Текст книги "История свадеб"

Гинекей и гименей

Первой греческой (а кстати, и первой европейской) свадьбой, о которой мы знаем, была печально знаменитая свадьба Персея и Андромеды. Правда, сама свадьба происходила в Эфиопии. Но жених был греком, и описание ее, составленное греческими авторами, сохранилось в пересказе римского поэта Овидия.

Когда Персей, отрубив голову Медузы, летел через море на своих крылатых сандалиях, он увидел Андромеду, прикованную к скале на съедение морскому чудовищу. Андромеда, хотя и была эфиопкой, проявила себя в этой нелегкой ситуации как истинная гречанка: даже перед лицом неизбежной смерти не смела «дева – с мужчиною речь завести». Она и лицо «стыдливое скрыла б, верно, руками», но помешали цепи. Столь удивительная в столь экстремальных условиях скромность прельстила сердце героя. Разумеется, спасать чужую невесту (Андромеда была просватана за собственного дядю) Персей не собирался, но, пока чудовище вылезало из воды, он успел поставить перед ее родителями вопрос ребром: «Доблестью ей послужу, и да будет моей – вот условье». Кефей и Кассиопея, естественно, согласились. Обладатель крылатых сандалий даже не стал доставать из сумки убийственную голову – с воздуха он без особых проблем пронзил чудовище мечом.

Свадьбу сыграли незамедлительно, причем не по эфиопскому, а по греческому обычаю. И даже греческие боги почтили дворец царя Кефея своим присутствием. Возможно, римлянин Овидий кое-что прибавил от себя – но в «Метаморфозах» описывается, как сами Амур с Гименеем потрясали факелами на этой свадьбе. Всюду были зажжены благовонные огни. С кровель свисали цветочные венки. Звучали «лиры, трубы и песни». В царском дворце были настежь распахнуты все двери, открыт «золотой атрий». На «пышно устроенный пир» прибыла местная знать.

Свадебный пир подходил к концу, и уже «дарами щедрого Вакха повозбудились умы», когда во дворец ворвался Финей – первый жених Андромеды. Финей был по всем понятиям не прав, и отец невесты пытался воззвать к его совести:

 
…Коль ее ты столь ценной считаешь,
Сам бы деву забрал на скале, где ее приковали!
 

Неудачливый жених не прислушался к голосу разума и метнул копье в соперника, но не попал. Персей перехватил копье и тоже метнул его… И тоже не попал – копье угодило в голову некоего Рета, который, вообще говоря, был ни при чем. После чего пиршественный зал превратился в поле битвы. Дрались чем придется. У одних было оружие, другие сражались кто – сорванным с дверей дубовым засовом, кто – тяжелым кратером, предназначенным для разведения вина. Сам Персей поленом, дымившимся на алтаре, ударил по лицу шестнадцатилетнего Лимнея и «раздробил ему вдребезги кости». Когда же стало ясно, что одним поленом врагов не одолеешь, Персей призвал соратников отвернуться и достал из сумки знаменитую голову. После чего враги окаменели, а соратники остались невредимы. Невредимым остался и злокозненный Финей, тоже успевший вовремя отвернуться. Неудалый жених обратился к Персею с мольбой о пощаде, но герой ответил:

 
…Не обижу тебя я железом.
Наоборот, на века, как памятник некий, оставлю.
Будешь всегда на виду ты в доме у нашего тестя,
Чтобы супругу мою утешал нареченного образ.
 

После чего Финей тоже был обращен в камень. Но видимо, Персей все же усомнился в том, что Андромеда сможет должным образом «утешаться», глядя на статую бывшего жениха и дяди. Во всяком случае, вскоре после кровавой свадьбы он забрал жену и переехал с ней на остров Сериф, к своей матери Данае.

Так была отпразднована примерно в четырнадцатом веке до нашей эры первая известная нам свадьба с участием европейца.

