Текст книги "Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам"

В целом же нельзя не согласиться с тем, что свое «хозяйство» полковник вел довольно рационально. Например, в сравнении с одновременно образованной австрийской военной миссией, «казачье» соединение выглядело предпочтительнее. «К исходу 1879 г. у австрийцев в наличии было 1800 человек войск, у русских – 600 “казаков” и столько же лошадей, причем содержание лошади обходилось вдвое дороже содержания каждого “казака”, – сообщала О. А. Красняк, пересказывая слова А. И. Домонтовича в своей работе. – Следовательно, расходы должны были быть равными. Полковник Адальберт Шоновски-Дешонвайс (глава австрийских инструкторов – О. Г.) израсходовал в 5 раз больше средств, несмотря на это, “казаки” были отлично вооружены и обмундированы, австрийские же сарбазы, по сообщению А. Домонтовича, ходили оборванные. При этом австрийцами было истрачено более 300 тыс. туманов, расход же “казачьего” отряда составил 110 тыс. туманов»[328]328
  Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 94–95. Стефани Кронин утверждала, что одной из главных причин неудачи австрийской военной миссии были интриги со стороны русских представителей в Иране, из-за чего якобы финансировать их деятельность стали нерегулярно. Учитывая то соперничество, которое существовало между Российской и Австро-Венгерской империями в Европе, естественно, что появление австрийских военных инструкторов, а тем более их планы по реорганизации иранской армии, не отвечали интересам России (да и англичане не были намерены допустить в страну третьего игрока). Тем не менее из российских документов вывода, подтверждающего утверждение С. Кронин, сделать нельзя. Обе военные миссии столкнулись с одинаковыми проблемами, однако решить их сумели по-разному Без сомнения, за русского Заведующего стоял авторитет посланника. Однако, скорее всего, австрийцы слишком формально подошли к своей деятельности и не смогли вжиться в местные особенности, как это удалось русскому полковнику. Следует заметить, что несмотря на деятельность австрийской миссии в Иране начиная с 1879 г., ей не удалось полностью реорганизовать иранскую армию, довольствуясь формированием двух пехотных батальонов, батальона связи, инженерного батальона, артиллерийского батальона и музыкальной команды. Но этот так называемый «австрийский корпус» вскоре распался (в 1881 г. австрийская военно-инструкторская миссия почти в полном составе покинула Тегеран) и к 1892 г. не осталось от него и следа. Однако австрийское наследие оказалось значительным. Вооружение и обмундирование поставлялись в Иран в соответствии с ирано-австрийским соглашением долгое время [Сведения сообщены И. К. Тер-Огановым]. До начала XX в. пехота и артиллерия также формально обучались по австрийским образцам, но иранскими или иностранными инструкторами. Хотя реально всё сводилось к умению маршировать. Около 70 000 винтовок системы Верндля были закуплены в Вене и хранились в арсеналах страны. Артиллерия также комплектовалась орудиями системы Ухациуса. Одеты были пехотинцы в форму австрийского сукна.


[Закрыть]. В дальнейшем этот рационализм был потерян, что привело к бесконечным финансовым неурядицам вокруг ПКБ.

Второй проблемой для А. И. Домонтовича стал «мухаджирский вопрос». В августовском рапорте 1880 г. на имя посланника офицер достаточно детально изложил те трудности, которые создавали ему его подопечные. «Весьма удачный опыт (обучения мухаджиров – О. Г.), по всей вероятности, заставил недоброжелателей принять уже непосредственное участие в его расстройстве, – сообщал он. – Дабы мои соображения не казались преувеличенными и безосновательными, приведу в подтверждение следующие факты:

1. В составе “казачьих” частей в настоящее время числится только 300 мухаджиров, все же их число более 1000 человек, из числа которых около 200 человек свободно проживают в Тегеране, не неся никакой службы, но пользуясь своим старым содержанием. Принадлежа к более состоятельным лицам, они, хотя весьма способные к “казачьей”службе, уклонились от поступления в “казаки” и нашли покровительство, оказываемое им из корыстолюбивых видов.

2. Некоторое, весьма малое количество бывших “казаков”, удалившись в бест и считающиеся в бегах, приобрели каким-то образом свидетельства на получение своего старого содержания и так же свободно и без службы проживают дома. Понятное дело, что такого рода факты, весьма неблагоприятно действуют на “казаков”, несущих довольно трудную службу, заставляя их всеми силами стараться от уклонении от неё.

Кроме беста, где они находят законное убежище, разные влиятельные люди, евнухи и прочие своим покровительством также вредно влияют на часть. Недавний случай в первом полку, кончившегося благополучно только благодаря моему быстрому прибытию на место, хотя, мне пришлось обнажить шашку против возмутившегося полка, должно отнести к их подстрекательствам… Эти затруднения настолько значительны, что я удивляюсь, каким образом они до сих пор не погубили всего дела. Единственная внешняя опора ему – только Его Величество Шах, разные же влиятельные лица более или менее вредят ему, из них старый начальник всех мухаджиров – Шудок оль-Мольк, оставаясь до сих пор им в отношении не служащих в “казачьих” частях, представляет для них слишком сильную опору»[329]329
  Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [И. А. Зиновьеву от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 132–133.


