Текст книги "Техподдержка"

Машина встала в полный рост. Чуть повела башней вправо-влево, словно плечи размяла – это Ломакин нарочно усиливал эффект, готовил публику к тому, что сейчас будет, – и мощным пинком выбила торец ящика. Бабах! Вынесла его к чертям, только доски полетели. Толпа взвыла от восторга. А шагоход, сдержанно лязгая, негромко жужжа и выразительно пыхтя, спустился с танковоза. Машина двигалась на аккумуляторах, чтобы никакого дизельного «тыр-тыр-тыр», – только чистый звук работы гидравлики и сервоприводов. В департаменте это называли «наше фирменное звучание, от которого у клиента раскрываются чакры и кошелек». У Буки пока что рот приоткрылся – ну, тоже неплохо.

Все-таки, сколько ни смотри на боевую технику в записи, по-настоящему она впечатляет лишь при непосредственном контакте. Но тогда уж пробирает до глубины души. Главное – сделать так, чтобы машина выглядела живой, превратилась в железного зверя, самостоятельного, но послушного воле хозяина. И клиент – влюбится.

«Избушка» подошла к заказчику и учтиво поклонилась. Свита Директора разразилась аплодисментами. Сам Бука с явной неохотой поднял ладонь, призывая к порядку. Трудно быть взрослым, когда хочется прыгать и кричать от радости.

Машина присела, из башни вылез Ломакин и мигом сбежал вниз по десантным скобам на стальной ноге, будто не замечая этих ступенек, – тоже часть спектакля, продуманная заранее. Всё должно выглядеть естественно, красиво, легко.

– Мы с вами не встречались раньше? – спросил Бука пилота.

– Вы тогда служили в другой армии, – ответил Ломакин.

– Вы тоже! – сказал Бука и захохотал.

Да чего он ржет всё время, надоел уже, подумал Леха.

– О’кей, что я должен знать про эту штуку?

Ломакин оглянулся на «Бэджеры», ощетинившиеся стволами в разные стороны.

– Она в одиночку уничтожит всё, что тут есть, и попросит еще.

Леха чуть не подавился. Кто полчаса назад говорил: «Это не война, а порнография»?! Алло, товарищ пилот!

– Если взять ту группу, что стоит у вас под навесами, она и с ней справится, – добавил Ломакин, вгоняя Леху в окончательный ступор. – Не убьет, но совершенно испортит, заставит остановиться. Ей как раз хватит боекомплекта на это. А ракетами она посбивает беспилотники. Если их успеют поднять, конечно.

– Хорошая вещь… – протянул Бука, что-то считая в уме.

– Единственная в мире, второй такой нет, – сказал Ломакин с затаенной тоской в голосе.

– Почему ее не пустили в серию?

Ломакин толкнул Леху.

– Давайте спросим эксперта. Это они решают, а я просто солдат.

– Оверкилл. И быстрый расход боекомплекта. Думаю, вы узнали башню, это «Тунгуска»… Эс-эй-найнтин «Гризон», – поправился Леха, но Бука уже кивнул. – Зенитка не предназначена для длительного боя с наземной техникой. И башня слишком тяжелая, она ограничивает подвижность шасси, в ней много лишнего оборудования…

– Лишнего для машины, которая работает в группе, – окончил фразу за него Бука. – Для одиночки – совсем нет… Слушайте, почему я хвалю эту штуку? Ха-ха! Теперь давайте, хвалите вы.

Он снова буравил своими острыми глазками, но теперь во взгляде было уважение. И понимание. Да, пожалуй, ты настоящий полковник, подумал Леха.

За следующие десять минут Бука, которого маркетолог хотел влюбить в машину, совершенно влюбил маркетолога в себя. Настоящий полковник задавал настолько точные и дельные вопросы, что Леха вспотел, но ни разу не сбился. Он всегда знал, как ответить, – Бука не спрашивал ерунды, способной поставить в тупик. Буку интересовало боевое применение в конкретных обстоятельствах, маневренность в конкретных условиях, живучесть при конкретных повреждениях. Единственное, чего он не сделал, – не полез сам на башню, зато Леху туда сгонял дважды. И инструкцию от машины прибрал к рукам.