Конечно, и до той поры боги, герои и простые смертные женились и выходили замуж, но как проходили сами свадьбы – мы не знаем. Известно, например, произошедшее в Аргосе массовое бракосочетание пятидесяти сыновей Египта со своими двоюродными сестрами Данаидами. Но подробности самой свадьбы до нас не дошли, а дошли лишь подробности первой брачной ночи. В эту ночь сорок девять невест из пятидесяти прикончили своих молодых мужей, и только одна из них, Гипермнестра, не стала участвовать в заговоре и тайно вывела супруга из дворца.

Вторая свадьба, отголоски которой докатились до наших дней, – скандальная свадьба Пелея и Фетиды, состоявшаяся в тринадцатом веке до нашей эры. Она особо примечательна тем, что это была первая и, кажется, последняя в Греции свадьба богини со смертным (случайную связь Афродиты с Анхизом можно не считать). Было предсказано, что родившийся от богини Фетиды сын превзойдет своего отца. Боги не любят уступать детям место на Олимпе, поэтому после долгих размышлений богиню решено было выдать замуж за смертного – героя Пелея. На свадьбу позвали всех, кроме богини раздора Аты. Она-то и подбросила на пиршественный стол золотое яблоко с надписью «прекраснейшей». После чего ссора трех красавиц, поспоривших из-за яблока, стала причиной Троянской войны, свадьба рядовой в общем-то богини вошла в историю.

Третьей свадебной церемонией, рассказ о которой сохранили мифографы, была трагическая свадьба царя лапифов Пирифоя и Гипподамии. Приглашенные на праздник кентавры, с непривычки перебрав вина, бросились похищать женщин, включая невесту, и свадебный пир превратился в побоище…

Вот, пожалуй, и все свадьбы довоенных (имеется в виду Троянская война) времен, о которых мы знаем. Несколько больше нам известно о разнообразных стилях супружеских отношений. В те времена греческие женщины еще не успели помешаться на скромности, и если к поведению девушек общество предъявляло строгие требования, то замужние дамы пользовались изрядной свободой. Чего стоит одна лишь история Миноса и Пасифаи, живших на Крите за два поколения до Троянской войны. Царица Пасифая, будучи законной женой Миноса, страстно влюбилась в быка, которого послал ее мужу Посейдон. Но бык остался холоден к заигрываниям царицы, ибо предпочитал коров и телок. Тогда для удовлетворения своей страсти Пасифая приказала зодчему Дедалу изготовить полую деревянную корову, с помощью которой и обманула доверчивое животное. Плодом этой связи стал печально известный Минотавр. Интересно, что ни сама царица, ни Дедал, ни бык не понесли за адюльтер никакого наказания. Минос не потребовал развода, и даже Минотавр хотя и содержался в закрытом лабиринте, но остался жить в семье царя вместе с детьми Миноса и пользовался определенными правами. Специально для его прокорма из далекой Аттики регулярно доставлялись четырнадцать юношей и девушек. В сегодняшнем мире, несмотря на победу сексуальной революции, такую толерантность трудно даже представить… Но повторяем, как именно заключали брак Минос и его раскованная жена, а равно и другие их современники, нам почти неизвестно. Поэтому свадьбы Персея с Андромедой, а также Пелея с Фетидой и Пирифоя с Гипподамией представляют особый интерес. Хотя их описания частично и принадлежат поздним авторам.

Брачная жизнь Пирифоя вообще была отмечена особой скандальностью. Прошло не так много лет после его первой свадьбы (что случилось с женой, история умалчивает), и он вместе со своим другом Тесеем решил похитить Елену Аргивскую, тогда еще совсем ребенка. Тесей к тому времени успел умыкнуть и бросить Ариадну, силой увезти в Афины царицу амазонок и родить с ней сына Ипполита, потом вступить в трагический брак с Федрой… Короче, женихи друг друга стоили. Оба они были уже немолоды, но: седина в бороду – бес в ребро.

