Текст книги "Ответ Империи"

«А, вот чем мы базы-то в других странах заменили! – обрадовался Виктор. – Черт, как все просто. Может, даже и дешевле выходит. Ну а Штаты-то свои тоже вывели? Или как?»

– Советский человек, – продолжал меж тем радиоголос, – радуется: нет проблем достать билеты на поезд. И он не знает, что это сделали не для него, а для поездов с ракетными установками, которые возят ядерные боеголовки мимо его дома. Буднично страну покрыла компьютерная сеть и сотовая связь. Но ими в стране была тихо придушена всякая независимая мысль – так, оказывается, тоже положено!

Вторая часть информации, как и следовало ожидать, была сливом компромата. Виктор услышал, что в СССР цветет махровый государственный антисемитизм, что практически разгромлены не только диссиденты, но и любые неформальные сообщества критически мыслящих людей, что академик Сахаров, который здесь еще продолжал жить и работать, после развода и женитьбы на молодой медсестре был вынужден отречься от всех своих антисоветских заявлений, как сделанных под влиянием бывшей супруги. Ну и, естественно, задавлена и тяжко страдает вся творческая интеллигенция, которая не может свободно гастролировать, издаваться и выставляться за рубежом, как будто ее прямо там ждут.

Наконец, третья часть информации была разными сплетнями малого калибра и нудной читкой диссидентского романа «Хроники кремлевского сталкера», который был рассчитан на эмоциональную промывку мозгов и который Виктор со спокойной совестью пропустил мимо ушей.

Параллельно Виктор сравнил вареную колбасу эпохи серого занавеса с остатками вареной колбасы эпохи реформ. Колбаса эпохи реформ была розовее, сильнее пахла чесноком и специями, и вкус у нее как-то был богаче. Однако колбаса эпохи серого занавеса ровно резалась, и сало из нее не вываливалось, из чего Виктор сделал вывод, что она просто из мяса.

Глава 14
Визит дамы

Как ни странно, но из услышанного по «голосу» Виктору больше всего понравилась весть об удушении диссидентов. Лично для него это означало, что раз диссиденты удушены как класс, то мало кому придет в голову подозревать в его, Виктора, словах это самое диссидентство. Также оставались курить в стороне всякие интриганы и демагоги, которые могли по злобе или из зависти навесить на него диссидентство; если и напишут телегу, то на нее наверху всерьез смотреть не будут. Правда, здесь могут навесить пиратство, но, в отличие от диссидентства, это еще доказать надо.

Утром перед работой Полина Геннадьевна на пять минут собрала персонал в торговом зале, поздравила с Днем освобождения и сообщила, что райисполком ночью прислал электронку довести до сведения сотрудников, что в Брянске есть пункт по реабилитации лиц, оказавшихся в трудной ситуации, что она и исполняет.

– Ну, как вы знаете, в эти пункты могут обратиться лица бродяжничающие или случайно попавшие в такую ситуацию, когда нет паспорта и денег, разное там в жизни бывает… Ну, вы знаете, это у нас уже давно есть, почему разослали напомнить, не знаю, может, в каком городе непорядок нашли, вот и кинули рассылку в порядке принятых мер…

«Значит, можно без паспорта обратиться? Как во второй реальности? А что же тут, в кооперативе? Полина же типа считает, что у меня паспорт есть, но у родственников. Как это объяснить? И что там надо, в этом пункте? И не подставлю ли я начальство? Только же как-то устроилось, хоть и временно… Нет, тут нельзя кидаться сломя голову на первый встречный рояль в кустах, это тебе не роман по альтернативной фантастике. Сперва разузнать надо».

По офисной трансляции шла программа песен военных лет и передачи по истории партизанского движения и боев за Брянск – как потом узнал Виктор, местные управления культуры заранее рассылали сидюки с записями по организациям и предприятиям.

Алгоритм инструкции Виктор добил к обеду и кинул Зеленкову.

