Текст книги "Конноры и Хранители"

Глава 5

– Я не поеду в Златовар, – твёрдо сказала Марика. – Ещё не знаю, как это устроить, но я обязательно останусь.

В комнате было трое: Марика, сэр Генри МакАлистер и его внучатная племянница, леди Алиса Монтгомери – миловидная черноволосая и черноглазая девушка лет двадцати трёх. Алиса была единственной наследницей сэра Генри, единственной дочерью единственного сына его покойной сестры, леди Элеоноры МакАлистер де Монтгомери. Кроме того, она была единственным человеком в этом мире (не считая, естественно, её дяди), посвящённым в тайну Марики. Алиса переехала в Шотландию два с половиной года назад, когда её родители погибли в автокатастрофе. Теперь она училась в университете в Эдинбурге, но по-прежнему жила в замке сэра Генри и каждый день, за исключением субботы и воскресенья, накручивала на своём новеньком «ровере» по шестьдесят миль – тридцать туда и тридцать обратно, – что, разумеется, не лучшим образом сказывалось на её успеваемости. Впрочем, Алису это не очень огорчало. Она пока ещё не знала, чего хочет от жизни, а высшее образование рассматривала как один из атрибутов современной эмансипированной женщины и удачное дополнение к её титулу леди и солидному капиталу, унаследованному от матери.

Алиса не поселилась на время учёбы в университетском городке, где жили студенты и преподаватели, отнюдь не потому, что была замкнута и избегала шумных компаний сверстников. По натуре своей ярко выраженный экстраверт, общительная и деятельная, она каждый день возвращалась в замок дяди по той же причине, по которой Марика не хотела надолго уезжать из Мышковича. Вот уже несколько лет сэр Генри страдал смертельным недугом; его мучил вовсе не ревматизм, на который он часто жаловался, а болезнь куда более опасная – рак лёгких, неоперабельный из-за множественных метастаз. Только благодаря стараниям Марики сэр Генри до сих пор был жив и, к вящему удивлению врачей, оставался в более или менее хорошей форме, а в последнее время даже, казалось, шёл на поправку...

Марика выглядела свежей и отдохнувшей. После встречи с отцом и ставших уже привычными (но с точки зрения традиционной медицины весьма необычных) лечебных процедур она проспала шесть часов перед ужином, чего для её молодого, крепкого организма оказалось вполне достаточно. После ужина они втроём уединились в просторном и уютном кабинете сэра Генри, и Марика снова, теперь уже для Алисы, повторила с дополнительными подробностями рассказ о смерти императора Михайла и о планах своего брата. Выспавшись, она стала рассуждать более спокойно и здраво, пришла к выводу, что отчаиваться нет причин, и твёрдо решила не ехать в Златовар. Ведь в самом деле: если она пойдёт на принцип и наотрез откажется уезжать из Мышковича, не будет же Стэн тащить её за собой на привязи. А что он себе вообразит о причинах её упорства – это его личное дело.

Сэр Генри прокашлялся и сказал:

– Я, дочка, в этом вопросе лицо заинтересованное и, конечно же, не хочу надолго расставаться с тобой. Но, с другой стороны, стоит ли тебе из-за каких-нибудь пяти-шести недель портить отношения с братом.

Марика покачала головой:

– Портить отношения, это слишком громко сказано, отец. Мы со Стэном часто спорим, иногда даже ссоримся, но затем всегда миримся, и обычно он уступает мне. Стэн не может подолгу сердиться на меня.

– Оно и понятно, – с улыбкой произнесла Алиса. У неё было приятное грудное контральто, вызывавшее восторг и зависть у Марики, которая порой испытывала чувство неполноценности из-за своего звонкого мальчишеского голоса, даром что его называли ангельским. – На тебя просто невозможно сердиться, сестрёнка.

– В худшем случае, – продолжала Марика, – Стэн окончательно утвердится в мысли, что я завела себе любовника... – Она покраснела под игривым и насмешливым взглядом лукавых чёрных глаз Алисы и торопливо докончила: – Но ничего предпринимать он не станет, всего лишь будет огорчён. К тому же, отец, ты упустил из внимания одно обстоятельство. Это для меня наша разлука будет длиться пять или шесть недель, а здесь пройдёт вдвое больше времени. Да и по прибытии в Златовар я не смогу так часто навещать тебя. Там у меня нет своего портала, а постоянно обращаться к знакомым... Нет, это не дело. Я никуда не уеду. Я не оставлю тебя.

