный переполох.

– Дед здорово злился?

– Нет, только отчитал ради проформы. Ты же знаешь, что он не может сердиться на меня. – Я подошёл к зеркалу, скептически осмотрел себя, поправил берет на голове и смахнул с мантии невидимые пылинки. – Ну вот, я готов.

Юнона подступила ко мне, наклонила мою голову и поцеловала меня в лоб.

– Для матери все дети дороги, – произнесла она. – Но для меня ты всегда был дороже других... Хотя зря я это сказала.

– Я и так это знаю, мама, – ответил я.