Текст книги "Человек с барахолки (сборник)"

– Андрей, зайдите ко мне! – звонила Илона Борисовна.

В кабинете главного редактора я надеялся увидеть Беллу Валерьевну, но её там не было.

– Андрей, у твоей непосредственной начальницы неприятности. Белла Валерьевна попала в ДТП!

– Но у нее же нет машины? – удивился я.

– Она сама умудрилась попасть под маршрутку! Я не знаю подробностей, но позвонили из городской больницы и сообщили, что у нее осложненный перелом тазобедренной части и ушиб головного мозга.

–?!

– В связи с создавшейся ситуацией, назначаю тебя, Андрей, исполняющим обязанности начальника отдела рекламы.

– Но.. – попытался увернуться я от свалившейся на меня шапки Мономаха.

– Андрей, никаких «но»! – тон Илоны Борисовны не терпел возражений. – Распишись в приказе о назначении! Парень ты способный, старательный – справишься. Сегодня должны подойти двое новеньких менеджеров: Настя и Сергей. Настя до нас работала в рекламной газете, знает, что к чему – передашь ей клиентскую базу Веры Стрижовой. А Сергей раньше то ли кондиционерами торговал, то ли дверями – отдаешь ему «мертвую базу». Пусть реанимирует!

Новые рекламные менеджеры мне понравились. Особенно Анастасия – складная, хорошенькая, про каких обычно говорят, девочка модная – всегда голодная. Она выглядела моложе своих двадцати четырех. И если бы не запланированное с Машей рандеву, то я не отказался бы съездить куда-нибудь и с Настей. Ведь рядом так много красивых городов.

Сергей тоже оказался парнем не промах. С первого дня он стал проявлять к Анастасии повышенный интерес, утром угощал испеченными мамой пирожками, вечером подавал пальто и провожал до автобусной остановки. На более серьезные знаки внимания у него еще не было денег. Как и особого рвения реанимировать «мертвую базу». Но зато у него была легкая ленинская картавость, которая действовала на клиентов, как красная тряпка на быков.

Закрыв глаза, иногда я представлял, как скоро разбогатею, и мы с Машей поедем не в какой-то райцентр, а прямо в Париж – город моей мечты! К осени я восстановлюсь в университете, а там, глядишь, возьму в кредит и куплю себе какую-нибудь иномарку…

Но прежде всего надо было забить наш дурацкий журнал рекламой. Хотя бы на половину. И тогда с интонацией Беллы Валерьевны я напоминал своим подчиненным:

– Коллеги, чего не звоним?

Молодежь мгновенно хваталась за телефоны, доставая меня своими до боли знакомыми монологами:

– Добрый день! Меня зовут Анастасия. Я представляю журнал «Наш регион». Подскажите, с кем можно пообщаться по вопросу размещения информации в журнале?

– Здгаствуйте! Меня зовут Сеггей! Как я могу к вам обгащаться?

Почемучки

1

– Мальков, ты в какой ресторан ходил? – пристает Витька Бойцов.

– «Победа», – с важным видом отвечаю я.

– Что там ждал?

– Обеда.

Ушедшие с головой в стенгазету Володька Виноградов и Катя Борисова невольно прислушиваются к нашему диалогу. А мы с Витькой, заметив их навострившиеся уши, рады стараться. Сто процентов, что они не слышали этой белиберды:

– А что случилось?

– Беда.

– Что-нибудь пропало?

– Еда!

– Ты плакал?

– Да.

– Как?

– А-а-а.., – хнычу я, закрывая лицо руками, чтобы не рассмеяться.

– Мальков, хватит дурачиться! – сквозь зубы цедит Катя с интонацией нашей классной. Я подмечаю, что они чем-то похожи. Только Валентина Петровна – учительница. А Катька – шестиклассница. Русая до бровей челка и большие голубые глаза, как у куклы наследника Тутти из «Трех толстяков». Обе – и Валентина Петровна и Катька любят, чтобы все было по ихнему.

