Текст книги "Выбор сталкера"

Смычок оглянулся на стоящего в дверях Маргарина. Тот сделал вид, что занят изучением хлама, разбросанного по полу вагончика. Судя по всему, помощи от него ждать не стоило.

Костя снова повернулся к спящему главарю бандитов.

Пнуть его, что ли, в голое пузо? А что, от такого проснется точно!

Однако позади стоял бдительный Маргарин, и потому Смычок, скрепя сердце, воздержался от пинка. Опустившись на корточки, он легонько тряхнул Борю за плечо. К счастью, Снежок тут же закряхтел, заворочался, а потом даже приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть, кто его домогается.

– Вставай! – проорал Костя, стараясь перекричать грохочущую в колонках музыку.

Снежок продолжал лежать, недоуменно взирая на пробудившего его сталкера.

– Да выруби ты эту хрень! – через плечо рявкнул Маргарину Смычок. – Не слышно же ни хрена!

Тот с явной неохотой подошел к огромному усилку и выкрутил регулятор громкости на минимум. В воцарившейся тишине было отчетливо слышно, как скрипит зубами Снежок.

– Вы чо приперлись? – сонно поинтересовался главарь бандитов, собравшись с силами.

Его затрясло, и он заозирался по сторонам, ища, видимо, чего хапнуть.

– Блин, как же тут холодно, твою мать… – недовольно проворчал он. – Какого хрена тут так холодно, Маргарин? И где сраное одеяло? И вообще, какого дьявола вы сюда приперлись среди ночи?! – Боря гневно сверкнул глазами.

– Он вырубил Косого, босс, – услужливо пояснил Маргарин из-за спины сталкера.

– Чо? – Снежок недоуменно посмотрел на Костю. – И на хрена? Чо с тобой не так, дядька?

– Мы с ним схлестнулись пару дней назад, – мрачно произнес Смычок. – Они еще с одним отморозком на моего знакомого наехали.

– Ну так там бы им и врезал, епсель-мопсель! – воскликнул Снежок.

– Я и врезал. И там. И тут.

Боря на несколько секунд замер – видимо, переваривал услышанное, – а потом перекатился на спину и захохотал. Смычок оглянулся на Маргарина: даже тот, не понаслышке знакомый с причудами босса, удивленно хлопал глазами, наблюдая за безудержным весельем Снежка.

– Не, ну это ржака, натурально, – утирая проступившие слезы, пробормотал Боря. – Так вот кто их с Мухой ушатал! Слышал, Маргарин? А мы гадали, чо это за терминатор на наших ребяток обрушился… кто там сказал, что Земля круглая? Гагарин, не? – Еще один нервный смешок.

Внезапно улыбка слетела с его губ, и от былого веселья на худосочном лице не осталось и следа. Глаза, мигом превратившись в две узкие щелочки, впились в Смычка, которые даже немного растерялся от такой резкой смены настроения.

– Я позволил тебе переночевать у нас, – процедил Боря. – Выделил тебе койку, встретил как родного, а ты…

– Снежок, я…

– А ты нападаешь на моих людей. Моих! – проорал главарь бандитов, брызжа слюной. – На моей земле!

Смычок молчал. Он боялся, что если начнет говорить, то всем в вагончике будет места мало. Расправиться со Снежком и свиноподобным Маргарином – раз плюнуть. Но тогда остальные, те, кто снаружи, в момент отправят его к праотцам, стоит только выйти. А ведь в Искитиме его ждет Вера. Она не знает, где папа, но он – все еще ее единственная надежда.

И потому надо быть умней. Прояви терпение, сталкер.

Все было бы куда проще, если бы мертвенно-бледное лицо Гены не всплывало в памяти так часто.

– Убирайся прочь, – процедил Боря. – Забирай свои вещи и проваливай немедленно, пока я не передумал!

– Я это ценю, – сухо отозвался Смычок и, развернувшись, устремился к выходу из вагончика мимо Маргарина, нервно жующего губу.

