Текст книги "Мы из БУРа. Рассказы о Белгородском уголовном розыске"

– Что, ключ потерял? – пробасил Андрей, молча следивший за действиями Велиева.

– Да вот не найду что-то. Куда он запропастился? – в недоумении ответил Глеб.

– Не тот, что в сейфе торчит?

Валиев бросился к сейфу и с облегчением выдохнул – в замочной скважине действительно красовался ключ. Он так и остался в ней, когда опер, достав из сейфа пистолет, торопился на утренний вызов.

– Я недавно с одним человеком беседовал. – снова загрохотал бас – Такой… с той стороны баррикад. Тут меня шеф вызывает на минутку. Я огляделся – на столах ничего лишнего, можно клиента оставить, чтобы в коридоре лишний раз не светить. Возвращаюсь, а этот бандюк ухмыляется. Что, говорит, Андрей Александрович, проверочку устроил? Какую такую, говорю, проверочку? Известно какую, отвечает: такую замануху – ключ в сейфе оставил! Я бы к нему, а оттуда какой-нибудь краской в морду! Плюс пальчики с двери… Я, понятное дело, не стал его разочаровывать…

Мирошников замолчал. Он не склонен был к долгим нотациям, да продолжать и не требовалось. Глеб и так всё понял. Он представил, какие последствия наступили бы, взгляни тот человек хоть одним глазком на содержимое стального ящика. А ведь там, помимо банальных проверочных документов, хранились совершенно секретные дела! Под угрозой оказались не только успех оперативных разработок, но и благополучие, да что там благополучие – жизнь людей! Велиеву нечего было сказать. Он нервным движением вытащил ключ, порывисто сел за стол и забарабанил пальцами по крышке. Теперь он забыл о материалах, сроках и томящемся внизу клиенте. «Сам чуть не сгорел, и Андрея подставил! – с досадой думал опер – Случись что – и он втянутым оказался бы!» Валиев даже в мыслях не допускал, что его товарищ способен доложить о вопиющем нарушении начальству или, хотя бы, следуя известному герою фильма, спрятать ключ и, насладившись переживаниями сослуживца, зачитывать ему полный курс лекций. Нет, ничего этого не ждал Глеб от Мирошникова, но его уважение к этому человеку не уменьшилось. Повисшее молчание затянулось и Велиев, не зная, как выразить переполнявшую его гамму чувств, невольно участил дробь. В стаканчике письменного прибора отозвались ручки, и пальцы замерли.

– Ладно, однажды со всеми… почти со всеми бывает. – совершенно иным, уже не укоризненным тоном, сказал Андрей, и поспешил перевести тему – Что, снова цыганча обозначилась?

Велиев хотел заметить, что она не то что обозначилась, но никогда и не прекращала свои занятия, но ведь не Мирошникова в этом убеждать! Андрей, несомненно, был куда более опытным розыскником. Демобилизовавшись, он начал с младших оперов. При закреплении оружия, ему единственному достался чудом не списанный револьвер. Когда все таскали штатные пээмы, он щеголял с раритетом гражданской войны, и очень был недоволен, когда при вступлении в офицерскую должность был вынужден с ним расстаться. Всегда забавно было наблюдать, как Мирошников работает с людьми. Однажды он опрашивал доставленную с полупритона девицу. Будучи ещё достаточно юной, и не успевшей ещё опуститься до состояния своих новых друзей, она, тем не менее, никаким преимуществом в интеллекте перед ними не обладала, и с первой минуты буквально поедала глазами своего собеседника. Девушка была важна в качестве тех немногих свидетелей, показания которых подтянули бы пустившихся во все тяжкие знакомцев к совершённой им краже. Андрей, записав услышанное, поднял голову и, едва улыбнувшись, задал следующий вопрос. Каждый раз при взгляде карих смешливых глаз, девица теряла голову ещё больше, и её улыбка, глупее прежней, растягивалась не то что до ушей – до самой крашеной макушки! Закончив, старший опер не удержался и, не скрывая улыбки, поднял указательный палец, согнув его так, как обыкновенно сгибают, веселя младенца.

– Агу! – прогудел бас, и рыжая захохотала так звонко, что за дверью утих гомон ожидавших в коридоре людей.