Поскольку друзей было двое, а Елена одна, они договорились, что после похищения бросят жребий, а для проигравшего добудут другую невесту по его выбору. Пирифой проиграл и заявил, что желает получить в жены Персефону, супругу Аида, царя загробного мира. Пожелай он чего-нибудь попроще, греки сыграли бы две свадьбы, и это изменило бы историю культуры, потому что тогда не было бы знаменитой клятвы женихов, погнавшей тысячи ахейцев под стены Трои. Парис в конце концов, конечно, похитил бы у Тесея обещанную ему Елену, но вместо масштабной греко-троянской кампании мы имели бы мелкую афино-троянскую заварушку, и Гомеру пришлось бы петь о чем-нибудь другом. Но Пирифой потребовал богиню… Верный обещанию, Тесей оставил совсем еще юную невесту в Афинах на попечении своей матери Эфры и вместе с Пирифоем отправился в Аид. Друзья не придумали ничего лучшего, как прямо явиться к подземному богу и потребовать выдачи Персефоны. Аид покарал неудачливых сватов достаточно мягко: он предложил им присесть. Друзья так и сделали, а встать уже не смогли. Отсидка Тесея, правда, оказалась не слишком долгой: через несколько лет его выручил проходивший мимо Геракл. А Пирифой бессрочно сидит и по сей день.

На земле тем временем разыгрывалось новое скандальное сватовство. Братья Елены, близнецы-Диоскуры, осадили Афины и освободили сестру. Эфра, так и не успев стать свекровью Елены, превратилась в ее рабыню. А отец Елены решил выдать дочку замуж, пока красавицу не похитил кто-нибудь еще. Привлеченные то ли красотой Елены, то ли раздутым вокруг ее имени скандалом, женихи со всей Греции собрались в Спарте. Назревала междоусобица. Перепуганный Тиндарей боялся объявить имя счастливца. И только совет Одиссея связать всех претендентов клятвой о помощи избраннику предотвратил кровопролитие.

Почему выбор Тиндарея и, возможно, самой Елены, пал на Менелая, современному человеку понять трудно. Ведь брат Менелая Агамемнон не так давно убил мужа и малолетнего сына Клитемнестры, сестры Елены, и принудил овдовевшую женщину к браку. Тем не менее Елена избрала в мужья Менелая и стала невесткой убийцы своего первого зятя и племянника. Подробности самой свадьбы история не сохранила.

Зато сохранилось описание другой свадьбы: Менелай выдавал замуж свою дочь от Елены, а заодно и женил внебрачного сына. Свадьба эта состоялась уже после завершения Троянской войны, и ее описание – первое в европейской литературе. О бракосочетаниях Персея, Пелея и Пирифоя мы знаем по более поздним источникам, хотя сами свадьбы были сыграны раньше. А двойную свадьбу в доме Менелая через четыре с лишним века описывает Гомер, древнейший из европейских литераторов:

 
Свадьбу сына в то время он праздновал и
непорочной
Дочери в доме своем, средь собравшихся
родичей многих.
Сыну Пелида, фаланг разрывателя, дочь
посылал он;
В Трое давно уже дал обещание он и
согласье
Выдать ее, и теперь этот брак им устроили
боги.
Много ей дав колесниц и коней, отправлял
к мирмидонцам
Дочь он, в город их славный, где царствовал
сын Ахиллеса.
Сыну ж привел он из Спарты Алектора
дочь молодую.
 

Интересно, что согласия дочери на брак Менелай не спрашивал. Он обещал ее Неоптолему еще во время осады Трои. Гермионе, которую Елена родила задолго до Троянской войны, на момент обещания было по разным подсчетам от восемнадцати до двадцати восьми лет. Потом Менелай, как и Одиссей, долго скитался, и ко дню свадьбы Гермионе стукнуло уже никак не меньше двадцати восьми, а скорее – все тридцать восемь. Однако она осталась «непорочной», дожидаясь возвращения отца, который один мог выдать ее замуж.