Слухи, конечно же, расползлись в момент. Едва Костя вошел в спальный вагончик, все взгляды обратились к нему. Демонстративно не обращая внимания на эту концентрированную ненависть, Смычок прошел к Мухиной койке и вытащил вещмешок из наволочки. Замер на миг. Потом еще раз взвесил его в руке.

Гады. По ходу, стырили что-то. Рюкзак явно тяжелей был, он хорошо это помнил – старая привычка.

Сталкер медленно повернулся к сборищу головорезов, окинул взглядом вагончик и сказал:

– Верните что взяли. Прошу по-хорошему.

Тихие гнусные смешки со всех сторон. Ощущение, что оказался в стае шакалов – отвратных, подлых тварей, которые питаются не свежим мясом, добытым в бою, а легкодоступной падалью.

– Да на хер ты нужен, у тебя чо-то брать! – явно ища одобрения среди дружков, хохотнул один, лысый и щербатый.

Братки не подвели – поддержали его нестройным смехом и улюлюканьем.

Смычок молча смотрел на это отвратное сборище. Взгляд его блуждал по толпе до тех пор, пока не остановился на одном бандюке. Исписанный татуировками от пупка до подбородка, он был единственным, кто не смеялся – лишь сидел, хмуро взирая на Костю исподлобья.

Наверняка этот и стибрил, подумал Смычок.

Ублюдок сидел у самого прохода, на верхнем ярусе, облокотившись на спинку.

– Как знаете, – хмуро произнес Костя и, закинув вещмешок за спину, побрел к выходу из вагончика.

Гиены снова стали переглядываться, шутить и хохотать в пудовые кулаки – ни дать ни взять школьная продленка, где собирают всю шушеру с потока.

Проходя мимо татуированного, Смычок внезапно ухватил его за руку и, взметнув ее вверх, обрушил на спинку кровати. Раздался хруст. Татуированный, выпучив глаза, завопил:

– Сука!

Однако Смычок и не думал заканчивать потеху так скоро.

Не выпуская из рук запястье ублюдка, он пнул в коленку метнувшегося к нему отморозка, а потом рывком сбросил свою жертву на пол.

Защелкали складные ножи.

Эти характерные звуки слегка отрезвили сталкера. Оставив стонущего бандита в покое, он попятился к выходу. Очередного храбреца, решившего напасть, Смычок ударил ребром ладони в кадык. Обеими руками схватившись за горло, бандит потерял равновесие и плюхнулся на ближайшую кровать, подмяв под себя товарища, уже сидящего с заточкой наготове.

Однако бандитов в казарме было почти два десятка, а он – один, и потому внезапное появление Маргарина воспринималось как подарок судьбы.

– Чо здесь происходит? – первым делом спросил щекастый, хмуро покосившись на сталкера, а потом обратившись к своим.

– Опять, падла, руки распускает! – возмутился тот самый, лысый и щербатый, тыча пальцем в Костину сторону.

– Мы его положим ща, не мешай, – утерев нос тыльной стороной ладони, сказал верзила с заточкой.

– Э, нет, братва! – Маргарин встал между Смычком и оголтелой толпой. – Снежок ясно дал понять, что он должен уйти на своих двоих.

Разочарованные вздохи, явное недовольство и еще больше ненависти в каждом взгляде.

– Чо за на хер, братан? – снова подал голос щербатый. – Он с нами по-скотски, а мы с ним по-людски, как последние терпилы?

– Это приказ босса, – грустно и чуть виновато улыбнулся Маргарин. – Будь моя воля, я б его давно пристрелил.

– Да чо ж за хрень… – качая головой, пробормотал здоровяк с заточкой.

– Пошел на хер отсюда, Смычок, – повернувшись к сталкеру, процедил щекастый. – И больше не возвращайся. В следующий раз будем сначала стрелять, а потом спрашивать. И плевать, что потом скажет босс.

И Костя съел это. Потому что их было много, а в Искитиме ждала Вера.