Совсем иначе выглядела беседа со злодеями. Андрей никогда не разбрасывался словами, зато отлично держал паузы. Взяв такую, он, нависая горой, ожидал, когда собеседник проникнется важностью услышанной фразы. Когда клиент доходил до полной кондиции, грохотал густой бас, и преступник, осмыслив вопрос, как-то не решался расстраивать этого здоровяка втиранием заведомой лжи. Глеб никогда не видел, чтобы его товарищ применял силу. Он никогда не угрожал её применением, равно как и не озвучивал другие угрозы, но сама интонация его трубного голоса и мощная фигура располагали к откровенности настолько, что мало кто из преступивших закон собеседников не распахивал перед ним душу.

– Завтра эта девочка и её мамашка остынут, и уже ничего хотеть не будут – прокомментировал услышанное Андрей – А если зональник их с собой для опознания к какому-нибудь табору прихватит, то после радушной встречи с этими уродами, они и вовсе милицию стороной обходить будут!

Старший опер помолчал, но размышляя о предмете разговора, продолжил:

– Конечно, давно пора этих цыган к ногтю прижать, но куда сами люди глядят? Ладно это дитё, но когда мужики со здоровенными бабами… Не понимаю! Неужели не видят, что эта зачуханная цыганка сама двух слов толком не свяжет, что при всей её наглости тупее морды не сыскать – всё равно рты разевают! Как же, экстрасенсы подвалили!

– Чего ты хочешь? – вступился за них Глеб – Есть люди, которым телевизор всё заменяет. Они в него лупятся сутками и верят, как немцы Гитлеру! А в нём что? Те же цыганки в исполнении русских красавиц, у которых на лбу два высших образования! Мало того, что они держатся, как графини, они ещё все сплошь провидицы и ворожеи! Мужиков их тоже не обделяют, посмотреть на актёров – все эдакие бесшабашные удальцы, бессеребренники, непонятые цивилизованными идиотами озорники! И все такие гонимые, обиженные и беспомощные… Аж слеза пробивает! Встречает такой зритель пёстрое пугало на пути – не то что при гадании – так деньгами осыплет! Родичу своему загибающемуся копейки пожалеет, зато цыганку озолотить – святое дело! И смотрят на их «шалости» с таким снисхождением, будто не цыгане по всей России в наркоторговле завязаны, не на их совести кражи, обман и прочая мерзость!

Велиев вышел и, уже шагая по коридору, решил: «Пока я в группе и материал мой, при первом же окне к нему вернусь. Выпрошу дежурку и проедусь по Центру ещё раз. Всех цыганок, что попадутся – в клетку, и пусть в ней утра дожидаются! А там, после смены, на часок-другой задержусь, глядишь – девочка негласно и опознает кого!» Он спустился на первый этаж за материалом по попытке кражи, но Николай Александрович, дежурный по отделу, сообщил:

– Ничего нет, всё у второго следователя. Он после осмотра на грабёж выехал, сейчас с группой обратно ждём.

Затрезвонил телефонный звонок, майор тут же отвлёкся и склонился над журналом, принимая очередной вызов.

– Выезжать? – спросил опер, когда дежурный положил трубку.

– Семейный. Участковый разберётся! – махнул рукой тот, и возвратился к записи в журнале.

Глеб не стал мешать. Брать наверх подозреваемого, не располагая элементарными сведениями о совершённом преступлении, было бы опрометчиво, и он решил подождать вторую группу во дворе.

Сентябрьское небо, ещё час назад радующее своей чистотой, сейчас заволокло синеющей дымкой. Подул свежий ветер и заморосил дождь. Его редкие капли, достигая земли, падали в городскую пыль и исчезали в ней, не оставляя следов.

Во двор, натужно гудя двигателем, въехала дежурка. Передняя дверь открылась, и показался чемодан эксперта, но едва следом протиснулась мешковатая фигура его обладателя, из задней двери выскочил второй – опер, сосед по кабинету Марков. Александр Михайлович подскочил к тыльной стороне автомобиля и вывел из «зечки» двоих мужчин. Их обличье, и прежде всего то, что принято называть лицами, было изрядно помято, включая грязную, совсем не опрятного вида одежду.