Слово «Избушка», слетевшее у Лехи случайно с языка, растолковал заказчику Вася.

– Если вы такие ужасы детям рассказываете – понятно, отчего вас все боятся, – похвалил россиян Бука. – Iz-bush-ka! – со вкусом произнес он по слогам. – Хорошо звучит. Я знаю: это злой дух из буша! Думаю, если мы договоримся, я сотру с его морды добренький смайлик и прикажу написать там вашу русскую руну на удачу!

Отдельно клиента порадовал сокращенный до предела курс начального обучения механика-водителя. И в старой доброй «Тунгуске», и в шасси БШМ управление было настолько упрощено, оптимизировано и автоматизировано, что, как говорится у русских, – «сел и поехал». Дальше, конечно, начинались сложности. Обслуживание башни требовало изрядной сноровки; например, извлечь пустые короба от снарядов было едва ли не труднее, чем запихнуть их на место, а без специальной транспортно-заряжающей машины этот процесс становился и вовсе силовой акробатикой. Экспериментальная ходовая часть смотрелась круче и крепче, чем на серийных БШМ, ее проектировали с большим запасом прочности, но потом два раза переделали всю снизу доверху, и не сказать, чтобы это пошло ей на пользу. Теперь даже многоопытный Ломакин не брался гадать, сколько осталось до отказа, и как тот будет выглядеть: просто заклинит или вообще нога отвалится. Самой беспроблемной деталью казался силовой агрегат, обычный армейский гибридный движок, но и тот за свою жизнь много поездил, да и не жалели его.

Тем не менее, чтобы спокойно выпустить механика-водителя на полигон для тренировок, хватало одного дня на компьютерном симуляторе и пары часов в кабине. Очень помогали виртуальные очки. Опытные пилоты водят БШМ «по мониторам» – говорят, так лучше, когда обстановка сложная, и тебя атакуют с разных сторон. Многое схватываешь боковым зрением, расфокусированным взглядом. Зато молодой боец надевает очки – и сразу очень неплохо едет.

– У нас так Алексей научился, – брякнул Ломакин. – Поиграл день на компьютере, и уже всё умеет.

– Отлично, вот пусть Алексей и покажет, – сказал Бука.

У Лехи, который уже вполне освоился с ролью «продающего» – только очень хотелось поскорее в душ, а потом холодного джин-тоника, – опять засосало под ложечкой.

– Джентльмены, прошу всех на трибуну! – Вася захлопал в ладоши.

Бука кивнул Лехе и ушел. За ним потянулась свита.

– Да ё-моё… – пробормотал Леха, беспомощно озираясь.

– Расслабься, она сама всё сделает, – сказал Ломакин.

– Олег Иванович! Ну зачем вы… Я же не стрелял ни разу!

– Ерунда. Главное – шлемофон надень, а то оглохнешь. Руководителя стрельб я вывел на первый канал, позывной «Тауэр», английский у него внятный, ты поймешь. Твой позывной, только не смейся, «Избушка». Я на втором канале, если что. Движок не заводи, он дымит, это некрасиво. Аккумуляторы забиты под пробку, хватит километров на десять бегом. Цели здесь стандартные, пять наземных, две воздушных, когда машина их увидит, твое дело – ей разрешить. И… Ты молодец, парень. Всё хорошо. Представь, что опять играешь на компьютере. Слушай руководителя, он тебя заведет на полигон, а когда отстреляешься, выведет обратно к трибуне. Только не выпендривайся на радостях. Не вздумай прыгать или танцевать. «Избушке» это трудно.

– Вот только мне танцев не хватало! – сказал Леха от всей души.

