Текст книги "Симбионты"

Рыбников молча ждал продолжения.

– Нету там, – коротко сказал Михаил. Подумал и добавил: – И в канализации нет.

– Ну и плюньте. Значит, все-таки безопасники его нашли. Но кое-что осталось у людей в головах, и это забрать не могли. Наверняка многое знает Семенов. Очень многое, он ведь не простой техник, ох, не простой…

– Ну и поговорите с ним, – бросил Михаил беспечно. И улыбнулся.

– Я что-то не то сказал? – насторожился Рыбников.

– С меня фээсбэшники содрали три шкуры, а с Семенова все семь. И взяли подписку. Он поэтому и не в вашем секторе – чтобы вы не донимали его расспросами. Лично мне он пообещал свернуть челюсть, если буду слишком нажимать. А я в ответ дал слово, что пока Нанотех мой, Семенов может тут работать. Да, это был такой… Сентиментальный порыв. Но я однажды видел этого бирюка с той стороны, с которой его знал наверное только Дед…

Михаил умолк и задумался.

Вертолет в руке Семенова. «Это ведь модель нашего репликатора? – Ну, да». Игрушка для ребенка. Добрый человек Семенов. Угрюмый, но добрый.

– Обидно, – сказал Рыбников, глядя в стол и не замечая того, как директор погрузился в себя. – Я пытался нащупать, в каком направлении шел Деденёв, но без толку. Возможно, с ним действительно случился припадок гениальности. Нам бы хоть малейшую зацепку. Хоть один намек. Иначе эту технологию не восстановить. Будем тыкаться сами, как слепые котята, повторяя все ошибки Деденёва – сколько лет он возился?.. Или делая собственные.

– Это был вертолет. Представляете, вертолет…

– Не представляю. И никто не представляет. Это против всех принципов конструирования медицинских ботов.

– Вертолет… – повторил Михаил.

Вертолет в руке Семенова. Мальчик с острой лейкемией. «Не жилец». Но мальчик выжил. Как его?.. Леша. А отец его, Васильев, сразу после смерти Деда «устал от нанотехнологий». Прямо так мне в глаза заявил, хамло. Нарочно ведь ляпнул, чтобы я от него отстал.

Что мог Дед рассказать своим близким? Лена просто глупая курица, домохозяйка. А Васильев человек непростой, врач со вторым дипломом кибернетика, и когда Дед возился с пятой серией, был причастен к ее первоначальной разработке. Значит, увы, ничего принципиально важного не знал, как и весь институт: последний год Дед трудился втихую, берег сотрудников от неприятностей, если репликаторов запретят… То есть, это он так говорил. А мечтал небось о всемирной славе и Нобелевке на блюдечке. Фиг тебе, а не Нобелевка. То-то Дед озверел и все уничтожил. И ноутбук где-то закопал! А я не смог, не сумел его переубедить, не нашел верных слов… Как стыдно. Как жаль. Меня бросают и предают все, кого я любил, на кого хотел опереться.

И тем не менее, о чем Дед говорил с Васильевым наедине? Должен он был с кем-то делиться. Что доктор расслышал, что сумел понять? Нам бы действительно хоть малейшую зацепку.

А если ничего не понял? И как растрясти Васильева на инфу? Не пытать же его. Зачем он ушел из Нанотеха? Неужели я был ему до такой степени отвратителен? Или его Дед настроил против меня?

Та-ак, о чем я только что думал? Вертолет. Острая лейкемия. Мальчик не жилец. И вдруг он на похоронах, живехонький. Чудесное исцеление, большая удача израильских врачей. Ну-ну. «Есть шанс, что мы совсем выздоровели». Еще как выздоровели! Прямо жалко, что мои обалдуи в Москве учатся. А то бы пришел домой и спросил – как дела у Леши Васильева?

Но разве я не найду, кого спросить?..

– Ладно там, двигатель, можно и насосами винты крутить, – бубнил Рыбников, – но автомат перекоса винта нельзя воспроизвести на микроуровне…

– Да не было там никакого перекоса, – сказал Михаил, будто просыпаясь. – Было просто, как болт. Два перистальтических насоса, один на винт, другой вперед-назад. Два манипулятора, выдвижной скальпель. Впрочем, это все голая механика, нас-то другое интересует… Ладно. Есть надежда. Слабая-слабая, но вдруг повезет. Нам нужен один человек… Один человечек. И пожалуй, я знаю, как его достать.

