Текст книги "Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам"

Второй проблемой стали отношения с российской дипломатической миссией. В своих воспоминаниях А. И. Домонтович глухо сообщал о «недоразумениях», но говорил о них в общем, делая акцент на дипломатах второго ранга. Как уже отмечалось, полковник всю свою деятельность должен был согласовывать с русскими дипломатами в Тегеране.

Они же служили ему связующим звеном с персидским двором. Если на первых порах это посредничество имело положительное значение, то со временем оно стало меняться. Познакомившись в первые дни своего пребывания с чиновниками посольства Петром Егорьевичем Панафидиным и Иваном Фёдоровичем Похитоновым[378]378
  К слову, через некоторое время И. Ф. Похитонов стал зятем И. А. Зиновьева.


[Закрыть], А. И. Домонтович отзывался о них с ноткой уважения. Но через некоторое время тон его сообщений изменился. «Панафидин и Похитонов, – писал А. И. Домонтович, – были проникнуты чрезмерною важностью своего служебного положения и считали себя ни более, ни менее, как представителями императора. На этой почве происходили нередко недоразумения, которые могли подать повод сомневаться в существовании добрых отношений между посольством и русской военной миссией. Понятно, что в этом случае могла проиграть только последняя, как бы буирующая с представителем русского императора»[379]379
  Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 578.


[Закрыть]. В этой фразе заключена суть противоречий между российскими дипломатами и военными в Персии. Хотя A. И. Домонтович и сглаживал краски, однако проблема действительно существовала. Появилась она не сразу и приняла вид личностного конфликта между ним и посланником И. А. Зиновьевым. Поведение чиновников, думается, было лишь следствием взглядов их начальника.

Скорее всего, даже не желая того, полковник заслужил доверие шаха настолько, что тот, видимо, планировал предложить ему то, от чего отказался B. А. Франкини, – взять на себя реформирование всей армии. На этом доверии держалось и всё дело организации кавалерийских частей. Но в условиях Ирана выполнять возложенные на него функции А. И. Домонтович мог, только имея более высокий статус и больше полномочий от своего правительства. Он же был лишен инициативы, полностью зависел от Миссии и не имел четко определенных прав. В результате же невыполнения пожеланий шаха (тем более, шедших вразрез с мнением дипломатического представителя России) вкупе с интригами против него, командир ПКБ рисковал потерять доверие Насреддин-шаха. Это, в свою очередь, могло повредить делу военной миссии (что и произошло в начале 1890-х гг.). С получением должности военного агента подчиненное положение по отношению к Миссии сохранилось бы. Однако только в политических вопросах. Во всём остальном военный агент зависел бы уже даже не от кавказского начальства, а от Главного штаба. Таким образом, он получил бы больше свободы действий. Также менялся бы статус Заведующего при шахском дворе и в армии как военного представителя России, а не простого инструктора. Поэтому требования A. И. Домонтовича были во многом обоснованы, но реализованы в тех условиях быть не могли.

В 1882 г. произошли два знаковых события, имевшие непосредственное отношение к ПКБ. Кавказское наместничество было ликвидировано 22 ноября 1881 г. и заменено Кавказской администрацией. С 1 января 1882 г. в должность главы этой администрации – Главноначальствующего на Кавказе и командующего войсками Кавказского военного округа – вступил генерал от кавалерии Александр Михайлович Дондуков-Корсаков[380]380
  Список генералам по старшинству. Составлен по 1-е января 1892 года. СПб.: Военная типография, 1892. С. 26.


[Закрыть]. Таким образом, А. И. Домонтович лишился поддержки великого князя, протежировавшего ему при отправке в Персию и поддерживавшего полковника в течение 3 лет. А в июле 1882 г. закончился трехлетний срок контракта А. И. Домонтовича[381]381
  О. А. Красняк и Н. К. Тер-Оганов указывали, что срок действия контракта окончился в конце 1881 г., после чего А. И. Домонтович уехал в четырехмесячный отпуск в Россию [Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 76; Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 60]. Однако контракт полковника заканчивался в июле 1882 г., а документы РГВИА свидетельствуют, что в Россию он вернулся в мае, получив четырехмесячный отпуск.


[Закрыть]. Шах пожелал возобновить соглашение с ним. Однако, офицер был отозван с занимаемой должности.

B. А. Косоговский в своем очерке развития ПКБ говорит, что А. И. Домонтович был оклеветан российским посланником, когда находился в четырехмесячном отпуске, из которого в Персию он уже не вернулся. По словам В. А. Косоговского, посланник затаил злобу на А. И. Домонтовича «вследствие ссоры, происшедшей между их жёнами» и обвинил того перед кавказским начальством в том, «что он действует против русских интересов, бывая на совещаниях министров, помимо посланника и желая создать в Персии значительную военную силу»[382]382
  Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 392.


[Закрыть].

Версия о влиянии И. А. Зиновьева на судьбу А. И. Домонтовича косвенно подтверждается документами, хранящимися в РГВИА. В феврале 1882 г. персидский посланник, пребывавший в Санкт-Петербурге, передал в Министерство иностранных дел просьбу шаха оставить полковника для продолжения реорганизации армии. На сообщении об этом из Азиатского департамента Министерства иностранных дел от 12 февраля 1882 г. была оставлена приписка «начальник Главного штаба (Николай Николаевич Обручев – О.Г.) полагает не препятствовать и если нужно, испросить высочайшее разрешение»[383]383
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 2.