* * *

Бродить по Зоне ночью было на самом деле немногим опасней, чем днем. Главная и, пожалуй, единственная реальная причина, по которой сталкеры остерегались ночных переходов, – темнота. То, что днем приметишь издали, ночью порой просто не разглядишь. А если фонарем светить во все стороны, можно, во-первых, привлечь ненужное внимание какой-нибудь твари, а во-вторых, батарею разрядить. Да и не везде в Зоне, честно сказать, даже банальные фонари работают…

Покинув лагерь бандитов, Смычок решил не останавливаться на привал сразу за ближайшим пригорком, опасаясь, что затаившие обиду быки могут его навестить. Он ведь, получается, двоих покалечил, а сам целехонький – где справедливость?

Однако чем дальше Костя уходил от плантации, тем чаще и больше думал о Гене. Ну какого ж черта ты, дуралей этакий, в Зону поперся? Хотел всем доказать, что не хуже отца? Но кому нужны были эти доказательства? Матери, которая вслед за мужем потеряла единственного сына? Сколько сил, времени она на тебя потратила, двадцать лет в тебя душу вкладывала, а ты все мечтал, как папа, разгуливать по Зоне, одной рукой артефакты собирая, а второй от аномалий отмахиваясь…

Смычок остановился, зажмурился. Нет, в таком состоянии идти опасно. Зоне только дай шанс – сожрет с потрохами. Огляделся по сторонам в поисках укромного места, где хотя бы до рассвета спрятаться можно. Приглянулся ему небольшой холмик у подножия раскидистого вяза. Швырнул гайку – вроде бы нет реакции. Уже шагая к вязу, перебирал в голове варианты – не встречал ли прежде в подобной местности скрытую аномалию, которую гайкой не выявить? Не припомнив, с явным облегчением опустился на землю и прислонился спиной к дереву.

«А ведь тут и моя вина немалая, – подумал Костя внезапно. – Не предусмотрел, что Генка в Зону за мной увяжется, не предвидел…»

Или же он совершил ошибку еще раньше?

Ну да, получается. По морде Косого понятно было – стрелял он не в обычного беглеца, а именно в Зайца, узнал, потому и выстрелил. А все отговорки насчет «думал, уйдет» – это так, для Маргарина, для Снежка, но не для Смычка. Не надо было Косте в ту драку вмешиваться…

Но разве мог он иначе? Разве мог пройти мимо двух верзил, вышибающих дух из лежащего на асфальте тщедушного мужичка? Ясно же, что бедолага и так готов им последнюю рубаху отдать, но они все равно бьют – самоутверждаются, гады, продолжают глумиться, теша свое треклятое эго…

Шорох.

Откуда он доносится?

Смычок повернул голову влево, вправо, наконец, уставился в землю.

А потом, оттолкнувшись руками и ногами, метнулся вперед.

Левое бедро обожгло болью, будто от удара хлыстом. Кривясь, Смычок завалился на бок и скатился с холмика в траву. Мигом взвившись на ноги, сталкер попятился, с ужасом глядя, как черные извивающиеся щупальца шустро уползают обратно в землю. Это что такое вообще? Корни дерева ожили, что ли, подумал он, с тревогой глядя на вяз.

После случившегося холмик, разумеется, уже не казался пригодным для отдыха. Замешкайся сталкер, не среагируй вовремя – и вряд ли отделался бы банальным синяком на ноге. Смычок не знал, что происходит с жертвами странных «щупалец», но, судя по тому, что в округе не было ни черепов, ни костей, следов треклятая аномалия не оставляла – съедала, что называется, с потрохами.

Палкой поддев за лямку оставленный у вяза рюкзак, Костя подтянул его к себе. Мимоходом взглянул на часы – двадцать минут шестого. По идее, скоро рассвет, а значит, искать место для привала уже бессмысленно.

Костя медленно побрел вперед, не забывая проверять дорогу гайками.

Хотя, как показывала практика, Зона уже и к ним успела привыкнуть.