– Не психуй, тут ребенок справится.

– Я – не ребенок! Я отвечаю за показ!

– И провел его отлично. Садись в машину, закончи дело, и поедем домой.

– Забыл позвонить консулу… – пробормотал Леха, засовывая планшет за пояс.

– Я ему позвоню. С богом, товарищ пилот.

– Тьфу!

Леха ухватился за скобу на ноге шагохода и в третий раз за последние четверть часа полез наверх.

– Зато тебя про антенну не спросили, – съязвил Ломакин ему вслед.

* * *

В кабине было жарковато, но терпимо. Пахло нагретой пластмассой и дезодорантом. Леха надел очки, врубил обзорный радар – над башней весело закрутилась антенна, бесполезная, зато красивая, – и повел «Избушку» к краю танкодрома. Попутно он успел ослабить узел галстука, набросить на себя ремни безопасности, вызвать руководителя стрельб и запустить БИУС на анализ обстановки. Машина шагала, едва заметно покачиваясь, гудела механизмами и дружелюбно попискивала, обсчитывая данные целей, – блям-блям-блям-блям! Это свои. Только что-то их много… Правильно, сколько тут «Бэджеров», штук семь-восемь… Так, а где шлемофон? Наверное, там, где его оставил Ломакин. Ну?..

БИУС всё блямкала и блямкала. Машина сейчас могла засечь воздушные цели в радиусе до полусотни километров, а наземные – как получится, тут многое зависело от размера и скорости.

С воздушными целями было вяло: далеко впереди болтался чей-то очень маленький дрон, предварительно опознанный как разведчик-корректировщик неясной принадлежности. От наземных уже болели глаза: Леха просто не успевал их считать. Все зеленые – значит, свои. БМП по бокам и сзади – это понятно. А зачем «наши» пасутся в буше за танкодромом, да еще в таком изрядном количестве? Прикрывают визит Директора? Впереди за рекой Селеби-Пхикве, маленькая республика, которой Бука отменно насолил, шантажируя ее пролетарской революцией. Выставить заслон – разумно. Но технику безопасности никто не отменял, пусть даже это Африка, где за Премией Дарвина гоняются все, кому не лень. Я ведь буду стрелять в ту сторону!

А меня это должно беспокоить? Они там наверняка окопались. Ну, как-то укрылись точно. Наверное. Может быть.

Леха заерзал в кресле. Насчет огневой мощи «Тунгуски» у него не было никаких иллюзий. Когда это чудо русской оружейной мысли стреляет, из казенников пушек вырываются снопы пламени, а самоходка весом тридцать четыре тонны заметно откатывается назад. «Избушка» намного легче, и чтобы не опрокинуться, компенсирует отдачу заранее, подавая корпус в сторону залпа и пружиня ногами. Стрелять с отключенной ходовой частью запрещено даже в положении «сидя». Машина просто упадет на спину.

«Тунгуска» настолько сурова, что может насмерть прибить человека отлетевшими гильзами.

Вес одного снаряда – почти четыреста граммов. Стандартная очередь длиной в полсекунды выплюнет из четырех стволов пуд железа. Попасть под такой огненный дождь совсем не весело даже для тех, кто в танке.

До первого огневого рубежа оставалось совсем немного, когда Леха решил: глупо будет случайно задеть кого-то, пусть этот «кто-то» и совершенно тебе незнакомый африканский «Леопард». Танков в буше пряталось целых два. И вряд ли они застрахованы.

– «Избушка» – к «Тауэр». Вы уверены, что силы прикрытия не на линии огня?

– Я «Тауэр». Абсолютно. Все позади вас.

– Но кто тогда впереди?

Леха даже придержал машину – так долго руководитель стрельб осмысливал новую информацию.

– Но… кто впереди? – раздалось наконец.