[Закрыть]. Военный министр Пётр Семёнович Ванновский не возражал. Однако затем последовало сообщение российского посланника в Тегеране тайного советника И. А. Зиновьева от 26 февраля 1882 г. В нём мидовец писал: «Я сам бы желал возобновления контракта полковника Домонтовича… но Домонтович, объявлявший готовность к этому, обуславливает нам своё согласие предоставлением ему звания начальника военной миссии и положением военного агента[384]384
  Согласно предложенной нами классификации [Гоков О.А. Военные агенты России второй половины XIX века: к вопросу об определении понятия // Инновации в технологиях и образовании: сб. ст. участников VI Международной научно-практической конференции «Инновации в технологиях и образовании» (17–18 мая 2013 г.). Белово: Изд-во филиала КузГТУ в г. Белово, Россия; Изд-во ун-та «Св. Кирилла и Св. Мефодия», Велико Тырново, Болгария, 2013. Ч. 3. С. 310–312], полковник, как инструктор, занимал в Персии должность официального негласного военного агента (на это, к слову, указывали и российские военные в начале XX в., когда этот термин стал активно применяться [Аслан-бек. Персидская казачья бригада // Часовой. 1980. № 623 (1). С. И]). Особенностью его положения было то, что он полностью зависел в своих действиях от начальника российской дипломатической миссии. Требования А. И. Домонтовича сводились к предоставлению ему прав военного атташе. Согласно инструкции, агентам, посылаемым за границу от 1856 г., предписывалось «каждому агенту состоять вполной зависимости и подчинении от начальника Миссии, при коем находится. Без его разрешений ничего особенного не предпринимать, испрашивать наставлений и руководствоваться ими в точности» [Алексеев М.Н. Военная разведка России от Рюрика до Николая II. М.: Евразия плюс, 1998. Т. 1. С. 373–374]. Назначая А.И. Домонтовича, в Военном министерстве, видимо, ориентировались на эти указания. Однако к началу 1880-х гг. уже действовал институт военных атташе, права и обязанности которых были более широкими, нежели у военных агентов по инструкции 1856 г. Противоречия между существовавшими нормативными документами и практикой вызвали к жизни новую инструкцию от 18 декабря 1880 г. Она касалась преимущественно официальных военных агентов, хотя была также основой и для деятельности неофициальных. «В официальных своих сношениях, – говорилось в ней, – они должны строго следовать указаниям дипломатических наших представителей, к которым должны обращаться также в случае всяких недоразумений и до сведения которых обязаны доводить как общие результаты своей деятельности, так и в особенности все данные, имеющие политический характер» [Винокуров В. И. История военной дипломатии. Военная дипломатия от Петра I до Первой мировой войны. М.: ООО НИЦ Инженер, 2009. Т. 1. С. 366; РГВИА. Ф. 401. Оп. 4.1885. Св. 1099. Д. «О военных агентах и лицах, занимающих их должности». Л. 10]. Как видим, в схеме подчинения мало что изменилось. Однако официальность статуса военного дипломата при дворе шаха давала большие возможности, чем просто должность Заведующего. Она повышала как авторитет полковника в глазах персидских вельмож, так и давала ему возможность на законных основаниях изучать Персию и ее вооруженные силы. Сложно сказать, хотел ли действительно А. И. Домонтович получить какое-то привилегированное положение при шахском дворе, пользуясь правами постоянного официального военного агента.


[Закрыть], говоря, что это необходимо для усиления его авторитета в стране. Притязания эти неосновательны, так как и без того значение Домонтовича как нельзя более удовлетворительно… В случае окончательного отказа полковника Домонтовича, необходимо позаботиться о выборе на место его другого офицера, о чём просил меня шах»[385]385
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 2, 6. Интересно, что шах настаивал именно на сохранении А. И. Домонтовича, а не на другом офицере, как указывал посланник. Это служит лишним доказательством влияния И. А. Зиновьева на судьбу полковника.


[Закрыть]. Он отмечал также, что полковник не соблюдал субординации: вопреки данной ему инструкции не подчинялся указаниям дипломатического представителя. После получения вышеупомянутой телеграммы мнение военного министра изменилось. На сопроводительной записке управляющего Азиатским департаментом и товарища министра иностранных дел Николая Карловича Гирса к этой телеграмме П. С. Ванновский 5 марта 1882 г. написал: «Притязания полковника Домонтовича неумеренны. Надо найти другое лицо»[386]386
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 6.


[Закрыть]. О том же он сообщил Н. К. Гирсу в официальном письме[387]387
  Там же. Л. 9.


[Закрыть].

По распоряжению военного министра, с марта 1882 г. кавказское начальство было озабочено поиском новой кандидатуры на должность Заведующего обучением персидской кавалерии. По инициативе начальника штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанта ГШ П.П. Павлова, одобренной Главноначальствующим на Кавказе и командующим войсками Кавказского военного округа А.М. Дондуков-Корсаковым, вместо А. И. Домонтовича было предложено командировать состоявшего по Кубанскому казачьему войску полковника ГШ Петра Владимировича Чарковского[388]388
  Там же. Л. 9-10.


[Закрыть]. 25 марта секретной телеграммой военный министр сообщил об этом предложении Н.К. Гирсу с просьбой сообщить И. А. Зиновьеву. Однако вплоть до начала июня решение по новому Заведующему принято не было. В неведении отставалась и кавказская администрация. В мае 1882 г. А. И. Домонтович прибыл из Тегерана в Тифлис и, получив отпуск, отправился в Санкт-Петербург[389]389
  Об этом сообщал в шифрованной телеграмме от 23 мая 1882 г. начальнику Главного штаба П.П. Павлов [РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. И].


[Закрыть]. Судя по всему, ему пока не было известно о том, что его собираются сместить с занимаемой должности, или же он, надеясь на благоприятный исход, уже стал подбирать себе новых инструкторов на вакансии. Об этом свидетельствует письмо хорунжего Кубанского казачьего войска[390]390
  В письме и кратком послужном списке он относился к Кубанскому казачьему войску, а в телеграмме И. С. Зиновьеву начальник штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенант ГШ П. П. Павлов именовал его казаком Кавказского казачьего войска. Но дело в том, что Кавказское линейное казачье войско 19 ноября 1860 г. было преобразовано в Терское, кроме двух западных (правых) полков (Хопёрского и Кубанского), которые объединили с Черноморским в Кубанское казачье войско. Видимо, П. П. Павлов, служивший на Кавказе с 1858 г., назвал его так по привычке.


[Закрыть] Денисова начальнику Главного штаба, в котором он изъявил согласие служить в Персии под руководством полковника[391]391
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 13. Исходя из воспоминаний есаула Меняева, он также был подобран на должность инструктора А. И. Домонтовичем. Прямо он об этом не говорил, но постоянно подчеркивал, что знал на должности трех Заведующих. Учитывая, что служил он в ПКБ с 1882 г., то, скорее всего, подобрал его первый Заведующий, а исполнять свои обязанности ему пришлось уже при втором [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. 180 с.].


[Закрыть].

Судя по позднейшим воспоминаниям, сам А. И. Домонтович винил в смещении отсутствие на прежнем посту своего покровителя великого князя Михаила Николаевича, «сердечно относившегося к делу военной миссии в Персии и всегда выказывавшего неоценимое внимание»[392]392
  Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 2. С. 333.


[Закрыть]. Отчасти он был прав. Однако, решение относительно судьбы главы русских инструкторов принималось не в Тифлисе, а в Петербурге. На Кавказе вплоть до начала июня 1882 г. не знали о том, кто будет назначен новым заведующим обучением персидской кавалерии[393]393
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. И.