– Уж и пошутить нельзя, – уступаю я, зная, что Борисову не переспорить. Круглая отличница всегда настоит на своем. Но и натянуть маску обиженного Пьеро вряд ли получится. Попавшая в рот смешинка делает свое дело: чем больше я стараюсь подавить смех, тем сильнее хочется смеяться. С Витькой Бойцовым тоже самое. Нам достаточно переглянуться – и мы умираем от смеха.

– Кто сочинил Марш юных пионеров? – развернув сложенный пополам тетрадный листок, зачитывает Володя Виноградов.

Большелобый, с россыпью веснушек на щеках семиклассник выразительно смотрит в нашу сторону:

– Спрашиваю: кто сочинил Марш юных пионеров?

– В смысле? – поправляя пионерский галстук, уточняет Катя. Как и подобает прилежной ученице и председателю совета пионерского отряда, она и в библиотеку ходит в коричневой школьной форме с белым фартуком и алом галстуке. – Кто написал музыку или текст?

– Это вы про песню «Взвейтесь кострами, синие ночи»? – подает голос Генка Мальгин – второй после Виноградова всезнайка. – Я знаю. Ее написал поэт Александр Жаров.

Витька, кажется, знает все на свете. О чем бы ни заходил разговор, он тут как тут – маленький, удаленький, сквозь землю прошел, красну шапочку нашел. Это о нем, Генке Мальгине, нашем школьном вундеркинде, который, к сожалению, не вышел ростом.

– Точно? – переспрашивает Катя.

– Сейчас проверим, – Виноградов в начищенных до блеска ботинках сорок второго размера лихо топает к книжным стеллажам, и, как кирпич из кладки вытаскивает увесистый том Большой Советской Энциклопедии.

Пока он ходит туда-сюда, меня и Витьку Бойцова снова раздирает смех. Мы строим друг другу рожицы. И под занавес нашего маски-шоу, пользуясь воцарившейся тишиной, я выдаю:

– Кошка сдохла – хвост облез. Кто слово скажет – кошку съест!

Витька в приступе смеха складывается пополам

– Мальков! – Катя Борисова готова меня убить.

– Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы – пионеры, дети рабочих… – запеваю я. – Близится эра светлых годов, клич пионеров – всегда будь готов!

– Леша, прекрати дурачиться! – Виноградов тупо листает энциклопедию. Какой-то он заторможенный. Я бы уже давно все нашел. Наконец-то, Володя подает голос: – Жаров Александр Алексеевич. Год рождения – 1904. Русский советский поэт. Марш пионеров «Взвейтесь кострами синие ночи!» сочинил в соавторстве с пианистом Сергеем Дешкиным в 1922 году. Катя, пиши!

– Почему опять Катя? Пусть Мальков пишет вместо того, чтобы рожи строить!

– Леша, бери ручку! – тоном, не терпящим возражений, командует Виноградов.

Пододвинув мне книгу, он медленно, по слогам, диктует, что писать. Я старательно, высунув язык, вывожу слово за словом, предложение за предложением. Работа ответственная – я пишу шариковой ручкой прямо на ватмане. Ластиком ошибку не стереть – уже пробовали, вся надежда на лезвие, которое предусмотрительно притащил из дома Виноградов. Четыре пары глаз пристально следят за моими телодвижениями. Одна ошибка – и расстрел!

Раз в неделю – по воскресеньям мы собираемся в библиотеке клуба имени Горького на занятия кружка «почемучек». Хотя то, чем мы занимаемся в плотно заставленном столами читальном зале, вряд ли попадает под определение кружка. Мы ничего не выпиливаем, не танцуем и не поем. А всего лишь роемся в разных книгах, справочниках и журналах, чтобы ответить на вопросы своих ровесников?

Записки с вопросами юные читатели бросают в картонную коробку с надписью «Для почемучек». А мы, те самые почемучки, раз в неделю их оттуда выуживаем и вместе с ответами помещаем в стенгазету. За время существования кружка вышло шесть газет. Сегодня мы сделаем седьмую. А завтра она будет красоваться на стене под портретами Пушкина и Горького.

– Какие же вы у меня молодцы! – с придыханием произносит библиотекарша Генриетта Николаевна, молодая, умная и красивая женщина. – Ничего подобного у нас в городе еще не было! Вы первые! Представляете, мы этот опыт распространим на весь район, да что там район – на всю область… Скажу по секрету: «почемучками» уже заинтересовалась районная газета «Путь Ильича». Обещали прислать корреспондента… А к октябрьским праздникам самые активные кружковцы будут отмечены почетными грамотами.

