Текст книги "Франсуа Винсент"

Почему? Зачем он снова туда летел? Нужно отвечать на вопросы, пока у тебя нет на них ответов. В Интернете нашел древний род этих Винсент. Какая-то ветвь, которая еще в средние века начиналась от испанских королевских персон. Потом они обжились здесь – в Гаскони.

Ну и что? Но, были другие факты, о которых он сейчас раздумывал. Почему-то на этой высоте лучше думается о всякой ерунде. И теперь он вспоминал:

Его любимой забавой в детстве была игра с консервной банкой. Дети бросали палки в жестянку, стоящую поодаль. Кто собьет – становится на ее защиту, а потом, если коснешься противника, тот убит. Так можно убить всех, если умеешь фехтовать. Обыкновенное фехтование. Обыкновенное? А почему он был лучшим в этой игре? Он не учился фехтованию. Откуда его руки знали все эти выпады и движения?

А лошади? Он всегда смотрел на них и думал, что с первого раза сядет верхом и сразу же поедет. Однажды сел. Ему хотели объяснить, как трогать с места, как останавливаться. Хотели в первый раз провести по кругу, держа за узду. Но было поздно – он сразу же сорвался с места, опередив всех. А потом, легко промчавшись круг, остановил лошадь, соскочил с нее, как будто делал это каждый день. А тяга к этому региону? А то, что он увидел, и что его потрясло? Как все это понимать?

– И это факты? – спрашивал он себя. – Это не факты, а бред!

– А то, что он уже целую неделю, сидя дома, не мог думать ни о чем другом – тоже бред? А то, что сегодня такое важное дело решалось там, в Москве, дело, на которое он работал последние полгода, а теперь улетал, это что?

Только вспоминал странный развалившийся замок, герб на башенке и маленький старинный дом напротив. Кто в нем жил? Пока он все не прояснит, не успокоится.

И теперь он летел, чтобы ответить на эти вопросы.

На этот раз остановился в лучшем отеле Ла Веллы – столицы княжества Андорра. Не стал добираться до нее сам – заказал такси. Машину он возьмет в аренду на горе. Конечно, можно было прилететь в Тулузу, но почему-то решил держаться подальше от тех мест. И, насколько его туда тянуло – настолько волновался, чего-то опасаясь. По дороге подумал, что прямо сегодня отправится в путь. Но снега навалило столько, что добрался до отеля лишь к вечеру. Водитель поднял его чемодан в номер, а он отправился гулять по городу, вытянутому по дну длинного горного ущелья.

Вокруг с лыжами на плечах сновали люди, ехали, забитые снаряжением, машины. Сезон начинался.

Никаких лыж – завтра он все выяснит, поставит точку и закончит с этим – потом будут лыжи. Можно даже перелететь в Альпы.

Трус! – подумал он. – Чего ты боишься? Зачем куда-то бежать? Получай удовольствие. Ты на курорте.

Но почему-то волновался, предвидя эту поездку.

Наутро у ворот отеля его ждал автомобиль. Водителя он не взял, подумав, что это дело должен закончить сам. И вот уже спускается с заснеженных гор по жуткому серпантину в долину. Насколько в Испании была короткая и легкая дорога – тоннель за тоннелем – настолько тяжело было ехать по территории Франции. Поворот за поворотом, где-то знак предупреждал, где-то приходилось об этом только догадываться.

– Дикие места, – подумал он. Но вот уже расстелилось бескрайнее полотно зеленой долины, и, словно ребенок, он был очарован красотой этих мест, забыв обо всем. А ощущение, которое, схватило его за горло, преследовало и не отпускало, гнало сюда всю прошлую неделю, наконец, оставило в покое. Оно осталось за горами, в аэропорту, в Москве, в его офисе. А здесь он глубоко дышал свободной грудью, больше не думая ни о чем. Спускался в бесконечность, манящую неизвестностью, пахнущую удивительным ароматом французской провинции…

С удивлением заметил, что не пользовался картой. Этот навигатор засел где-то в уголке сознания и гнал машину на северо-восток, где уже не оставалось и намека на сугробы – только зеленые холмы и жаркое солнце над головой.