На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Тишину нарушало лишь приглушённое бормотание спортивного телекомментатора: любимцы сэра Генри, «рейнджеры» из Глазго, с разгромным счётом обыгрывали аутсайдера лиги; судьба матча была решена ещё в первом тайме. Искоса поглядывая на экран телевизора, сэр Генри достал из портсигара очищенную от смол и никотина сигарету и принялся мять её между пальцами, оттягивая тот момент, когда он в конце концов закурит. Марика знала, что эта вредная привычка – одна из причин поразившего отца недуга, но заставить его отказаться от курения ей никак не удавалось. Ещё она подумала о том, что, возможно, в её родной стране вскоре тоже появится это губительное зелье – когда, вместо западного морского пути в Хиндураш, Иштван и Волчек откроют новый континент, и их матросы привезут оттуда табак, а также одну очень опасную болезнь, пока неведомую в цивилизованной части её мира... А, впрочем, кто знает.

Марика посмотрела на большой глобус в углу кабинета, повёрнутый к ней Восточным полушарием. Географически оба мира были похожи лишь в самых общих чертах, приблизительно в той же мере, в какой похожи Мышкович и Люблян – и тот, и другой портовые города, столицы княжеств, имеют улицы, площади, рынки, дома, гостиницы, лавки, дворцы, зачастую встречаются сходные названия; и Мышковиче, и в Любляне живут люди. Вот и всё. Так что, быть может, никакого нового континента Иштван и Волчек на своём пути не встретят. Правда, сэр Генри уверен, что континент есть: он сомневается, что природа поступила столь нерационально, оставив целое полушарие под водой. Но даже если это так, то остаётся надежда, что в родном мире Марики табак не растёт, а меднокожие люди не страдают той ужасной болезнью. Или вообще нет никаких меднокожих людей...

Сэр Генри наконец закурил и неторопливо произнёс:

– Между прочим, Алиса в последнее время тоже неплохо помогает мне.

– Я лишь умею снимать боль, – скромно возразила Алиса, не преувеличивая своих возможностей. – Но препятствовать развитию болезни я ещё не научилась.

– Научишься, – сказал сэр Генри. – И этому, и многому другому. – Не удержавшись, он вздохнул. – Если бы ты знала, как я тебе завидую, внучка. Воистину, ты родилась под счастливой звездой...

В этот момент правый крайний «рейнджеров» пушечным ударом из угла штрафной забил шестой безответный гол в ворота соперника; зазевавшийся вратарь проводил летевший в «девятку» мяч растерянным взглядом. Сэр Генри ненадолго умолк, чтобы посмотреть повтор, затем одобрительно хмыкнул и вновь заговорил:

– И всё же я тревожусь за тебя, Алиса. Что бы там ни говорила Марика, нельзя исключить, что в нашем мире присутствуют какие-то неведомые силы, которые нивелируют магический дар – быть может, не у его носителя, но в потомстве. Ведь не зря же Коннор МакКой бежал отсюда в другой мир и даже собственным детям не обмолвился ни единым словом о своём происхождении. Думаю, это неспроста. И мать Марики считала так же.

– Тем не менее, – отозвалась Марика, – она, как и я, не обнаружила ни малейших признаков этих враждебных сил. Возможно, они когда-то были, но, сделав своё дело, исчезли без следа.

Сэр Генри покачал головой:

– Отнюдь не без следа, дочка. Один из таких следов во мне – мой мёртвый дар. И я не хочу, чтобы подобная участь постигла Алису или её детей.

Эту тему он затрагивал не впервые, но если раньше такие разговоры носили чисто академический характер – что же всё-таки произошло с колдовским даром клана МакКоев, одной из ветвей которого был род МакАлистеров? – то после появления Алисы, чей дар был живой, полноценный, вопрос приобрёл практический смысл. В течение последних двух лет сэр Генри под тем или иным предлогом приглашал к себе в гости своих кровных родственников по мужской линии, которых только мог отыскать, но ни у кого из них Марика не обнаружила живого дара. Алиса была единственным исключением из правила, она действительно родилась под счастливой звездой.