Сам свадебный пир в описании Гомера мало отличается от повседневных пиров, которыми басилевсы услаждали себя едва ли не каждый вечер. Служанки ставят перед гостями серебряные тазы и золотые кувшины «с рукомойной водою». Ключница расставляет столы и кладет на них хлеб и разные кушанья, «охотно их дав из запасов». А кравчий, «блюда высоко поднявши, на них преподнес им разного мяса и кубки поставил близ них золотые».

 
Так пировали они под высокою кровлею
дома,
Сродники все и соседи покрытого славой
Атрида,
И наслаждались. Певец же божественный
пел под формингу,
Сидя меж ними. И только лишь песню он
петь принимался,
Два скомороха тотчас начинали вертеться
по кругу.
 

Непонятно, участвуют ли в свадебном пире женщины и даже сами невесты. Во всяком случае, если они и сидят за столом, то они молчат. Молчит о них и автор. Лишь Елена выходит к гостям и принимает участие в разговоре. Но и она не пирует, а занимается рукоделием.

Греки вообще не приветствовали участие женщин в пирах. И если во времена Одиссея и Менелая мать семейства могла на некоторое время выйти в пиршественную залу, то позднее это было немыслимо. В Афинах времен Перикла все женское население дома – и почтенная супруга, и юные дочери – должно было вскакивать из-за стола и убегать на свою половину, если в гости неожиданно заходил приятель мужа. Даже на свадьбах очень часто мужчины пировали отдельно, а женщины – отдельно.

Линкей, живший в третьем веке до нашей эры, подробно описывает свадьбу некоего Карана в Македонии. На этой свадьбе было все: роскошная еда, золотые венки, украшавшие головы гостей, нагие родосские арфистки, комедиантки, «танцовщицы, одетые одни – нереидами, другие – нимфами»… Не было лишь одного – невесты, как, впрочем, и других «порядочных» женщин. Возможно, невеста со своими родственницами и угощалась в женском крыле дома, в гинекее. Но в центре внимания пирующих была, безусловно, не она, и все изыски брачного пира предназначались не для нее. Не для нее «вышел хор из ста человек и стройно спел брачный гимн». Ей не довелось отведать жареную свинью, набитую лакомствами: дроздами, утками, жаворонками, яичными желтками, устрицами и морскими гребешками. Она не увидела, как раздвинулись занавески, приводимые в движение скрытыми устройствами, и взорам пирующих предстали «наяды, и эроты, и паны, и гермесы, и множество других статуй, державших в руках серебряные светильники». Линкей, детально описывающий свадебный пир, ни разу не вспомнил о невесте и не задался вопросом: где же она? Или: кто же она? Зато на него произвели впечатление «нагие фокусницы, кувыркавшиеся на мечах и выдувавшие огонь изо рта…».

Впрочем, Древняя Греция была большой и раздробленной, а история ее охватывает почти две тысячи лет (если учесть период римского владычества). Поэтому нельзя говорить о древнегреческих свадьбах вообще. Каждый полис имел свои традиции, а бедняки и цари женились по-разному. И все-таки греческий взгляд на брак четко сформулирован в речи против проститутки Неэры, приписываемой Демосфену: «…гетер мы держим ради наслаждения, наложниц для повседневного удовлетворения потребностей нашего тела, жен для того, чтобы производить законных детей и иметь верную хранительницу дома». При этом надо отметить, что, кроме гетер, древние греки весьма увлекались мальчиками. Любовные связи с ними не только не осуждались, но даже считались иногда предпочтительнее, чем связь с женщиной. В греческой литературе нередок спор между героями: чья любовь лучше, мальчика или женщины. Как правило, после долгой дискуссии каждый остается при своем мнении… Короче, на долю законных невест и жен у греков часто уже не хватало ни сил, ни времени… А иногда – и желания.