«Пойдет, – ответил тот в мессадже. – После обеда подойдет Света, поднатаскаете на своем методе, вместе составите такую же штуку по ее задаче для РОНО».

«ОК, – ответил Виктор. – Да, как тут Проблема-2000?»

«На мази. Проги штопаем заранее, европезы больше шума наводят».

«ОК. А где тут поближе столовки дешевые?»

«ПТУ, к радиотоварам и дальше к оврагу. Комплекс в одни руки, без выноса».

«OK», – откинул Виктор. И подумал: «Ну вот, какой-то компромисс между дешевым и здоровым питанием».

«Шустро вы с клавой. Будто лет двадцать работали».

«А и есть двадцать. Я за первую в семьдесят восьмом сел. Называлась «Наири», ввод с машинки «Консул».

Комплекс оказался по вполне советской цене рубль пятьдесят в местных и включал в себя морковный салат, рассольник, поджарку с картофельным пюре, чай, хлеб и булочку. Помимо пэтэушников, в столовке тусовались пенсионеры, которым было влом готовить. Интерьер столовки оказался довольно приличненьким, в стиле техно, из которого выпадала приклеенная фанатами к доске объявлений афиша прошлогоднего концерта Виктора Цоя на стадионе «Десна». Здесь же Виктор и увидел первую очередь – на раздачу, правда, двигалась она быстро, потому что черная лента транспортера один за другим выдавала готовые подносы с блюдами. А надо сказать, что ничто так не подвигает человека на философские обобщения, как предчувствие еды.

«Итак, первая задача попаданца, то есть выжить, успешно выполнена, – торжественно отметил про себя Виктор, двигаясь с людским потоком за хромированным барьерчиком к транспортеру. – Я перешел на трехразовое питание – значит, я существую. Вторая задача всех попаданцев в альтернативный мир – адаптироваться. К быту и культуре во всех смыслах. Здесь процесс пошел. Представить себе социализм без дефицита и очередей, но с компьютерами и интернетом, оказывается, проще, чем думают. Вот если бы не напряг с паспортом… С кем бы посоветоваться? На работе – не, не будем, неизвестно как отразится. Стоп. Инга. Она человек незаинтересованный, наверняка разбирается, ну и, может, знакомства есть. Но надо поближе познакомиться, расположить к себе. Как раз сегодня встречаемся на концерте в «Соловьях». Заодно провентилировать насчет этих бомжовок. С этим план есть, пошли дальше. Попаданец, по понятиям, имеет информацию из будущего и как-то ее использует. Тут опять подлянка, потому что история почему-то всегда другая. Союз не развалился, Чернобыль не взорвался, Проблема-2000 решается, и самое главное – Цой жив. Работаем пока по мелочам, ждем главную миссию попаданца, завязанную на информацию из будущего. Чего у нас там есть? Ах да, Третья мировая. Ну, это нам запросто. Наверху уже все придумали: отвезут, пригласят, а дальше – как на КВН».

Виктор подхватил синий пластиковый поднос с ленты и тут же направился к ближайшему столику, из-за которого поднимались уже отобедавшие.

Когда он вернулся в кооператив, его ждал сюрприз. Когда вы внезапно узнаете, что на вашем новом рабочем месте в первый же день вас ожидает миловидная незнакомка, это всегда сюрприз.

Света, а точнее, Семиверстова Светлана Викторовна, как значилось в мессенджере, была стройной дамой среднего роста и возраста, с худощавым лицом, на котором выделялись большие выразительные глаза под аккуратными черными бровями и большой, но приятный и даже немного чувственный рот. Темные волосы скромно расчесаны на две стороны и плотно уложены, что придавало ей некоторую беззащитность; одета она была очень строго, в черную водолазку, подчеркивающую стройность фигуры и темно-серую твидовую прямую юбку до колен, верх которой растягивали крепенькие бедра.

– Меня к вам на сегодня прикомандировали, – пояснила она, взяв один из стульев у стены и присаживаясь рядом с креслом Виктора. – У нас здание на Октябрьской, за драмтеатром. Документы уже скинули вам в папку.