Мы от скромности опускаем глаза: мол, зачем? А сами уже представляем себе эти почетные грамоты с портретом Владимира Ильича Ленина.

– Молодцы, полезным делом занимаетесь, ребята, – не унимается Генриетта Николаевна. – Много полезного для жизни узнаете, ведь знание – сила!

Мы молчим. Библиотекарша права. Меня раньше совсем не интересовало, почему пионерский галстук красного цвета, а не синего или желтого. А теперь ночью разбуди – как на духу отвечу, что пионерский галстук красный потому, что он – частица красного знамени, пропитанного кровью тысяч борцов за дело коммунизма. «Как повяжешь галстук, береги его, он ведь с нашим знаменем цвета одного», – написал Степан Щипачев. А мы не только процитировали эти слова в первом выпуске стенгазеты, но и запомнили на всю жизнь. Или, раз уж зашла речь о пионерском галстуке, скажите, что означают три его конца? Не знаете? Вот и я не знал, пока не пришел в кружок почемучек. А теперь на всю жизнь запомнил: три конца – это знак нерушимой дружбы трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров!

2

В кружок «почемучек» я попал волей случая.

Общественные нагрузки и всякие школьные поручения, вроде сбора консервных банок, старых кастрюль и керогазов для победы в соревновании по сдаче металлолома были мне не по нутру. Городские легкоатлетические эстафеты, прыжки в длину и высоту, я вообще не переваривал, как и уроки физкультуры в целом. Не любил я прыгать через «коня», по-обезьяньи лазать по канату и подтягиваться на перекладине. А после того, как во время упражнения на турнике учитель физкультуры при всем классе назвал меня «вяленой селедкой» – спортивный зал стал для меня камерой пыток.

Другое дело полежать дома на диванчике с «Тремя мушкетерами». Книги я любил с детства. Правда, в школьной библиотеке трепанные, не раз клееные и шитые кордовыми нитками романы Дюма всегда пребывали у кого-то на руках, и чтобы получить желанную книжку приходилось ждать неделями. Но и при таком раскладе к пятому классу все имевшиеся приключенческие произведения я прочитал, а некоторые даже не по одному разу. Помнил имена всех персонажей. И не пропустил ни одной радиопередачи «Клуб знаменитых капитанов», участниками которой были капитан Немо, Дик Сэнд, Барон Мюнхгаузен, Гулливер, Робинзон Крузо, Тартарен, Артур Грей. Даже выучил их песню: «В шорохе мышином, в скрипе половиц медленно и чинно сходим со страниц. Шелестят кафтаны, чей там смех звенит, все мы капитаны – каждый знаменит».

Вообще читать я научился задолго до школы. По вывескам магазинов. Зная, чем в них торгуют, я находил знакомые буквы и складывал их в слоги: «Мо-ло-ко», «Про-дук-ты», «Тка-ни». Это казалось мне игрой. Разобравшись с самыми трудными «Галантереей» и «Парикмахерской», я взялся за лозунги. По гигантским буквам на крыше госбанка узнал, что есть «Слава КПСС». Над проходной швейной фабрики прочитал, что «Народ и партия – едины!» Но при всей любви к Владимиру Ильичу Ленину, тело которого покоилось в Мавзолее, не мог понять, почему «Ленин и теперь живее всех живых!»

Заметив мою тягу к чтению, за два месяца до поступления в первый класс, бабушка взяла меня за руку и отвела в детскую библиотеку. Имени Надежды Константиновны Крупской.

– Запишите, пожалуйста, этого мальчика, – сказала она, пока я пожирал глазами несметное книжное богатство.

Храм книги произвел на меня куда большее впечатление, чем храм Покрова Богородицы, куда перед этим затащила меня богомольная бабушка. Глядя в церкви на темные лики святых и подрагивающие огоньки лампад, мне почему-то делалось страшно. А в библиотеке, наоборот, светло и радостно.