* * *

«Браслет» действительно помог Игорю. За одну ночь он превратил его рану в широкий, но уже не столь ужасающий на вид шрам. Самое главное – значительно улучшилось самочувствие. Вечером Офицер едва мог стоять на ногах, а теперь чуть ли Семена не обгонял. Двигать рукой, конечно, было еще больновато, но, с учетом того, что прошла всего одна ночь, результат казался невероятным.

– Уже, считай, на полпути, – отметил Гусь, вынимая из кармана пригоршню гаек. – К вечеру уже в Боровом будем, вот увидишь!

Поднявшийся ветер растрепал ему волосы, заставил сморщиться. Игорь невольно улыбнулся. Теперь, когда рана его практически не тревожила, казалось, им по плечу любые передряги.

Внезапно Гусь вздрогнул, скривился.

– Сема, что с тобой? – обеспокоенно спросил Офицер.

Однако Гусь не ответил. Закатив глаза, он без чувств рухнул на землю.

– Сема! – воскликнул Игорь и бросился к другу.

Он упал на колени, приподнял голову Семена правой рукой, левой обхватил шею, пытаясь нащупать пульс, и с ужасом понял, что сердце Гуся больше не бьется.

– Нет, нет, нет, Сема… – бормотал Игорь, мотая головой из стороны в сторону. – Ты не можешь, не должен так умереть…

Наружный массаж сердца, искусственное дыхание – никакого эффекта.

Игорь, растерянный, стоял на коленях рядом с безжизненно-бледным другом, не зная, что предпринять.

Похоже, всё. Умер.

Но из-за чего?! Что произошло?

Нет ответа.

Или?

Внезапно Игорь разглядел тонкую серебряную нить, дерзко торчащую из-под семеновского воротника. Неожиданная догадка осенила Логвинова, и он в страхе отшатнулся, попятился назад, как был, на коленях, лишь бы не прикасаться к треклятой «паутинке», угробившей его друга.

Ведь это она, да?

Только кто теперь проверить решится? Коснешься ее, хоть едва-едва – и рядом лежать будешь, разрыв сердца обеспечен. Самая паскудная ловушка Зоны, ей-богу. Носит строптивый ветер лохмотья паутины, сплетенной неизвестным пауком, швыряет их куда попало и зловеще свистит, когда липкая мерзость случайно цепляется к новой жертве.

Более нелепую смерть и придумать сложно.

Игорь коснулся правого запястья. Подаренный Гусем «браслет» грел пораженную руку. Интересно, а переборола бы его лечебная сила губительное воздействие «паутинки»? Или даже чудесный артефакт бессилен был против этой подлой заразы?

А ты попробуй, со злостью подумал Игорь, глядя на «паутинку». Возьми ее в правую руку – чтобы, значит, к браслету поближе – и сожми в кулаке. Или страшно? Ну страшно же, признай. Не хочется умирать, ох как не хочется…

Тогда вставай и иди. Полпути уже практически пройдено. Отступать – поздно. А друг… Он знал, на что шел. Все мы знаем, когда в Зону отправляемся.

Но нельзя же его бросить вот так, прямо посреди дороги, на радость Зоне?

Игорь, закусив нижнюю губу, огляделся по сторонам. Приметил лежащую неподалеку палку, протянул было руку, однако тут же отдернул – показалось, что и на находке что-то вроде «паутинки» сереет. Подполз ближе, наклонился, прищурился… да нет, действительно померещилось: ни «паутинки», ни «мочала», ни иной ерунды.

Палкой Игорь аккуратно поддел убившую друга мерзость и осторожно вытянул ее наружу. Руки его тряслись от волнения – а ну как ветер поднимется и швырнет треклятую «паутинку» прямо ему в лицо? Вот смеху-то будет! Однако Бог миловал. Выпустив палку с серебристой дрянью из рук, Офицер ухватил друга за грудки и медленно оттянул в сторону. Лишь оказавшись метрах в трех от «паутинки», Офицер решился перевести дух.