[Закрыть].

Тем не менее благодаря стараниям А. И. Домонтовича к окончанию срока его контракта численность ПКБ увеличилась до 650 человек (610 кавалеристов и 40 – для вспомогательных работ)[330]330
  Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 76. В одной из последних работ по истории внешней политики России приводится несуразная цифра «2 000 хорошо вооружённых кавалеристов», предназначенных стать личной гвардией шаха [Сергеев Е.Ю. Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2012. С. 175]. Еще более несоответствующая действительности цифра в 3000 коней приводилась в специальном сборнике Военно-ученого комитета Главного штаба [Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств. СПб.: Военная типография, 1884. С. 531, 534]. Происхождение этой цифры вызывает недоумение и одновременно указывает на уровень аналитической работы по Ирану в Санкт-Петербурге: сборник был издан в 1884 г., а материалы относительно ПКБ касались 1880–1882 гг. В рассматриваемый период ПКБ никогда не достигала такой цифры. Не была она и личной гвардией шаха. Последнюю по-прежнему составляли гулямы. Бригада же была элитной частью тегеранского гарнизона. Положение ее меняется постепенно лишь с конца 1890-х гг.


[Закрыть]. Советский историк Завен Артёмович Арабаджян верно отмечал, что «при создании казачьей бригады… была скопирована только внешняя сторона». Однако с оценками относительно социальной сущности ее состава полностью согласиться нельзя. «Если в России казачество, в первую очередь, было особым социальным слоем общества, – писал он, – слоем свободных крестьян, никогда не знавших крепостничества, имевших целый ряд льгот и привилегий, дарованных им государем и как бы взамен за это составлявших особый род войск в русской армии, то в Иране казачья бригада составлялась из крестьян, не чувствовавших себя свободными и с детства формировавшихся в условиях феодально-помещичьего гнета и унижения человеческого достоинства, характерных для иранской деревни»[331]331
  Арабаджян З.А. Иран: власть реформы, революции (ХІХ-ХХ вв.). М.: Наука, 1991. С. 117.


[Закрыть]. Персидские «казаки» на деле происходили не только из крестьян. О социальном положении мухаджиров уже говорилось – они в большинстве своем земледельцами не являлись. Что до солдат и офицеров полка «Буми», то здесь были выходцы из разных категорий населения. Наряду с сельскими жителями и кочевниками, людьми, зачастую не связанными с общиной, здесь служили и представители высших социальных групп. К тому же следует помнить, что крепостного права в Персии не существовало[332]332
  Алиев А. Иран vs Ирак. История и современность. М.: Изд-во Московского ун-та, 2002. С. 481.


[Закрыть], и формально все подданные иранского шаха были свободны. Связывали их не столько юридически-правовые обязательства, сколько нормы традиционных патриархально-клановых отношений. «Помещиков, которые бы сами занимались земледелием, почти нельзя встретить, – писал российский исследователь второй половины XIX в. – Большинство земель арендуется крестьянами, которые должны вносить своему владельцу ежегодно известную сумму, иногда включая подати (редко), и тогда сам помещик вносит за них подати. Сами же помещики живут в городах, не принимая никакого участия в своих крестьянах, требуя лишь аккуратного взноса денег. Шах неоднократно награждает своих приближённых деревнями, в которые их новые владельцы никогда в жизни не заглядывают. Немалое число деревень находится во владении духовенства и купцов»[333]333
  Таманский. От Каспийского моря к Хормузскому проливу и обратно, 1894 г. // СМА. 1896. Вып. 65. С. 14–15.


[Закрыть].

В. А. Косоговский, характеризуя состав ПКБ, писал, что мухаджиры хотя и тяжело поддаются дисциплине, «но если вы знаете их душу, то можете держать их в своих руках». Что же до добровольцев, то хотя с ними и легче было иметь дело, но они были менее устойчивы, т. к. в большинстве своем были выходцами из кочевников или людей неопределенного, «вольного» социального положения[334]334
  Babich Р. A Russian officer in Persian Cossack Brigade: Vladimir Andreevich Kosagovskii. Budapest: CEU, 2014. P. 59.


[Закрыть]. В. А. Косоговский отмечал, что проблема найма волонтеров из одиночек заключалась в том, что большая часть из них – люди недовольные, обиженные, обездоленные, а следовательно, непокорные, строптивые. Но других элементов в Персии найти было сложно – они либо не были доступны, либо не подходили[335]335
  РГВИА. Ф. 401. On. 5. 1901. Д. 515. Л. 79.


[Закрыть]. Объяснялось это тем, что помещики и главы племен не желали, чтобы их слуги выходили из-под их контроля, попадая под власть полковника[336]336
  Там же. Л. 81.


[Закрыть], и крайне этому противились. Классическим примером может служить борьба А. И. Домонтовича за мухаджиров с их начальником и ситуация с гулямами. В то же время для добровольцев поступление в ПКБ давало постоянный доход и повышение социального статуса (в том числе и через производство в чины). Жалование добровольцев почти в 2 раза превышало жалование в регулярных пехотных полках иранской армии. Кроме того, «казаки» получали своеобразный иммунитет от притеснения со стороны любого иранского феодала или сановника[337]337
  Farrokh К. Iran at War. 1500–1988. Oxford: Osprey, 2011. P. 217.