Известный поэт Семонид Аморгосский, живший в конце седьмого века до нашей эры, посвятил женщинам целую поэму, она так и озаглавлена: «О женщинах». Поэт рассказывает, из каких животных были женщины созданы Зевсом. Но плохо знает греков тот, кто подумает, что поэт сравнил представительниц прекрасного пола с «рыбками», «птичками» или «кошечками»:

 
Различно женщин нрав сложил вначале Зевс:
Одну из хрюшки он щетинистой слепил —
Все в доме у нее валяется в грязи,
Разбросано кругом – что где, не разберешь.
Сама ж – немытая, в засаленном плаще,
В навозе дни сидит, нагуливая жир.
Другую из лисы коварной бог создал…
 

Есть женщины, подобные попусту лающим собакам. Такую жену не унять, даже если муж ей «зубы вышибет булыжником в сердцах». Другие женщины похожи на «осла, облезлого от плетей», они все делают «под брань, из-под кнута». У кого-то жена сотворена из земляных комьев: «что зло и что добро – не по ее уму». Другая жена «мужу своему мерзка до тошноты». «Иную сотворил из обезьяны Зевс». И даже те немногие женщины, которые сотворены из пчел, не искупают всеобщего вреда, происходящего от слабого пола:

 
Да, это зло из зол, что женщиной зовут,
Дал Зевс, и если есть чуть пользы от нее —
Хозяин от жены без меры терпит зло.
И дня не проведет спокойно, без тревог,
Кто с женщиной судьбу свою соединил.
 

Можно назвать Семонида сатириком, можно считать, что он писал свою поэму сгоряча, после бурного скандала с женой. Но другой поэт, великий Гесиод, младший современник Гомера, в поэме «Работы и дни» четко и продуманно сформулировал общенациональную точку зрения на брак. Обращаясь к своему брату Персу, Гесиод дает ему множество полезных советов о том, как жить, как вести хозяйство, как торговать, как пировать и как соблюдать правила личной гигиены. Не обошел поэт и такую важную вещь, как женитьба. Брачные рекомендации даются между советами о том, как надо грамотно нагружать корабль, и о том, как «чтущий богов рассудительный муж» должен мочиться. Строфа о браке по размеру ровно в два раза длиннее строфы о правилах мочеиспускания, что, видимо, соответствует значимости этих деяний в глазах поэта.

 
В дом свой супругу вводи, как в возраст
придешь подходящий.
До тридцати не спеши, но и за тридцать долго
не медли:
Лет тридцати ожениться – вот самое лучшее
время.
Года четыре пусть зреет невеста, женитесь
на пятом.
Девушку в жены бери – ей легче внушить
благонравье.
Взять постарайся из тех, кто с тобою живет
по соседству.
Все обгляди хорошо, чтоб не на смех соседям
жениться.
Лучше хорошей жены ничего не бывает на
свете,
Но ничего не бывает ужасней жены
нехорошей,
Жадной сластены. Такая и самого сильного
мужа
Высушит пуще огня и до времени в старость
загонит.
 

В другой своей знаменитой поэме «О происхождении богов» Гесиод высказывается еще определеннее. Возможно, за время, прошедшее между написанием этих поэм, он успел жениться, и, видимо, не слишком удачно. Иначе трудно объяснить ту ярость, с которою он обрушивается на представительниц прекрасного пола:

 
Нам на великое горе они на земле обитают,
В бедности горькой не спутницы – спутницы
только в богатстве.
 

Поэт сравнивает мужей с хлопотливыми пчелами, которые «изо дня в день суетятся и белые соты выводят», а жен – с трутнями, которые «все время внутри остаются под крышею улья и пожинают чужие труды в ненасытный желудок».

Справедливости ради надо отметить, что греческие жены действительно сидели целыми днями в своих домах, как «под крышею улья». Но делали это они не по своей воле. Свободы времен Троянской войны миновали, и в годы расцвета афинской демократии греческой женщине возбранялось выходить из дома без мужа или отца. В крайнем случае она могла показаться на улице в сопровождении служанки, но и это не рекомендовалось без особой необходимости. Афинский оратор Гиперид говорил, что «женщина, выходящая на люди, должна достичь того возраста, когда встречные не спрашивают, чья она жена, но чья мать».