Из-за кривизны стола их колени оказались рядом, но Светлану это нисколько не смутило. Виктора – тем более.

– Ну, не будем терять времени…

Виктор рассчитывал управиться за час, максимум – полтора, однако работа растянулась на все четыре. Дело в том, что Светлана великолепно работала на клавиатуре, разбиралась в архитектуре сетей, явно имела практику работы с СУБД и наверняка когда-то программировала на языке высокого уровня круче бейсика; но при этом ее явно напрягала своя же система работы с кадрами, ради которой ее и прислали, хотя она всячески стремилась не подавать виду. Поэтому приходилось шариться в документации там, где Виктор ждал ответа с ходу, да еще дама не всегда помнила, что в этой документации где указано. Приходилось пользоваться контекстным поиском. Виктор быстро пришел к выводу, что Светлана не кадровик, а взятая в подразделение программистка, причем брали ее недавно. К тому же она время от времени отвлекалась от темы и задавала посторонние вопросы; один из них был, есть ли у Виктора семья. Он никак не мог понять, то ли он неожиданно производит такое впечатление, то ли личные вопросы стали для нее остры до невыносимости, но она как-то немного выделялась на фоне обустроенных увлеченных трудоголиков «Коннекта».

«Кстати, о птичках, – задал себе вопрос Виктор, – а что значит – немного выделяется? Все люди разные, каждый немного выделяется. Почему мне показалось, что эта женщина немного выделяется? Не в смысле, что я на нее вдруг запал, а чем-то не похожа на офисных служащих? Стоп. Как я различаю «похож-не похож» в зависимости от работы? Не видно, чтобы тут человека под профессию подгоняли, как у Хаксли».

Хаксли, Олдос Хаксли, сказал себе Виктор, бедный английский писатель, если бы вы знали, сэр, как вас опошлили наши либералы, каким проповедником невежества и дикости они вас выставляют… Они десятилетиями носятся с мыслью, неизвестно как вытащенной из написанного в дремучем тридцать втором году романа «О дивный новый мир»: любая попытка научно переустроить общество якобы всегда ведет к подавлению и деградации личности. Само желание создать для общества теорию, которая позволяет ученым не только говорить «Вот какая фигня приключилась», глубокомысленно ковыряя в носу и отдав будущее политикам по принципу «Авось лучше выйдет», – любая попытка показать, пусть приближенно, что и как надо исправить в разлаженном механизме, в зародыше объявляются преступлением и сатанизмом. И тут же те, кто у нас бьет себя пяткой в грудь, называясь либералом, требуют всем поголовно поменять менталитет, то есть не просто подавить свободу собственной личности, а уничтожить ее начисто и вырастить на пустом месте геномодифицированный организм. Если же посмотреть, что пытаются вырастить, то выходит, что человеческое существо ради свободы его личности надо заставить холуйствать, приучить уважать не других людей, а наворованное ими богатство, загадить ему мозги до потери чувства Родины, превратить из коллективного существа, каковым, собственно, и был человек с тех пор, как он слез с дерева и отбросил хвост, в корыстного себялюбца, готового перегрызть глотку ближнему. Может, либералов в роддоме с тоталитаристами перепутали?

Вот ему, Виктору, когда он попал в другой, бериевский, пятьдесят восьмой, никто менять менталитет не пытался, да и окружающим тоже. Все шло как-то естественно. Едой народ себя обеспечил, одеждой, то есть органические потребности удовлетворил. Что выше органических потребностей? Безопасность. Безопасность страны – армия, безопасность от гопников – милиция, Осодмил, безопасность от болезней – бесплатная медицина, и… Ну да, «Мой дом – моя крепость». Жилье с нормальными удобствами. Бессемейки, квартиры в сталинках, вип-квартиры в Домах стахановца. Ради этого трудились. Все по пирамиде Маслоу.