[Закрыть]. Именно этим в первую очередь как первый, так и последующие Заведующие пытались держать их под контролем. В иранском обществе, как и в любом традиционном, неформальные, статусные отношения всегда значили больше, нежели формально-юридические. Как показал опыт последующих Заведующих, многие из них этого сначала не понимали и поэтому сталкивались с множеством проблем. Классическим примером может служить конфликт того же В. А. Косоговского со своим предшественником, речь о котором пойдет ниже. А. И. Домонтович, видимо, сумел найти подход к сердцам части мухаджиров. В. А. Косоговский именовал его время «золотым веком» ПКБ[338]338
  Babich P. A Russian officer in Persian Cossack Brigade: Vladimir Andreevich Kosagovskii. Budapest: CEU, 2014. P. 59.


[Закрыть]. Но, как нам кажется, данное утверждение справедливо только для последнего года деятельности полковника, когда он действительно сумел преодолеть множество проблем, встававших на его пути к формированию ПКБ. К концу своего пребывания в Персии А. И. Домонтович писал о своих подчиненных следующее. «Подозрительная былая нравственность, лёгкое отношение к казённой и вообще чужой собственности, попросту говоря, воровство, их, приводящая в отчаяние, небрежность в носке платья и оружия и полное непонимание требований чистоты, теперь покажутся невероятными при взгляде на безупречную внешность “казака”, также как и на всегда отменную чистоту казарменного помещения. Также, вспоминая первое время занятий с казаками, то малодушие, которое они выказывали на конных учениях, где, не слушая никаких запрещений, разбегались, при виде упавшего с лошади товарища, трудно поверить, чтобы эти, в настоящее время, отчаянные и ничем неудержимые наездники были одни и те же лица. Их лихость и беззаветная отвага, по праву даёт им самое почётное место в ряду кавалеристов всех европейских армий. Наряду с этим, у них явилось гордое сознание достоинства своей части, уважение и доверие к своим начальникам и вообще все качества хорошо дисциплинированного войска»[339]339
  Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 77.


[Закрыть].

Учебный плац, или «Мейдан-е Мешк», ПКБ находился между Гол-хаком и Салтанатабадом, а для летней лагерной стоянки был избран Давудие. Давудие близ Таджириша (на то время «дачное место» богатых тегеранцев) представлял собой большой сад, в котором находился небольшой дом из двух комнат. «Казаки» разместились в саду, в палатках, а офицеры в этом домике. По мере развертывания бригады, она была переведена в Каср-е Каджар – летний дворец шаха в 6–7 км от Тегерана, где имелся большой плац для обучения[340]340
  Высоцкий. Персидская казачья бригада // Военная быль. Париж. 1968. № 89. С. 12.


[Закрыть]. Осенью 1879 г. (а не с наступлением зимы, как указывал Н.К. Тер-Оганов[341]341
  Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 59.


[Закрыть]) А. И. Домонтович обратился с просьбой к иранскому начальству перевести конных «казаков» на зимние квартиры в город. Для их расквартирования по приказу Насреддин-шаха сипехсалар-азам передал в распоряжение ПКБ школу Генерального штаба (Мадресе-йе атамажор), находившуюся неподалеку от Мейдан-е Мешка. «8 октября полк был переведён из лагеря в город, где расположился казарменным образом в здании, упразднённого ныне военного училища, которое по особенной усиленной моей просьбе было разрешено занять для данной надобности. Причиной, заставившей меня добиваться этого здания, хотя мне предлагали строить новые казармы, кроме удобства, представляемого им, было, как можно меньше употреблять в расход денег», – вспоминал А. И. Домонтович[342]342
  Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 130.


[Закрыть]. Вокруг бывшей школы построили конюшни для лошадей, а внутреннее помещение школы было отведено под казарму[343]343
  Прежнее расположение бригады в Каср-е Каджар тоже осталось в распоряжении бригады. Со временем там были устроены помещения для летнего лагеря и хорошие дачи для начальника ПКБ и инструкторов. Раза 2 в год, чаще всего, в Каср-е Каджар, происходил смотр ПКБ шахом, заканчивавшийся церемониальным маршем и джигитовкой [Высоцкий. Персидская казачья бригада // Военная быль. Париж. 1968. № 89. С. 12].


[Закрыть].