Ну да, Африка, как она есть. Ничего удивительного. Тут по ошибке занимали не те города, а потом не знали, что с ними делать. Здесь пропадали, заблудившись в трех соснах, и вымирали от бескормицы, дизентерии и безнадеги целые батальоны… Этот хотя бы не оголодает, река близко, крокодилов настреляет.

– Наблюдаю до двадцати единиц техники в буше за границей танкодрома. Все цели зеленые. И одна воздушная, квадрокоптер. Как слышите меня?

Молчание.

Все-таки, где шлемофон? Ага, ну конечно, Ломакин его очень удобно повесил, это я, балбес, не туда смотрю…

– Алексей, что за фигня?!

А вот и Ломакин на втором канале, легок на помине. Значит, подслушивал. Какой он все-таки молодец, хотя и засунул меня в эту железную коробку.

– Да ерунда, там впереди наше прикрытие, я боюсь его зацепить, а «Тауэр» чего-то тупит.

– Ты пожестче с ним. Я попробую тут узнать.

– «Тауэр», не спите, у вас есть РЛС! – сказал Леха строго, вспомнив, что он вообще-то личный гость Директора Буки, а здешним раздолбаям с завтрашнего дня заниматься тем, к чему они предназначены от рождения, – перекапывать танкодром вручную.

– Не активна. Ждите, проверяем.

– Мне остановиться?

– Выходите на рубеж и ждите.

– Понял.

Рулить «Избушкой» было одно удовольствие – Леха едва прикасался к джойстикам, а послушная машина, казалось, угадывала его желания. Самое трудное – думать, куда смотришь, и не запутаться в режимах, когда активировано управление огнем с виртуальных очков. Башня вращается очень резко, и если пушки «ходят за взглядом», а ты об этом забыл и случайно крутанулся против своей воли раз-другой-третий, морская болезнь гарантирована. Значит, один палец всегда на клавише переключения режимов. Нажал вниз – управляешь глазами; нажал вверх – щадящий вариант, когда прицел «ходит за головой»; отпустил – стоп, замерла башня.

– «Избушка», я «Лом», – позвал Ломакин так деловито, что Леха почуял: дело пахнет жареным. – Красная кнопка. Как слышишь? Красная кнопка немедленно! Под мою ответственность. И надень шлемофон, чтоб тебя!..

Леха так и застыл с рукой, протянутой к шлемофону. Всё у него внутри протестовало. Он уже внутренне приготовился к команде сдать назад, отступать, валить отсюда подальше, спасая вверенное ему имущество «Рособоронтеха». Но красная кнопка…

Мы сюда не за этим приехали. Мы гражданские специалисты с другого континента. У нас там вообще зима! В Москве выходной день после большого праздника, выпал первый снег, и все бухие.

Нас не касаются ваши африканские разборки. Наше дело – продажи. Make money, not war.

А я здесь вообще случайно!

– УГРОЗА СПЕРЕДИ, – сказала машина.

Голос у нее был женский, но чертовски убедительный.

Бах! Бах!

Два «Леопарда» показались из буша, выстрелив почти одновременно. Леха переключился на круговой обзор. Ему казалось, он шевелит пальцами медленно, слишком медленно. А соображает еще медленнее.

Позади, справа и слева, вспыхнули два «Бэджера».

А прямо по фронту разворачивалась в боевой порядок и уже лупила из всех стволов бронетехника. Леха ее слышал. Бац! Бац! Бац! А еще он кожей чувствовал, как мимо башни проносится раскаленный металл. Пока мимо.

За спиной у Лехи этот металл корежил БМП охраны, как консервные банки, разносил оптику на боевых модулях, рвал в клочья покрышки. Загорелся и лег на бок третий «Бэджер». «Леопарды» жахнули снова и с изумительной точностью подбили еще две машины – те даже не успели тронуться с места.

Вот тебе и железный капут.

Позади тарахтела зенитка; плюясь огнем, выкатилась перед трибуной, заслонив ее собой, бесстрашно подставив борт, ай да молодчина…

С трибуны кубарем сыпались люди, теряя фуражки и обрывая аксельбанты.