[Закрыть]. Фактически кавказское военное начальство отдало в этом инициативу военному ведомству и Министерству иностранных дел, превратившись в простого исполнителя приказов из столицы империи. В мае 1882 г. в Петербург прибыл и И. А. Зиновьев. Ему, видимо, удалось убедить свое начальство в целесообразности замены Заведующего. Поскольку в решении этого вопроса в Главном штабе целиком ориентировались на решение Министрества иностранных дел[394]394
  Там же.


[Закрыть], то именно мнение посланника в Тегеране стало решающим. Что интересно, в своих воспоминаниях А. И. Домонтович отзывался о И. А. Зиновьеве с уважением[395]395
  Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 577.


[Закрыть]. Сложно сказать, было ли это вызвано официальностью публикации, или полковник действительно не знал, какую роль в его судьбе сыграл посланник.

Окончательное решение о замене А. И. Домонтовича П.В. Чарковским было объявлено в докладе по Главному штабу от 4 июня 1882 г. 5 июня 1882 г. о Высочайшем решении Н.Н. Обручевым было сообщено в Тифлис П.П. Павлову[396]396
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 19–20.


[Закрыть]. Оно также было доведено до сведения А. И. Домонтовича и шаха. «Когда шах узнал об откомандировании Домонтовича, – писал В. А. Косоговский, – он долго настаивал через русского посланника о возвращении его в Персию, но российская Миссия старалась убедить шаха, что вновь назначенный полковник Чарковский если не лучше, то, во всяком случае, не хуже Домонтовича»[397]397
  Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 392.


[Закрыть].

Как нам представляется, отстранение А. И. Домонтовича вопреки желанию шаха и его самого было вызвано двумя причинами. Во-первых, личными амбициями посланника, не желавшего делить с кем-то свое влияние при шахском дворе и определять политику относительно Тегерана. Во-вторых, разным видением будущего ПКБ. Для А. И. Домонтовича это был военно-политический проект, предполагавший подготовку кадров для новой иранской армии, создаваемой под российским контролем и влиянием. Для И. А. Зиновьева же бригада была преимущественно политическим проектом, основной задачей которого было не допустить англичан в качестве инструкторов иранских вооруженных сил, а также вообще не дать усилиться влиянию британских представителей при дворе шаха. Чисто военные аспекты его интересовали мало.

Ситуация с А. И. Домонтовичем показательна в том плане, что она отчасти повторится во второй половине 1890-х гг. и с очередным Заведующим – В. А. Косоговским[398]398
  В. А. Косоговский имел очень натянутые, если не сказать враждебные отношения с посланником в Тегеране в 1897–1902 гг. Кимоном Эммануиловичем Аргиропуло, которого в личных бумагах презрительно именовал «грекосом». В своих дневниковых записях он прямо сравнивал свое положение с положением А. И. Домонтовича [РГВИА. Ф. 76. Д. 217. Л. 227], а его бумаги позволяют определить причины вражды между Заведующим и посланником. Они, действительно, очень характерны и для ситуации 1882 г. Как верно заметила О. А. Красняк, «официально посланник обладал большей властью, и инструктор обязан был подчиняться ему, но фактически влияние на шаха оказывал командир казачьей бригады. Разногласия из-за властных полномочий, отсутствие четкого разделения прав и ответственности были причиной взаимной неприязни в обоих случаях» [Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 13–14].


[Закрыть]. Российские дипломатические представители тяжело переносили, когда рядом с ними начинал действовать человек, своей излишней (на их взгляд) активностью оттеснявший их на задний план. Сюда добавлялось также традиционное соперничество между дипломатами и военными во внешней политике, характерное для России той эпохи[399]399
  Следует заметить, что натянутые отношения, иногда перераставшие в открытые конфликты, были нередким явлением между представителями за границей двух ведомств – Министерства иностранных дел и Военного министерства. «Ярким примером тому является миссия России в Токио, в которой посол А. П. Извольский находился буквально на ножах с военным агентом П. С. Ванновским, – писал по этому поводу современный исследователь. – У всех на устах был скандал между военным агентом в Берлине князем Долгоруким (Н.С. Долгоруков – О.Г.) и послом графом Шуваловым (Павел Андреевич Шувалов – О. Г.). Проиграл князь Долгорукий и был вынужден покинуть посольство. В Сеуле произошла дуэль между дипломатом А. И. Павловым и военным агентом фон Раабеном (Л.Р. фон Раабен – О. Г.). Впрочем, причиной дуэли послужили не ведомственные разногласия, а ревность одного из её участников к своей супруге» [Григорьев Б.Н. Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке. М.: Молодая гвардия, 2010. С. 487]. В Османской империи проблемы возникали в отношениях между постоянными негласными военными агентами и их сослуживцами по Министерству иностранных дел. «Этот надворный советник, а иногда и коллежский [советник], – вспоминал К. Н. Смирнов о деятельности тайных военных агентов, – носил форму мининдел, должен был подчиняться Генеральному] консулу, что ещё сходило, когда на месте бывал сам генеральный консул, т. е. статский или действ [ительный] статский советник, по обыкновению военный агент ссорился с консулом, а уж если в управление консульством вступал первый секретарь, который по штату мининдела бывал титулярным советником, то дело совсем уже осложнялось» [Смирнов К.Н. «Интеллидженс» Кавказского фронта в период 1878–1918 годов // Тер-Оганов Н.К. Из истории разведки ШКВО в Турции и Иране (1870–1918). К истории разведывательной деятельности негласных военных агентов Штаба Кавказского ВО в Турции и Иране (1870–1918 гг.). Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. С. 199]. Так, например, офицер ГШ Александр Васильевич Бензенгр был назначен негласным агентом в Багдад (формально он был вице-консулом в Мосуле, но жил в Багдаде, т. к. этот город был центром VI корпусного округа). «Но, – как писал К. И. Смирнов, – всё дело испортил его несколько заносчивый характер. Он поссорился с генеральным консулом и его пришлось отозвать ранее, чем он успел что-либо большое сделать» [Смирнов К.Н. «Интеллидженс» Кавказского фронта в период 1878–1918 годов // Тер-Оганов Н.К. Из истории разведки ШКВО в Турции и Иране (1870–1918). К истории разведывательной деятельности негласных военных агентов Штаба Кавказского ВО в Турции и Иране (1870–1918 гг.). Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. С. 239]. Пятый командир ПКБ В. А. Косоговский также находился в постоянно конфликтных отношениях с К. М. Аргиропуло, что в итоге привело к отзыву обоих. То же произошло и с его сменщиком Фёдором Григорьевичем Чернозубовым [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 109]. Интересно, что в разграничительной комиссии между Ираном и Турцией, действовавшей с 1913 г., русские военный и дипломатический представители – полковник ГШ Дмитрий Иванович Андриевский и Владимир Фёдорович Минорский – также перессорились между собой настолько, что даже по прошествии лет в отдельных встречах с К.Н. Смирновым отзывались друг о друге одинаково грубо [Смирнов К.Н. «Интеллидженс» Кавказского фронта в период 1878–1918 годов //Тер-Оганов Н.К. Из истории разведки ШКВО в Турции и Иране (1870–1918). К истории разведывательной деятельности негласных военных агентов Штаба Кавказского ВО в Турции и Иране (1870–1918 гг.). Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. С. 250–251].