А. И. Домонтович озаботился о благоустройстве бригадных помещений. Интересные зарисовки о них оставил Мисль-Рустем. Мы приведем их без критических замечаний последнего, поскольку критика относилась к более позднему времени. «Для бригады отведены казармы и конюшни, помещения с несколькими дворами, колодезь для водопоя, цейхгаузы, кухня и т. д., – писал он. – …На первый взгляд всё кажется образцово, даже есть лазарет для людей и лошадей… Казармы бригады выходят воротами на “машк-майдан”, т. е. плац, где обучаются войска в Тегеране. Над воротами “балхане” – род киоска с балкончиками, украшенными лепной работой, окрашен, по-персидски, в разные цвета, с неизбежными львами, “ширхуршиты”, которых персы вставляют всюду, где только возможно. Над “бал-хане” развивается флаг, конечно, опять со львом. Тут живут русские урядники… Пройдя под ворота, у которых находится часовой… вы входите не в особенно широкий двор, где имеются амбары для фуража и сарай для орудий. Далее вы проходите под другие сводчатые ворота, чтобы пройти во второй двор, под ними, налево и направо, две караульные комнатки и рядом с ними ужасные карцеры, состоящие из углублений в стене, величиною в квадратный аршин, и дверью с дырочкой для света, так что арестованные на несколько дней не могут не только лечь спать, но даже сидеть на корточках (в полу же есть отверстие для естественной надобности). В караульных комнатках положено быть всем, находящимся в наряде караула, как нижним чинам, так и офицерам, дежурным по полкам и бригаде; но последние, большею частью, бывают там только тогда, когда ждут кого-нибудь или поверки русскими инструкторами… Пройдя во второй двор, вы увидите посреди него бассейн с фонтаном, который, по небрежности персов, всегда грязен и вонюч. Вокруг этого двора масса дверей в отдельные помещения, где ютятся мастеровые из нижних чинов. Здесь вы увидите у дверей работающих сёдла шорников и шашечников, изготовляющих очень недурно клинки. Здесь же во дворе швальня (портняжная мастерская – О.Г) и цейхгаузы (военные кладовые для оружия или амуниции – О.Г.), в которых очень живописно расставлены в пирамидах ружья, а на стенах развешаны розетками шапки и черкески; на полу же лежат одеяла. Здесь же во дворе цейхгауз для музыкальных инструментов развешанных тоже очень живописно по стенам… Через одну из дверей во двор вы проникаете в казарму собственно, т. е. в помещение для нижних чинов. Это два огромных сводчатых зала, с кирпичным, каменным полом, посредине которых, в два ряда и по стенам, стоят зелёные деревянные шкафы, каждый в две двери и с нижними ящиками. Конечно, на каждой из дверей красуется опять лев, с розовой рожей за его спиной, изображающей солнце. Эти шкафы собственно и есть кровати для нижних чинов. Каждая дверца шкафа на петлях, отворяется не в бок, а сверху-вниз; в конце её откладываются или подставляются две ножки, так что образуется скамейка, на которую и кладут на ночь тюфяк и подушку. Днём же все тюфяки и подушки свёртываются и укладываются в шкаф, а дверцы поднимаются и, таким образом, получаются снова запертые шкафы. Эти шкафы устроены первым из русских полковников Д. и очень удобны потому, что днём освобождают много места… В каждой комнате-казарме имеется до 150 подобных кроватей… Через казармы вы проникаете в две кухни, чистенькие, с котлами, с двумя пузатыми самоварами, которые для виду возились всюду за бригадой. В этих кухнях никогда ничего не варится… Дело в том, что на полученные порционы персидский “казак” умудряется кормить всю свою семью, а из котла это сделать немыслимо. Затем вы проникаете в бригадный лазарет: это три чистенькие комнатки, с кроватями и бельём. Одна из них должна изображать аптеку, с массой пустых склянок на полочках. При лазарете имеется “хеким-баши”, старший врач, и фельдшер… Из казарм вы проходите задний огромный двор, имеющий отдельные ворота на улицу; среди двора колодезь для водопоя, с корытами. С четырёх сторон – конюшня, с земляным полом, сводчатая и в них “ахоры” – ясли, сделанные нишей, в углубления стены для каждого жеребца отдельно. Стойл нет, и лошади стоят не отгороженными друг от друга, а чтобы не бились, их привязывают за заднюю ногу цепью к колу, вбитому в пол. Конюшни содержатся, благодаря русским инструкторам, весьма чисто. Здесь же во дворе конский лазарет с ветеринаром; “байтал” – кузнец… и кузница… Вот вам все помещения бригады»[344]344
  Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 142–146.


[Закрыть].

Удачный выбор места позволил А. И. Домонтовичу проводить каждое утро занятия с конными «казаками» на тренировочном плацу для отработки пешего порядка, а вечером, за воротами казармы, проводить общебригадное обучение[345]345
  Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 59–60.


[Закрыть]. «Казаки» усвоили основные уставные правила конного строя, сторожевой службы, рубки, фехтования. Джигитовка стала визитной карточкой бригады. Значимым стало то, что «казаков» приучили носить форму и следить за ней. Это выгодно выделяло их на фоне остальной иранской армии[346]346
  Об иранской армии рассматриваемого периода и ее сравнение с ПКБ см.: Reza Ra’iss Touse. The Persian Army, 1880–1907 // Middle Eastern Studies. 1988. Vol. 24. № 2. P. 206–229.