Доверчивый, я сразу потянулся к фанерному ящику с детскими книжками, но страшненькая, очкастая, как змея библиотекарша попробовала меня укусить:

– Он, наверное, и читать-то толком не умеет!

Я оцепенел. А вдруг меня заставят читать взрослую книгу! И тогда до свидания! Привет родителям! Очкастая и в самом деле вынула из ящика толстую книжку:

– Читай, друг любезный!

– Иди-от, – нараспев выдал я.

– Ладно, запишем, – словно делая одолжение, открыла чистый формуляр не понравившаяся мне библиотекарша.

С четвертого класса, пока соседские мальчишки еще палили друг в друга из пластмассовых пистолетов, я уже играл дома в библиотеку. На сложенных пополам тетрадных листочках красиво выводил цветными карандашами фамилии писателей: Роберт Стивенсон, Александр Дюма, Даниэль Дефо, Джек Лондон… Все мои «книжки» помешались в одной коробке, время от времени я устраивал в ней инвентаризацию и добавлял новых авторов.

А в пятом нашел в куче школьной макулатуры старенькую, но еще вполне сносную книжку рассказов Ивана Сергеевича Тургенева. Сунул под пиджак и унес домой. С тех пор я, как партизан постоянно, забирался в школьный сарай, где хранилась макулатура. И вскоре к Тургеневу добавились зачитанная до дыр «Хижина Дяди Тома», «Басни» Ивана Андреевича Крылова и второй том из собрания сочинений Виктора Гюго. Я тащил домой все. И на деревянной полке для головных уборов, где пылилась отцовская фетровая шляпа, клетчатая кепка и мамин берет, корешок к корешку выставлял настоящую, а не сделанную из тетрадных листов библиотеку. Я взялся за дело настолько серьезно, что на каждую книгу завел карточку, запасся читательскими формулярами – и стал ждать посетителей.

Первым в мои библиотечные сети попал дядя Боря, высокий неопрятный пятидесятилетний сосед с розовой проплешиной на затылке. Он частенько наведывался к бабушке за деньгами. На пиво. Но одним пивом дело не ограничивалось. На следующий день Борис Петрович, с осунувшимся небритым лицом и мешками под глазами, наведывался снова. И просил очередную трешку до первого числа. Первого числа дядя Боря получал зарплату. Тут я его и подловил.

– Борис Петрович, почитать на досуге ничего не желаете?

– Ык, – икнул тот.

– Есть в наличии Виктор Гюго, Гарриет Бичер-Стоу, Тургенев, Крылов…

– Крылов – это тот, что блинами объелся? Давай, если не жалко… Почитаю своей про Мартышку, – взяв книгу, ухмыльнулся сосед.

Следующей читательницей стала Настасья Ивановна, восьмидесятилетняя бабушкина подружка, с темным, словно обожженным, морщинистым лицом, несуразно большими руками с уродливыми ногтями. Она приходила к нам каждый вечер на посиделки. В синей курточке-болонья, черном платье и черном платке, она усаживалась возле дверей на табуретку, убирала под себя ноги в резиновых сапогах, и, прикрыв глаза, слушала с бабушкой по репродуктору передачу «Встреча с песней». Пользуясь моментом, я как завзятый агитатор стал уговаривать бабушку Настю записаться в библиотеку.

– Куды? – не понимала та, теребя неопрятный носовой платок. И только после того, как моя бабушка всем своим видом дала ей понять, что это игра и лучше согласиться, уступила. – Записывай!

Я выдал бабе Насте найденную в школьном сарае брошюру «Ветеринарная санитария на молочных фермах». Она все равно не умела читать, более интересные книжки я решил приберечь для других.

– Распишитесь!

Настасья Ивановна поставила в читательском формуляре крестик.

Потом была еще одна бабушкина знакомая – Ольга Александровна. Сосед Никитин с первого этажа. И мой закадычный дружок Витька Бойцов – его я тоже уговорил записаться. И даже выдал самую лучшую книгу «Хижина Дяди Тома». Но где-то через полгода мне надоело выдавать одни и те же книжки одним и тем же читателям. И моя «библиотека» на полке для шляп закрылась до лучших времен.