[Закрыть]. Наиболее деятельные из военных зачастую предлагали активно продвигать интересы империи Романовых (как они их понимали) по всему миру, далеко не всегда обращая внимание на дипломатические расчеты представителей Министерства иностранных дел и международное положение империи. Таким образом они нарушали «внешнеполитическую иерархию», беря на себя функции, находившиеся в парафин дипломатов. В то же время незнание зачастую (в силу зависимого положения) реальных видов правительства на те, или иные вопросы, касающиеся Персии, вкупе с искренним желанием усилить авторитет и могущество России приводили к излишне эмоциональным (как в случае с В. А. Косоговским) и резким, даже несправедливым оценкам. В свою очередь, у многих дипломатов по отношению к военным коллегам присутствовал некий снобизм, обусловленный пониманием своего статуса как единственных полномочных представителей России и вершителей ее внешней политики. Это также иногда создавало определенную напряженность в отношениях между представителями двух ведомств.

Для И. А. Зиновьева ПКБ представляла собой политический проект, имевший целью не допустить в персидскую армию британских инструкторов и вообще ограничить английское влияние на шаха. В этом смысле задача русской военной миссии должна была сводиться к внешнему обучению «казаков» так, чтобы их подготовкой оставался доволен персидский правитель. Полноценное обучение военному делу не предполагалось (в этом российские дипломаты были солидарны со многими военными деятелями империи). Соответственно и роль русских инструкторов должна была быть подчиненной, пассивной и сводиться к простому обучению азам военной подготовки на европейский манер. А. И. Домонтович, в силу незнания внешнеполитических планов, в которые посланник его не посвящал, рассматривал ПКБ с профессиональной точки зрения, как военно-политический проект. В своем донесении И. А. Зиновьев был отчасти прав. Военный атташе – это уже не наемный инструктор, а официальный представитель государства. Если бы реформирование даже части иранской армии возглавило лицо с официальными полномочиями от России, с дипломатической точки зрения это могло бы вызвать осложнения. Англичане смогли бы потребовать на паритетной основе создать в иранской армии должность и для собственного военного представителя. Кроме того, такое положение могло дать повод британской стороне обоснованно обвинять русских, что они хотят превратить Иран и его армию в своих сателлитов.

В случае с А. И. Домонтовичем, как нам представляется, важную роль также сыграл личностный фактор. Успехи офицера подняли его авторитет в глазах шаха. «Домонтович стал ведущим участником правящего круга», – верно отметил Ф. Казем-заде[400]400
  Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. С. 139.


[Закрыть]. Это не могло не задеть И. А. Зиновьева. «Реформист, жаждущий повышения в должности, он честолюбив, любит дворцовые церемонии. Но хорошо знает своё дело. С ним трудно иметь личные отношения», – характеризовал его российский дипломат М.А. Хитрово, отмечая также излишнюю гордость посланника[401]401
  Чомак Ихсан. Турция и Россия на рубеже XIX–XX вв. и дипломатическая деятельность посла России в Константинополе И. А. Зиновьева: Дис…. канд. ист. наук. М., 2003. С. 95.


[Закрыть]. «У нашего Зиновьева страсть к власти, – писал о нём в 1889 г. хорошо знавший уже к тому времени бывшего посланника в Тегеране В. Н. Ламсдорф, – он стремится сосредоточить её как можно больше в своих руках и вмешиваться во всё»[402]402
  Ламсдорф В.Н. Дневник 1886–1890. М.: Центрархив, 1926. С. 123.


[Закрыть]. Расширение полномочий, которого просил полковник уже с октября 1879 г.[403]403
  Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007.
  C. 131.


[Закрыть], и авторитет, который он завоевал в глазах Насреддин-шаха[404]404
  Так, получив известие о гибели Александра II, шах «послал немедленно за русскими инструкторами», а не за дипломатами, «и объявил им со слезами на глазах, что он потерял лучшего друга» [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 63]. К слову, Насреддин-шах дважды обращался к российскому правительству с просьбой разрешить А. И. Домонтовичу возглавлять ПКБ – в 1882 и 1885 гг.


[Закрыть], видимо, оказали решающее влияние на поведение И. А. Зиновьева в вопросе о продлении контракта с Заведующим. Ссора между женами, на которую ссылаются B. А. Косоговский, а вслед за ним Ф. Казем-заде, скорее всего, являлась следствием напряженных отношений между мужчинами (или одного к другому) и, одновременно, стала катализатором окончательного разрыва. Учитывая практику работы российских представителей в Персии во второй половине XIX в., особенности межведомственных отношений внутри империи, основанных на личных связях, интригах и т. п., в поведении И. А. Зиновьева и в окончательном решении по А. И. Домонтовичу не было ничего необычного. К тому же посланник умело обратил внимание военного начальства полковника на те моменты его деятельности, которые оно явно не одобрило бы. Можно полностью согласиться с мнением начальника Закаспийской области генерал-лейтенанта ГШ Алексея Николаевича Куропаткина, воспроизведенным современным исследователем Н. Тер-Огановым, о том, что «военно-политические круги в России не были тогда заинтересованы в создании эффективной военной силы в Иране»[405]405
  Красняк О. А. Русская военная миссия в Иране (1879–1917 гг.) как инструмент внешнеполитического влияния России. С. 3 [Электронный ресурс]. URL: http://www.hist. msu.ru/Science/Conf/01_2007/Krasniak.pdf; Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада: период трансформации (1894–1903 гг.) // Восток. 2010. № 3. С. 70.