– Так какое будет решение по «девятке»? Делаем как договорились?

– Безусловно. Вы отбираете рой поустойчивее и пытаетесь в частном порядке, на свой страх и риск, ввести репликаторную функцию. Надеюсь, об уровне секретности вам напоминать не надо. И я очень рассчитываю на положительный результат.

– А что с девятой серией самой по себе? В принципе, если не успеем, хоть от заказчика отмазаться она позволяет.

– Я сказал, заказчик не проблема! – не выдержал Михаил. Ну вот, опять сорвался. – Да плюньте вы на старую «девятку»! Забудьте!

– Ну спасибо… Столько лет работы коту под хвост?!

– Да! – Михаил взял себя в руки и сменил гнев на милость. – Вы потратили эти годы вовсе не зря. Вы создали фундамент для принципиально новой серии. Мне не нужна просто девятая. Мне нужен репликатор. Только. Только репликатор может решить задачи, которые я намерен поставить перед ним и перед страной. Что такое медкарта и чистка сосудов? Да ничего! Понимаете?! Это меньше, чем ничего! Да будь наш человек хоть идеально здоров, пока он в тоске и спячке, ничего не изменится! Мы вылечим ему сердце и рак – так он просто сопьется! С головы надо начинать, – назидательно сказал Михаил. – Только с головы. Сначала надо дать человеку счастье, а потом – все остальное. Иначе Россию не спасти.

Глава 13

Леха и Принц сидели на берегу канала, прямо на газоне. Рядом валялись рюкзаки. В воде суетились утки, Леха крошил и кидал им куски батона, а Принц бросал мелкие камешки, стараясь попасть в утку, но птицы не обращали на это внимания.

И Леха свой хлеб, и Принц свои камешки бросали машинально, думая совсем о другом.

– Все, я решил, не поеду больше к отцу, – сказал Принц. – Я там сопьюсь. Там все русские спиваются.

– Тебе его не жалко? Он ведь так звал тебя.

– Да ему и без меня весело, он все равно не просыхает. Я назад приехал, мама плачет. Боялась, что не вернусь. Я прямо растерялся. Странная она какая-то стала. А твоя как?

Леха выразительно поморщился:

– Как обычно. На солнце не выходи, бегать не смей, ешь по расписанию. Таблетку, таблетку не забудь, главное! Ничего не изменилось за восемь лет, был я инвалид и сейчас инвалид.

– Зато у тебя освобождение от физкультуры.

– Ты мне завидуешь?

Принц подумал и коротко ответил:

– Не-а.

– Слава богу… Я на работу буду устраиваться. Твоей матери рукастый парень на полставки не нужен?

– Пилот вертолета-кабелеукладчика… А чего к отцу не хочешь?

– Да ну. Кем он возьмет? Санитаром? Не мой профиль, я же в медицину не собираюсь. И платят мало.

– А тебе, конечно, надо, чтобы на поездку в Монте-Карло хватило.

Леха угрюмо промолчал. Принц кинул сразу два камешка и обоими попал. Утки сделали вид, будто очень испугались, Принц усмехнулся.

– Мне Машка не нравится, – сообщил он.

– Всем нравится, тебе одному не нравится? То-то ты ее поддеваешь каждый день… Машка – вещь.

– Вот именно – вещь, – изрек Принц. – Шикарная дорогая вещь. Но рано или поздно она испортится. Да у нее лет через пять усы вырастут. И растолстеет она. Тебе нужна толстая усатая жена с московскими запросами? А если не жениться, то зачем такие жертвы? Год работать за одну ночь?

– Да как ты не понимаешь?! – взорвался Леха. Утки шарахнулись от берега уже всерьез. – Я должен работать! Для себя! Я доказать хочу, что не инвалид! И сам решу, на что потратить мои деньги! Потому что заработаю их сам!

Повисло тягостное молчание. Утки снова потянулись к берегу.

– Тоже верно, – легко согласился Принц. – Понимаю. Заполучить самую крутую девчонку школы – да ты всем нос утрешь. Но сначала подумай. Работать – это правильно. Это, хм… Делает из обезьяны человека. Подумай, как заработанное тратить. Я бы на Дашку потратил.