В пятом классе я записался в школьную библиотеку, напоминающую тесную пыльную кладовку. Двух библиотек мне бы хватило за глаза и за уши. Но Витька Бойцов похвастался, что записан в трех! Такого я, естественно, не перенес. Взял у родителей свое свидетельство о рождении и потопал записываться в библиотеку клуба имени Горького.

3

Володя Виноградов с учительской интонацией зачитал очередной вопрос:

– Когда в нашей стране была создана пионерская организация?

– 19 мая 1922 года на II-ой Всероссийской конференции РКСМ, – блеснул знаниями Генка Мальгин. – Изначально она называлась «Юные пионеры имени Спартака». А 21 января 1924 года, в день смерти Владимира Ильича Ленина, ей было присвоено его имя.

– Мальков, записывай! – на этот раз командует Борисова.

– Записываю, – пыхчу я. – 19 мая 1922 года… Ну, и вопросики сегодня, как на пионерском собрании! Вот в прошлый раз, помню, девочка задала вопрос: почему волка называют «санитаром леса»? А какой-то мальчик спрашивал: сколько лет живут слоны?

– Мальков, не отвлекайся! Смотри, чего пишешь: ВЛКСМ, а надо РКСМ!

Я понимаю, сейчас меня убьют, но выручает Витька Бойцов:

– А знаете, как СССР расшифровывается? – интригующе произносит он и тут же выдает: – Старик Стирал Старухины Рейтузы! А как США знаете?

Мы молчим.

– Средняя Школа Алкоголиков. – Витька в запале. Если его не остановить, он всеми способами будет стараться всех рассмешить. И точно, припав к моему уху, он поет: «Один американец засунул в жопу палец и думает, что он заводит граммофон!»

Я прыскаю со смеху. Сзади подкрадывается Генриетта Николаевна. На библиотекарше длинная замшевая юбка с большими пуговицами вдоль разреза и ярко-голубой свитер. Светлые, крашеные волосы зачесаны назад и схвачены пластмассовой заколкой.

– Ну что мои золотые? – улыбается она ярко-красными напомаженными губами. – Не слишком сложные вопросы?

– Ерунда! – по-деловому отвечает Виноградов, тайно влюбленный в библиотекаршу. – Но Мальков говорит, что как на пионерском собрании.

– Леша, правда?

– Ага, – отвечаю я. – Лучше бы спросили, сколько лет живут обезьяны…

– А при чем тут обезьяны? – не понимает Генриетта Николаевна. – Хорошие вопросы. В библиотеке записано сорок семь читателей школьного возраста. Им все интересно. Когда создана пионерская организация, каким законам подчиняются советские пионеры, как погибли Павлик Морозов и Володя Дубинин. Или ты думаешь, что это я специально такие вопросы подбираю?

Я молчу, потому что действительно так и думаю. Но не понимаю, зачем? В подобных ситуациях мама мне говорит: промолчишь – за умного сойдешь.

– Пиши внимательнее, догадливый ты наш, – ласково теребит мои волосы библиотекарша. И уже ко всем: – А все-таки хорошее мы, ребята, дело делаем! После революции пионеры помогали бороться с беспризорностью, создавали в деревнях пионерские отряды, сами учились читать и писать и других учили. А вы помогаете ребятам найти ответы на интересующие их вопросы. Правильно, Катя?

– Да, Генриетта Николаевна, – как у школьной доски отвечает Борисова.

– Умница!

– А какой мы скоро будем отмечать праздник?

– Великую октябрьскую социалистическую революцию, – говорит Виноградов.

– Правильно, Володя. И поэтому вопросы в нашей стенгазете должны быть серьезные, а не какие-нибудь примитивные, вроде, сколько ног у сороконожки. Конечно, и такие вопросы имеют право на существование, но на них мы ответим в следующем номере. А теперь вопрос на засыпку, дорогие мои пионеры. В чем заключается торжественная клятва советского пионера? Помолчи, Володя. Пусть Мальков ответит.

– Горячо любить свою Родину, – боясь что-то напутать, припоминаю я. – Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия…

– Молодец!

Как только мы выходим на улицу, Витька Бойцов отводит душу:

– Катька – дура, хвост надула, и по речке поплыла! А Володька – дурачок съел опарышей бачок.