– Так что же ты предлагаешь? – спросила Марика, догадываясь, что у отца на уме. Они с Алисой уже обсуждали это, но как-то робко, не углубляясь в детали, будто речь шла об очень отдалённой перспективе.

– Я полагаю, Алиса, – сказал сэр Генри с тщательно скрываемой, но не до конца скрытой грустью, – что твоё место не здесь, а в мире Марики, в мире Конноров – среди людей таких же, как ты.

Чёрные глаза Алисы сверкнули искренним негодованием.

– И ты всерьёз думаешь, – произнесла она, – что я брошу тебя, а сама...

– Ну-ну, – мягко перебил её сэр Генри. – Зачем же так категорично? Ты можешь жить в обоих мирах, навещать меня, когда тебе вздумается. Но, в конце концов, я не вечен, а ты, по мере развития своих способностей, всё больше и больше будешь тянуться к себе подобным, и рано ли, поздно ли наступит тот день, когда ты не сможешь помыслить себя вне их сообщества. Поэтому не теряй времени даром: овладевая колдовством, постепенно привыкай к миру Конноров, активнее вживайся в новую среду, пусть Марика научит тебя свободно пользоваться порталами...

– Уже научила, – сказала Алиса. – И даже настроила меня на оба свои портала. Вчера ночью я без малейшей её помощи переместилась в Мышковар, а потом сама вернулась обратно.

– И ещё, – добавила Марика, – мы решили соорудить портал в спальне или кабинете Алисы. Правда, дело это хлопотное и займёт много времени.

Сэр Генри кивнул с одобрением:

– Хорошая мысль. Незаметно исчезнуть в жилых комнатах гораздо легче. Надо сказать, твои частые посещения старинной библиотеки кое-кого озадачивают. В отличие от времён Коннора МакКоя, нынче нет никакой нужды прятать портал в потайной комнате. Странный узор на стене теперь ни у кого не вызовет ассоциаций с дьяволопоклонничеством или чернокнижием. Его сочтут всего лишь причудой эксцентричного жильца – тем более, если речь идёт о такой эксцентричной особе, как наша милая Алиса. Среди всего того творческого беспорядка, который царит в её кабинете, портал останется незаметным.

Марика и Алиса рассмеялись. Глядя на их лучившиеся весельем прелестные юные лица, сэр Генри добродушно улыбался. На телевизионном экране «рейнджеры» с довольным видом похлопывали друг друга по плечу, покидая поле после финального свистка арбитра.

Следующий час Марика, Алиса и сэр Генри провели почти не разговаривая, в той непринуждённой, чисто семейной обстановке, когда каждый занят своим делом и не испытывает ни малейшей неловкости от молчания присутствующих. Такое бывает возможным лишь между очень близкими людьми, которые не нисколько тяготятся обществом друг друга, а наоборот – чувствуют себя свободно, раскованно и уютно.

Сэр Генри дремал в своём кресле, но время от времени раскрывал глаза и украдкой поглядывал то на Марику, то на Алису; при этом на его губах мелькала счастливая улыбка. До недавних пор он был очень одиноким человеком. Его жена умерла почти сорок лет назад, через год после их свадьбы; а во второй раз он так и не женился, ибо на свою радость и на свою беду повстречал женщину из иного мира, в которую влюбился без памяти и целых семнадцать лет жил редкими и короткими встречами с ней. А потом, когда она внезапно исчезла, оставив на полу возле портала наспех нацарапанную записку: «Прощай навсегда. Люблю. Целую», он жил воспоминаниями о своём горьком счастье и мучился неизвестностью.

День ото дня, год за годом сэр Генри часами просиживал в старинной фамильной библиотеке, надеясь на несбыточное, в ожидании чуда – и оно произошло! Однажды вечером, почти шесть лет назад, раздался столь долгожданный скрип ржавых петель, он опрометью бросился к зеркалу-двери, открыл... но увидел не Илону, а её дочь. Их дочь! Он сразу узнал Марику, хотя видел её лишь несколько раз, да и то ребёнком. С того самого дня его жизнь, прежде казавшаяся ему пустой и бесцельной, вновь обрела смысл.