Разумеется, о том, чтобы вытащить Семена из Зоны и похоронить по-человечески, нечего было и думать. Оставить на время здесь и подобрать на обратном пути? Тоже не вариант. Тем более никто не знает, сколько времени он проведет в Боровом, да и вернется ли из поселка вовсе. Так что хоронить надо где-то поблизости.

А может, в школу тебя, подумал Игорь, уставившись на полуразрушенное здание, которое серело неподалеку от места трагедии. Всяко лучше, чем оставлять под открытым небом или тащить в одну из маяковских «новостроек», куда, говорят, если войдешь, назад уже не воротишься.

В общем, решено. Устроим тебе, Семен, последний приют в заброшенной школе.

Взвалив обмякшее тело на плечо, Логвинов побрел к угрюмой постройке, благо находилась она совсем недалеко. Правда, периодически приходилось опускать мертвеца на землю, чтобы не мешал проверить дорогу, но иного выхода не было – лучше потерять лишние полчаса, чем жизнь.

Наконец, они приблизились к школе вплотную. Игорь облизал пересохшие губы, покосился на флягу – промочить горло или повременить? Пожалуй, сначала надо покончить с делами.

Прислонив труп Семена к стене, Офицер с опаской заглянул внутрь. Ходили слухи, что не то здесь, не то в местном медпункте водилась стая странных тварей, с виду напоминающих речных гидр. Ползали эти твари по стенам да потолку и весьма агрессивно реагировали на громкие звуки, издаваемые чужаками, – иными словами, тут же нападали всем скопом, попутно меняя цвет с белого на красный. Сталкеры между собой звали их «демонами» и обходили стороной, едва приметив: уж больно не хотелось получить химический ожог от яда, которым эти гидры щедро «угощали» всех гостей без разбора.

По счастью, ничего подобного Офицер не увидел. Дабы убедиться окончательно, он сложил руки рупором и проорал:

– Эй! Есть кто дома?

И с явным облегчением убедился, что на голос никто бежать не спешит.

Тело друга Игорь в итоге спрятал под лестницей. Уложив на пол, огляделся по сторонам – везде валялись кирпичи и куски бетонных плит, из которых прежде были сложены стены и перекрытия.

Для полевой могилы – самое то.

Засучив рукава, Офицер взялся за дело. Он не засекал время, но, по ощущениям, прошла целая вечность, прежде чем мертвец был погребен под камнями. Игорь ненадолго задумался, стоит ли делать что-то вроде надгробия, однако быстро отказался от этой затеи: чем меньше внимания привлекает могила, тем лучше. Иные недотепы решат еще, что перед ними схрон, разберут да обшарят. Логвинов невольно поежился, представив, как сталкеры ворошат пожелтевшие кости друга, надеясь отыскать среди них хоть что-нибудь ценное.

Жаль, что от этого не застрахуешься, но такова реальность: раз сторожить могилку некому, любой может осквернить…

Поднявшись на ноги, Игорь отряхнул колени и, окинув гору камней тоскливым взглядом, сказал подрагивающим от волнения голосом:

– Прощай, старый друг. Спасибо за все, что ты для меня сделал.

Умолк на пару мгновений, а потом хрипло добавил:

– Я обязательно спасу Серегу.

И, развернувшись, побрел к выходу из школы.

* * *

Схоронившийся за густым кустарником Смычок, затаив дыхание, наблюдал за Косым, который вальяжно разгуливал по поляне с автоматом в руках. Двое бандитов курили чуть поодаль, с ленцой оглядываясь по сторонам.

Наверное, Косте все-таки стоило свалить куда подальше, а не ошиваться в окрестностях плантации, размышляя, как бы ему добраться до убившего Генку мерзавца. Наверное, это было бы правильней, но сталкер снова не смог себя пересилить. Он непременно должен был отомстить за смерть племянника, иначе совесть снедала бы его до самой смерти.

– Ну где же ты, Смычок? – воскликнул Косой, чавкая жвачкой. – Я же знаю, что ты рядом! Я тебя, мразь такая, сразу узнал, едва увидел. И второго урода, твоего корефана, тоже узнал!