– На какую? Нашу Дашу? – переспросил Леха.

Принц кивнул и мечтательно улыбнулся. Откинулся назад, опираясь на локти.

– Дашка красивая. И добрая.

– Кто бы спорил, – согласился Леха. – Даша милая девчонка. Только забитая совсем. У нее же семейка чокнутая.

– Ха! Кому ты это говоришь. Ты и не знаешь, насколько чокнутая. Я в начале лета проводил Дашку разок до дому, а они в окно увидели, что дочка – с негром… Ой, чего было.

– И мне не рассказал, конечно, – упрекнул Леха.

– А о чем рассказывать – про мое позорище на целый двор? Как ее отец костылем махал и орал – вали отсюда, черножопый?.. Там бабушки сидели на скамейке, мне одна и говорит: только не парься, сынок, опять Ивана переклинило. А я ей: да я сам Иван по паспорту… За Дашку обидно было, слов нет.

– Они сектанты какие-то.

– Не. Просто больные. Православие головного мозга. Как папаня схлопотал инвалидность, тут и съехал с катушек от безделья. И жену своей придурью заразил… Да мне плевать, какая у них религия, я сам, что ли не крещеный?! Я не понял, с чего они взяли, мол, если я черный, значит, могу только наркоту продавать да играть в баскетбол. Ни на что больше черные не годятся…

– Только не парься, – вслед за неизвестной бабушкой повторил Леха. – Когда людям больше нечем гордиться, они хвастаются цветом кожи.

– Во. Я для матери уже год почти весь софт пишу, меня большой бизнес ждет. А для Дашкиного семейства – черная морда. Блин, жалко, не пишу стихи, сошел бы за Пушкина в молодости!

– Пушкин был не такой уж черный…

– Повезло ему! Все равно у нас много общего – он тоже не играл в баскетбол! Совсем как я!

– А кто в слэмбол режется?

– Это совершенно другое!

– Короче говоря, хороша Даша, да не наша, – заключил Леха.

– Как и Маша, – немедленно отозвался Принц. Он перевалился на бок, задел свой рюкзак, тот громко скрипнул.

– Скрипит потертое седло… – задумчиво протянул Принц.

– Болит разбитое хлебало, – подхватил Леха.

– Ох, как все это задолбало.

– Ах, как же нам не повезло.

Принц почесал в затылке и подвел итог:

– Нет, не Пушкин. Даже в соавторстве. Ой, да ладно. Мне другое интересно: она на танцы мини-юбку наденет? Обещала ведь. Это для нее такой подвиг, нам и не понять, какой.

– Мне надо найти работу, – упрямо сообщил Леха. – Мужчина без денег – не мужчина.

– Я спрошу у матери, – пообещал Принц. – Сильно не надейся только.

Батон кончился, остались только камешки, и утки уплыли к другому берегу.

* * *

– Ты это серьезно? – спросила Даша с недоверием и страхом в голосе. – И ты выполнишь обещание?!

На заднем сиденье джипа было уютно и прохладно, машина легонько покачивалась, минуя ухабы. Водитель и по совместительству охранник привычно делал вид, что его тут нет и он ничего не слышит.

– Знаешь, чем отличается злодей от умного человека? – спросила Мария с легкой улыбкой превосходства. – Злодей, пообещав, обманет. А умный человек держит слово. Честность – лучшая политика, Даш.

– Но это же… Ты себя продаешь!

– Ничего подобного. Ну и понятия у тебя! Я выбираю достойного. Зачем мне лентяй или дурак? Я назначила испытание. Не так просто за учебный год заработать на поездку в Европу. Для этого мозги нужны. И не каждый умник выбросит столько денег на ветер. Так я и выберу – умного и щедрого. А что еще нужно для счастья?

– А если кто-то не заработает, а украдет?

Мария только рассмеялась в ответ.

– Да чего они украдут, где… А на что папа и его друзья? Начальник угрозыска у нас на каждом банкете сидит. Отец попросит, тот за полчаса узнает, откуда у человека взялись деньги.

Даша только головой покачала.

– Трезвый расчет, – не отставала от нее Мария. – Расчет на лучшее. Неужели это так плохо? Безнравственно?