[Закрыть]. Действительно, до середины 1890-х гг. российские дипломаты, как и военные, не считали необходимым создание в Каджарской монархии боеспособной армии. Тем более, что с 1870-х в русско-персидских отношениях обострился раздражающий фактор в виде «туркменского вопроса»[406]406
  Борьба между Россией и Ираном за контроль над туркменскими племенами [Абдуллаев Ю.Н. Астрабад и русско-иранские отношения (вторая половина XIX – начало ХХв.). Ташкент: Фан, 1975. 132 с.; Маннанов Б. Из истории русско-иранских отношений в конце XIX – начале XX века. Ташкент: Наука Узбекской ССР, 1964. С. 46–47]. Персы считали туркмен своими подданными, в то время как сами туркмены в большинстве своем рассматривали себя не зависимыми ни от кого. Попытки покорить их персидскими властями оканчивались постоянными неудачами. Наиболее знаменитым в этом отношении был поход I860 г. (или 1861 г. – в источниках даты разнятся) [Аннанепесов М. Каджарская война 1860 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.turkmeniya. narod.ru/gajar-war.html; Бартольд В. Историко-географический обзор Ирана // Работы по исторической географии и истории Ирана. М.: Изд-во Восточной литературы 2003. С. 69; Гродеков Н.И. Война в Туркмении. СПб, 1883. Т. 1. С. 40; История Туркменской ССР. Ашхабад: Изд-во НП ТуркмССР, 1957. Т. 1. Кн. 2. С начала XIX в. до Великой октябрьской социалистической революции. С. 91; Куропаткин А.Н. Завоевание Туркмении: (Поход в Ахал-теке в 1880–1881 гг.): С очерком военных действий в Средней Азии с 1839 по 1876 г. СПб.: Изд-во В. Березовского, 1899. 235 с.; Маннанов Б. Из истории русско-иранских отношений в конце XIX – начале XX века. Ташкент: Наука Узбекской ССР, 1964. С. 26; Мухаммед Али-ал-Хусейни. Мервская битва С. 3 // «Дженг-е-Мерв» как персидский источник по изучению истории Южного Туркменистана середины
  XIX в. Ашхабад: Ылым, 1990 [Электронный ресурс]. URL: http://www.vostlit.info/Texts/ Dokumenty/m.asien.htm] на Мерв, окончившийся колоссальным разгромом шахских войск [Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 230–231]. С 1860-х гг., с начала продвижения России в Среднюю Азию, постоянно возникали трения между правительствами России и Ирана по поводу принадлежности туркменских земель.


[Закрыть]. Он периодически то активизировался, то затухал (прежде всего, в связи с продвижением России в Центральной Азии)[407]407
  Детальнее см.: Абдуллаев Ю.Н. Астрабад и русско-иранские отношения (вторая половина XIX – начало XX в.). Ташкент: Фан, 1975. 132 с.; Гродеков Н.И. Война в Туркмении. Поход Скобелева в 1880–1881 гг. СПб.: Типография В. С. Балашёва, 1883–1884. Т. 1–4; Маннанов Б. Из истории русско-иранских отношений в конце XIX – начале
  XX века. Ташкент: Наука Узбекской ССР, 1964. 156 с.


[Закрыть]. Да и сам А. И. Домонтович в своих донесениях не ратовал за создание сильной армии. Когда Насреддин-шах осенью 1879 г. захотел сформировать комиссию для реформы армии и предложил российскому офицеру составить докладную записку, последний исполнил поручение. Однако российскому начальству он рапортовал об этом, исходя не из знания политических видов правительства, а из профессионального подхода. Составив проект реорганизации вооруженных сил, он резюмировал, что «иметь такое устройство Персии, конечно, опасно для России, но, с другой стороны, она не будет представлять этапной дороги, весьма удобной для беспрепятственного перехода… английских войск». Тем не менее тут же отмечал, что «это вопрос дипломатический и меня не касающийся»[408]408
  [Домонтович на аудиенции у шаха, где тот говорит о недостатках в армии и изъявляет желание реорганизовать её, 1 октября 1879 г.] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 128.


[Закрыть]. Проблема заключалась в том, что полковник вынужден был «разрываться» между двумя сторонами. С одной стороны, он находился на службе у шаха и, как квалифицированный военный, четко исполнял в меру способностей свои функции. С другой же стороны, он, при их исполнении, всюду и постоянно зависел от российского дипломатического представителя.

Последний должен был координировать деятельность Заведующего, исходя из инструкций Министерства иностранных дел России. В такой ситуации, особенно при неопределенности для А. И. Домонтовича его роли и функций, между ним и И. А. Зиновьевым не могло не возникнуть конфликта. Полковник действовал, исходя из профессиональных соображений. Они могли не всегда совпадать с мнением дипломата и Министерства иностранных дел, которых он не знал и узнавал о них только от посланника. К тому же, формально А. И. Домонтович по воле шаха вынужден был заниматься тем, чего делать без санкции Санкт-Петербурга права не имел, например, вопросами реформирования всей армии, участием в государственных совещаниях при шахе. В свою очередь, излишнее рвение и профессионализм А. И. Домонтовича могли восприниматься И. А. Зиновьевым как стремление сделать карьеру и умалить его роль при персидском дворе. Мнение Н. К. Тер-Оганова, что «Домонтович добивался статуса официального военного агента для того, чтобы впредь не зависеть от русской дипломатической Миссии в Тегеране, то есть не подчиняться требованиям российского посланника»[409]409
  Тер-Оганов Н.К. Из истории разведки ШКВО в Турции и Иране (1870–1918). К истории разведывательной деятельности негласных военных агентов Штаба Кавказского ВО в Турции и Иране (1870–1918 гг.). Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. С. ИЗ.


[Закрыть], нуждается в корректировке. Полковник действительно стремился к этой должности, чтобы отчасти развязать себе руки. С 1863 г. официальные военные агенты были выведены из-под контроля Министерства иностранных дел и подчинены военному ведомству[410]410
  Алексеев А. Лексика русской разведки. М.: Международные отношения, 1996. С. 46.


[Закрыть]. Но согласно инструкции военным агентам (или лицам, их заменяющим) от 18 декабря 1880 г., лица, занимавшие эти должности при Миссиях, в вопросах политического характера должны были руководствоваться инструкциями посланника. Тем не менее в случае перехода на должность официального военного агента, А. И. Домонтович получил как бы «автономию» от посланника, поскольку в вопросах военного характера должен был зависеть даже не от Тифлиса, а непосредственно от Петербурга, от Главного штаба. Это, естественно, подняло бы его статус и несколько «развязало руки» в принятии решений и их реализации.

Во многом конфликт был результатом несогласованности в целях и действиях военного и дипломатического ведомств России относительно Ирана. В частности, А. И. Домонтович не получал от военного начальства четких целевых инструкций относительно своей военной деятельности. Сюда следует добавить снобизм дипломатов по отношению к военным, которых они (впрочем, вполне обоснованно) стремились во всём контролировать. Таким образом, в 1882 г. вопрос стоял не о формировании новых вооруженных сил, а о личных амбициях двух людей и о разном понимании ими своего места во внешней политики России в Иране.