[Закрыть]. Российские инструкторы строго следили за поддержанием дисциплины, формируя при этом среди подчиненных чувство корпоративной солидарности. Последнее, правда, имело своеобразный характер. Побывавший в 1889–1890 гг. в Персии Джордж (Георг в некоторых русских переводах) Натаниэль Кёрзон отмечал, что «хотя оба полка находятся под непосредственным наблюдением русских инструкторов, но почему-то Мухаджирский считается старшим»[347]347
  Кюрзон. Персия и персидский вопрос // СМ А. 1893. Вып. 52. С. 133; Curzon G.N. Persia and the Persian Question. London: Published by Frank Cass & Co. Ltd, 1966. P. 596. Причины этого нами были изложены выше. Вообще, в российской армии существовала практика, согласно которой старшинство и качество части показывал ее порядковый номер в составе соединения. Этот принцип был перенесен и в ПКБ.


[Закрыть]. То есть внутренние противоречия между представителями двух частей ПКБ изжиты не были.

1.5. Проблемы и итоги деятельности русской военной миссии в Иране

Успех А. И. Домонтовича сам он объяснял двумя причинами. «Мне было предоставлено право действовать полновластно, сообразуясь только с условиями, в которых мне придётся находиться… Тот же взгляд и то же полное предоставление мне права самостоятельно вести дело и в Персии, вероятно, в силу той же причины совершенного незнакомства персиян с моим делом. Совпадение таких счастливых обстоятельств было слишком благоприятно для меня»[348]348
  Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып 2. С. 333.


[Закрыть]. Однако нам представляется, что большая доля в успехе принадлежала самому Заведующему, сумевшему в короткий срок приспособиться к новым условиям и успешно выполнить возложенную на него задачу. Здесь вполне можно согласиться с мнением российской исследовательницы, что «только благодаря профессионализму и компетентности русского офицера Алексея Домонтовича… была заложена основа Персидской казачьей бригады»[349]349
  Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 77.


[Закрыть]. Этот успех еще более очевиден на фоне того, что с 1881 г. военным министром Персии вновь стал Камран-мирза Наиб ос-Солтане[350]350
  Наиб ос-Солтане – титул, которым чаще всего именовали шахского сына европейцы. Следует отметить, что как и другие титулы такого рода, его могли носить в разное время разные люди. Так, Наибом ос-Солтане именовался Аббас-мирза.


[Закрыть], третий сын Насреддин-шаха (он уже занимал эту должность перед Хусайн-ханом и был смещен шахом в 1871 г. за некомпетентность[351]351
  Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 42.


[Закрыть]). Как уже отмечалось, А. И. Домонтович был подчинен по контракту военному министру Ирана. И подчинение это не было формальным, особенно в финансовой сфере. Несмотря на «внимательное отношение к европейцам, особенно к русским»[352]352
  Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 77. Правильнее было бы сказать – заискивающее. Как сообщал тот же автор, шах был всегда недоволен, если на приемах или других значительных мероприятиях отсутствовали русские офицеры, и спрашивал с военного министра [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 80]. Поэтому Камран-мирза старался во всём угодить шаху, чтобы не потерять его расположения. Соответственно, угодничал он и по отношению к инструкторам. Впрочем, «тонкая азиатская дипломатия» нашла здесь выражение в том, что внешне Камран-мирза старался угодить, а подспудно – если не навредить, то извлечь для себя пользу, не считаясь с делами ПКБ. К началу 1890-х гг. вторая сторона его поведения стала явно преобладающей.


[Закрыть], в России новый глава иранского военного ведомства считался англофилом и чуть ли не находившимся на содержании у англичан. «Красив, хитёр, но ничего не смыслит в военном деле, хотя и военный министр», – писал о нём Мисль-Рустем[353]353
  Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 67.


[Закрыть]. Камран-мирза был абсолютно не способен к военному делу. В своей должности он видел солидный источник для удовлетворения своих широких жизненных потребностей[354]354
  Curzon G.N. Persia and the Persian Question. London: Published by Frank Cass & Co. Ltd, 1966. P. 422.


[Закрыть]. «Во главе Военного министерства стоит военный министр, “Эмир-Кебир”, Наиб ос-Солтане, сын шаха, человек лет 40, тучный, красивый, ленивый, по-персидски грамотный, ничего не понимающий в военном деле, немного болтающий по-французски, по-немецки, по приёмам очень двуличный и вежливый, всегда как будто думающий о чём-то важном, а между тем интересующийся не военным делом, а банею», – писал о Камран-мирзе один из офицеров ПКБ[355]355
  Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 84–85. Камран-мирза также был сипех-саларом, однако ему подчинялась не вся армия. Т. и. Тебризская армия была в подчинении у наследника престола, а еще один сын Насреддин-шаха – Масуд-мирза Зелл ос-Солтане – в Исфахане располагал собственной армией до 1888 г. [Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств. СПб.: Военная типография, 1887. С. 555]. «В действительности оба главнокомандующие (сыновья шаха – О. Г.) исфаханской и тебризской армиями в своих распоряжениях независимы от военного министра», – сообщалось в специальном сборнике российского Главного штаба [Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств. СПб.: Военная типография, 1888. С. 41]. После того как в 1888 г. Масуд-мирза впал в немилость у шаха и был лишен права командования и всех чинов, независимой от военного министра осталась только тебризская армия [Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств. СПб.: Военная типография, 1890. С. 669]. Впрочем, Мозаффарэддин-мирза был только формальным начальником своих войск. От шаха «в помощь ему» был назначен специальный сановник – генерал-губернатор Тебризской провинции (беглербег) эмир-е низам Гассан-хан («знатный и владетельный курд из округа Гярус в Хамаданской провинции»), de facto управлявший провинцией и командовавший вооруженными силами наследника престола [Артамонов Л. К. Северный Азербайджан. Военно-географический очерк. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1890. С. 23, 37, 49].