Контрольная вышка полигона – позывной «Тауэр», – вдруг разлетелась вдребезги.

БИУС что-то настойчиво твердила голосом классной дамы, но Леха ее не слышал. Он смотрел, как завороженный, в сторону трибуны, пытаясь разглядеть среди мечущихся в дыму и пыли людей знакомые силуэты.

Увидел.

Кто-то волоком утащил за горящую БМП тело в пилотском комбинезоне. Собственно, Леха зацепил взглядом только ноги. Одна штанина была в крови.

Два оставшихся на ходу пушечных «Бэджера», огрызаясь, сдавали задом, отползая к КПП. Под их прикрытием сквозь ворота ломился бегом народ. Директорский лимузин сначала ткнулся носом в толпу, потом вспомнил, что он тоже как бы броневик, легко повалил сетчатый забор и скрылся.

Отчаянно смелая зенитка, не переставая стрелять, отъехала от трибуны – все уже удрали, эвакуация закончена, – и почти сразу поймала тяжелый снаряд в боевой модуль, а следом пару очередей в бок. Леха охнул. Это было как убийство живого существа. Отважного, верного, преданного. Да, преданного во всех смыслах… Зенитка прокатилась по инерции несколько метров и, окутавшись черным дымом, замерла. Умерла.

Противник быстро приближался, не имея, судя по всему, существенных потерь. «Бэджеры» охраны ползли задом к боксам, накрытые случайно образовавшейся дымовой завесой, и наверное, только поэтому всё еще были целы.

Впрочем, с начала перестрелки минуло чуть больше минуты.

В иных обстоятельствах эксперт Филимонов, со свойственной ему дотошностью, мог бы задуматься: почему зенитку не трогали, пока она заслоняла трибуну; отчего трибуну не превратили в крошево первым залпом, хотя в контрольную вышку не поленились всадить снаряд; что-то мало раненых; а я здесь вообще никому не интересен? – и так далее. Но эксперт Филимонов не задумывался.

Он просто растерялся.

Тут взревела сирена, «Избушка» резко дернулась и сама, без команды, сделала шаг вправо.

Еще через секунду в Леху попали, и он очнулся. Из пулемета в ногу – это нам вроде щекотки, но в башню летел большой-пребольшой снаряд, иначе машина не стала бы отпрыгивать.

Леха сбросил с плеч ремни, упал на пол, рванул дверцу неприметного шкафчика под главным пультом, нащупал внутри защитный пластиковый колпачок, сорвал его – и, не глядя, схватился за тумблер. Красный тумблер с красной пломбой – там ничего другого не могло быть.

На всех БШМ этот переключатель зовут «Красная Кнопка», и первое, что о нем говорят молодому пилоту, оно же последнее: «Ты обязан знать, где кнопка, и тебе показали, а теперь, мальчик, забудь про нее навсегда!»

Чтобы даже и не думал.

Аварийная сирена надрывалась вовсю, но сквозь этот рев Леха расслышал, как звонко – бам-м-м! – ударило в угол башни, и «Избушка» обиженно вякнула.

Леха дернул тумблер.

Сирена умолкла, зато машина – заговорила.

Да так, что заложило уши.

Четыре огненные иглы сорвались с башни и вонзились в ближайшую БМП. Та окуталась пылью, легла на брюхо, опустила пушку и замерла. «Избушка» прыгнула в сторону, уходя от снаряда, и в два плевка сшибла две управляемые ракеты. Застыла на долю секунды, определяя порядок целей, задрала стволы, – и высоко в небе образовалось пушистое черное облачко там, где только что был дрон-корректировщик.

Леха наблюдал всё это, катаясь по полу кабины, молясь, чтобы не врезаться очками, и пытаясь ухватить шлемофон.