– Эти что ли разбойники? – поинтересовался Велиев.

– Они! – коротко ответил Марков и заспешил, конвоируя задержанных в отдел.

За всё своё, пока ещё недолгое время работы в розыске, Александр Михайлович всегда спешил. Его неуёмная натура искала выход и с избытком находила применение в нелёгком оперском труде. Велиев присмотрелся к своему товарищу, и вдруг поймал себя на мысли, что Марков своими повадками и даже внешне во многом напоминает героев известного актёра Михайлова, причём сходство было настолько разительным, что вызывало некоторое удивление.

– Это что, Михалыч мужиков повёл? – услышал Глеб вопрос из-за спины, и обернулся.

Перед ним стоял прапорщик из батальона патрульно-постовой службы. Он вышел из подъехавшей следом машины и теперь перекуривал, пока его напарник заводил пьяную, во весь двор матерящуюся бабу. Опер подтвердил.

– То-то я гляжу – как будто Марков! Вышел из отпуска, а мне говорят, что он в уголовном розыске уже. Как он у вас?

– Ничего, успевает.

– Это он может! – улыбнулся прапорщик – У нас говорят, что один Марков четырёх экипажей стоит!

– Почему так?

– Ну, это давняя история. Мы ведь с ним давно уже в патрульных, он ещё с рядового начинал. Если по времени брать, то без малого лет десять назад это было. Тогда никаких омонов – мамонов в помине не было, всё на нас. В парке Ленина что ни выходной, то столпотворение в клетке – на дискотеке, значит.

Велиев кивнул. Он, как белгородец, итак прекрасно представлял, о чём идёт речь. «Клетка» – огороженная сеткой территория в парке, внутри которой под оглушительный грохот динамиков топталась в танце толпа молодёжи. За её пределами нарезала круги такая же, а чуть поодаль, в совершенной тени, вкопанными столбами стояла третья. Будучи юношей, Глеб с товарищами захаживал сюда, но весь этот процесс его совсем не вдохновлял. Абсолютно не понятен был смысл проведения времени в эпицентре канонады оглушающих звуков, буханья и воплей на английском, когда просто невозможно услышать стоящего рядом человека. Непонятно странное движение по кругу в водовороте людских тел, непонятно всё, что там происходило.

– Так вот, – продолжал пэпээсник – побесятся эти недоумки час – другой и на старт – время драки. Однажды слышим в эфире долгожданное: «Всем экипажам, работающим в центре, прибыть в парк Ленина! Драка на дискотеке!» А это значит, что всё как обычно – сотни полторы половозрелых самцов уже сцепились рогами! Мы туда. Уже на подъезде меня экипаж Маркова обгоняет, и из машины, на полном ходу, Михалыч выпрыгивает. Не дождался, значит, когда в поворот впишемся! Смотрю, он ноги в руки, и как тот Электроник от профессора, мигом из вида скрылся. Мы подъезжаем к клетке, глядь – а там тишина, как на кладбище. Вся молодёжь – сотни три парней и девчат, ровным слоем по сетке размазалась: кто, будто гроздья винограда, сверху свисает, а кто – кому места не хватило, в ужасе к сетке жмутся. А в самом центре площадки громадный такой круг пустует, и внутри него Марков! Рубашка порвана, галстука уже нет, весь взъерошенный, кричит: «Ну кто ещё подраться хочет?» Глеб не смог удержаться от смеха.

– Это ещё что! – не унимался рассказчик – А как он одного артиста в клетку сажал!

Прапорщик назвал известную, бывшую на слуху у всех фамилию, и собрался было приступить к рассказу, но тут хлопнула дверь, и из отдела, ускоряя шаг, вышел его напарник.

– Поехали! – позвал он – На остановке скандал, две бабки друг другу последние волосы вырывают!

Собеседник отбросил окурок и заторопился вслед своему товарищу. «Мне тоже пора! – подумал Глеб – Материал с кражи подвезли, самое время изучить, и с задержанным работать.» Он получил в дежурной части привезённые документы, и поднялся в кабинет. У окна по прежнему возвышался над столом Мирошников, а в противоположном углу, за своим рабочим местом, с мрачным видом хлопотал Александр Михайлович.