[Закрыть]. «Сферой наиболее беззастенчивого хищения “всех и вся” является Военное министерство, во главе которого стоит третий сын шаха и первый обиратель своего ведомства Камран-мирза, имеющий титул Наиб ос-Солтане, т. е. Наместник государя. Этот красивый, напыщенный, разжиревший, ленивый, двуличный, но изысканно-вежливый принц… ровно ничего не понимает в военном деле и не только в качестве Эмир-Кебира (военного министра), но и с нравственной стороны пользуется у персов весьма плохой репутацией», – писал о нём М. Алиханов-

Аварский[356]356
  Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 125.


[Закрыть]. «Он очень разбогател, пользуясь, главным образом, содержанием офицеров и получая при всяком утверждении бюджета полков и наград пишкеши чуть ли не по таксе самим им установленной»[357]357
  Там же.


[Закрыть]. Учитывая склонность Камран-мирзы к подаркам-пишкешам, его влияние на шаха (он был любимым сыном[358]358
  Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 71. Впрочем, любимцем шаха в 1880-х гг. был племянник одной из его жен Малиджек. «На салямах, выходах шаха, его ставили выше, чем Наиб ос-Солтане… Любовь шаха к этому мальчику (ему было около 10 лет – О.Г.) непонятна», – писал один из российских инструкторов в своих очерках [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 62].


[Закрыть]), прямую подчиненность ему командира российских инструкторов и ПКБ, именно он стал определяющим лицом в судьбе бригады вплоть до смерти шаха в 1896 г. С ним же были связаны финансовые неурядицы бригады, о которых сообщал А. И. Домонтович.

Суть трудностей, с которыми приходилось сталкиваться А. И. Домонтовичу, можно свести к конфликту между идеями и представлениями о службе, которыми был проникнут и руководствовался полковник, и реалиями, касавшимися как персидской действительности, так и внешнеполитических планов российского правительства. О сложностях в организации мухаджир мы уже говорили. Поэтому остановимся на двух проблемах, которые наложили отпечаток на кажущуюся успешной акцию по организации обучения персидской кавалерии.

Хотя прямых данных нам обнаружить не удалось, но косвенные свидетельствуют о сложностях в отношениях Заведующего с некоторыми из русских инструкторов. В частности, это касалось есаула И.Н. Браткова, о найме которого А. И. Домонтович в воспоминаниях сообщал как об ошибке. Выше говорилось о характеристиках офицеров и урядников, составлявших военную миссию, и их целях. Писалось это А. И. Домонтовичем уже по прошествии многих лет, и приходится сожалеть, что его публикация не была окончена из-за смерти автора. Иначе можно было бы более подробно узнать, что именно он имел в виду, сообщая (пусть и не всегда откровенно) о неудачном подборе офицеров. Следует заметить, что кто-то из обер-офицеров был, видимо, еще до окончания срока заменен сотником Кубанского казачьего войска Евплом Авксентьевичем Маковкиным[359]359
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 53. До 1877 г. Е. А. Маковкин, как и И. Н. Братков, служил в Ставропольском казачьем юнкерском училище младшим офицером [Кавказский календарь на 1878 год. Тифлис: Типография главного управления наместника Кавказского, 1877.
  Отд. 3. С. 127]. Интересно, что фамилии обоих офицеров исчезают из «Кавказского календаря» с 1878 г. Причину этого относительно Е. А. Маковкина нам выяснить не удалось.


[Закрыть]. Осенью 1879 г. подполковник составил докладную записку о состоянии дел в ПКБ[360]360
  Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 129–131.


[Закрыть]. Сопоставляя ее сведения, информацию воспоминаний и другие источники можно сделать вывод о том, что в отношениях между русскими военными представителями существовали проблемы. Главной из них было отсутствие единства и целеустремленности. Это явственно следует как из вышеприведенной оценки есаула И.Н. Браткова, так и из рекомендаций А. И. Домонтовича относительно «управления членами Русской военной миссии». От них он предполагал требовать «постоянной неуклонной энергии, стремящейся к достижению поставленной цели»[361]361
  Там же. С. 130.


[Закрыть]. «Подчинённые мне члены русской военной миссии должны разделять этот взгляд и по мере сил способствовать его выполнению, они должны безусловно быть послушными»[362]362
  Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 130.


[Закрыть]. Если учитывать, что эти рекомендации писались после случая с разделением части на 2 полка, то они приобретают вид выводов из происшедшего.

В корне неверно утверждение современных историков о том, что «русскому офицеру – командиру бригады… предоставлялись большие права»[363]363
  Винокуров В. И. История военной дипломатии. Военная дипломатия от Петра I до Первой мировой войны. М.: ООО НИЦ Инженер, 2009. Т. 1. С. 66; Babich Р. A Russian officer in Persian Cossack Brigade: Vladimir Andreevich Kosagovskii. Budapest: CEU, 2014. P. 31.