Второе попадание, тридцать восьмой у белых – между ступенями пирамиды. Потребность в еде – Великий Голод на памяти, – в одежде, в тепле, выше – защита от германского нашествия. И ради этого народ соглашался с репрессиями. С одной стороны – диктат, с другой – все же общественный договор. Странный, недемократический, но – договор.

А что же тогда здесь? К безопасности уже привыкли. Как у нас ошибались в СССР, думая, что народ будет вечно жить памятью о великой Победе… Дальше в пирамиде Маслоу – общественные ценности. Дружба, любовь, своя тусовка, то есть войти в круг людей с такими же интересами.

И вот на этом тут, похоже, и играют, рассудил Виктор. Но играют по-другому, чем у нас. У нас, чтобы быть в своей тусовке, нужны соответствующие шмотки. И по принципу дифференциации штанов начинают строиться дружба и любовь. Та или иная вещь нужна человеку не для того, чтобы просто ее использовать, – она еще должна выразить его личность, чтобы его взяли в тусовку. В итоге у нас масса разных вещей, которыми делают одно и то же; различие вещей создает видимость индивидуальности. Главное у нас – не быть, а казаться. Поэтому человек и старается иметь больше денег, чтобы получить свободу… нет, не свободу быть собой, а свободу казаться тем, кем хочет. При этом бизнес делает его рабом вещей – не тем, что предлагает ему все новые блага, это даже хорошо, – а тем, что без вещей в нашем обществе человека нет как личности.

Здесь же, насколько Виктор успел просечь, в тусовку берут за умение. И даже любят, видимо, за то же, раз у них в кино супергерой – машинист. Конечно, любят не за один профессиональный разряд, но ведь и у нас любят не только за бабки, к счастью. Скажем так: неумеха имеет мало шансов, так вернее. И наоборот, когда у человека золотые руки и голова, будут квартира, колбаса и прикид. И не то чтобы это кто-то изобрел и внедрял, – это же наше, природное, из народных традиций, испокон так велось. Поэтому люди в этом необычном СССР работают не только ради еды, одежды, квартиры – для этого достаточно быть ленивым исполнителем, – они работают сверх этого, для того чтобы уметь. Уметь лучше других, чтобы занять свое место в иерархии. Чтобы не быть изгоем, чтобы были друзья, уважение, чтобы девушки любили, здесь надо доходить в своей работе до совершенства, изобретать, учиться исследовать. Это еще не то, что рисовали фантасты, но что-то от вековой мечты уже есть, и самое главное – это можно пощупать. Оставалось только выяснить, почему этого не было у нас, если все так понятно и просто.

«Так. Во всяком случае ясно, чего странного в Светлане. Похоже, что кадровики – не ее постоянная тусовка. Как-то интуитивно это ощущается, типа классового чутья. Кстати, о классовом чутье – видать, сто лет назад это чувство своей тусовки было больше развито, вот и определяли по нему, кто чуждый представитель, а кто нет. Хотя, правду сказать, больше определять было не по чем».

– Светлана Викторовна, подождите, «стык» – это вы о чем?

– Ну, стык он и есть стык, как во всех новых учебниках… Ну вот программный стык там… меню, кнопочки…

– А, в смысле интерфейс? Вы извините, я привык еще к старым обозначениям.

– Наверное, еще на первых «Наири» работали или «Мире»?

– Да. Как вы догадались?

– Вы несколько раз сказали «рабочая станция». Обычно так говорят о малых ЭВМ вне сети.

Да, японский бог, опять эта вечная проблема всех разведчиков, подумал Виктор. Почему-то многие фантасты не описывают другой мир в деталях – то ли считают, что по мелочам все будет как у нас, то ли думают, что это не столь важно. А вот и фигушки. Попаданец может проколоться на любой ерунде, даже в тех вещах, которые, как ему кажется, он прекрасно знает.