– Ох, не знаю. Иногда мне кажется, я тебя совсем не знаю.

– Ерунда. Вот себя ты не знаешь, это да, – очень по-взрослому заметила Мария. – Цену себе не знаешь настоящую. Объяви цену – сразу увидишь, что о тебе думают… Ой, а как они все сначала обалдели, а потом в интернет полезли!

Подруги хором засмеялись.

– Один Принц стоял как вкопанный, я видела.

– Этот черныш ради меня в лепешку разобьется, – заявила Мария. – Просто он гордый очень. И совсем еще мальчишка. Помнишь, какую ахинею понес, едва меня увидел? Чистой воды приступ ревности. Наверное и правда он еще мальчик, ну, ты поняла. Да все они, в общем… Нецелованные.

– Ты так говоришь, будто это плохо, – заметила Даша.

– Да не плохо. Только вялые они, понимаешь? Будто не надо им ничего от жизни. Даже самые продвинутые, что этот королевич с хохляцкой фамилией, что Васильев, стенолаз-любитель… Тоже вялый. Я читала, это возрастное – мы просто их на данном этапе переросли.

– У нас хорошие ребята, – сказала Даша. – Это ты других не видела. Которые не вялые в их возрасте.

– Видела предостаточно, – Мария немного повысила голос, чтобы было слышно на всю машину. – Одному даже нос сломала, пока Дима раздумывал, то ли это большая любовь, то ли экзотический танец, то ли все-таки пора кое-кому локтем в рыло закатать…

Водитель по-собачьи дернул ухом, но больше никак не отреагировал.

– Да ладно, Дим, проехали, сам знаешь, я давно хотела этот удар попробовать. Зря ты, что ли, меня научил!

Водитель едва заметно кивнул.

Джип остановился во дворе потрепанного многоэтажного дома. Даша достала из сумки косынку, торопливо надела ее. Девушки обнялись, коротко обозначили поцелуй на прощание.

– Завтра, – многозначительно произнесла Мария. – В половине восьмого.

– Я помню, – Даша часто закивала.

– Кого попало туда не зовут.

– Да, да.

Мария пожала ей руку, вернее, просто сжала посильней – не отпускала ее все дорогу. Водитель помог Даше выйти и кивнул на прощанье.

Когда Даша скрылась в подъезде, Мария сразу поскучнела лицом. Сдернула с запястья телефон, тут же надела обратно.

Некому звонить. Знали бы вы, насколько я одинока и какое одиночество предчувствую впереди. Больно нужно мне то Монте-Карло. Почему, собственно, я назвала именно Монте-Карло? Это символ? Нет. Грейс Келли пожертвовала собой ради князя Ренье, все ему отдала. А я не хочу ни князя, ни княжьего сына. Мне нужен тот, кто делом подтвердит: я дорого стою, и он готов платить. Не обязательно деньгами, быть может, чем-то другим. Умный и щедрый.

Вполне достаточно для счастья.

Глава 14

Леха выпрыгнул из кустов на газон перед Нанотехом. Он в одиночку «прошел трассу» и счел ее действительно годной. Наверное самая интересная в городе. Сдернул с виска камеру, спрятал в рюкзак. Отдышался и посмотрел на здание института.

Опять там что-то шевелилось.

Леха пересек дорогу и медленно, нога за ногу, приблизился к решетчатой ограде Нанотеха. Взялся руками за квадратные в сечении прутья и словно оцепенел.

Да, конечно, он прибежал сюда, исследуя трассу – придумывал новые уловки, чтобы обставить Принца. А на самом деле?

Детские игры. Зачем врать себе. Надоела ему эта беготня, давно надоела. Но если он перестанет бегать по заборам, тогда вообще хоть в петлю. Ему надо двигаться, а у него даже роллов нет. Последний разговор об этом закончился тем, что мама попыталась засунуть сыночка в студию йоги. И ведь не объяснишь, никак не объяснишь, что тело просит совсем другого. Чтобы скорость, чтобы риск, чтобы все на пределе. Леха вынослив и быстр как никто во всей школе. В прошлом году только Принц удержал его от попытки влезть на стену по громоотводу с канистрой краски в зубах – была идея написать во всю крышу: «Да здравствует государственно-монополистический капитализм!» Вовремя Принц сказал, что дело политическое, кто-нибудь стукнет непременно, личность верхолаза-юмориста установят, вызовут родителей – обморок у мамы гарантирован. А потом она Лехе руки-ноги переломает и будет остаток жизни возить его в инвалидной коляске, очень довольная собой.