– Ты чего хмурый, Саш? – спросил Андрей, едва улыбаясь – Разбой зависает?

– Нет, с ним всё понятно. – отмахнулся Марков – Эти двое ещё в квартире отпираться перестали, сейчас их следак допрашивает. Тут в другом дело…

– Ну не тяни, Саша, выкладывай! – поторопил Мирошников.

– А чего выкладывать! Тут то одно, то другое: сроки по материалам, у друга проблема ещё! Он, понимаешь, ремонт затеял, ну и дверь менять собрался! Она у него хорошая, цельная, а мне такая нужна как раз! Дай, говорю, всё равно ведь выбрасываешь. Ну, он согласился. Подожди только, говорит, на днях новую куплю, тогда и заберёшь! А сегодня утром прохожу мимо – двери нет, пустой проём тряпкой занавешен. Что случилось? – заглядываю. Да вот, понимаешь, отвечает, какая потеха! Жена в отпуске, на неделю к тёще укатила. Ну я – то есть он, значит, время с пользой провести решил. Пригласил бабу, ну женщину знакомую, для общего развития, и давай… телевизор смотреть. И только-только сюжет разворачиваться начал – звонок в дверь. Я глядь, говорит, на площадке жена. Баба, как призывник на курсе молодого бойца, за сорок пять секунд собралась, а звонок разрывается! Он жене открывает, тут же дверь с петель, в руки подруге и в спину вон. Та от удивления и слова не промычала, так и потащила её по лестнице! У жены глаза на лбу, а я, он то есть, ей давай объяснять: покупательницу на дверь нашёл, мол, только что расплатилась! Жена выслушала, а потом спрашивает так с недоверием: «А деньги где?». Тут соседа по башке будто кувалдой бабахнули! Нет, даже не кувалдой – сразу наковальней! Где деньги брать? Пришлось заначку, что год собирал, выкладывать. Жена деньги увидела, и в истерику. Мало ей! Как был ты, кричит… В общем, таким и остался! Продешевил, значит. Вот, до сих пор простить ему не может, слова не говорит!

Андрей упал грудью на стол и уткнул лицо в свои широченные ладони. Его плечи, словно две большие глыбы, сотрясались – он просто захлёбывался в беззвучном смехе.

– А что же с той дверью, – уточнил Глеб – неужели женщина могла её так далеко уволочь? Ведь, поди, тяжёлая!

– Конечно тяжёлая! – воскликнул Марков – Сосед потом все закоулки излазил – ничего нет! Ясное дело, такое добро долго бесхозным не пролежит!

Андрей поднял раскрасневшееся лицо с мокрыми от слёз глазами и хохотнул:

– Тут в бабе дело. Она полдня перед зеркалом морду штукатурила, к встрече готовилась. Пришла на праздник души и тела, только расслабилась, а тут ей под зад коленом, да ещё и дверь тяжеленную в довесок! Какая простит? Вот она, значит, со злости и…

Не досказав, Мирошников снова подавился смехом, а Велиев, вдруг вспомнив рассказ прапорщика, поинтересовался:

– Расскажи про артиста, Александр Михайлович!

Марков махнул рукой и выудил из глубины стола объёмный пакет.

– Не до артиста сейчас. – буркнул он, раскладывая на газете колбасу, хлеб и огурцы с луком – Давайте лучше порубаем, мужики. Как говорится, война войной, а обед по распорядку! Наваливайтесь!

Глеб совсем позабыл, что половина дня уже позади, а у него не было и крошки во рту. Вдруг пробудился зверский аппетит, и конечно, он не счёл нужным отказываться от приглашения.

– Подходи! – повторил приглашение Марков, уже обращаясь к одному Мирошникову, но тот отказался:

– Я перекушу ещё. Дождусь вот, когда ты с актёром созреешь, и пойду.

– Дался вам этот актёр! – благодушно отозвался Александр Михайлович, прожевав кус толстенного бутерброда – Ладно, расскажу. Это давненько было, правда, ещё до перестройки. Я тогда старшим сержантом в патруле служил. Ну, получаю я от дежурного вызов.

– От кого именно? – не удержался от вопроса Велиев.