Когда они, уже к концу рабочего дня, все-таки добили эту кадровую задачу, дама зашла к Кондратьеву, а минут через семь Кондратьев почему-то вызвал Виктора к себе и спросил, что бы он предложил улучшить в таких занятиях. Виктор от неожиданности слегка смутился – Светлана тоже сидела в кабинете, – но все же решился сказать прямо и честно:

– Не знаю, может, не совсем этично говорить какие-то замечания по заказчику…

– Ничего, здесь это вполне нормально, – успокоил Иван. – Говорите.

– Слишком много времени нерационально ушло из-за того, что на встрече не было такого представителя заказчика, который бы в совершенстве знал сам предмет, сами процедуры, чтобы не рыться в инструкциях. Я ничего не имею против Светланы Викторовны, но она, если я правильно понял, компьютерщик и недавно в этой сфере, а присутствие при беседе еще и опытного кадровика, даже если он совершенно не знаком с электронным документооборотом, сократило бы время в несколько раз.

Светлану, как показалось Виктору, его слова несколько огорчили; но она тут же широко улыбнулась и ответила:

– Да, вы правы… Так и собирались делать, но, к сожалению, у второго человека была срочная работа, начальство загрузило… пришлось ехать одной. Вы уж извините.

– Да нет, что вы! Было очень приятно поработать.

Она попрощалась и вышла. Кондратьев пару секунд стоял неподвижно, затем приложил палец к губам, порывистым движением взял со стола блокнот, вырвал страницу, положив на столешницу, что-то написал на нем фломастером и показал Виктору.

Тот прочел про себя: «Не тяните с паспортом!!!»

– Сейчас уже почти пять, конец рабочего дня и гулянье, – произнес вслух Кондратьев. – И не забудьте к кассиру за дневной, а то уйдет. Так… Эти заметки нам больше не нужны. – С этими словами он бросил листок в пасть шреддера.

– Понял, – улыбнулся Виктор.

…«Почему он боялся сказать вслух? Что-то нехорошее наклевывается. Надо форсировать. Итак, задача: добиться дружеского расположения Инги, чтобы она тут же не сдала меня при расспросах насчет паспорта. Именно дружеского, и только. Разбитые сердца, слезы и истерики в планы не входят».

Виктор взглянул на часы. Был еще запас времени для подготовки и обдумывания действий. Рубашка свежая, брюки со стрелкой, джемпер не мнется.

«Что брать с собой? Намеки этого любителя старины ничего не значат. Возможно, эта Инга и не ищет ничего, кроме обычной компании и светского общения».

Все эти интернетовские инструкции по пикапу, на которые постоянно натыкаешься при серфинге, лучше забыть, подумал Виктор, они наверняка могут быть расценены здесь как пошлость и озабоченность. Личный опыт семидесятых – восьмидесятых… все-таки он рассчитан на партнерш минимум лет на десять моложе. Наконец, самое простое – подождать развития обстоятельств, но здесь поджимало время и явно не просматривалось причин для Инги кидаться на шею какому-то неизвестному гастарбайтеру. Особенно если она из тех, кто пользуется духами «шанель».

Поразмыслив, Виктор решил остановиться на универсальном советском презенте – коробке конфет, разумеется, шоколадных. Коробки конфет дарили всем – от врачей и преподавателей до друзей, детей и секретарш, – так что, в отличие от цветов или коньяка, никакого явного или скрытого сексуального подтекста в них не наблюдалось. Кроме того, есть вдвоем конфеты можно было без всякого повода.

Коробку он взял в том же подвальчике – длинную, вишнево-коричневого цвета, в целлофане, за шестнадцать двадцать.

– Свежие? – на всякий случай спросил он продавщицу.

– А что, теперь где-то дают несвежие? Пожалуйста, вот срок изготовления, можно запросить фабрику, проверить по штрих-коду…

– Нет, это я так… для перестраховки.

– Ну зачем же так говорить-то? Мы стараемся, следим, у нас компьютерный учет вот, замечания, пожелания… первое место по итогам квартала по поиску новых услуг для покупателей…

– Простите, пожалуйста, я не хотел обидеть.