Остается бегать. Подальше от дома. Чтобы не было совсем грустно – выкладывать ролики в интернет, получать радостные отзывы от таких же фриков из Европы. Классический трейсинг давно никому не интересен, а пауэр – тем более, это спорт маргиналов, людей принципиально «внесистемных». Вот и Леха маргинал поневоле.

А на самом деле… Когда схлынет привычная злость на весь белый свет и уродов-старших, на «капитализм с человеческим лицом», на провинциальный городишко – когда задумаешься о том, кто ты есть, и какое здесь твое место, – становится ясно, что вовсе ты не внесистемный.

И если иногда приходит на ум, как здорово было бы взорвать одной бомбой партию и правительство – так это потому, что тебя выдавливают из мира. И вполне нормально захотеть в ответ разнести его в труху и построить на этом месте новый мир, лучший.

А в действительности ты отчаянно хочешь вписаться в эту дурацкую жизнь, которой живут все остальные.

Признайся: ты прибежал к Нанотеху просто из-за того, что привык бегать. Иначе ты бы сюда тихо и спокойно пришел.

Кстати, зачем я тут?

Черт знает. Тянет к институту непреодолимо.

Правую ладонь вдруг кольнуло, и Леха отдернул ее, выпустив ограду. Посмотрел: ладонь как ладонь. Чешется. Если приглядеться, видна ближе к запястью сеточка из мелких красных точек: обычное дело, оперся на что-то шершавое, когда штурмовал препятствия. Надо бегать в перчатках, но это совсем не по-трейсерски. Настоящий трейсер пролетает сквозь город без повреждений, он умеет не ранить себя, это важно…

Леха бросил прощальный взгляд на Нанотех, отвернулся и зашагал вдоль дороги в город.

За спиной Лехи на одном из прутьев ограды зашевелилась крошечная, глазом вряд ли заметишь, серебряная капелька. Она быстро росла – в нее втягивались другие капельки, совсем микроскопические, – и вот уже стала с булавочную головку.

Смешной иноходью, переваливаясь с боку на бок – то правые лапы, то левые, – по ограде вверх побежал серебристый вертолетик.

* * *

Он переключил телефон с музыки на связь, нащупал вызов и привычно бросил:

– Пап, ты не занят?

– Теоретически, – отозвался Виктор.

– Слушай, я спросить хотел… Я тут шел мимо Нанотеха и подумал…

– Чего ты там болтаешься все время?! – перебил отец, как показалось Лехе, неприязненно.

– Тут трасса хорошая. Пап, я работать хочу. Скажи, ты ведь давно знаешь Михалборисыча, да?

– Та-ак, – протянул отец. – Понятненько…

– Пап, это единственное место в городе, где нормально платят.

– Да ну?!

– Хотел сказать, – быстро поправился Леха, – нормально платят таким, как я. Неквалифицированным. И я кое-что знаю о микробах, ну куда мне еще проситься…

– Клёво, чувак. Значит, я звоню директору Нанотеха, нашему без пяти минут Президенту, и говорю: Мишаня, брателло, тебе дворник не нужен?..

– Отлично, пап! Именно так!

– Да пошел ты… Лёх, ты вообще-то учишься. В каком классе, я забыл? Не в предпоследнем, а? Тебе уже сейчас пора готовиться в институт… Кстати, в какой?!

– В этот самый, – твердо сказал Леха.

– Похоже, я отстал от жизни. Тебе там выдадут нанодиплом о высшем нанообразовании?

– Пап, я все продумал. Если я себя хорошо покажу, Нанотех даст направление в техникум, это гарантированно. То есть, я уже не пропаду…

– Вечным лаборантом, – ввернул отец.

– …И рабочая льгота у меня будет для поступления в универ. Пап, если бы я учился в выпускном – было бы уже поздно. А сейчас мне самое время куда-то приткнуться, чтобы набрать производственный стаж и получить льготу. Па-ап… Я все равно буду в Нанотехе рано или поздно. Можно я начну именно там и прямо сейчас? Хоть дворником.