– Ты не знаешь его! – отмахнулся Александр Михайлович – Я тогда на территории Октябрьского отдела патрулировал, и дежурный оттуда же. Так вот, передаёт он по рации, что у дверей ресторана «Белгород» посетитель хулиганит. Нас тогда по одному на маршрут ставили, ну я, значит, сам и пошёл. Прибыл на место, гляжу – актёр этот в стеклянную дверь барабанит так, что она вот-вот лопнет! До открытия пятнадцать минут, а он уже требует впустить! Сам в неадеквате, ведёт себя крайне вызывающе, персоналу грубит! Ну я ему представляюсь и говорю: пройдёмте, мол! А он мне: ты что, не видишь, кто перед тобой? Я такой-то! А я, отвечаю, старший сержант Марков! Пройдёмте со мной! Короче, вызвал я дежурку и в отдел его. Через пять минут дежурный в эфир выходит: ты знаешь, кого к нам отправил?! Знаю, говорю! Срочно возвращайся в ресторан, кричит, и опрашивай там всех, включая кухонного кота!

Марков помолчал, прожёвывая остатки бутерброда, и вздохнул:

– Я в тот вечер бумаги исписал столько, сколько за всю школу не успел! Никто того актёра, понятно, в клетку не сажал, но в отделе малость продержали. Он потом, через пару лет уже, в Белгороде на гастролях был. Ну мы с товарищем, тоже пэпээсником, к нему на концерт подались. А когда ему записки разные от зрителей передавать стали, и мы написали: «Как Вы, товарищ, к белгородской милиции относитесь?»

Михалыч знал, где делать паузу. Он стал нарезать хлеб, формируя очередное блюдо, и Мирошников не выдержал:

– Не томи, Марков!

– Да, Александр Михайлович, – поддержал товарища Глеб – Что актёр то?

– А что актёр? – переспросил рассказчик – Вслух нашу записку прочитал и рассмеялся! Хорошо отношусь, говорит. Когда концерт закончился, я к нему пробился и открытку для автографа протянул. Он её взял, посмотрел на меня, и видать узнал. Улыбнулся и размашисто так написал «На память о встрече!». Мы с женой эту открытку до сих пор в альбоме храним, как семейную… семейную реликвию бережём, так вот!

Марков закончил, и Мирошников поднялся из-за стола. «Как есть Капелька, ни дать, ни взять!» – подумал Валиев, вспомнив укоренившееся за ним прозвище – Один в один с тем мужиком, что в венгерском фильме сыщика играл!»

Андрей ушел, и в кабинете стало непривычно просторно. Опера перекусили, и Глеб намеревался уже поднять из комнаты задержанных квартирного вора, но тут позвонили из дежурной части.

– Следователь хозяина квартиры закончил допрашивать. Переговоришь с ним? – спросил Николай Александрович.

– Конечно! – выпалил опер и через минуту уже усаживал мужчину у стены напротив.

Он выслушал его ответы на те вопросы, которые не нашёл в протоколе, пометил их в журнал, и уже собрался отпускать, когда сидевший по соседству Марков полюбопытствовал:

– Так как ты на вора вышел? Я краем уха что-то услышал, но цельную картину не составил, ничего не понял!

– Что понимать! – сказал мужчина – Всё просто. Я на восьмом этаже живу. От меня через стенку, но в соседнем подъезде – подруга. Я к ней часто захаживаю, но путь через балкон сокращаю. Вот и сегодня: прихватил пакет, и к ней. Там посидели с часок, смотрю – винишко заканчивается, ну и водка, понятное дело, тоже. Я к себе. Перелез, с балкона в зал захожу, а там два мужика вовсю трудятся. Ящики из серванта на полу, тряпки из шкафа тоже, полный кавардак! Они меня увидали и рты разинули. Ты кто, спрашивают. Я им: хозяин, живу здесь. Эти рты позахлопывали, переглянулись, и бочком так от меня, на выход. А я нет, чтобы на месте остаться, сгоряча да спьяну следом. Бегу, ору что есть силы. Они в подъезд – я за ними. И на улице не отставал, но когда эти двое разделились, разбежались в разные стороны, я уже одного преследовал, пока его ваши не прихватили.

– На второго фоторобот составили? – забеспокоился Марков.