4

Из нашего 6 «б» класса в библиотеку клуба имени Горького я записался в первой тройке. После Витьки Бойцова и Катьки Борисовой.

– Валерий Павлович Мальков, заведующий промышленно-транспортным отделом горкома партии не твой отец будет? – открыв мое свидетельство о рождении, спросила библиотекарша.

– Нет.

– Что любишь читать?

Наверное, она ожидала услышать что-нибудь избитое: про войну, приключения или про животных.

– Гоголя – выдал я. – У вас есть Николай Васильевич Гоголь?

– Конечно. Вот, пожалуйста, целое собрание сочинений в семи томах. Что интересует?

– «Вий».

«Вий» нашелся во втором томе, сразу за «Тарасом Бульбой».

– А я еще «Вечера на хуторе близ Диканьки», – не уходил я от полки.

– Ты, Мальков, в каком классе учишься? – насторожилась библиотекарша. – В шестом. И хочешь сразу два тома Гоголя взять! Давай так: сначала один прочитаешь, потом за другим придешь.

– Я быстро читаю, – боясь, что с одним из томов придется расстаться, канючил я. – У меня для чтения книжек даже специальная подставка есть…

Я не врал. Зная как бережно относился к книгам Гоголь, я сколотил дома из фанеры подставку для чтения книг.

– Ладно, Мальков, получишь оба тома. Но раз ты такой заядлый книгочей, записываю тебя в кружок «почемучек». В воскресенье первое занятие! Придешь?

– Приду, – ответил я. И только после того, как расписался за книги, спросил: – А что за кружок?

– Кружок «почемучек»? – вскинула брови библиотекарша. – Это новое начинание в работе со школьниками, где младшие ребята задают вопросы о том, что их интересует, а старшие ищут на них ответы.

Так в одночасье я стал не просто читателем, а еще членом кружка «почемучек». Больше всего в отличие от детской библиотеки мне здесь нравилось, что в читальный зал можно было приходить в любое время. Днем. Вечером. Брать любой из разложенных на столиках журналов. Особенно мне нравился «Советский воин». Его можно было рассматривать часами – столько там всего интересного. Фотографии ракет, танков, самолетов – так бы все и выстриг. На следующий день после военного парада в Москве я бежал к киоску «Союзпечать» и покупал «Правду», «Известия», «Труд», «Советскую Россию». Вырезал из газет фотоснимки военной техники и приклеивал в альбом для рисования. Такого альбома в классе не было ни у кого.

И вот пока я как-то вечером, сидя в углу за кадками с фикусами, разглядывал картинки в журнале «Советский воин», в библиотеку пришел круглолицый молодцеватый мужчина. На нем был темно-синий костюм, клетчатая рубашка и черный в белую горошину галстук. Судя по тому, что к библиотекарской стойке, он прошел, слегка пританцовывая, у незнакомца было хорошее настроение.

– Здравствуй, радость моя! – пропел он, обнимая библиотекаршу. – Какие планы на вечер?

– Петр Аркадьевич! Петр Аркадьевич! – уворачиваясь от его объятий, зашептала Генриетта Николаевна. – Мы же не одни!

– А кто тут еще? – воровато оглядываясь вокруг, насторожился Петр Аркадьевич. – Дремлющий пацан под фикусом не в счет! – Мужчина перешел на шепот, но мне все равно было слышно, о чем он говорит. – А я сегодня опять один, представляешь? Супруга укатила в губернию на научно-практическую конференцию… На два дня… Приглашаю в гости…

– Петр Аркадьевич, что вы такое говорите! – рассмеялась библиотекарша. – Кот на крышу – мыши в пляс?

– Ты моя лучшая кошечка…

Как я старался не смотреть в их сторону, глаза все равно не слушались. Мне было видно, как, встав позади тети Геты, мужчина обнимает ее за шею.

– Я не слышу твоего «да»…

– А я твоего…

– В смысле?

– В смысле приема кандидатом в члены партии… Третий месяц обещаешь поставить на парткоме мой вопрос…

– Поставим, Геточка, обязательно поставим! И примем, как только будет возможность… Поверь, я от своих слов не отказываюсь. Пока познакомишься с программой и уставом КПСС, проявишь свои личные качества… Ты же не маленький ребенок, прекрасно понимаешь, что это не так-то просто.