Машину бросил посреди булыжной мостовой, и теперь смотрел на старый развалившийся замок, о котором, казалось, знал все. Герб с литерами FV был на месте и, глядя на него, он почувствовал себя увереннее. Почти как в своем офисе, – подумал он, – где был, как у себя дома. Но сейчас его неотвратимо тянуло за ограду напротив, где он должен был что-то разыскать… увидеть… понять… остановить это наваждение…

Сегодня там не было видно никаких признаков жизни, и он пошел вдоль старинного забора, ища хоть какую-нибудь лазейку. Лазейки не было. Наконец, не выдержав, забрался на каменную ограду, пролеты которой оплетали старые чугунные лепестки узоров, представляя собой несложную для него преграду. Огляделся и спрыгнул на траву. Он сам не знал, чего искал. Стоял, долго смотрел на дом, наконец, направился прямиком к нему.

И вдруг из-за дома или из лучей яркого солнца, возникло очертание всадника, которое, быстро увеличиваясь в размерах, летело прямо на него. И снова топот конских копыт!..

Лошадь остановилась всего в каких-то сантиметрах, а наездник, вернее наездница, едва удерживала свое упрямое животное. Он не видел ее лица. Ее фигура загораживала солнце, а черные распущенные волосы переливались в ярких лучах.

– Что вы здесь делаете? Это частная территория! – ее голос был немного низким, настойчивым и не терпел возражений, требуя немедленного ответа. Он растерялся, сделал шаг в сторону, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Перед ним была молодая девушка, загорелая кожа придавала мужественность юной фигурке, а гасконский акцент делал ее голос решительным. И поневоле он залюбовался. Ее черные длинные волосы развевались на ветру, и он не мог оторвать от нее взгляда. Нет, она не была красива. Красивее русских женщин он не встречал, но каждую француженку всегда выделяет какая-то мелочь, делая ее неповторимой. А две тоненькие косички по краям, которые она заплетала, наверное, чтобы волосы не закрывали лоб и глаза, делали ее ребенком, милым и чудесным. И поэтому, не будучи красивой, она была невероятно обаятельна! На мгновение показалось, что эта девушка кого-то ему напоминает…

– Месье, я повторяю свой вопрос. Как вы здесь оказались?

– Простите. Я неловко махнул рукой, и мои часы отлетели на ваш газон, – нашелся он.

– Вы играли в гольф, и теперь ищете свои часы в доброй сотне метров оттуда?

Ему нечего было возразить.

– Может быть, попросить жандармерию помочь вам поискать часы, которые на вашей руке? Или вы обычно носите две пары?

– Нет-нет. Я уже их разыскал и удаляюсь.

Но стоял и не мог сдвинуться с места…

– Месье, вы уверены, что удаляетесь?

Она издевалась! Девушка была на своей территории, ей было легче, чем ему, чувствовала она себя уверенно и издевалась. Делала это беззлобно, с каким-то интересом, даже с удовольствием, совсем его не боясь.

– Мадмуазель, сегодня жарко, я не рассчитал с одеждой и… Не дадите ли вы мне воды?

Девушка с удовольствием отметила его находчивость. Видимо, ей тоже стал интересен этот человек, и она не хотела так сразу его отпускать.

– Вашему наряду не достает лыж и палок. С какой горы вы спустились?

Но, этот вопрос не требовал ответа.

– Пойдемте.

Она махнула рукой, приглашая его за собой. Ее лошадь, наконец, сорвалась с места. Ей не терпелось унести свою хозяйку как можно дальше от этого человека. И он следом направился к столь желанному дому. Девушка изящно спрыгнула с лошади, шлепнула ее по крупу, и та унеслась восвояси…

Он стоял, держа кружку с водой в руках, и смотрел на дом, который был знаком ему до мелочей.

– Куда вы направлялись? – спросила она.

– Сюда, – не думая, ответил он.

– Сюда? – ее черные брови взметнулись, изогнувшись в изящную черную линию.

– Ах да, вы, наверное, турист? Иногда сюда привозят туристов поглазеть на тот замок.

– Он принадлежал семейству Винсент? – неожиданно для себя задал он вопрос.

– Да. Этот древний род растворился во времени, сохранились только развалины.