– Ничего. Иные тоже приходят так, задумаются, спросят по старой памяти. А один знаете даже что сказал? «А мне приятно услышать, что товар свежий». Представляете?

К концу дня природа словно сжалилась над брянцами: ради праздника распогодилось и потеплело. На остановке и в троллейбусе Виктор время от времени озирался, но знакомого «хвоста» не обнаружил. Заметил лишь то, что на новой остановке крыша из гофрированного алюминия («Как ее здесь не сперли?»).

Впрочем, тот чувак никак на специалиста по «наружке» не смахивал. Заметен, физподготовки нет, неосторожен. Если слежка продолжается, то его наверняка сменили. Продолжается кем? Явно это не КГБ, не МВД и даже не сколь-нибудь солидная ОПГ, которая может найти каких-нибудь ветеранов оперативно-сыскной работы или уголовников, опытных по части конспирации. Частных охранных агенств здесь наверняка нет, да и крупных по нашим меркам ОПГ нету или почти нету. Со звонками тоже – или очень торопятся и не до изысков, или их мало, – вот и вяжутся со всякими лохами. Наконец, вариант – все это паранойя, и привязался случайный нарк.

Глава 15
В двух шагах от войны

К половине шестого он уже был на месте. На входе в парк «Соловьи» фонари по-современному были украшены облепиховыми гроздьями из цветных воздушных шаров, и динамик душевно-задумчиво выводил в ритме вальса: «Черной водой незабытой войны залиты чьи-то пустые окопы…»

Расклеенные вчера по всему городу афиши обещали митинг с возложением цветов и народное гулянье. Митинг был коротким, и к его началу Виктор не успел; что же касается гулянья, то все, что происходило на широкой аллее до Кургана и рядом, на лужайках, где в реальности Виктора выстроили велодром, было так или иначе заточено под военно-патриотическую тему. Были живые костюмированные композиции, коллективы из Домов культуры исполняли песни военных лет, причем не только известные, но и такие, что сейчас можно откопать разве что на Совмузыке. После фольклорного ансамбля, протяжно исполнившего «Песню брянских партизан» (с весьма откровенным обещанием растоптать фашистского гада под осенним дождем), на эстраде появилась певица в платьице сороковых с плечиками и лирическим фокстротом «Ночь над Ленинградом»: тема ожидания любимого с войны была ясна и понятна в разных городах нашей Родины. Рядом примостился книжный лоток; литературы, проясняющей текущий политический момент, Виктор там не нашел, даже какой-нибудь брошюры с судьбоносным выступлением Г. В. Романова, зато было много мемуарно-исторических изданий с зазывными подзаголовками вроде «Впервые публикуются сенсационные документы», книг серии «Военные приключения», в числе которых, между прочим, Виктор заметил элитный богомоловский «Момент истины», и – что особенно его поразило – обилие книжек по боевой фантастике, фэнтези и альтернативной истории.

Полистав несколько произведений этого жанра, Виктор понял, в чем дело: во всех них ГГ, то есть главный герой, был позитивным попаданцем из наших дней, бывшим или действительным кадровым офицером, контрактником, а то и вообще сотрудником госбезопасности, отличником боевой и морально-психологической подготовки, но без качеств супермена. Дальше шло как обычно: шло описание мира (другого времени, альтернативно-исторического, вымышленной горячей точки или очередного Средиземья), ГГ предлагалось проявить мужество со стойкостью в одном флаконе и выжить в экстремальной ситуации, а потом выполнить какую-нибудь благородную миссию, борясь с историческими захватчиками, вероятным противником, террористами, монстрами, орками или драконами. Попутно читателя ненавязчиво просвещали по поводу основ НВП и ГО, разных интересных фактов из истории войн и военного искусства и сообщали ТТХ[10]10
  НВП – начальная военная подготовка; ГО – гражданская оборона; ТТХ – тактико-технические характеристики.