Глава 2
Развитие ПКБ при П. В. Чарковском (1882–1885)

2.1. Назначение нового Заведующего

Переходя к рассмотрению истории ПКБ после А. И. Домонтовича, следует немного остановиться на изменениях внутриполитического характера, происшедших в России и обусловивших в дальнейшем русско-иранские отношения почти на целое десятилетие. 1 марта 1881 г. после очередного покушения на его жизнь умер царь Александр II[411]411
  Ляшенко Л. М. Александр II, или История трех одиночеств. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 288–331.


[Закрыть]. Престол наследовал его сын, вступивший на него под именем Александра III (короновался 15 мая 1883 г.)[412]412
  Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб.: Издательство Пушкинского Фонда, 2001. 418 с.; Барковец О., Крылов-Толстикович А. Неизвестный император Александр III. М.: Рипол Классик, 2003. 320 с.; Боханов А. Н. Император Александр III. М. Русское слово. 1998. 512 с/,Дронов И.Е. Сильный, Державный…: Жизнь и царствование Императора Александра III. М.: Русский издательский центр, 2012. 752 с.; Император Александр III. СПб.: Типография князя В.П. Мещерского, 1894 [1895]. 634 с.; Михайлов О. Н. Александр III. Забытый император. СПб.: Армада, 1996. 457 с.; Родина. 2015. № 2; Троицкий Н.А. «На земле стоит комод…». Александр III: время, правление, личность // Свободная мысль. 2000. № 5. С. 88–98; Толмачёв Е.П. Александр III и его время. М.: Терра – Книжный клуб, 2007. 720 с.; Чернуха В. Г. Александр III // Вопросы истории. 1992. № 11/12. С. 46–63; Чулков Г.И. Императоры: Психологические портреты / вступ, ст. и коммент. В. Баскакова. М.: Худож. лит., 1993. 382 с.


[Закрыть]. Внешнюю политику он считал исключительно своей «вотчиной»[413]413
  Император Александр III. Сборник материалов. СПб.: Типография князя В.П. Мещерского, 1894. С. 498.


[Закрыть]. Однако, несмотря на такое желание, самодержец не мог самостоятельно охватить и выполнять все функции, связанные с внешними связями. Поэтому ему нужен был умелый исполнительный министр иностранных дел. До 1882 г. этот пост занимал Александр Михайлович Горчаков. Однако уже в конце 1870-х гг. его возможность исполнять свои обязанности в силу старости и болезней вызывала сомнения[414]414
  Лопатников В. А. Пьедестал: время и служение канцлера Горчакова. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 324.


[Закрыть]. Поэтому уже с 18 мая 1880 г. временно управляющим Министерством иностранных дел был назначен товарищ министра – Николай Карлович Гире. 28 марта 1882 г. Н. К. Гире был утвержден министром иностранных дел (пробыл на должности до 14 января 1895 г.). Новый управитель внешнеполитического ведомства имел свои взгляды на вверенное ему дело, однако оставался прекрасным подчиненным[415]415
  О его деятельности см.: Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802–2002: в 3 т. Т. 3: Биографии министров иностранных дел. 1802–2002. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 135–155. Следует отметить, что в указанной работе роль Александра III как «решающего фактора» в определении внешней политики империи показана очень слабо.


[Закрыть]. Как показала дальнейшая практика, фактически он стал секретарем императора по вопросам внешних сношений[416]416
  С. Ю. Витте в своих воспоминаниях называл его «секретарём по иностранным делам» [Витте С.Ю. Воспоминания. Детство. Царствование Александра II и Александра III (1849–1894). С. 297 [Электронный ресурс]. URL: http://az.lib.ru/w/witte_sj/ text_0010.shtml].


[Закрыть], «товарищем министра», функции которого выполнял правитель. Принятие внешнеполитических решений в царствование Александра III было строго централизовано. Фактически вся пирамида чиновников завершалась царем. При этом во все перипетии отношений России с внешним миром в течение царствования было посвящено только три человека – сам император, его министр иностранных дел и директор канцелярии министерства. В 1882–1896 гг. последнюю должность занимал Владимир Николаевич Ламсдорф[417]417
  Ламсдорф В.Н. Дневник. 1894–1896. М.: Международные отношения, 1991.


[Закрыть].

Внешнеполитические приоритеты Александра III вплоть до конца 1880-х гг. были сосредоточены на европейских делах, Ближнем Востоке и Центральной Азии, причем главенствующими были первые два направления. Личное кредо во внешней политике Александр III изложил 25 апреля 1881 г. в резолюции на донесении русского посла в Берлине П. А. Сабурова: «Я понимаю одну политику: извлекать из всего всё, что нужно и полезно для России, и меньше женироваться для извлечения этой пользы, а действовать прямо и решительно. Никакой другой политики не может быть у нас, как чисто русская, национальная; никакой другой политики быть не может и не ДОЛЖНО»[418]418
  Айрапетов О. Внешняя политика Российской империи (1801–1914). М.: Европа, 2006. С. 361.


[Закрыть].

Политику относительно Ирана долгое время курировал И. А. Зиновьев. 25 февраля 1883 г. он был заменен на должности посланника в Тегеране Александром Александровичем Мельниковым и назначен директором Азиатского департамента. С этого времени вплоть до 1891 г. в руках И. А. Зиновьева находилась внешняя политика империи Романовых в Азии. «С 1883 по 1891 г., – писал он в одной из своих работ, – я занимал должность начальника Азиатского департамента, и потому наши сношения с Персией находились в моём ведении»[419]419
  Зиновьев И.А. Россия и Англия в Персии. СПб.: Типография А. С. Суворина, 1912. С. 6.


[Закрыть]. Как свидетельствуют дневники В. Н. Ламсдорфа[420]420
  Дневник В. Н. Ламсдорфа (1886–1890). М.-Л.: Гос. изд-во, 1926.


[Закрыть], большая часть инициатив России здесь исходила от него. Он же, несмотря на критику со стороны министра и некоторых царедворцев, был наиболее компетентным человеком в персидских делах[421]421
  Справедливости ради следует заметить, что Н. К. Гире также был некоторое время связан с Ираном: с 1863 по 1869 гг. он был посланником при шахе. Именно поэтому, имея собственные воззрения на политику здесь, он далеко не всегда соглашался с И. А. Зиновьевым. Хотя негативное отношение это объяснялось и тем, что министр видел в И. А. Зиновьеве человека, претендовавшего на его место. Тот же, в свою очередь, высказывал желание быть товарищем министра иностранных дел и был разочарован, когда на этот пост назначили другое лицо.


[Закрыть]. И. А. Зиновьев стал своего рода «связующим звеном» между императором и азиатским внешнеполитическим курсом.