– Но, вашему дому должно быть тоже немало лет? – продолжил он.

– Столетий. Здесь жили мои предки сто, и двести, и даже триста лет назад.

– Родовое гнездо?

Она снова изогнула красивые брови в ожидании подвоха. Он тут же попытался загладить свою нескромность.

– У вас здесь разводят лошадей?

– Да, у меня небольшая ферма. Сотни лет на этой земле мы разводим лошадей.

Он стоял с пустой кружкой в руке, снова не зная, что сказать. Но, его притягивал этот старинный дом.

– Вы здесь одни? – нашелся он.

– Почему же, у меня есть старый конюх, раз в неделю приходит садовник. Мне одной не управиться…

Он снова молчал и тупо смотрел на нее, на дом, на кружку. И куда делся уверенный в себе мужчина, на которого в той жизни женщины смотрели с интересом, а он без труда подбирал слова. А теперь терялся, словно мальчишка, не зная, что сказать. Но чувствовал, что ей тоже не хотелось его отпускать. Почему? Как будто мостик возник между ними, только никто не решался сделать следующий шаг. Поэтому был благодарен ей за предложение:

– Вы голодны?… Знаете что? Я как раз собиралась обедать. Хотите, я вас накормлю? – неожиданно выручила его она.

Они прошли в дом, куда он так стремился, пролетев тысячи километров. И вот он здесь. Старые каменные стены хорошо сохраняли прохладу. Там, на солнце, в зимней одежде было нестерпимо жарко, а здесь стало хорошо и уютно.

Дом изнутри казался больше, чем снаружи. Какие-то коридоры, ведущие из гостиной в невидимые комнаты, лестница, уходящая наверх, на второй этаж, и картины… На всех стенах висели старинные картины. На них были изображены люди в причудливых нарядах.

– Вы не теряетесь одна в таком доме? – спросил он.

– Я не одна, – отвечала она, ставя на стол нехитрую еду.

– Взгляните, сколько их здесь. Это все наше семейство.

– Можно?

И, не дожидаясь разрешения, пошел по коридору, разглядывая картины. Он не разбирался в портретном искусстве, наверное, картины художников, рисовавших ее предков, не висят в Лувре. Но все эти лица были выразительны, передавая дух той далекой эпохи. Многие мужчины были с оружием, в военных одеяниях, и ему показалось, что он попал в настоящий музей.

– Все готово. – Хозяйка положила еду в тарелки, улыбнулась детскими глазами, пригласив к столу. Он стоял, не двигаясь с места, потом взглянул на нее, замер, и на мгновение ему показались эти глаза такими родными. Захотелось, чтобы эти загорелые изящные руки каждый день клали еду в тарелку. Все равно, какую… Раньше ему подавали блюда, а здесь была просто еда. А еще показалось, что он уже сидел когда-то за этим столом и такая же, нет, не эта, но очень похожая на нее девушка, находилась рядом. Сидела, улыбалась и смотрела, как он ест…

Вдруг взгляд его упал на одну из картин.

– Гаспар! – воскликнул он.

– Что?.. Откуда вы знаете, как его зовут?

Он оцепенел. Он не мог пошевельнуться. Он нашел то, зачем сюда летел и ехал, и лез через забор. А девушка взирала на него со страхом, не понимая. Он не хотел ее напугать, хотя сам по-настоящему был изумлен… А вот еще один портрет рядом. Эту девушку звали Мариэтт. Он знал это точно. Он хорошо помнил ее лицо, брошь на платье, кольцо на юной руке… И снова ничего не понимал. Наконец, справился с собой.

– Просто, лицо этого человека напомнило одного моего знакомого. Его зовут Гаспар, – нашелся он.

– Вот совпадение! Это мой далекий предок. Портрет конца семнадцатого века. Садитесь, – пригласила она к столу и присела напротив.

– Вы что-нибудь можете про него рассказать? – спросил он, усаживаясь.

– Я знаю очень мало. Родители рассказывали о его печальной судьбе. Он прожил немного. Не успел жениться, завести семью. А, когда ему не было и тридцати, поехал на охоту и случайно упал с высокого обрыва. Разбился насмерть. Обрыв тот неподалеку, он даже виден от моих ворот.