– Уже к материалу приложен – ответил Глеб.

– Ну тогда далеко не уйдёт – Серых, наверное, весь город уже на уши поднял! Если что – из-под Воронежа завернёт!

Вслед за потерпевшим настала очередь задержанного. Когда Велиев завёл его в кабинет, Маркова в нём уже не было. Опер сел и поднял взгляд на вставшего напротив мужчину.

– Присаживайся. – пригласил он, указав на стоявший рядом стул.

Мужчина сел и улыбнулся, собрав складки в уголках серых глаз.

– Первый милиционер, который здесь по человечески обратился. – произнёс он и изучающее посмотрел на собеседника.

Глеб успел пожалеть о сказанном. Он никогда не принимал этого слова. В русском языке оно означало, что человек, оказавшись в стеснённых условиях, по сиротски, на короткое время присаживался на краешек, в готовности быть согнанным с места. С криминализацией общества, язык довольно недалёких урок прочно закрепился даже среди людей, никакого отношения к ним не имеющим. В самом деле, странно слышать от умного, образованного человека, когда он вместо пристойного, всегда употребляемого предками «садитесь», в угоду распространённому в массах сленгу, говорит «присаживайтесь!» Сначала Велиев, как и вся оперская молодёжь, тоже повёлся на уголовный жаргон. С лёгкой руки раскрученных детективов считалось, что хороший милиционер просто должен разговаривать на нём, общаясь с преступниками. Как же, работать с ними и не принимать их язык – дурной тон! Как и многие, Глеб принялся изучать жаргон, но вскоре понял, что изучаемый им предмет нынче, хоть и в недалёком, но прошлом. Все эти замысловатые слова безвозвратно канули в лету, и теперь большинство самих же уголовников употребляет выражения, присущие скорее понтоватым подросткам или фраерам. Он понемногу стал отходить от уже приобретённого сора в словах, но, равно как и многие его сверстники-опера, полностью от него пока не избавился. Примечательно, что на самой раскрываемости эта перемена ровным счётом никак не отразилась. Напротив, многие преступники, услышав правильную речь, на контакт шли едва ли не охотнее, чем прежде.

– Давно в Белгороде? – задал вопрос Велиев.

– Не поверишь, начальник, вчера только на перекладных добрался! – произнёс задержанный, всем своим видом выражая, что конечно же, в сложившейся ситуации вынужден говорить то, что сейчас ему выгодно и что именно так отвечал бы любой гастролёр, имеющий мозги.

Вместе с тем задержанный шёл на контакт. От своего посещения квартиры он, по вполне понятным причинам, не отказывался, равно как и от наличия дружка.

– Слушай, поделись, каково это, когда во время дела хозяин с балкона вваливается? – едва улыбаясь, спросил опер – Небось, ручонки задрожали?

– Как же, не задрожат тут! – в тон ему отозвался вор – Стою себе, барахло из шкатулки перебираю, а тут такой полтергейст, только пьяный! Ну мы с корешем, когда смекнули, что к чему, сразу на выход! Я за монтировочку и вежливо так ему: спокойно, мужик, стой на месте от греха! А сам думаю: ни разу за мокруху не сидел и, даст Бог, не придётся! А этот, что с балкона возник, мозги, видать, снаружи оставил. Прёт, как танк, на мокром настаивает, значит. Пришлось нам, чтобы этого Карлсона не покоцать, на рывок уходить. Кореш спрыгнул, а мне не подфартило.

– Видать, недалеко спрыгнул! – с безразличием сказал Глеб, заранее торопя события – Везут уже какого-то, один в один с фотороботом.

Ничего не изменилось в лице мужчины, лишь глаза выдали промелькнувшую усмешку.

– Может и его повязали, мало ли! Только вам никакого резону нет, если мы оба в несознанку уйдём! Сейчас ты, начальник, про пальчики мне прогонять будешь и всё такое, но согласись – когда мы оба воздуху гнать примемся, вам не поблазит.

– И что за воздуха?