А позже в жизни сэра Генри появилась Алиса – его внучка, пусть и не родная, двоюродная. Сэр Генри никогда не ладил со своей сестрой Элеонорой, а окончательно они рассорились при дележе наследства. Элеонора считала (кстати сказать, совершенно безосновательно), что брат обобрал её, и сумела внушить своему сыну Уильяму глубокую неприязнь к дяде. По счастью, Уильям не обладал столь сильным даром убеждения, и из бесед с ним о родственниках Алиса усвоила лишь то, что где-то на юге Шотландии живёт «мерзкий, скупой старикашка, которого покарал Бог», и рано или поздно его поместье станет собственностью семьи Монтгомери. Однако при первой же встрече с сэром Генри двадцатилетняя Алиса убедилась, что он вовсе не мерзкий и не скупой, а очень милый и душевный человек, и почти сразу привязалась к нему. Несмотря на сопротивление родни со стороны матери, она решила остаться в Шотландии – отчасти из-за дяди, отчасти из-за Марики, которая обнаружила у неё живой дар, – вот так нежданно-негаданно для себя, одинокий и несчастный в личной жизни сэр Генри на склоне лет стал счастливым отцом семейства...

Марика сидела за письменным столом сэра Генри и просматривала только вчера полученные свежие выпуски медицинских журналов. В основном её внимание привлекали статьи по онкологии. Чем больше она узнавала о природе рака, тем успешнее была её борьба с недугом отца. Хотя методы Марики были далеки от традиционных (со стороны это выглядело как пресловутое наложение рук), понимание происходящих в организме процессов позволяло ей более эффективно использовать свои колдовские способности, направлять их в нужное русло. Марика сражалась с болезнью долго и упорно, не раз заходила в тупик и впадала в отчаяние, однако сдаваться не собиралась. В конце концов, ей удалось существенно замедлить развитие болезни, потом – остановить рост опухоли и распространение метастаз, а совсем недавно, каких-нибудь два здешних месяца назад, в этой невидимой войне настал переломный момент, и Марика, образно говоря, от обороны перешла в наступление – медленное, но неумолимое. Она ещё не сообщила о своих последних успехах отцу и Алисе, решив для подстраховки дождаться более ощутимых результатов, чем незначительное уменьшение опухоли. Впрочем, Марика уже предвкушала победу: теперь она стояла на верном пути, знала, что нужно делать, и исцеление отца было лишь вопросом времени – того самого времени, с которым так некстати возникли проблемы.

«Ну, нетушки, Стэн! – мысленно обратилась Марика к брату. – Никуда я с тобой не поеду. Думай обо мне, что хочешь, мне всё равно...»

Алиса, лёжа на диване, читала рукописный фолиант под названием «Хроники царствования Ладомира Великого», который изъяла из кабинета Марики во время своего последнего посещения Мышковара. Тем самым она убивала сразу двух зайцев – изучала историю другого мира, нравы и обычаи живущих в нём людей, а заодно углубляла свои познания в славонском языке. Алиса обладала феноменальной памятью, абсолютным музыкальным слухом и гибким умом, что отчасти компенсировало её врождённую леность и неодолимое стремление к праздному образу жизни. За короткий срок и без чрезмерных усилий, общаясь с одной лишь Марикой, она осилила разговорную речь в объёме, достаточном для повседневных нужд, а её южногаальское произношение было просто безукоризненным, точно у настоящей уроженки Мышковича. Марика по-доброму завидовала успехам кузины, вспоминая, как сама в поте лица изучала основы английского, и даже вынуждена была прибегнуть к столь нежелательному и далеко не безвредному приёму, как самовнушение. Конечно, спору нет, английский язык гораздо сложнее славонского, но тем не менее...

Алиса будто подслушала её мысли. Она отложила «Хроники» в сторону, по-кошачьи зевнула, сверкнув двумя ровными рядами жемчужно-белых зубов, и сказала:

– Однако сложный у вас язык! Все эти падежи, роды, склонения – в них сам чёрт ногу сломает. А словообразование – это же сущий ужас!

Марика улыбнулась и подумала, что на самом деле нет простых и сложных языков, а есть родные и иностранные.

– Я ведь предупреждала тебя, что эта книга тяжело читается, – заметила она. – Слишком витиевато написана.

– Зато интересно. Этот Ладомир, судя по всему, был парень не промах.

Марика передёрнула плечами.

– Ещё бы! Он был самым великим из императоров. Период его правления называют золотым веком Империи.