– А эта девушка рядом с ним? Кто она?

– Ее звали так же, как и меня, Мари. Это его сестра. На картине ей семнадцать. Портрет был написан, видимо, незадолго до несчастного случая. А когда все произошло, и Мари осталась одна, девушка уехала в какой-то монастырь, и больше о ней никто ничего не слышал…

Возникла небольшая пауза, и, пока он раздумывал над ее словами, она обратилась к нему.

– Теперь, можно спросить вас?

– Да, конечно, – ответил он.

– Вы бельгиец или из Швейцарии?

– С чего вы взяли? Я русский.

– Русский?

– Что в этом удивительного?

Наконец, он пришел в себя, понял, что проголодался и с жадностью набросился на еду. А когда он нервничал, всегда ел. Все равно что – главное набивать рот и жевать – дурацкая привычка.

– Русский! Тогда, наверное, вы изучали французский язык в каком-нибудь монастыре! У вас удивительное произношение…

– Что? – и тут еда, которую он не успел прожевать, встала поперек горла и уже летела прямиком в легкие. Он задыхался… Нечем было дышать… Глаза вылезали из орбит. Она подбежала и начала стучать кулачками по его спине…

– Что с вами?… Вам лучше?…

Он долго кашлял, потом долго приходил в себя. Наконец, оба снова сели за стол.

– Ну вот, моя еда вам встала поперек горла! – пошутила она.

Он не мог вымолвить ни слова. А что он мог сказать этой девушке? Что на французском знал два или три слова, а кроме английского никакого другого языка не изучал? Что знал ее дом не хуже, чем она сама. Знал, где находится тот обрыв. Знал, как родной, замок напротив, каждый булыжник на мостовой за ее воротами, где когда-то проезжали лошади, проходили люди и слышался топот шагов и цокот копыт…

6

Он сумел отъехать лишь на несколько километров, но остановился, вышел из машины, устроившись за столиком бара в ближайшем городке, и теперь сосредоточенно размышлял:

Приехал ответить на все вопросы, избавиться от наваждения, а все запутывалось еще больше. Ему принесли бокал белого вина. Зачем он его попросил? Он не любил пить за рулем, поэтому сейчас крутил его пальцами за тоненькую ножку, и думал.

Что здесь можно было понять? Есть старый разрушенный замок, булыжная мостовая, дом напротив. Все это он хорошо знал и с закрытыми глазами мог свободно там перемещаться. Потом, появился чертов Гаспар. Он знал его имя, помнил характер, привычки этого человека, который погиб более трехсот лет назад. А та девица с картины? Он тоже ее помнил хорошо. И что-то защемило в груди, когда увидел ее портрет – словно от большой утраты или потери. Теперь эта Мари, которая его накормила. Почему она сразу его не прогнала, почему впустила в дом? Странно. Европейцы никогда не зовут в дом, не приглашают в гости, в отличие от русских. Даже самые хорошие и давние партнеры-французы всегда приглашали только в ресторан. А здесь совершенно постороннего человека!.. Все это было очень странно! Хотя, откуда мог быть ресторан в той дыре? И мужика она, наверное, живого видела лишь несколько раз в году, да и то на расстоянии… Только старый конюх и какой-то садовник… Небось, в свои двадцать с небольшим… И тут он подумал, что если еще хоть на секунду подумает о ней что-то плохое – даст себе по лицу. Прямо здесь – самому себе!

– Бред!.. Так, еще раз. Старый замок, мостовая, дом напротив. Гаспар, Мари, Франсуа. Замкнутый круг. Может, поехать туда снова? Пока он не поймет и не вспомнит все – отсюда не уедет, – он знал это точно. Франсуа – Гаспар – Мари.

Он держал бокал с вином, крутил его, а солнечные лучи играли, переливаясь на его поверхности ярким светом. И уже не нужно было никуда ехать. В глазах потемнело, как когда-то, на мостовой. Послышались шаги людей и топот копыт. Настоящих конских копыт…

– Привет, Мари, – Франсуа соскочил с лошади. Старый конюх взял ее под уздцы и отвел, поставив недалеко в стойле. Он поцеловал девушку и с удовольствием долго не выпускал ее рук.