«Избушка» влепила из своего адского бластера прямо в морду еще одной БМП – враг просто остановился, въехав в стену огня, и уже дохлый припал на передние колеса, жирно дымя.

Леха наконец-то вцепился одной рукой в ножку пульта.

Машина достала третью бээмпэшку, вырвав ей напрочь два колеса и безнадежно разломав боевой модуль; сбила еще ракету – и побежала портить танки, пока те не испортили ее. Рванула она с места, как заправский спринтер, и неслась зигзагом, мотая башней и пуляя во все стороны. Леху спасло от тяжелых увечий лишь то, что горе-пилот очень удачно налетел на кресло – и стиснул его в объятьях. Шлемофон он держал в зубах.

Высматривая на поле боя танки, «Избушка» небрежно и даже с некоторой ленцой подстрелила еще две БМП, завалив обе на бок. Сама она поймала несколько безобидных попаданий в броненакладки на ногах, да башню ей всю расцарапали пулеметами. Звон внутри стоял колокольный, и Леха не оглох от него лишь потому, что уже оглох от своих же пушек.

Закладывая петли, машина вклинилась в строй противника. Интенсивность огня сразу упала – враги боялись задеть своих, – а «Избушка» почти в упор плеснула желтым пламенем на транспортер с ракетным модулем, превратив его в огненный цветок.

И пошла на сближение с «Леопардами».

Леха пытался заползти в кресло.

БШМ бегают по пересеченной местности так лихо, что угнаться за ними, осуществляя при этом какую-то рассудочную деятельность, не в состоянии никто. Технически – можно, практически – бессмысленно. Танки и БМП способны ехать по ямам и ухабам быстро, но экипаж теряет связь с реальностью уже на сорока пяти километрах в час. Даже если не блюет, всё равно ему как-то не работается. А шагоход «на рывке» легко делает шестьдесят, задорно прыгая через овраги и весело постреливая на лету.

«Избушка» никогда не была такой резвой, но танкодром, перепаханный глубокими канавами, играл ей на руку, точнее, на ногу. Здесь она критически превосходила врага в подвижности и маневре огнем. Вдобавок, она точно знала, что делать: носиться зигзагом сквозь вражий строй и принуждать к миру. Леха, передернув красный тумблер, ввел машину в режим активной обороны. «Избушка» превратилась в оружие возмездия: любую пушку, что глядит в ее сторону, надо заткнуть, любую угрозу ликвидировать, а в идеале – упредить. Благодаря своей зенитной скорострельности, на каждый выстрел противника «Избушка» отвечала минимум десятью. Систему активной противоракетной защиты она до сих пор не использовала ни разу, за ненадобностью. Всё, что ее сейчас заботило, – не перегреть стволы.

Леха наконец-то сел и теперь судорожно пристегивался, нервно жуя шлемофон.

«Избушка» играла в прятки с танками, бегая восьмерками между двух дымящихся бронемашин. Попутно она сбила еще пару ракет.

«Леопарды» медленно отползали, изредка бабахая, стараясь не попасть в своих и не попадая по факту никуда. Будучи тут самыми толстокожими, они оттягивали шагоход на себя, прикрывая отступление группы. Они явно впервые увидели БШМ «живьем» и не очень понимали, с чем ее едят. Им никто не говорил, что если между тобой и шагоходом меньше километра, надо не рефлексировать, а сразу напрыгивать, пока не напрыгнули на тебя.

Знай противник заранее, что ему предстоит отбиваться от бешеного русского сарая на лапках, он бы наверняка оставил танки далеко позади – и сам себя перехитрил. Снаряд из-за горизонта летит долго, БШМ успеет сделать шаг в сторону, а то и два. Скакать на месте она не станет, а помчится на сближение, и тут-то вам будет весело. Как, в общем, и случилось. Шагоходы всегда идут на сближение. Врагу надо было давить «Избушку» числом; пытаться взять в клещи, ведя непрерывный огонь и закидывая ракетами, благо ПТРК хватало. Не хватило выдержки. После шестой БМП, расстрелянной вдребезги меньше, чем за минуту, у пришельцев сдали нервы, и началось отступление врассыпную.