– А та, что он знать меня не знает. Познакомились в пути, я ему там наплёл, что к бывшей жене еду, своё имущество забирать. Вот он ко мне в носильщики и подрядился. А что замок я не ключом открыл, так при таком раскладе дело обычное, что шмотки без хозяйки забираю – тоже. Так что отдыхать к хозяину я один пойду, мне в таком деле компания не нужна! «От групповухи открещивается. – подумал Глеб – Понимает, что в суде больше накрутят!»

– У тебя сколько ходок? – не скрывая раздражения, спросил опер.

– Две пока.

– Не вчерашний, значит. Понимать должен, что у нас такие танки не проходят! Главное, чтобы собеседник был, а правду мы всё равно вызнаем! От тебя или от другого, но вызнаем. И данные подельника, и другие ваши дела, что в Белгороде натворить успели!

Глеб ещё час бился с задержанным, пока не почувствовал, что буквально вымотан. Все его убеждения, заходы с тех или иных сторон не помогали. Он ещё раз взглянул на усталое, посеревшее лицо допрашиваемого и подвинул исписанные с двух сторон листы.

– Читай и расписывайся.

Мужчина расписался и протянул дрогнувшей рукой бумагу. «Страшно. – отметил Валиев – Понятно, что страшно, на его месте уюта не жди!» Задержанный и не скрывал своей удручённости, но все-таки вызывал если не уважение, то хотя бы сочувствие. «Ну почему такие люди выбирают этот путь? – с сожалением думал Глеб – Нормальный мужик с открытым лицом! От тоски чуть не воет, а подельника своего, которого, может быть, действительно едва знает, не выдаёт. Таким в войне цены нет, а они в урки!»

– Дружка твоего мы, конечно, сыщем. – произнёс опер утвердительно – Если не в том, что доставили, так в другом окажется. Вот только тебе какой интерес упираться? В суде ведь не идиоты, сам знаешь! Посмеются твоей хохме и добавят ещё за юмор. Только не говори, что для тебя срок дополнительный по барабану, не надо!

Глаза мужчины потускнели, но он промолчал.

– Ладно, – поднялся из-за стола Глеб – Внизу подумай. А я пока дружка твоего выслушаю. Знаешь, с разницей в показаниях ты на суде ещё смешнее будешь!

Он взял паузу и внимательно вгляделся в поднявшегося мужчину. Задержанный бросил короткий взгляд и опустил голову, привычно сцепив руки за спиной.

– Подумай пока, – посоветовал опер – позже к разговору вернёмся.

Глеб возвратил вора в комнату содержания задержанных, и поднялся к себе. Несмотря на усталость, он мог бы продолжить беседу, но она всё больше принимала тупиковый характер, и он решил, что необходимо прерваться. В арсенале человечества накопилось много рычагов воздействия на себе подобных. В благих или в совершенно иных целях, но они применялись всегда, и один из них – оставление человека наедине с мрачными мыслями. Именно с мыслями и непременно человека! В противном случае, если речь идёт о примате с глухой лобной костью, результата не жди! Мозги его, и до того никогда не кипевшие, с водворением в камеру погружаются в состояние полного покоя, что раскрытию никак не способствует! Задержанный с поличным вор дураком не был. Напротив, сложилось впечатление, что ему не чужды чувства, переживания и, наконец, живость ума. Такому только обозначь проблему и оставь наедине – истерзает себя сам! «Пусть посидит, дозреет, – думал Велиев, набирая телефонный номер дежурки – а я цыганвой займусь!»

– Николай Александрович, мне бы машину, – попросил он – цыганву в центре пособирать. Поди, выползли снова…

– Не до цыган сейчас. – прервал его Белых – В мусоросборном контейнере младенца нашли, давай вниз скорей!

Через пять минут опергруппа въезжала в один из дворов, окружённый пятиэтажками. Несмотря на вопиющий случай, никакого столпотворения не было, на месте ожидали несколько человек, и среди них женщина в милицейской форме. Машина подъехала почти вплотную, остановилась, и Глеб узнал инспектора по делам несовершеннолетних. Девушка была из новеньких, и опер с ней близко знаком не был. Она осторожно прижимала к груди завёрнутого в какую-то рвань малыша. Край её постоянно соскальзывал, обнажая детскую ручку, плечико и, словно кукольную, головку.