– Гаспар дома? – наконец, спросил он.

– Да, Франсуа. Сейчас он к тебе выйдет.

– Ты соскучилась?

– Очень! – девушка покраснела и прижалась к его пыльному камзолу.

– Все утро ты был где-то, я тебя совсем потеряла.

Ее глаза светились счастьем, и теплые нежные руки были в его руках. Оставалось немного, они обвенчаются и будут вместе, – и он с радостью об этом подумал.

– Ездил в город. Не дождался свадьбы и вот купил тебе эту маленькую брошку. Она так хорошо подходит к твоему обручальному кольцу.

– Когда мы поженимся, ты будешь так же меня любить? – ее детские глаза счастливо улыбались.

– Еще больше… А сегодня я пригласил художника, он нарисует твой портрет. Мы повесим его на стене, ты будешь взрослеть, родишь мне много детей. Потом мы станем старенькие, а твои детские глаза останутся навсегда такими же юными, и будут смотреть на нас с этого портрета. Да, милая девочка?

– Скорее бы.

– Что скорее? Состариться? – и засмеялся.

– Глупый! Выйти за тебя замуж! – и она убежала в дом.

Спустя минуту появился Гаспар. Он был не в духе, но обрадовался другу.

– Привет, Франсуа.

– Ты не пригласишь меня в дом?

– Я хотел с тобой поговорить. Пойдем, пройдемся.

Гаспар некоторое время молчал, и они шли, не говоря ни слова, по высокой траве усадьбы.

– Что-то случилось? На тебе лица нет, – нарушил молчание Франсуа.

– Ну, как сказать… Ты говорил, что покупаешь у соседа землю?

– Прикуплю несколько акров. Сделаю там большой виноградник. Как раз, замечательный южный склон, – он был в восторге от своей новой забавы и теперь делился радостью с другом.

– Когда сделка? – почему-то спросил Гаспар.

– Сегодня вечером… Почему ты спрашиваешь? Скоро будем пить мое вино! Придумаем название. Например – «Барон де Винсент»! Звучит? – и замолчал, снова удивленно посмотрев на друга. С ним что-то происходило. Он был чем-то встревожен. – Кстати, как твои лошади? Тебе выплатили деньги? – спросил он.

– Нет, лошадей забрали, а с деньгами обещали позже, говорят война и я должен это понимать! – ответил Гаспар.

– Ну и понимай. Потерпи немного. На благое дело – на военные нужды! – успокаивал он.

– Конечно! Но, поймут ли меня кредиторы?

Гаспар немного помолчал и снова спросил:

– Говоришь, сделка сегодня, хотел спросить, нет ли у тебя еще свободной суммы… взаймы… уже для меня… на время. Через несколько дней я обещал вернуть долг. Никогда тебя не просил, но война и какое-то дьявольское стечение обстоятельств. Первый раз в жизни вынужден это делать…

Как некстати была эта просьба! Сегодня он купит землю – замечательный склон холма под виноградник, который стоит немалых денег. Потом венчание. А сколько еще всего понадобится купить. Праздник, десятки гостей – все должно быть красиво. Столы будут ломиться от яств. Он пригласил знакомого повара, который когда-то работал в одной знатной семье в Париже. Тот будет стараться, потребуются самые изысканные продукты… Подарки невесте… Потом путешествие к родственникам….

Он немного подумал и ответил:

– Гаспар, ты знаешь мои дела, я все вложу сегодня в эту землю. Я столько лет уговаривал соседа, наконец, он согласился. Не обижайся, дорогой друг… А, знаешь, пошли-ка ты этих кредиторов ко всем чертям! Потом рассчитаешься!

– Я давал слово…

Гаспар ненадолго задумался, посмотрел на друга и весело воскликнул: – Конечно! Ты прав! К чертям! Извини за неуместную просьбу, – потом с улыбкой обнял старого друга и как-то странно прижал его к себе, словно прощаясь. Франсуа с облегчением понял, что тот не в обиде, и дружески потрепал его по плечу.