Смычок так крепко сжал рукоять пистолета, что костяшки побелели.

Выходит, он не ошибся насчет Косого – Гену он пристрелил умышленно, с удовольствием. Косте безумно хотелось разрядить всю обойму в голову ублюдка, однако он старательно сдерживал гнев. Да, безусловно, самого убийцу Смычок прикончит, но что делать с остальными двумя? Нет, одному против троих ему явно не сдюжить.

– Чо ты кипятишься, Косой? – спросил один из бандитов. – Дался тебе этот сталкер. Чо теперь, по всей Зоне за ним слоняться?

– Надо гада кончать, Башмак, – уверенно заявил убийца. – Иначе бед потом не оберешься.

– Да каких бед, о чем ты вообще? – разозлился третий бандит. Его лицо тоже казалось Смычку знакомым: наверное, он был одним из тех, с кем Костя схватился в казарме. – Снежок ясно дал понять: еще раз на пороге появится – валить сталкераста на хрен.

Костя хмыкнул про себя. Вот, значит, как ты со мной, нарколыга треклятый? Валить сталкераста? Что ж ты делать будешь, когда мы за Периметром встретимся? Поздороваешься небось, как ни в чем не бывало?

– Вот я так и собираюсь, Шуруп, – осклабился Косой. – На поражение. Только нос пусть наружу высунет!

И, направив ствол автомата вверх, он выпустил очередь в предрассветное небо Зоны.

Башмак от неожиданности даже сигарету выронил.

– Ты чо творишь, придурок? – выругался он, наклоняясь за бычком. – Мы ж посреди Зоны, а не в тире!

– Ты чо, боишься, что кто-то услышит? – хохотнул Косой. – Харе трусить, ребзя! Мы тут одни! Только мы… и Смычок!

– Пошел ты на хер, короче, – не на шутку разозлился Башмак. – Сам ищи своего Смычка, если он тебе так нужен. Ты как, Шуруп?

– Да погнали, чо торчать-то тут попусту? – пожал плечами бандит. – Я как бы Зону не особо люблю. На плантации хоть знаешь чо где. А в дебри за притырошными сталкерастами лучше не соваться, это Башмак верно базарит!

– Вы чо, предатели? – изумился Косой. – Чо я, один тут должен его разыскивать?

– Хочешь – пошли вместе, – пожал плечами Башмак. – Но я тут больше не останусь. Мало ли и впрямь какая-нибудь зараза объявится.

– Ну и хер с вами обоими. Валите, – махнул рукой Косой. – Давайте-давайте. Я сам его кончу, башку отрежу и вам притащу, покажу.

– Совсем у тебя крыша от «дури» поехала, – покрутил пальцем у виска Башмак. – Погнали, Саня.

Шуруп оглянулся на Косого и, качая головой, вслед за Башмаком покинул поляну.

– Твари, блин… – проворчал убийца Генки.

В душе Смычок ликовал: неужели волей судьбы ему доведется остаться с Косым тет-а-тет? Бандиты действительно вскоре скрылись из вида, и казалось, ничто уже не может помешать Косте расправиться с убийцей…

Но он не спешил жать на спусковой крючок.

Ему не жаль было тварь, которая размахивала автоматом из стороны в сторону и корчила гримасы одна страшней другой. Строго говоря, тварь куда больше заслуживала смерти, чем жизни, и это признал бы любой адекватный человек, если бы ему зачитали послужной список твари.

Но пристрелить ее так подло и гадко, со спины – разве не так бы поступила сама тварь? И, если он сейчас нажмет на спусковой крючок, чем он лучше?

– Ну же, покажись, сволочь! – проорал бандит. – Или трусишь? Мы один на один, как видишь, так что все по чесноку!

Он прошел через поляну к огромному валуну, что лежал возле старого клена, и, плюхнувшись на него пятой точкой, презрительно бросил:

– Я-то думал, ты мужик.