– Чего. Ты. Там. Забыл?! – поинтересовался отец раздельно и очень жестко.

– Я думаю… Только не смейся. Я думаю, там дедушка что-то забыл. А я найду.

Крошечный серебристый вертолетик сидел на заборе и глядел в сторону корпусов Нанотеха.

* * *

Леха шагал домой, мрачный и задумчивый, предчувствуя нелегкий разговор с отцом. Машинально он почесывал ладонь: там еще свербило, хотя почти уже прошло. Свернул в арку, узкую и длинную. И почти одновременно с ним в ту же арку вступили с другой стороны трое молодых людей.

– О! Школота! – воскликнул, приглядевшись, самый здоровый из троих.

Тот самый.

– С новым учебным годом, бугага!!!

Леха не раздумывал ни секунды: ноги сменили шаг на бег, и он рванул гопникам навстречу.

Арка была слишком узкой, четверо тут не разошлись бы, гопота надежно преградила ему путь. Значит, придется обогнуть противника, используя третье измерение – высоту. Если схватят за ногу, хотя бы легонько, может выйти худо, сорвешься и загремишь. Но чтобы ловить тебя за ноги, сначала надо подобрать отвисшую челюсть.

Они ведь такого еще не видели.

Главное – рассчитать траекторию, чтобы хватило инерции. В апексе должно быть почти два метра, этого хватит, а выше Леха просто не умел. И разогнаться как следует. Успеть бы.

– ФОРСАЖ!!! – заорал Леха – и влупил такой спринт, будто у него и правда внутри проснулся мотор.

И взлетел на стену.

Когда его кроссовки выбили дробь над головами троицы, никто из гопников даже руку не протянул.

Леха остановился в конце арки и оглянулся. За ним и не думали бежать. Просто стояли и таращили глаза.

– Я тебе не школота, понял?! – крикнул Леха.

Повернулся и ушел. Будто нарочно в двор ударило с неба яркое солнце, и из арки казалось, что Леха растворился в сполохе огня.

Гопники обалдело переглядывались. Главарь откашлялся и солидно заявил:

– Чего вылупились? Я еще в тот раз сказал: это терминатор. Видели, откуда он шел? С Нанотеха, точно. Вот они кого там выращивают. А вы не верили.

– Это что… Наноробот?!

* * *

Наверное чтобы Леха слишком много о себе не воображал, буквально через минуту судьба напомнила ему: никто не совершенен. Через двор пронеслась с дикими воплями стая малолеток на роликах. Самого мелкого детеныша явно «разнесло», он уже не мог управлять коньками и просто летел вперед, радостно визжа. Прямо на Леху. Малек был плотно упакован в защиту, включая шлем, за него Леха не боялся, спасать надо было себя – воткнется такой каскадер тебе головой в одно место… Леха отпрыгнул с дороги и угодил левой рукой в куст боярышника, заработав шикарную царапину во все предплечье.

– Вот же фак! – пробормотал он, слизывая кровь с руки.

Ясен пень, маме это не понравится.

Царапина была неожиданно глубокой. Леха пригляделся и увидел, что на ветке болтается кусок проволоки – когда-то этот куст формировали, чтобы красивее рос, и вот вам нате.

– Долбаный бонсай… – прошипел Леха. – И долбаный фэншуй.

Он лизнул царапину снова, чтобы скорее затянулась. Давно знал это за собой: положи руку на больное место, потом сосредоточься – и заживление пойдет в ускоренном темпе. Главное дать знак организму, куда бросить силы на регенерацию.

С телом можно разговаривать – и оно ответит. Леха и других ребят пытался этой технике учить, но у них почему-то не выходило.

Все типичные детские травмы – ссадины, царапины, и тому подобное, – пропадали у Лехи удивительно быстро. Синяки и шишки рассасывались едва ли не за день. Мама говорила, это лекарства помогают, такой побочный эффект. Но все равно каждая мелкая ссадинка, попадись она маме на глаза, становилась объектом пристального исследования и влекла за собой нотацию: ты не такой, как все, ты нездоров и обязан себя беречь! Любая попытка небрежно отмахнуться или, не дай бог, огрызнуться, вызывала в ответ тихую, но внушительную истерику. При некотором упорстве можно было допрыгаться и до громкой.