[Закрыть]. «Выехав из России по распоряжению кавказского начальства с урядниками, я здесь очутился в положении антрепренёра, – писал А. И. Домонтович. – Урядники зависят в решении денежного вопроса, офицеры получают оговоренное содержание от персидского правительства, а я даже не имею никакого указания от начальства, в каком отношении они должны стоять ко мне. Власть полкового командира со всеми его действительными правами, едва ли достаточна при таких обстоятельствах. Здесь, в среде мусульманского, фанатического, ни в чем не ценящего свою жизнь народа, мы поставлены с требованием различных стеснительных и не всегда понимаемых ими правил. Малейшая оплошность, замедление офицеров в исполнении моих указаний может принести зло»[364]364
  Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 130.


[Закрыть]. Впоследствии постоянные требования полковника об увеличении его полномочий были расценены как неумеренное стремление возвыситься, о чём будет сказано ниже. Однако с точки зрения военного он рассуждал совершенно справедливо. Несмотря на громкое название должности, которую он занимал, хорошее жалование, А. И. Домонтович был лишь инструктором и главой инструкторской миссии. Ему явно не хватало полномочий и статуса, как по отношению к формируемому подразделению, так и к русским инструкторам. Он не был «полноличным» и полномочным командиром ПКБ, а являлся «обыкновенным офицером-инструктором»[365]365
  Сведения, составленные на основании рапортов и писем полковника Ляхова, 1907 // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 150.


[Закрыть], который только лишь заведовал обучением части кавалерии. В любой момент его положение и приказы могли быть оспорены или даже не выполнены его же подчиненными. Вся власть Заведующего базировалась на шахском расположении. «Единственная внешняя опора ему (делу обучения персидской кавалерии —

О. Г.) – только Его Величество Шах, разные же влиятельные лица более или менее вредят ему», – писал по этому поводу А. И. Домонтович[366]366
  Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [И. А. Зиновьеву от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 133.


[Закрыть]. Лишиться расположения Насреддин-шаха, не выполнив его пожеланий (не говоря уж о приказах), означало в иранских условиях лишиться и авторитета в глазах «казаков». А учитывая сложности в отношениях с мухаджирами, это могло привести к значительным проблемам в деле формирования части и нанести ущерб русским интересам. К тому же он не мог самостоятельно распоряжаться «казаками» и офицерами ПКБ, что также вредило и российским интересам, и статусу полковника в глазах подчиненных[367]367
  Там же. С. 133.


[Закрыть]. Не была точно определена и позиция Заведующего по отношению к русским инструкторам. Формально другие офицеры-инструкторы были назначены лишь в помощь А. И. Домонтовичу. Они находились в Персии на равных правах и различались только чинами в российской армии. Никакими документами отношения между ними не регулировались. Российские же законы действовали здесь опосредованно: все инструкторы получали жалование от иранского правительства и подчинялись ему. Поэтому в некоторых случаях офицеры-инструкторы могли «забывать» о соблюдении субординации, а дисциплинарных санкций к ним применить Заведующий формально не мог.

С первых месяцев знакомства с персидской жизнью А. И. Домонтович осознал, что в иранской армии внешний вид, знатность и полномочия имели куда большее значение, нежели чины и звания. «Во время моего пребывания в Тегеране, – писал он, – я неоднократно замечал, с каким обидным недоверием смотрели там на иностранных офицеров, приезжающих в Персию налегке как бы с единственной целью нажиться»[368]368
  Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 211.


[Закрыть]. Для первой поездки в Иран его снабдили по российским меркам большой суммой денег – 220 рублей жалования в месяц, по 16 рублей суточных и 100 рублей на наем переводчика. «Моё преувеличенное мнение относительно громадности отпущенной мне суммы было первой ошибкой в числе других подобных объясняемых незнанием условий персидской жизни», – писал А. И. Домонтович впоследствии[369]369
  Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 2. С. 333.


[Закрыть]. Не случайно, что в первую очередь по возвращении из первой поездки подполковник «постарался как можно шире обставить себя в материальном отношении». Он обзавелся «хорошим выездом» в виде пары вороных черноморских упряжных лошадей и экипажа. «По отношению обмундирования из прежней моей службы в Кубанском войске осталось только умение носить казачье платье, а это не последнее дело. Весьма неказистую фигуру представляет человек, нарядившийся в незнакомый ему казачий костюм. Такие люди, часто встречающиеся на Кавказских минеральных водах, создали даже особый тип московского черкеса», – вспоминал А. И. Домонтович. Поскольку на время командировки в Персию он был зачислен по Кубанскому казачьему войску, то приобрел себе соответствующее обмундирование, дорогое оружие и седельное снаряжение[370]370
  Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 211–212.


[Закрыть]. Следует заметить, что все указанные меры не оказались излишними. Об этом свидетельствует авторитет, завоеванный полковником среди своих подчиненных и у шаха.