Но команды «отставить возмездие» не было.

Леха как раз сумел пристегнуться и натянуть шлемофон, когда ему предложили уникальный аттракцион «„Тунгуска“ останавливает танк».

Про эту способность русской зенитки ходили легенды, и в мифах она подавалась так, будто перед танком вырастает огненная стена, об которую тот бьется носом – и дальше не едет.

Зрелище для гурманов, конечно, но умные люди непременно добавляли, что ганфайт по-ковбойски – результат никудышного планирования, ошибок разведки или персональной глупости командиров машин.

Леха тоже хотел быть умным. Не отрицая за «Тунгуской» выдающегося умения поливать огнем, он всегда считал, что если зенитке пришлось схлестнуться с танком накоротке, значит, столкнулись два чертовски невезучих или редкостно тупых экипажа, и исход драки зависит больше от того, кто тут главный дурак или главный лузер.

Вот и встретились.

«Не война, а идиотизм и порнография», – вспомнил Леха слова Ломакина.

То есть это он потом вспомнил. В сам момент события он едва не потерял сознание от избытка эмоций.

«Избушка» выскочила из-за укрытия и бросилась на танк в лобовую атаку.

«Леопард» только что выстрелил, промазал, теперь перезаряжался, и машина доложила Лехе: командир, ты не бойся, я знаю свой маневр. Увы, горе-командир не умел читать мелкие символы, которыми БИУС отчитывалась о проделанной работе. Он и цели-то на схеме поля боя различал с трудом. Когда «Избушка» понеслась навстречу «Леопарду», и прямо в глаз пилоту уставилось двенадцатисантиметровое жерло производства «Рейн-металл», да вдобавок начал садить пулемет, Леха подумал, что у машины в мозгах замкнуло, – и вот, значит, ты какая, финита ля комедия.

Только-только человек освоился и даже начал более-менее дышать, и тут на тебе. В двадцать пять лет погибнуть, атакуя немецкий танк, – это очень по-русски. Но я не готов! Что ты делаешь, безумная железяка!

Леха сжался в комок и заорал.

А «Избушка» влепила немцу в морду длинную очередь.

Танк исчез.

На том месте, где был «Леопард», поднялся бурый смерч, внутри которого что-то вспыхивало и горело. Машина проскакала мимо, заложила дугу, заходя второму танку во фланг, и сначала вынесла ему гусеницу вместе с бортовыми экранами, а следом обтесала всё лишнее с башни. Развернулась и пошла на добивание: жахнула первому в корму так, что клочья полетели…

Леха сунул ногу под пульт и нащупал шкафчик с красным тумблером. Может, удастся подцепить рычажок носком ботинка… Уцелевшие БМП драпали полным ходом, подскакивая на ямах и рытвинах. Добрая половина из них мчалась вообще в сторону учебного центра, лишь бы удрать. Решили, что спасет только скорость? Дурачки, вас спасу только я! Если обуздаю свое абсолютное оружие раньше, чем оно вас достанет. Стоп, куда я там ноги тяну, ведь можно дать отмену команды через основное меню…

Он перехватил управление и остановил машину. Поднял глаза – и увидел вдалеке разваленную вышку, окутанную дымом, горящие «Бэджеры», подбитую зенитку… И никаких признаков жизни. Никто оттуда не идет на помощь. Стоп! Не может быть! Он дал увеличение. На раскуроченной башне зенитки стояла крошечная фигурка и вроде бы глядела из-под руки в его сторону. Неужели ты уцелел, герой?! Хоть одна хорошая новость за это паскудное утро. Лишь сейчас Леха понял, как болела у него душа за того, кто подставил борт под танковые пушки, закрывая собой людей.