Хорошо хоть мама не из тех, кто лупит больного ребенка головой об стену – чтобы знал, как правильно болеть.

Лехе было лет десять, когда он сдуру взялся объяснять маме, как залечивает травмы наложением рук. Мама посмотрела на сына так внимательно, что Леха даже забеспокоился. А потом он подслушал тихий разговор на кухне, и там прозвучало слово «психиатр». И что-то ребенку подсказало: не стоит хвалиться перед взрослыми своими уникальными способностями. А то ведь он на полном серьезе думал сказать маме-папе: да вы не беспокойтесь за меня, я ведь действительно не такой, как все, я особенный. Не только раны быстро заживляю, но еще умею открывать пальцем домофонные замки и определяю на ощупь уровень заряда в батарейках и аккумуляторах…

Другой бы сказал, а Леха был уже пуганый. Он боялся за маму. Видел, как ее передергивает от любой перемены в его состоянии, от малейшего намека на то, что с ребенком непорядок. И не хотел ее лишний раз расстраивать. А так-то чего бояться, психиатра, что ли, да Леха его сто раз видел. Они с папой в больнице вместе чай пьют, когда у них дежурства совпадают. Кто в шахматы выиграл, тому на два пальца чаю в стакан, а кто проиграл, тому на палец. Только маме об этом знать не обязательно, ну просто незачем, так психиатр сказал…

Леха остановил кровь, прикрыл царапину ладонью, помянул недобрым словом тех, кто оставляет без присмотра детей на роликовых коньках, сделал музыку потише и зашагал домой. Малек на роллах все не шел из головы. В городе был приличный роллердром, и прокат экипа там стоил недорого. Только любой нормальный подросток мог стрельнуть у родителей деньжат «на покататься», а Лехе приходилось выкраивать из своих карманных. За три тайма слэмбола раз в неделю платил Принц. Была идея устроить турнир на деньги – но решили, что это неспортивно, слишком уж легко они выигрывали: у Принца точный бросок, а Леха весь матч прыгает, как заводной.

И ведь дома не похвастаешься.

Кому баскет да ролики, а тебе крестики-нолики.

Вдруг захотелось найти что-нибудь увесистое – да вон хотя бы трубу из ограды выломать, – вернуться к арке, найти ту троицу и жестоко уделать. Размазать по асфальту, чтобы ползали, утирая кровавые сопли, и просили прощения. За что?! За то, что не загибались никогда от острого лимфобластного лейкоза, наверное. Выжил ты, Леха, выжил. И вырос, против всех ожиданий, как стальная пружина. Ну и много тебе с того радости?!

Царапина, прижатая ладонью, отчаянно чесалась.

Леха замедлил шаг и постарался дышать ровнее. Ничего себе припадок бешенства… Что-то с ним творилось непонятное в последние дни. Как тогда у Нанотеха накрыло странным предчувствием – то ли беды, то ли потери… И с тех пор свербит во всем теле: я хочу туда. Там что-то шевелится, там что-то происходит, и я должен быть рядом.

Может и правда дедушка что-то забыл в институте. А я найду.

Ну и бред!

Это возрастное, подумал Леха, я же знаю, я читал. Это гормональная буря дает такие спецэффекты, веселее, чем в кино. Пора завести подружку, а то ведь так и свихнуться недолго. И придумать, черт возьми, себе применение в жизни. Не болтаться туда-сюда, как дерьма кусок, а двигаться вперед.

А те трое идиотов еще раз подвернутся – буду бить. Ногами. Двоих я точно свалю, а там поглядим, кто кого. Если не пропущу удара в голову, от которого «поплыву», убежать всегда смогу. Но сколько можно бегать? И сколько можно всех жалеть?!

Вот такая у нас будет позитивная программа на ближайшее время…

Леха привычно ткнул пальцем в контакт домофона, вошел в подъезд, вызвал лифт. Взбежать по лестнице было бы куда здоровее, но от этого можно нагреться, и мама решит, что поднялась температура. У мамы рука как градусник… Кстати, что там с рукой?

Ну рука как рука.

Леха несколько раз моргнул и пригляделся.

Царапины на левой руке не было.

Она не затянулась, не поджила.

Она исчезла.