Крупнейший афинский законодатель Солон в начале шестого века до нашей эры издал закон, по которому женщина при выезде из города могла взять с собой «пищи и питья не больше, чем на обол, иметь корзинку не больше локтя». Этим гречанок предостерегали от дальних путешествий, ведь на один обол можно было купить всего лишь одну шестую часть барана, или четыре килограмма зерна, или один литр дешевого вина. Кроме того, по закону Солона ночью женщина могла отправиться в дорогу только в повозке и только с зажженным фонарем.

Сохранились и некоторые другие законы Солона, непосредственно касавшиеся супружеской жизни. Солон уничтожил обычай давать за девушкой приданое и разрешил ей приносить с собой лишь немного одежды (три гиматия) и вещи из домашней обстановки «небольшой ценности». Как пишет Плутарх, «по его мысли, брак не должен быть каким-то доходным предприятием или куплей-продажей». При этом Солон стоял на страже нравственности: так, мужу давалось право убить любовника жены, если он заставал его на месте преступления. Девушку, уличенную в связи с мужчиной, отец или брат получали право продать. Но, будучи поборником нравственности, Солон тем не менее ревностно отстаивал сексуальные права супругов. Согласно его закону после свадьбы «невесте давали поесть айвы и запирали ее вместе с женихом». А если богатый старик женился на юной сироте из-за ее приданого, ему вменялось в обязанности иметь свидание с нею «по крайней мере три раза в месяц». Если же муж на таковое свидание был неспособен, неудовлетворенная жена получала право вступить в связь с кем-либо из его ближайших родственников. Впрочем, Плутарх считал, что закон этот издан не для удовлетворения богатых сирот, а для воспитания мужчин, которые будут «терпеть позор, неся наказание за свою алчность и наглость».

Кроме того, в Афинах брак считался полноценным, только если и муж, и жена были афинскими гражданами. В середине пятого века до нашей эры Периклом был предложен закон, по которому у супругов три поколения предков с обеих сторон должны были обладать полными гражданскими правами; в противном случае дети от этого брака таковых прав не получали. Сам Перикл тогда был благополучно женат на своей родственнице и за права своих детей был спокоен. Но вскоре он повстречал гетеру Аспазию Милетскую…

Аспазия была, по словам Плутарха, «умной женщиной, понимавшей толк в государственных делах». Тем не менее профессия ее была «не из красивых и не из почетных: она была содержательницей девиц легкого поведения». Однако Перикл настолько пленился красавицей гетерой, что развелся с женой и ввел Аспазию в свой дом. О том, как пренебрежительно относились афиняне к своим женам, можно судить по словам Плутарха, изумленно описывающего отношения Перикла и Аспазии: «Говорят, при уходе из дома и при возвращении с площади он ежедневно приветствовал ее и целовал». Однако поцелуи поцелуями, а сын Перикла от гетеры, по его же закону, не мог претендовать ни на гражданство, ни на отцовское наследство. И лишь когда Перикл во время эпидемии потерял обоих своих законных сыновей, афиняне из уважения к великому стратегу в виде исключения даровали гражданство его сыну от Аспазии.

Из других афинских законов и традиций, касавшихся брака, можно отметить, что афиняне обычно подписывали брачный контракт. Отец обязан был дать дочери приданое, которое составляло не менее десятой доли его имущества. Если же девушка была сиротой и бесприданницей, ее старались обеспечить или община, или кто-то из богатых граждан, вскладчину. Девушки обычно выходили замуж после пятнадцати лет, юноши женились не раньше двадцати. Разводы были редки, причем муж мог просто отослать жену к ее родителям (конечно, вместе с приданым). А возжелавшая свободы жена должна была подать архонту письменную жалобу на мужа. После развода или смерти мужа жена могла снова выйти замуж. Иногда муж перед смертью сам назначал себе преемника, чтобы обеспечить детей и сохранить семью.