А я что сделал? Да ничего. Катался пассажиром. И что я вообще натворил? Я ведь не имел на это никакого права. Я нарушил… Страшно подумать, сколько международных конвенций. Каков теперь мой статус? Наемник? Террорист? Черта с два, я гражданский идиот, взявшийся за оружие. Партизан?! Хорошенький подарочек для «Рособоронтеха».

Партизан российский Леха, страх и ужас Лимпопо.

А еще такой есть термин – «поджигатель войны». Это прямо про меня. Трудно было посидеть тихонько, не трогая кнопки, особенно красные?! Ну, зацепили разок, башню поцарапали. Они ведь не нарочно. Они наверняка не хотели. А я как начал их колошматить…

Народный мститель Филимонов и его дрессированная избушка.

Идиот!

В машине стояла адская жара, Леха был насквозь мокрый, голова гудела, сквозь гул пробивались недовольные попискивания БИУС.

Отстань, железяка. Мне нужна связь. Наши подскажут, что делать.

«Тауэр», естественно, не отвечал. Телефонного сигнала нет – то ли глушат, то ли разбили местный ретранслятор. Леху начало легонько потряхивать. И чем больше он приходил в себя, тем неприятнее виделось положение.

У них тут были какие-то свои дела, вроде государственного переворота, а заезжий русский парень мало того, что вмешался в политику, так еще и расколотил чертову уйму дорогостоящей техники. Которая вряд ли была застрахована.

Не простят.

– УГРОЗА, КЛЕЩИ, – сказала машина.

Ну вот, уже не простили.

Леха сорвал машину с места в карьер, огрызаясь короткими очередями скорее для острастки. Сбежавшие БМП вовсе не паниковали, они отступили, перегруппировались, отрезали «Избушку» от учебного центра и теперь взялись за ум – пробовали забить шагоход толпой. Опять ракета? О, черт!

Леха перевел башню в режим автоматического отражения атаки с воздуха, а сам сосредоточился на управлении. Машина петляла, как заяц, сбивая врагу прицел, а на самом деле – закладывала широкую дугу в сторону национального парка, туда, где буш казался гуще, и на колесной технике не разъездишься. Конечно, первая мысль у Лехи была – пробиться назад к учебному центру. Но если оттуда до сих пор никто не высунулся на подмогу, значит, либо там все разбежались, либо они с этими – заодно.

Выход один: спрятаться и переждать.

«Не пойдете вы за мной в лес, не пойдете, – твердил он про себя. – А я отсижусь, а я отдышусь, а я попробую что-то придумать».

Если Бука мертв, я, наверное, тоже покойник. До консульства сто шестьдесят километров; десантных конвертопланов, на которых обычно возят БШМ к полю боя и обратно, не предвидится, а летать мы с «Избушкой» не умеем. Идти в глубь страны, когда там военный переворот, – самоубийство. Нас будут ждать в каждом населенном пункте. Банальный РПГ из-за угла, с двадцати-тридцати метров – для «Избушки» нет ничего опаснее, чем гранатометчик под ногами. Я даже не успею дернуться. И машина не успеет.

Ну чего, ну чего вы ко мне пристали?

– Отстаньте!

Скорее машинально, чем рассудочно, он продырявил самой наглой БМП передние колеса; та нырнула в овраг и встала на нос. Через пару секунд в нее врезалась другая, – перевернула на спину, навалилась сверху и так застряла. Минус два. Это показалось бы Лехе очень смешно, когда бы не происходило в реальности. А вдруг там люди пострадали?

И вообще творилось что-то странное. Да, сначала его вроде как попытались взять в клещи и продырявить, но сейчас – отжимают к границе, даже не пробуя обойти с флангов. БМП действуют, будто загонщики. Пустили только одну ракету, вяло постреливали, не особо целясь…

Я бегу в лес, подумал Леха, и они тоже гонят меня в лес.

Проклятье.

Им нужна моя машина.

А я?..

А я тут вообще лишний.