Тут уж Смычок не выдержал. Ему и самому тошно было отлеживаться за кустом, пока убийца его племянника павой разгуливал по поляне. Последней фразой Косой окончательно избавил сталкера от сомнений. Бояться надо неизведанного, аномалий и артефактов, а не человека, такого же, как ты сам, из плоти и крови.

Однако не успел Костя подняться на ноги, как бандит заверещал, словно поросенок под ножом мясника. Не понимая, что происходит, Смычок выскочил на поляну, держа наготове пистолет.

Увиденное заставило сталкера остолбенеть.

Валун, на который уселся Косой, споро засасывал бандита в себя. Выглядело это не сколько жутко, сколько странно, необычно: ублюдок просто медленно погружался в совершенно обыкновенную серую глыбу.

Завидев Смычка, Косой на какое-то время потерял дар речи, а потом, спохватившись, наставил автомат на сталкера и потянулся к планке предохранителя.

Выстрел!

Еще один.

И еще, еще…

После четвертого Костя все-таки заставил себя опустить пистолет. Один в голову, еще три в грудь. Он убил Косого первой же пулей, другие выстрелы лишь сотрясали уже безжизненный труп. С запрокинутой башкой, перепачканный собственной кровью, бандит медленно, но верно исчезал в чреве прожорливого валуна.

Наверное, это и к лучшему. Если дружки Косого решат за ним вернуться, труп с четырьмя пулевыми наверняка вызовет у них куда больше вопросов, чем полное отсутствие оного.

Закусив нижнюю губу от злости, Смычок подошел к трупу и смачно плюнул мертвецу в лицо.

Гори в аду, сукин сын.

– За Гену, – процедил сталкер.

Теперь можно было продолжать путь.

* * *

В Боровой Офицер решил идти напрямик, в обход Бердского кладбища: надгробья, памятники и кресты всегда будили в нем нехорошие мысли, связанные с фильмами о зомби, апокалипсисе и прочей подобной муре. Умом вроде понимаешь, что все, кто могли ожить, уже давно ожили и вернулись в родной дом – за сорок-то с лишним лет! – но в глубине души все равно ждешь от «порченой земли» любых сюрпризов.

Офицер хорошо помнил историю, которую ему однажды поведал выпивший сосед по лестничной клетке, когда Игорь возвращался домой после своего третьего набега в Зону.

– Оттуда? – спросил мужик напрямик.

Логвинов вздрогнул и, повернув голову, смерил соседа оценивающим взглядом.

– Да не боись, Игорек, – махнул рукой мужик. – Я к этому делу без всякого. Каждый вертится, как может. Будь у меня духу побольше, я бы и сам… а, что теперь! – Он шумно затянулся.

Офицер, не сводя с него взгляд, достал из кармана ключи.

– Ты это… не знаешь ведь, что у меня отец там… того… как раз во время Посещения? – перейдя на заговорщицкий шепот, сбивчиво заговорил сосед. – Прикидываешь? Он в школе работал учителем, а жили мы… да тут и жили, в общем. А он чой-то там, где Маяк, преподавал, географию, стало быть… Ну, в общем, и в тот день, как назло, было у него два урока около полудня!

Игорь молча слушал, сжимая в кулаке брелок с ключами.

– Ну мне всего-то было шесть. А в школу, стало быть, только на тот год, – продолжал вещать мужик. – И я, конечно, еще толком не знал, что это за география-хренография такая, но от матери знал, что отец ее преподает. Вот, а в тот день, собственно, все это и случилось. Я, конечно, ничего не понял. Только мать, бледная, царство небесное. – Сосед наспех перекрестился. – И вся в слезах. Я ей корвалол едва успевал наливать, сердце сбоило – жуть! Я ж вообще ничего не понимал, спрашивал только, где папа, а она как про него услышит, так еще больше реветь… Знал бы почему, сам бы заныл с ней в голос!

Он ненадолго замолчал, и Логвинов не торопил его, понимая, до чего тяжело мужику вспоминать о былой трагедии.