Алиса перевернулась на спину и подтянула к себе ноги. Полы её халата распахнулись, открыв для обозрения немного узковатые, но всё же красивые бёдра и розовые трусики – она питала пристрастие к этому цвету и всему прочему предпочитала розовое бельё. Кокетливо выдержав паузу, Алиса наконец поправила халат, сжала ногами ладони и, прищурившись, спросила:

– А как ты думаешь, если твой брат станет императором, потомки назовут его Стэниславом Великим?

– Думаю, что нет, – спокойно ответила Марика.

– Но почему?

– Потому что он не станет императором. Королём Гаалосага – очень может быть. Возможно даже, что впоследствии его назовут великим королём. Но императором Стэна не изберут. Он молод, к тому же он слишком влиятельный и могущественный князь.

Алиса шумно выдохнула и закатила глаза.

– Вот этот твой железный аргумент меня просто убивает. Ладно, насчёт молодости я, пожалуй, ещё соглашусь. Но влияние, могущество, популярность... Этого я, право, не понимаю!

Марика промолчала. Она не могла найти нужных слов, чтобы объяснить столь очевидные вещи. Для неё это было само собой разумеющимся, не требующим дополнительной аргументации.

– А тут и понимать нечего, – вдруг отозвался сэр Генри. – Всё дело в политическом устройстве Империи и сложившемся в ней балансе сил. Император должен быть достаточно авторитетным, чтобы обеспечить единство государства, но не слишком влиятельным – ибо в таком случае равновесие между отдельными княжествами и центральной властью нарушится в пользу последней. Большинство князей не заинтересованы в ограничении своей самостоятельности, поэтому они не изберут на престол человека, который, в силу своей влиятельности, представляет потенциальную угрозу их полновластию на местах.

У Алисы был такой вид, словно для неё только что открыли Америку.

– Так вот оно что! – произнесла она. – Теперь понятно.

– Как раз это я имела в виду, – сказала Марика.

– Но не сумела доходчиво сформулировать свою мысль, – заметил сэр Генри, вставая с кресла. – Для тебя это яснее ясного, ты живёшь в том мире и принимаешь существующий порядок вещей, как должное. А Алиса плохо знает историю, чтобы провести параллели с Германией XIII – XIV веков.

Марика торопливо поднялась из-за стола.

– Ты уже уходишь? – спросила она.

– Да, – кивнул он устало. – Меня здорово клонит ко сну.

Марика подошла к нему и поцеловала его в щеку.

– Тогда до встречи, отец.

– До свидания, доченька. Я... – Сэр Генри секунду помедлил, колеблясь. – Я вот что хочу тебе сказать... на всякий случай. Вдруг произойдёт что-то непредвиденное...

– Ничего непредвиденного не произойдёт, – твёрдо заявила Марика. – У нас всё будет по-прежнему. Я приходила и буду приходить.

– Тем не менее, я хочу, чтобы ты выслушала меня, – настаивал сэр Генри. – Я знаю, что в глубине души ты осуждаешь свою мать...

– Я не...

– Не отрицай, Марика. Я вижу это, я чувствую. Поначалу ты осуждала её за то, что она изменяла достойному человеку, которого ты многие годы называла своим отцом. Позже ты стала осуждать её и за то, что якобы она причиняла мне страдания. Но это не так. Не считай меня несчастным и не жалей меня. Я не заслуживаю жалости, равно как твоя мать – осуждения. Мне выпало большое счастье любить самую прекрасную женщину в мире... в обоих мирах. Мне выпало счастье иметь прелестную дочь, о которой любой другой отец может только мечтать. Я вдвойне счастливый человек, Марика, и что бы со мной ни случилось в будущем, я знаю, что жизнь свою прожил не зря.

Он порывисто обнял Марику, затем спешно покинул комнату, на ходу пожелав Алисе доброй ночи. И всё же Марика успела заметить в его глазах слёзы...

Тяжело вздохнув, она подошла к дивану, где расположилась Алиса, и присела на краю. Кузина взяла её за руку. Обе девушки долго молчали. Наконец Алиса сказала:

– Ты правильно поступаешь, сестрёнка. Дядя без тебя сам не свой. Долгая разлука с тобой его доконает. И дело даже не в раке. Ты – единственный смысл его жизни.

Марика снова вздохнула:

– Я знаю это...