Из законодательства других греческих полисов можно отметить законы критского города Гортина. Сохранились 12 столбцов, вырезанных на каменной стене древнего здания. Это самый древний и один из самых обширных сводов древнегреческих законов, дошедших до нашего времени. Написан он был на рубеже седьмого и шестого веков до нашей эры. Многие его положения касаются женитьбы:

Дочь-наследница пусть выходит замуж за старшего брата отца.

Если будет много дочерей-наследниц и братьев отца, то пусть следующая по старшинству дочь выходит замуж за следующего по старшинству брата отца.

Если не окажется братьев отца, но будут сыновья братьев отца, то пусть она выходит замуж за сына самого старшего брата отца.

Пусть родственник, имеющий право жениться на дочери-наследнице, женится на одной, но не на большем числе.

Если совершеннолетний родственник, имеющий право жениться на дочери-наследнице, не захочет жениться на желающей выйти замуж совершеннолетней дочери-наследнице, то пусть родственники дочери-наследницы подают в суд, а судья пусть присудит его жениться в течение двух месяцев.

Эти законы, конечно, охраняли семейное имущество от перехода в чужие руки. Но как не посочувствовать бедным наследницам, которые обязаны были выходить не просто за своих дядюшек, но обязательно за самых старших из них… Сами дядюшки, видимо, тоже не всегда стремились получить богатство, к которому была приложена жена, раз этот вопрос приходилось решать через суд.

Но как же проходила сама свадьба? Мы мало что знаем о свадьбах, предшествующих Троянской войне, сохранились сведения лишь о самых скандальных и самых кровавых из них. Но начиная с восьмого века до нашей эры греки принимаются активно и много писать. Не обходят они вниманием и свадьбу.

Женились греки обычно в месяце гамелионе, который приходился на нашу середину января – середину февраля. Этот месяц был посвящен Гере, супруге Зевса. Сама Гера весьма серьезно относилась к супружеству, не прощала Зевсу его измен, но верность хранила. Один только раз она родила не от мужа, но и тут дело обошлось без «греха». Поссорившись с Зевсом, который без ее участия родил Афину, Гера в течение года отказывалась исполнять свои супружеские обязанности, а потом родила чудовищного Тифона. Родила она, по ее собственному уверению (и это убеждение разделял Гомер), без всякого участия мужчин, в результате молитвы, вознесенной Небу, Земле и титанам. Муж поверил. Греки тоже поверили, и Гера испокон веков считалась у них покровительницей добродетельного брака.

Итак, свадьбы играли зимой. Впрочем, в Греции и зимой тепло. Перед свадьбой приносили жертвы богам. Невеста совершала ритуальное омовение. Иногда воду для этого приносили из источника, причем не из любого. Например, в Афинах – обязательно из ключа Каллирои. Иногда невеста сама отправлялась на реку. Например, в Троаде девушки перед свадьбой купались в Скамандре, приговаривая: «Скамандр, забери мою девственность». Зная о таком обычае, а также о неопытности и наивности троадских дев, некий юноша притворился богом реки Скамандр и в буквальном смысле исполнил просьбу одной невесты. Когда через несколько дней девушка со свадебной процессией шла к храму Афродиты, она увидела этого юношу в толпе и в волнении закричала: «Вот бог реки Скамандр, которому я отдала свою девственность!»

В день свадьбы дом невесты украшали ветвями лавра и масличного дерева. Невеста была одета во все белое, с покрывалом на голове. Кстати, жених и его друзья тоже были в белом, головы мужчин украшали венки. Свадебный пир устраивали в доме отца невесты. Женщины сидели за отдельными столами или даже в другом помещении. К столу обязательно подавали сладости из кунжута, который был символом плодородия. После пира невесту под звуки флейт и кифар отводили или отвозили в дом жениха. В повозке девушка сидела между женихом и парохом (чем-то вроде дружки). Мать невесты шла за ними с факелом, зажженным от родного очага. А у ворот нового дома девушку встречала свекровь, и тоже с факелом. Так молодая жена переходила от покровительства богов одного домашнего очага к богам другого. Невеста вносила в свой новый дом сковородку и сито – символы будущего усердия на ниве домашнего хозяйства. А ее осыпали сладостями и орехами.