– Вот и ты меня, Петя, пойми, мне тоже не так просто ходить к тебе ночевать…

– Геточка, послушай меня, для вступления нужны рекомендации…

– Так напиши! Или за полгода наших встреч ты во мне еще не разобрался?

– Не надо путать личное с общественным. Я все-таки секретарь парткома и не могу писать рекомендации. Это должны сделать коммунисты со стажем…

– А ты их попроси! Как секретарь парткома! Или я сама попрошу. Завтра подойду к Надежде Федоровне Гореловой, нашей прославленной ударнице коммунистического труда, кажется, она не плохо ко мне относится. Или к Борису Матвеевичу Воронько, тоже заслуженному человеку, кавалеру ордена Трудового Красного Знамени.

– Но он не член КПСС… Геточка, пойми, тут дело, в общем-то, не в рекомендациях…

– А в чем?

– Как бы тебе сказать…

– Как есть, так и скажи!

– Пойми меня правильно. В горкоме партии существует установка, что на одного вступающего ИТР нужно принять трех рабочих. А библиотекарь – это такой же ИТР, как скажем, начальник транспортного цеха… У нас же полгода лежит заявление от главного инженера Петрова, вчера написала заявление заведующая столовой Климова Мария Александровна…

– Вот и иди к своей заведующей столовой, у вас получится отличная пара!

5

Я сочувствовал тете Гете. Чем она хуже какой-то там заведующей столовой, толстой, отъевшейся на казенных харчах, тетки под полтора центнера весом? Или главного инженера? Видел я его два раза в клубе: длинный, тощий и черные усы подковкой, как у «Песняров». Чего он такого сделал, чтобы его в партию принимать?

Я хотел озвучить свое мнение библиотекарше, в воскресенье даже на час раньше других кружковцев пришел. Но как нарочно, снова нарисовался Петр Аркадьевич.

– Здравствуй, моя радость! – игнорируя мое присутствие, заговорил он. – А у меня сегодня инструктор горкома Кудряшов был. О делах поговорили, о членских взносах, о делегате на конференцию. Время к обеду. Думаю, надо гостя чайком побаловать. Но Александр Иванович человек прямой. Чай – не водка, говорит, много не выпьешь. Я намек понял – и сбегал в магазин. Хорошо посидели, душевно… За водочкой я ему о тебе сказал. Есть, мол, у нас один хороший человечек на прием. Кудряшов, естественно, поинтересовался, кто такая, откуда, как в общественной жизни участвует. Я говорю, в добровольной народной дружине состоит, в художественной самодеятельности занимается. Про кружок твой при библиотеке сказал. Он-то, кстати, заинтересовал Кудряшова больше всего. «Это хорошо, – говорит. – Коммунистическим воспитанием молодежи нужно заниматься со школы. Не помню чьи слова, но кому принадлежит молодежь – тому принадлежит будущее!»

– И что дальше? – с показным равнодушием заметила тетя Гета.

– Это ты зря так, моя радость! Кудряшов – очень полезный человек. Перед заседанием бюро горкома все кандидаты проходят партийную комиссию. А ее курирует Александр Иванович – и ветераны партии прислушиваются к его мнению. А как не прислушиваться, если он отвечает за обеспечение ветеранов партии и комсомола продовольственными пайками к праздникам? Ну, что, ласточка, что у тебя с рекомендациями?

– Все нормально. Надежда Федоровна Горелова написала, Ильина Вера Борисовна, та, что заводской комитет народного контроля возглавляет, я ей частенько с нужной литературой помогаю. Горком комсомола, надо полагать, тоже в стороне не останется.

6

Из русских писателей я больше всего любил Гоголя. Особенно «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Вий». Перед сном, начитавшись Гоголя, я пытался представить себя кузнецом Вакулой или бурсаком Хомой. И уже от одного этого мне становилось жутко. А я еще больше нагонял страху, вслушиваясь в завывание ветра и скрип форточки: скрип, скрип… Мне казалась, что из-за шторы вот-вот покажется мертвенно-бледная рука Панночки-Ведьмы и, преодолевая животный ужас, я захлопывал форточку.