[Закрыть] разных видов вооружения и военной техники. Несмотря на стереотипность, литература хорошо шла среди подростков.

– А вот эта книга Панцева про действительный случай описана, что в нашей области был, – услужливо подсказала продавщица. – Причем про войну. Человек в начале марта сорок третьего попал в другое время, и за счет этого его в Германию не угнали. Еще то ли в «Брянском рабочем», то ли в «Брянском комсомольце» писали.

– Интересно. И где это было?

– Да где-то возле железной дороги.

К сожалению, среди пролистанных Виктором альтернативок не нашлось ни одного пособия «Как выжить и устроиться попавшему в СССР-98». С другой стороны, просмотренное было ничем не хуже той части нашей альтистории и попаданческой литературы, которую можно было бы смело назвать мужским женским романом. Смысл подобного жанра прост, как огурец: хорошо прокачанный главный герой попадает в проклятое прошлое (а в непроклятом ему делать нечего, его там пахать заставят, как нашего героя), где лихо валит всех, учит жить и воцаряется – или, в крайнем случае, его назначают первым придворным мудрецом, но время от времени он все равно кого-то валит, потому как руки чешутся. Данную духовную пищу поедает в основном офисный планктон, компенсируя тем самым отсутствие созидательной деятельности и необходимость терпеть дебилизм сверху и снизу. Впрочем, среди данного жанра есть неплохие вещи, которые интересно читать из-за юмора авторов, или они напрямую рубят то, что другие знают, но сказать не решаются. Здесь же в попаданческой литературе глубоких откровений не встречалось, но зато ту же категорию читателей готовили, если надо, реально показать свое мужество. В бою.

На лужайках играл духовой оркестр – в числе маршей промелькнул и «Типперери», как дань вкладу союзников, – расположились военно-исторические клубы, ДОСААФ, а также армейцы в обычной форме защитного цвета и в камуфляжной. В глаза бросились растяжки: «Армия – лучшая часть страны» и «В армию должен идти тот, кто хочет в ней служить».

«Это как же? Кто не хочет, не должен? Или, наоборот, кто не служил, тот должен хотеть?»

Подойдя поближе, Виктор увидел, что форма защитного цвета – это форма НО, или так называемого «Народного ополчения», а камуфляж, собственно, и есть СА.

– Не хотите почитать про ополчение?

Виктору улыбалась девчушка в пилотке и в мини от ушей, протягивая рекламный буклетик.

– Думаете, возьмут?

– Сыну дадите почитать или племяннику. Должны же у нас быть защитники!

Отказаться, когда на тебя смотрят такими глазами, было невозможно[11]11
  Ну может же быть у главного героя хоть какая-то слабость!


[Закрыть]…

Виктор полистал буклет: НО оказалась чем-то вроде годовой обязательной учебки, где, впрочем, не тратили времени на подметание плаца, а усиленно натаскивали запасников, с распределением по военно-учетным специальностям. После ополчения запасник мог подать заявление служить по контракту или шел на гражданку, и время от времени его вытаскивали на сборы. Короче, Виктор понял, что Мозинцев насчет обороны сгустил краски. Вломить НАТО было кому. Хотя, конечно, с другой стороны, это и усиливало соблазн вломить. В буклете, между прочим, промелькнуло о повышении роли младшего командного состава, на котором, как утверждалось, «держалась старая российская армия».

Если ополченцы на празднике демонстрировали свое умение со старыми добрыми АК-74, то контрактники приковывали к себе внимание допризывных пацанов новинками советских оружейников. Виктор сразу опознал знакомые всем фанатам «Сталкера» «валы» и «грозы», помимо которых было и нечто менее известное: какие-то новые сухощавые булл-папы с интегрированными подствольниками, автоматы, чем-то одновременно похожие и на «калаш», и на последние винтовки «Хеклер и Кох», противоснайперка на сошках с мощной, похожей на телескоп, оптикой, которую не разбирали и показывали издали, и еще несколько не совсем знакомых Виктору стрелковых систем. Черная оксидированная сталь и пластмасса манили к себе, как когда-то, в старших классах, на уроке военной подготовки притягивали к себе всамделишные АКМ и удобно ложащиеся в руку СКС.