– Гаспар, сегодня к тебе придет художник нарисовать нашу красавицу – твою сестру, не прогоняй его. Я ему уже заплатил. И повесь портрет на самое видное место! Ну, я пошел, еще много дел! Скоро увидимся!

– Прощай! – сказал Гаспар, он подвел лошадь, проводил до забора и закрыл за ним ворота.

Девушка говорила медленно, едва выговаривая слова:

– Он был очень гордый.

Они стояли у вырытой могилы, и могильщики деревянный гроб спускали в черную яму.

– Ненавидел просить. Ненавидел долги. И это его погубило. Я говорила ему попросить у тебя…. но он был слишком гордый! Не захотел.

– Прости, Мари, – грустно отозвался Франсуа. – Я должен был ему помочь. Он говорил мне…

– Говорил?… Ты сказал – он тебе говорил? Ты знал обо всем? – переспросила она.

Он молча кивнул. Мари, не веря в это, посмотрела ему в глаза. Потом с трудом произнесла.

– Странно!.. Это на него не похоже…

Больше она не проронила ни слова.

Они взяли по горсти земли и бросили на черный холмик, который скрыл навсегда ее брата и его единственного друга. Потом долго возвращались по булыжной мостовой и молча пошли каждый к своим воротам. Он кивнул ей на прощанье, она опустила глаза, прошла через калитку, закрыла ее, и скрылась за порогом дома.

Больше он ее не видел никогда. Она исчезла. Ее дом долго пустовал. Появлялись какие-то люди – ее дальние родственники. Они ничего толком сказать не могли. Франсуа ездил, искал ее. Искал годами, но не находил. Потом в отчаянии поехал на войну, но, ни пуля, ни шпага не брали его и не могли лишить жизни и этой утраты. Вернулся в свой замок. Снова искал…

Однажды, в его скитаниях, старая цыганка, услышав эту историю, нагадала:

– Пока ты не окажешься в его положении, хотя бы на день, ты будешь один. И не будет тебе покоя…

Он взбесился и прогнал ее, в гневе размышляя:

– Что он сделал? Он не украл! Не убил! В чем он виновен?

Так и не поняв ее, еще долго жил на этом свете совершенно один. Бесполезная земля не рождала ему винограда. Он его просто не посадил. Его род не продолжался. А потом, когда, наконец, умер, его старый замок, свидетель всего, тоже остался совсем один. И теперь он старел и рассыпался, никому не нужный. Только герб на башенке гордо блестел, отливая бронзой две литеры FV.

Рука дрогнула, и бокал вдребезги разбился, упав на каменный пол. Он очнулся от забытья.

– Так вот оно что! Вот зачем он летел сюда через всю Европу, почему мучил себя столько времени! Ему предъявляли счет!

Теперь он многое понимал. Эта рука скупости протянулась из глубины веков, схватив его за горло. Теперь он знал все – как звали его в той жизни, почему он в совершенстве владел фехтованием и сидел верхом, знал, что любил ту девушку, не понимал одного – за что он должен был отвечать? Ему выставляли счет спустя три столетия за то, чего он не совершал! Он ничего не сделал! Что за преступление – не отдать чужие долги? Но теперь эти долги почему-то принадлежали ему.

«Пока ты не окажешься в его положении, хотя бы на один день – ты будешь один. И не будет тебе покоя…»

Ничего себе! За что он должен поломать свою жизнь? Они взяли его за горло. Кто они? Он привык стоять к противнику лицом к лицу и всегда побеждать. А этот противник затаился в глубине сознания, в памяти, мучил его, и он не знал, как с ним бороться!

Пусть так! Пусть он готов платить за то, что натворил, но он ничего не совершал! Он не сделал то, что, может быть, должен был сделать! И это еще вопрос – должен ли? А тот слабовольный псих Гаспар не выдержал и прыгнул с обрыва. Но, при чем тут он! Нет таких правил! Это не по понятиям! Он что, должен отвечать за каждого бездомного, который на паперти протягивает руку? И что значит – «поставить себя в его положение». Что значит – «хотя бы на день»? Как такое возможно? Подарить кому-то бизнес, капитал, стать нищим, а завтра попросить все назад? Такого не бывает! Это бред!