В Тегеране с 25 февраля 1883 г. по 22 октября 1886 г. чрезвычайным посланником и полномочным министром при Персидском дворе был действительный статский советник Александр Александрович Мельников, бывший вице-директор Азиатского департамента Министерства иностранных дел.

Смена произошла и в руководстве, от которого непосредственно зависел Заведующий. С 22 мая 1881 г. управляющим Военным министерством, а с 1 января 1882 г. военным министром был назначен генерал-лейтенант Пётр Семёнович Ванновский[422]422
  Альманах современных русских государственных деятелей. СПб.: Типография Исидора Гольдберга, 1897. С. 73–75; Кочуков С.А. П. С. Ванновский военный министр России, 1881–1898 гг. Дисс… кандид. ист. наук. Саратов, 2003. 241 с.; Столетие Военного министерства. 1802–1902. Т. 3. Отд. 6. Затворницкий Н.М. Военные министры и главноуправляющие военною частью в России с 1701 по 1910 год. СПб.: Типография Поставщиков его императорского величества товарищества М. О. Вольф, 1911. С. 262–279. О его управлении Военным министерством см.: Меннинг Б. У. Пуля и штык. Армия Российской империи, 1861–1914. М.: Модест Колеров, 2016. С. 128–180.


[Закрыть]. Новый военный министр имел репутацию человека сурового, умеющего наводить порядок и поддерживать дисциплину, но при этом справедливого начальника[423]423
  Айрапетов О.Р. Забытая карьера «Русского Мольтке». Николай Николаевич Обручев (1830–1904). СПб.: Алетейя, 1998. С. 222.


[Закрыть]. Он имел значительный опыт строевой службы, поэтому хорошим дополнением главе военного ведомства стал новый начальник Главного штаба – генерал-лейтенант ГШ и генерал-адъютант Николай Николаевич Обручев. В отличие от П.С. Ванновского, он большую часть своей карьеры занимался работой офицера ГШ и был великолепным штабным работником. В феврале 1881 г. он был назначен помощником начальника Главного штаба. 10 июня 1881 г. Н.Н. Обручев стал начальником Главного штаба и председателем Военно-ученого комитета при военном министре[424]424
  Там же. 320 с.; Альманах современных русских государственных деятелей. СПб.: Типография Исидора Гольдберга, 1897. С. 104–106.


[Закрыть]. П.С. Ванновский и Н.Н. Обручев – люди очень разные – составили в военном ведомстве великолепный тандем характера и ума соответственно[425]425
  Воронихин А.Н. «Ум» и «характер» военного министерства (Н.Н. Обручев и П.С. Ванновский) // Военно-исторические исследования в Поволжье: Сб. науч. трудов. Саратов, 2003. Вып. 5. [Электронный ресурс]. URL: www.reenactor.ru/ARH/PDF/ Voronixin.pdf.


[Закрыть]. Хорошим дополнением им стал генерал-майор ГШ Фёдор Александрович Фельдман. Он был назначен руководителем главного центрального органа военной разведки – Военно-ученого комитета Главного штаба.

Помимо этого, указом императора 22 ноября 1881 г. Кавказское наместничество фактически было упразднено, образована Кавказская администрация во главе с Главноначальствующим гражданской частью, он же одновременно был главнокомандующим и наказным атаманом казачьих войск[426]426
  Фактически формирование нового аппарата власти было завершено в 1883 г. [Полное собрание законов Российской империи. Собрание 3-є. Т. 3. 1883 г. СПб.: Государственная типография, 1886. № 1521, 1522, 1619, 1636,1638, 1673, 1686, 1791].


[Закрыть]. С 1 января 1882 г. Главноначальствующим на Кавказе был назначен генерал от кавалерии Александр Михайлович Дондуков-Корсаков[427]427
  Центральная Азия в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 202.


[Закрыть]. 15 ноября 1882 г. был отставлен от должности начальника штаба Кавказского военного округа занимавший эту должность с 17 апреля 1875 г. генерал-лейтенант ГШ П. П. Павлов[428]428
  Список генералам по старшинству. Составлен по 1-е сентября 1899 года. СПб.: Военная типография, 1899. С. 49; Федорченко В. И. Императорский Дом. Выдающиеся сановники: Энциклопедия биографий: в 2 т. Красноярск: БОНУС; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. Т. 2. С. 199.


[Закрыть]. Некоторое время должность оставалась вакантной. А 16 марта 1883 г. на нее был назначен участник покорения Средней Азии, бывший начальником штаба войск Туркестанской области, а с переименованием ее 21 июля 1867 г. – Сырдарьинской области, начштаба Туркестанского военного округа, военным губернатором и командующим войсками Сырдарьинской области, и, наконец, начальником 23-й пехотной дивизии генерал-лейтенант ГШ Виталий Николаевич Троцкий[429]429
  Список генералам по старшинству. Составлен по 1-е сентября 1899 года. СПб.: Военная типография, 1899. С. 64. Был на должности до 13 августа 1889 г. Блакитний М. Генерал від інфантерії Віталій Миколайович Троцький // Сіверянський літопис. 2012. № 1/2. С. 95–101.


[Закрыть].

Эти изменения совпали с заменой командира ПКБ. Как уже отмечалось, в 1882 г., по окончании контракта, А. И. Домонтович, несмотря на просьбы шаха, не был оставлен на занимаемой должности.

Новый Заведующий обучением персидской кавалерии Пётр Владимирович Чарковский родился 15 апреля 1845 г. Он окончил Павловский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую академию ГШ (по 1-му разряду в 1877 г.). В службу вступил 29 сентября 1861 г. Служил в лейб-гвардии конно-артиллерийской бригаде. В чине капитана участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. За первый год войны был награжден орденами Владимира 4-й степени с мечами и бантом, святого Станислава 2-й степени и святой Анны 2-й степени с мечами. После окончания ускоренного курса Академии ГШ был выпущен в ГШ. Судя по послужному списку, в марте 1878 г. был переименован в подполковники ГШ, а уже в августе за отличия произведен в полковники. В 1879 г. за кампанию был награжден золотым оружием. С марта 1878 г. по январь 1879 г. П.В. Чарковский был командиром дивизиона конно-артиллерийском бригады, а с января 1879 г. и по октябрь 1882 г. занимал должность начальника штаба 1-й Кавказской казачьей дивизии[430]430
  Глиноецкий Н.П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба. СПб.: Типография штаба войск гвардии и Петербургского военного округа, 1882. Особое приложение. С. 174; Список генералам по старшинству. Составлен по 1-е января 1891 года. СПб.: Военная типография, 1891. С. 886; Список генералам по старшинству. Составлен по 1-е сентября 1896 года. СПб.: Военная типография, 1896. С. 659.