В разных областях Греции, конечно, были и свои свадебные особенности. Например, в Беотии после того, как невесту привозили в дом мужа, дышло свадебной колесницы торжественно сжигали. Это означало, что невеста уже не сможет возвратиться к родителям.

Идеальные отношения, которые должны сложиться между молодой женой и ее мужем, описаны в сочинении Ксенофонта «Домострой». Ксенофонт был учеником и другом Сократа, и его произведения во многом основаны на том, чему учил этот мудрец. Устами своего героя Исхомаха Ксенофонт рассказывает о том, как должен разумный муж воспитывать молодую жену. Впрочем, Исхомаху повезло, его жена уже в доме родителей начала получать «правильное» воспитание:

Когда она пришла ко мне, ей не было еще и пятнадцати лет, а до этого она жила под строгим присмотром, чтобы возможно меньше видеть, меньше слышать, меньше говорить… Что же касается еды, она была уже превосходно приучена к умеренности, а это, мне кажется, самая важная наука как для мужчины, так и для женщины.

Но этих добродетелей Исхомаху было не достаточно. Поэтому, «когда она уже привыкла… и была ручной», муж объяснил ей, каковы различия между мужчиной и женщиной и вытекающие из этого последствия:

…Бог приспособил: природу женщины для домашних трудов и забот, а природу мужчины – для внешних. Тело и душу мужчины он устроил так, что он более способен переносить холод и жар, путешествия и военные походы; поэтому он назначил ему труды вне дома. А тело женщины бог создал менее способным к этому и потому, мне кажется, назначил ей домашние заботы. Но ввиду того, что в женщину он вложил способность кормить новорожденных детей и назначил ей эту обязанность, он наделил ее и большей любовью к новорожденным младенцам, чем мужчину. Но, так как бог назначил женщине также и охранять внесенное в дом добро и знал, что для охраны не худое дело, если душа труслива, то он наделил женщину и большей долей трусости, чем мужчину. С другой стороны, бог знал, что тому, кто занимается трудом вне дома, придется и защищаться в случае нанесения обиды, и потому наделил его большей долей смелости… Женщине приличнее сидеть дома, чем находиться вне его, а мужчине более стыдно сидеть дома, чем заботиться о внешних делах. А если кто поступает вопреки порядку, установленному богом, то едва ли от богов скроется такое нарушение порядка…Тебе надо будет сидеть дома: у кого из слуг работа вне дома, тех посылать, а кому следует работать дома, за теми смотреть; принимать то, что приносят в дом: что из этого надо тратить, ты должна распределять, а что надо оставить про запас, о том должна заботиться и смотреть, чтобы количество, предназначенное для расхода на год, не расходовалось в месяц; когда принесут тебе шерсть, ты должна позаботиться о приготовлении из нее одежды кому нужно. И, чтобы сушеные припасы были хороши для еды, тебе следует заботиться… Кто из слуг будет болен, тебе придется заботиться об уходе за ним.

Впрочем, свои поучения Исхомах заканчивает на весьма оптимистической ноте:

Но всего приятнее тебе будет, если ты окажешься деловитее меня, сделаешь меня своим слугой, и тебе нечего будет бояться, что с годами тебе будет в доме меньше почета, если, напротив, ты будешь уверена, что старея, чем лучшим товарищем для меня и лучшим стражем дома для детей ты будешь, тем большим и почетом будешь пользоваться в доме. Ведь ценность человека для практической жизни увеличивается не от красоты, а от его внутренних достоинств.

Молодая жена послушно вняла поучениям мужа. Более того, она даже согласилась с его точкой зрения о том, что женщине не должно пользоваться косметикой… Свои рассуждения гордый Исхомах заканчивает словами: «И теперь моя жена одевается и держит себя так, как я учил ее и как сейчас тебе рассказываю».