Но мука, которая обрела очертания вины за то, что случилось когда-то, не давала ему сдвинуться с места.

– К черту! В Москву! Домой!.. А девчонка? Он купит тысячу таких! Хватит! Он нормальный человек. Поставит в церкви свечку! Подарит десять, нет пятьдесят тысяч баксов детскому дому. Пусть маленькие засранцы радуются, пусть эти деньги разворуют! Должен?! Что же – поиграем!

7

И снова полет – удобные кресла, вежливый стюард, в салоне никого, только он один. Почему-то не спалось. Обычно на обратном пути он всегда спал, откуда бы ни возвращался. Раньше отлет для него означал начало приключения, которое сам придумает и сам оплатит, а возвращение – просто домой, где никто особенно не ждет, и летит он в свой большой дом и свою жизнь. А окружавшие его люди, лишь необходимые атрибуты жизни – подчиненные, коллеги, женщина в постели. Так он построил свою жизнь, и последние десять лет все было легко и просто. Он был баловнем судьбы. Когда исполнилось тридцать, уже успел кое-чему научиться, кое-что заработать. Тогда у всех были равные стартовые условия – такие были времена – начало 90-х. А потом, за эти последние десять лет, он словно сорвался и без остановки поднимался все выше и выше. Это был вертикальный взлет без виражей и падений! Он уверенно расширял бизнес, всегда попадал в нужные места, удачно заводил знакомства, которые помогали шагать еще дальше. Он успешно лавировал по минному полю московского бизнеса, и все сбывалось. Иногда даже удивлялся, ставил самые немыслимые задачи но, неожиданно для самого себя, сбывалось все. Словно, его кто-то вел за руку, уверенно поднимая на эту высоту.

Бросил взгляд в иллюминатор.

– Да! Высоко подниматься – низко падать. А высота, однако… И кому это нужно, прошло уже три сотни лет?… Снова начинается бред, – подумал он…

Он действительно был очень богат. Миллион, десять, тридцать, уже больше ста. Трудно представить себе – на что можно потратить такие деньги. Он не коллекционировал картины, не скупал недвижимость, не занимался политикой – от нее воротило – хотя, был знаком со многими сильными мира сего. Тогда, зачем ему столько? Но, глупо отказываться от того, что само плыло в руки. Так поступил бы каждый нормальный человек. Он занимался достаточно честным и высокотехнологичным бизнесом. Не шел по «костям» конкурентов… насколько это было возможно. Не был жесток, наверное, был хорошо воспитан, поэтому в своей среде пользовался уважением, которое отличало его от других. Что поддерживало его, что гнало сюда, на этот верх? Наверное, азарт человека, которому все удается. Он давно опередил сверстников и чувствовал себя в этой жизни комфортно. Не было семьи, детей… Почему? – подумал он. – Еще не время. Да, и не встретил с тех студенческих времен женщины, от которой хотелось бы иметь ребенка. А сейчас ему было всего-то около сорока. Хотя, друзья из прошлого давно обзавелись семьями и не по одному разу. Но, где взять эту женщину на такой высоте, в этом пустом салоне, в охраняемом офисе? А, может быть, там внизу, где они ездят в метро, ходят по улицам без охраны, и осталась она?

Вдруг подумал, что нет ни одного человека, с которым он мог бы поделиться и доверить все это. Кому такое расскажешь? Юристу, врачу, чиновнику мэрии, адвокату, подружке? Почему-то снова вспомнил Мари. Нет, не ту из далекого прошлого, а эту, реальную, с красивыми загорелыми руками, со смеющимися детскими глазами. Наверное, она могла бы его понять. Хотя бы поверить в то, что он не сошел с ума.

И снова не понимал, в чем он виновен. Одно знал точно – все это реальность, все было на самом деле, было когда-то давно – триста лет назад. Он видел это собственными глазами. И, теперь ему не нужны были доказательства, как бы абсурдно все не казалось. А, поскольку, такое никому не расскажешь, придется справляться самому.

Сидя в офисе, он долго и рассеянно слушал, как его заместитель рассказывал о конкурсе проектов, который они выиграли. Зам. был в приподнятом настроении, на него впервые оставили такое дело, и он с ним справился. А теперь гордо докладывал подробности. В который раз бросал взгляд на шефа, и недоумевал. Наконец, воскликнул:

– Шеф, вы как будто не рады?