[Закрыть]. Одновременно он являлся активным участником военной разведки на Кавказе. Будучи на указанной должности, П. В. Чарковский был назначен на пост секретаря трапезундского консульства[431]431
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 19. Фактически, он был негласным (тайным) военным агентом. Через Трапезунд шла европейская торговля Персии и Турции [Артамонов Л. К. Северный Азербайджан. Военно-географический очерк. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1890. С. 43; Всеподданнейший отчёт генерал-лейтенанта Куропаткина о поездке в Тегеран в 1895 году для выполнения высочайше возложенного на него чрезвычайного поручения // Добавление к СМА. 1902. № 6. С. 44]. Кроме того, он был портом района IV корпусного округа [СмирновК. Н. «Интеллидженс» Кавказского фронта в период 1878–1918 годов // Тер-Оганов Н.К. Из истории разведки ШКВО в Турции и Иране (1870–1918). К истории разведывательной деятельности негласных военных агентов Штаба Кавказского ВО в Турции и Иране (1870–1918 гг.). Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. С. 206].


[Закрыть].

В Военном министерстве ни у начальника Главного штаба, ни у главы ведомства кандидатура не вызвала возражений, о чём было сообщено посланнику в Тегеране[432]432
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 8–9.


[Закрыть]. 5 июня 1882 г. император Александр III разрешил назначить полковника ГШ П. В. Чарковского на должность Заведующего обучением персидской кавалерии[433]433
  Там же. Л. 19–20. В кратком послужном списке П.В. Чарковского значилось: «Заведующий обучением персидской кавалерии и командир бригады из трёх конных полков и конной батареи». Должность эту он занимал с 4 октября 1882 г. до 14 февраля 1885 г. [Список генералам по старшинству. Составлен по 1-е сентября 1896 года. СПб.: Военная типография, 1896. С. 659]. Таким образом, требования первого командира ПКБ были отчасти удовлетворены – была зафиксирована конкретная должность, которую занимал командир бригады. П.В. Чарковский был вновь зачислен в ГШ в 1882 г., так как до этого занимал пост негласного военного агента (секретарь консульства) в Трапезунде и был формально отчислен из военного ведомства.


[Закрыть]. Об этом было проинформировано Министерство иностранных дел. Поскольку шах настаивал на скорейшем прибытии нового Заведующего[434]434
  РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 16.


[Закрыть], назначенный 28 марта 1882 г. министром иностранных дел Н. К. Гире телеграфировал поверенному в делах в Тегеране (И. А. Зиновьев был отозван в Россию в связи с назначением на должность директора Азиатского департамента Министерства иностранных дел и планировавшейся заменой его на посту посланника) срочно приступить к переговорам о возобновлении «на прежнем основании контракта для нашего инструктора»[435]435
  Там же. Л. 27.


[Закрыть]. 16 июля российский поверенный в делах в Тегеране первый секретарь миссии коллежский советник Кимон Мануилович Аргиропуло подписал с шахским правительством новый контракт на 3 года[436]436
  Там же. Л. 52–53. Текст контракта был согласован с начальником Кавказского военного округа.


[Закрыть].

Условия контракта в основном повторяли текст соглашения 1879 г.[437]437
  Там же. Л. 52, 57–59. Browne Е. G. The Persian revolution of 1905–1909. Cambridge: University Press, 1910. P. 228–232; Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 79; Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 63–64.


[Закрыть]Он был написан на французском и персидском языках и состоял из преамбулы и И статей. В 1-й из них указывалось, что П.В. Чарковский назначается кавказским начальством на место А. И. Домонтовича на 3 года в качестве главы военных инструкторов. В его обязанность вменялась подготовка и строевое обучение кавалерийских частей, определенных персидским Военным министерством, по российскому образцу. 2-й статьей было оговорено, что в помощь полковнику кавказской администрацией назначаются 3 офицера и 5 урядников. Указывалось, что имена членов военной миссии полковник должен сообщить посланнику в Тегеране, а тот – иранскому правительству. 3-я статья была посвящена вопросам материально-финансового обеспечения. Заведующий должен был получать 2400 туманов (24000 французских франков) в год, выплачиваемых ежеквартально, и ежедневный фураж для пяти лошадей. Обер-офицерам было оставлено жалование, как и при А. И. Домонтови-че, т. е. каждому около 1200 туманов (12 000 французских франков). Содержание урядников составляло по 20 туманов в месяц или 240 туманов в год на человека[438]438
  В донесении К. М. Аргиропуло [РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 52] почему-то указывалось, что жалование урядников было повышено. На самом деле финансовые условия найма инструкторов в сравнении с контрактом А. И. Домонтовича остались без изменений.


[Закрыть]. 5-й статьей фиксировалось, что деньги эти должны выплачиваться, начиная со дня подписания настоящего соглашения. В 6-й статье указывалось, что 400 туманов (4 006 франков) – аванс за два месяца – должны быть выданы полковнику в день подписания контракта. По 4-й статье П.В. Чарковский, обер-офицеры и урядники должны были получить от персидского правительства для оплаты своего путешествия 100, 75 и 24 полуимпериалов соответственно. Согласно статье 10-й, по окончании контракта персидское правительство обязалось заплатить офицерам те же суммы командировочных расходов для возвращения в Россию. При этом право на них сохранялось членами военной миссии, если «соглашение будет отменено по желанию персидского правительства до окончания указанного срока». 7-я статья гласила, что по всем вопросам, связанным со службой, полковник должен действовать в соответствии с указаниями персидского Военного министерства, которому он подчинен. Это же министерство было обязано выплачивать ему зарплату. 8-м пунктом иранское правительство обязывалось оплачивать П.В. Чарковскому все дорожные расходы, сделанные полковником по его приказу. 9-я статья фиксировала, что полковник не может отменять или изменять положения контракта, не может покинуть службу персидскому правительству до окончания трехлетнего срока. Исключение составляла болезнь, из-за которой П. В. Чарковский не был бы в состоянии выполнять свои обязанности. Полковнику разрешался отпуск на срок, не превышающий 3 месяцев, «если его здоровье или частные дела в нём нуждаются». Но в этом случае генштабист не имел права на получение каких-либо выплат (в том числе и зарплаты) от тегеранского правительства. Аналогичные условия были зафиксированы и относительно других членов военной миссии. Согласно последней 11-й статье, инструкторы с момента получения суммы на дорожные расходы через русскую дипломатическую Миссию в течение 2 с половиной месяцев должны были прибыть в Тегеран.