Не зная целей российского правительства, полковник считал, что должен реально реформировать кавалерию, превратив ее в боевую силу. Он действовал как исполнительный офицер и командир. Подтверждением этому могут служить как цитировавшиеся планы организации обучения, составленные после первой поездки, так и донесение о планировавшейся шахом реформе армии. В сентябре 1879 г. Насреддин-шах создал комиссию для этих целей. А. И. Домонтовичу было предложено составить мнение о предмете ее работы, что он и сделал. Судя по документу, российский офицер исходил из практических соображений. «В прилагаемых мною проектах видна главная забота о достижении внутренней сплочённости Персидского государства, состоящего из разнородных провинций, без прочной общей связи. Число войск 50–60 тыс., организация резерва для определённой цели подтверждает это», – резюмировал А. И. Домонтович свои выкладки[371]371
  Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 128.


[Закрыть]. Однако в донесении российскому начальству он спрашивал: «Насколько выгодно для нас улучшение военных сил Персии?». И сам же отвечал отчасти: «Имея такое устройство Персии, конечно же, опасно для России, но, с другой стороны, она не будет представлять этапной дороги, весьма удобной для беспрепятственного перехода малочисленного кризиса (так в тексте; видимо, следует читать «корпуса» – О. Г.) английских войск, хотя бы из Бендер-Бушира; конечно, если того же пожелает Персия, – это же вопрос дипломатический и меня не касающийся»[372]372
  Там же.


[Закрыть].

Именно в силу указанных причин А. И. Домонтович добивался для себя прав командира части по русскому образцу и статуса главы русской военной миссии. В условиях, когда статус командира бригады имел большее значение, нежели его чин, требования А. И. Домонтовича выглядели уместными. «В такой стране, как Персия, не имеющей законов (по европейскому типу и соответствующей системы их исполнения – O. Г.), в которой даже высшие сановники только хитростью добиваются своих целей, положение русской военной миссии, имеющей дело с самым свободным народом, не признающим почти никакой власти, [каковым] считаются мухаджиры. Положение это можно сравнить с положением людей, стоящих над кратером действующего вулкана», – писал он[373]373
  Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 131.


[Закрыть]. Как точно обозначил в своих воспоминаниях служивший в Персии в начале XX в. Константин Николаевич Смирнов, «на этой должности (командира ПКБ – О. Г.) надо было быть политиком»[374]374
  Тер-Оганов Н. Поездка подполковника Генерального штаба В.П. Ляхова и штабс-капитана К. Н. Смирнова в Турцию в 1904 году // Russian History 2006. Vol. 33. № 1. P. 127. Причем политиком в широком смысле слова.


[Закрыть]. Действительно, для привилегированного социального слоя, который представляли собой мухаджиры, особенно для его знатной части, Заведующий-нему-сульманин, да еще и не имеющий высокого статуса знатности по персидским меркам (принадлежность к властной верхушке или знатное происхождение), не являлся авторитетом. Именно в таком ключе следует понимать частые сетования А. И. Домонтовича на «отсутствие» в Персии «законов». Здесь действительно законы в европейском понимании играли малую роль. Общество строилось и жило на основе традиции и норм религиозного права. И в таких условиях более широкие полномочия Заведующему были просто необходимы. «Степень власти каждого шефа, – писал позднее возглавлявший ПКБ в 1894–1903 гг. В. А. Косоговский о порядках в персидской армии и о положении шефа фоуджа, – зависит вообще от его значения в стране и в глазах правительства»[375]375
  Из тегеранского дневника полковника В. А. Косоговского. М.: Изд-во восточной лит-ры, 1960. С. 97.


[Закрыть]. Думается, такая оценка вполне применима и к положению Заведующего. А. И. Домонтович, прослужив в Иране, прекрасно это понимал. Со временем своей строгостью и справедливостью он добился авторитета в бригаде. Этому способствовало также расположение со стороны шаха. Однако даже по прошествии 14 месяцев А. И. Домонтович не чувствовал себя уверенно. В глазах части мухаджиров он по-прежнему не имел веса. Рост его популярности у шаха вызвал естественную зависть со стороны высших персидских сановников и даже российского посланника. О последнем мы скажем отдельно. Что до вельмож, то сам Заведующий сообщал о кознях с их стороны. Особенно это касалось командиров тегеранского гарнизона и гулямов, которые науськивали своих подчиненных на «казаков». В августовском 1880 г. рапорте посланнику А. И. Домонтович отмечал наличие «различных случаев подстрекательства некоторых солдат Ваджихуллы-мирзы и гулямов Ала од-Доуле против “казаков”, нередко кончающихся убийством как оно и было 3 дня назад с одним “казаком”, отпущенным в отпуск. Жалобы мои на подобные преступные действия обращали весьма слабое внимание и тем ещё больше потворствовали беспорядкам»[376]376
  Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [И. А. Зиновьеву от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 133.


[Закрыть]. Такое науськивание ложилось на подготовленную почву, так как привилегированность «казаков» вызывала зависть[377]377
  Там же. С. 132–133.


[Закрыть]. Не имея статусного положения, закрепленного традицией, завися от военного министра Персии, ограниченный в своих полномочиях лишь организацией и обучением ПКБ, А. И. Домонтович, естественно, не мог быть уверенным в успехе своего детища.