А в ответ услышал:

– Это для тебя впервые – я столько тендеров выиграл – не удивишь. Как будто могло быть иначе.

Наконец, очнулся от своих мыслей, немного подумал, посмотрел на зама и спросил:

– Скажи-ка мне… та девчонка, которую ты поймал в аэропорту… Ты заблокировал ее карту?

– Конечно! При вас тогда же позвонил в банк.

– Да – да, я забыл… Пожалуй…

Помолчал еще немного…

– Знаешь что, позвони и сними блокировку. Решит сама, как ей жить. Большая уже девочка. Пусть тратит то, что там осталось. Сделай с уведомлением, чтобы она была в курсе.

Заместитель удивился, немного помялся и ответил:

– Я не успел рассказать… Думаю, ей это ни к чему. Пока вас не было…

– Что еще?

– Пока вас не было, она занесла это, – и протянул большой конверт, из которого со звоном выпали ключи. Еще там находились документы на квартиру и магазин, доверенности и кредитка. Здесь было целое состояние. Состояние для какой-то девчонки с периферии. Но, почему-то все это лежало здесь на его столе в виде никчемных бумаг…

– Скажи, – спросил он зама, – больше она ничего не просила передать?

– Нет, только это.

– А кто тот парень, помню, ты это выяснял?

– Какой-то художник…

– Кто такой? Мы его знаем? Сколько стоят его картины? – оживленно перебил он.

– Нисколько. Их никто не покупает. Рисует и складывает. Снова рисует. Непризнанный гений!

– И все?

– Все.

Они немного помолчали.

– Молодой? – с надеждой в голосе спросил он.

– Да,… такой же, как и мы, лет сорок – сорок пять… – получил он безжалостный ответ.

– Вы меня извините, шеф… – тактично добавил зам, – странная она какая-то.

– Да, странная… – пробормотал он. – Ладно, возьми все это, – и показал на конверт с документами и ключами. – Отдай в агентство, пусть заберут и с концами. Цена значения не имеет. Все.

Уже две недели, как он вернулся из Испании… Или из Франции. Скорее из Франции, куда ездил и откуда потом сбежал, а на обратном пути даже не взглянул на горы. Снегу в этом году было много. Скоро сезон закончится, а он так и не съедет с горы и пропустит сезон. Но, почему-то не тянуло вставать на лыжи, перелетать с одной горы на другую, с подъемника на подъемник. Хотя, напрасно. Там, наверху, можно ни о чем не думать, просто лететь навстречу ветру и неизвестности. Почему он так любил этот скоростной спуск, когда любую голубую трассу можно превратить в черную и неукротимо мчаться с нее? Потому что там он всегда был один. И один на один с горой и скоростью, и ветром в лицо. Потому что он так жил и летел без остановки, никогда не падая, мчался навстречу препятствиям и всегда побеждал. Но, снова оставался один.

Неизвестность. Теперь каждый день он не знал, чего ему желать. Он был выбит из накатанной колеи и чувствовал неуверенность, словно боялся упасть. В его жизни появились люди, о которых он не мог не думать. Не мог и не хотел. Те люди – три сотни лет назад, и эта девушка – сегодня, на лошадиной ферме. Она ходила по своей земле, по булыжной мостовой, жила в доме, где висели портреты предков, иногда бросала взгляд на его разрушенный замок, и тоже была совсем одна. Так ему казалось. И он не мог о ней не думать. Иногда вспоминал ее с удовольствием и радостным предчувствием, хотя, была она так далеко. Временами так хотелось перелезть через старинный забор и видеть ее снова. Что это было?

8

А в Москве внезапно появилось яркое солнце. Всю ночь шел ливень. Была настоящая гроза – в конце января! Посреди зимы! Все смешалось. Все перепуталось в этом мире. Даже у природы проявлялись свои аномалии, что уж говорить о людях. Всю ночь мелькали молнии, гремел гром. Этот дождь смывал снег с улиц и крыш, и наутро город стоял по колено в воде. А над головой только чистое небо и яркое солнце!