– Она мне и созналась-то лишь через несколько дней, когда сама немного отошла. Прежде говорила, что отец уехал, а потом все ж сказала, что погиб из-за какой-то неведомой хренотени – тогда ж и неясно было, что это инопланетная мразота к нам пожаловала, после только обнародовали эту теории… по крайне мере, до простых людей позже она дошла гораздо. А мы из простых и были.

Мужик шмыгнул носом, снова затянулся.

– Ну так вот, – продолжил, выпустив струйку дыма вбок. – А буквально через две недели, стало быть, к нам отец пожаловал.

– В смысле – «муляж»? – вырвалось у Офицера.

– У меня, Игорек, его так назвать язык не поворачивается, – скривился сосед. – Это ж все-таки был отец… и уже не отец вроде бы. Ну оно и понятно ж, наверное, сложно ожидать, что после смерти папа придет таким же… ну, каким был до! А он, в общем, и не был…

Сосед взял небольшую паузу, докурил и, затушив сигарету, сказал:

– Мне страшно было, мать сначала обрадовалась, потом расстроилась еще больше, чем раньше… в общем, в итоге сдали мы его санитарам, они с неохотой, но забрали.

– А потом?

– А потом не знаю. Больше мы его не видели. Это я к чему, Игорек, все рассказал? Лучше тому, что там находится, там и оставаться, – наставительно изрек мужик. – Чужое оно для нас. Даже то, что своим было когда-то, на том теперь клеймо пришельцев вонючих стоит. На всем на том. Такие вот, брат, пироги.

С этими словами сосед ушел в квартиру, а Игорь, проводив его задумчивым взглядом, вставил ключ в замок.

Казалось бы, ничего особенного в этой истории не было. Да только теперь в памяти всплывали именно эти слова – про то, что было нашим, а теперь пришельцами помечено и потому «лучше б ему там, в Зоне, и оставаться». Дурацкие сомнения, пустячные, но все-таки присутствовали. Что, если с Серегой уже что-то случилось? Ради чего тогда умер Гусь, ради чего Логвинов вообще потащился в Зону и друга обрек на погибель? Что, если Зона вслед за Семеном отберет у него и брата? Что тогда останется ему? Спиваться в «Радианте», собирая мелочовку в окрестностях Лебедевки, чтобы хватило на самое дешевое парфюмерское пойло? Или же навсегда покинуть Искитим, возможно, вернуться к отцу… да вот только ждет ли он сына, а сам сын жаждет ли в действительности снова быть с ним?

Игорь поморщился. Хватит врать самому себе, лейтенант Логвинов. Отец у тебя – тот еще фрукт, чего уж там. Не зря ведь сначала ты от него сбежал, а потом и брат предпочел в замшелый городок близ Зоны переехать, лишь бы с папой рядом не оставаться. Имелись на то причины.

Это была лирика, такая неуместная в рассаднике смерти и в то же время позволяющая не сойти с ума от гнетущего ощущения тревоги, от паранойи, которая заставляет вертеть головой из стороны в сторону, ведь беда может обрушиться откуда угодно. Невольно сам с собой заговоришь, лишь бы пробить эту невыносимо тоскливую стену тишины.

Очередную гайку прибило к земле и сплющило. Так, там у нас «комариная плешь», туда не пойдем. А это чем еще ветер играет в вышине? Не «паутинкой» ли? Логвинов невольно поежился. Искаженное приступом лицо Семена по-прежнему стояло перед глазами. Он до сих пор не мог поверить, что старый друг и сослуживец навсегда ушел в иной мир.

К счастью или к сожалению, за пределами Зоны Гуся никто не ждал. Бывшая жена уже давно, практически сразу после болезненного разрыва, перебралась в Новосибирск, где, по слухам, сошлась с неким преуспевающим бизнесменом – куда более перспективным, чем пропахший потом, водкой и пылью дорог бродяга, который даже в полиции надолго не закрепился.

Все они, те, у кого в графе «место работы» смело можно указывать «Зона», были обречены с того самого дня, когда впервые ступили на «порченую землю».