– Вы из уголовного розыска? – спросила девушка, когда Велиев ступил на землю – Я дежурному перезванивала, он сказал Вам со мной в роддом ехать. Я выборку мальчиков по возрасту сделаю, а Вам его врачам для осмотра показать ну и… оформить, что ли! Чтобы у них побыл пока.

Велиев обвёл взглядом пятиэтажку и приступающую к работе группу. Конечно, его весьма прельщала перспектива составить компанию этой милой девушке, но группа без опера… Кто же раскрывать будет?

– Вы не волнуйтесь, там участковые уже по квартирам ходят, они с опорного подошли. – сообщила девушка, но Глеб не торопился садиться в транспорт.

Он сам склонился над рацией, и запросил позывной отдела:

– Орлик, орлик, приём!

Орлик отозвался голосом Николая Александровича, и Велиев уточнил задачу. Дежурный сообщил, что к месту происшествия уже подъезжает второй опер и подтвердил поставленную задачу. Только тогда милиционеры сели в машину, и уже в пути, Глеб уточнил известные девушке подробности. Таковых, собственно, было мало. Уборщица из РЭУ услышала приглушённый детский плач, и под крышкой выставленного на улицу контейнера обнаружила едва прикрытый пелёнкой розовый комок. Младенцу повезло – вот-вот ожидалась мусороуборочная машина, и в течение часа он оказался бы погребённым под плотными, полными зловония слоями. Кто мог совершить такое, ей, равно как и уже опрошенным жильцам, известно не было. Пока поквартирным обходом выявлялись проживающие в доме молодые мамы и наличие младенцев, но никакой интересующей информации не было. «У кого выяснять? – думал Глеб, глядя на удерживаемый лейтенантом свёрток – почти все жильцы на работе, одна надежда на выборку. Если в ближайшие часы мать не отыщем – придётся заново обход производить. И не одного дома, тут целый квартал охватывать надо!»

В роддоме младенца приняли без всякой волокиты. Врач – дородный мужчина в очках, развернул на столе грязную пелёнку, и принялся осматривать мальчика. Стоявшая рядом женщина всхлипнула и отвернулась. «До чего нужно дойти, чтобы так обойтись с ребёнком? – размышлял Велиев – Даже самая тупорылая прошва не отважится на такое. Что толкает людей на подобные зверства?!»

– Как ни странно, здоров. – вынес заключение врач – Явные признаки отвратительного питания, но патологические отклонения отсутствуют. Мы его, конечно, пока здесь оставим. Завтра наше начальство с вашим свяжется, там и определятся. А вы пока какой-нибудь документ нам оставьте. Ну, чтобы понятно было, откуда и при каких обстоятельствах младенца привезли.

Опер, не мешкая, оформил справку и вышел в вестибюль, ожидая коллегу. Ждать пришлось долго, до тех пор, пока с улицы не вбежал водитель.

– Чего сидишь, Глеб? – спросил он с ходу.

– Пэдээнщицу жду, она ещё с выборкой не закончила.

– Нашли уже ту мамашку. Марков нашёл. Прошёлся ураганом по окрестностям. Он, оказывается, там всю шушеру наперечёт знает, до последней лярвы. Получаса не прошло, как на неё вышел, сейчас в отделе с ней… У нас со склада кража, так что забирай детскую маму и едем. Высадим её поближе к отделу, и обратно к баку – там следак с экспертом уже ждут!

За оставшийся день оперативная группа обслужила, не заезжая в отдел, ещё четыре вызова, успев раскрыть одно преступление по горячим следам. На базу вернулись поздним вечером. Водитель погасил фары и вытащил ключ из замка зажигания.

– Наконец-то! – выдохнул он с облегчением – Шесть часов из-за баранки не вылазил. Пройтись хоть…

Глеб вышел из машины, и вдохнул полной грудью посвежевший к ночи воздух. По Красина, в шуме двигателей проносился разномастный транспорт, но движение в городе заметно поубавилось – горожане готовились к спокойной ночи. «Наверное, из тёмных мест уже звёзды просматриваются» – подумал Велиев. Он перехватил поудобнее распухшую за дежурство папку, и повёл понуро шагающих преступников в дежурную часть – пришла пора сдавать наработанные материалы, а заодно и свежеиспечённых злодеев.