А когда на уроке литературы учительница рассказала нам о завещании Гоголя, в котором он просил не погребать его тела до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения, сей факт заворожил меня еще больше. Говорили, что Гоголь даже вовсе не умер, а уснул летаргическим сном. А его взяли и похоронили. После вскрытия гроба писателя нашли в несвойственной мертвецу позе, словно он пытался из него выбраться.

Я переписал в тетрадку все, что сообщалось о Гоголе в Большой Советской Энциклопедии. Родился 1 апреля 1809 года, умер в 1852 году. При несложном подсчете получалось, что писатель прожил 43 года! А сколько всего написал!

Принеся из библиотеки два тома собрания сочинений Гоголя, я вжимался кончиком носа в корешки книг и наслаждался запахом слежавшейся бумаги. Боясь пропустить какую-нибудь иллюстрацию, аккуратно перелистывал страницы, и время от времени тоже подносил их к носу, чтобы уловить запах типографской краски. Больше всего мне нравились тисненый профиль Николая Васильевича на обложке и его замысловатый автограф. Я стал его срисовывать – и минут через двадцать у меня получалась подпись классика.

Самое удивительное, что, начитавшись Гоголя, я тоже стал придумывать страшные истории про покойников и кладбища. Одну из них, про безногого мертвеца, которого положили в гроб без костылей я рассказал Витьке Бойцову. Двор утопал в густой, как пролитая тушь темноте. Высоко над крышами домов висела зловещая луна – самое время для страшных историй. И, пугаясь своего собственного голоса, я полушепотом рассказывал как безногий мертвец ночью явился домой за костылями… И надо же мне было, в расчете на зрительный эффект, в конце истории, уставившись на калитку, ввернуть: «А вон он, кажется, идет…» С лавки нас сдуло, как ветром. Не чувствуя ног, мы понеслись по домам. И каждому казалось, что его преследует жуткий безногий.

7

К октябрьским праздникам мы ждали обещанных тетей Гетой почетных грамот. Мы уже видели их, красивые, с портретом Ленина, красными знаменами и лозунгом: «По знаменем марксизма-ленинизма, под руководством Коммунистической партии – вперед, к победе коммунизма!».

На моей почетной грамоте было написано: «Награждается библиотекой клуба имени Горького ученик 6 „б“ класса средней школы №3 Мальков Алексей за активное участие в кружке „Почемучек“. Зав. библиотекой Г. Н. Крючкова».

В первых числах ноября клуб празднично преобразился. Фасад украсил огромный портрет Владимира Ильича Ленина. На углах развевались красные флаги. А на крыше по вечерам светилась праздничная иллюминация: «Наша цель – коммунизм!» И слова эти были обращены не только к жителям нашего маленького городка, а, казалось, ко всему прогрессивному человечеству, космосу и звездам.

На торжественное вручение грамот должен был придти секретарь парткома завода Петр Аркадьевич Баранов…

Но случилось ЧП. Все почемучки, нарядные, с пионерскими галстуками, а Володя Виноградов с комсомольским значком, уже собрались в читальном зале, но вместо Петра Аркадьевича явилась какая-то расфуфыренная тетка. Как потом мы узнали, супруга парторга. Они с Генриеттой Николаевной сразу уединились за книжными стеллажами. А потом мы услышали возню. И увидели, как расфуфыренная тетка попыталась ударить библиотекаршу дамской сумочкой, но Генриетта Николаевна оказалась проворнее: разбила непрошеной гостье нос и вырвала клок волос…

Почетных грамот после этого инцидента мы не увидели. Как не увидели больше и нашу библиотекаршу Генриетту Николаевну. Говорили, что она уволилась и переехала жить в другой город.

На ее место пришла пятидесятилетняя Вера Георгиевна, бывшая учительница. И «почемучки» сразу прекратили свое существование. Вера Георгиевна не готовилась вступать в партию и общественные поручения ей были ни к чему. Да и мы после случившегося как-то сразу повзрослели. И уже не горели желанием выпускать какие-то стенгазеты.