В пленочных шатрах стояли тренажеры, где каждый желающий мог попробовать себя в роли водителя танка или БМП, пилота истребителя или боевого вертолета; стоящие вокруг зрители видели результаты попыток на экранах с лазерными проекторами. Графика была где-то на уровне первого «Команча», зато полный реализм – несмотря на непрерывные указания инструктора, воинская карьера часто кончалась при первой попытке взлететь. Тут же рядом крутили боевик о локальном инциденте – нападении войск НАТО на базу советских миротворцев в выдуманной стране, кстати, без шапкозакидательства: скорее, хотели подчеркнуть жестокость и бесчеловечность противника. Кадры, где натовский танк давит автомобиль с беженцами и где танкист с криком «Йе-ху-у-у!» лупит из крупнокалиберного пулемета по жилому дому, а другой снимает все это любительской видеокамерой на память, показались Виктору до ужаса знакомыми; только в его времени это был не режиссерский ход, а реальность, материализовавшееся предвидение нового передела мира под крики о торжестве идеалов. Кстати, контингент НАТО в картине был набран из населения неких «вновь принятых государств».

Как ни странно, но явный запах пороха в этой части праздника особого беспокойства у Виктора не вызвал. В своей реальности он уже привык к тому, что при каждом проявлении слабости России НАТО непременно лезет на Восток; но при этом ни немцы, ни англичане, ни французы, вообще никто из той части Европы, которая считает себя наиболее передовой и цивилизованной, не желает елозить мордой по грязи, стараясь при этом сохранить в девственной чистоте и смазке изделия все тех же Хеклера и Коха. В крайнем случае их устраивает вариант пустить ракету «воздух – земля» вне досягаемости ПВО демократизируемой ими страны, ничуть не задумываясь, поразит ли оная ракета военный объект или школу. Больше тротила – больше демократии. Но кто-то должен и контролировать территорию; остаются американские наемники и бывшие страны соцлагеря, национальное достояние которых прибрали так называемые иностранные инвесторы.

В отношении последних, размышлял Виктор, наверное, правильнее сказать, что это просто бывшие страны, потому что если национальное достояние прибрали, то и страны нет, а есть территория, есть местное население, которому определяют по общей глобальной ситуации те или иные условия выживания, и, наконец, есть так называемые политики, которых могут готовить в США, а то и вообще содержать за счет США. Это обходится дешевле, чем держать оккупационную армию, комендатуры и полицаев, да и вообще можно назвать строительством демократии. Обывателю бывшей страны можно внушить, как страшно над ним измывались русские, и довести его до точки кипения; особенно действуют на туземного обывателя рассказы о том, что его небольшой городок мог бы быть столицей мира, если бы не все те же русские дикари.

«Вот на таких лохах НАТО и собиралось выезжать в наши девяностые и, вероятно, здесь тоже».

Довершали праздничный пейзаж площадки, где демонстрировали рукопашный бой; впрочем, на таких праздниках это есть и у нас. Вообще-то в современной войне бойцы с обеих сторон уничтожают друг друга, чаще всего даже не видя друг друга, но если армия не учит бойца по команде проявлять агрессивность, это не армия. Где-то в стороне гостиницы «Турист», как обещали афиши, проводился даже «спортивный паркур», но идти туда уже не было времени.

«Ну, конечно, праздничег в целом скромнее, чем у нас, – оценивающе заключил Виктор, направляясь на другую сторону Кургана, – шествия по главному проспекту нету, митинг небольшой. Но есть фишки с новым оружием, и вообще, если тут Москва не одобряет местные нерабочие дни – а может, еще и экономии требует для всяких мероприятий, – то в целом зачет».