Текст книги "Царское время"

…Следующий визитер появился уже после обеда.

Великий князь Михаил Михайлович! – сообщил все то же придворный чин так что тренькнула люстра.

Вошел человек в мундире поручика лейб-гвардии Егерского полка, по военному четко замер на середине кабинета.

– Здравствуйте, Ваше Величество!

– День добрый…

– Позвольте передать лично в руки! – протянул он конверт.

– Что это?

– Прошение о дозволении вступить в брак с…

– С госпожой Екатериной Игнатьевой! – закончил за него Георгий. А вы кузен уверены что не ошибаетесь в своих чувствах?

Ну само собой – историю эту как и историю Георгия Георгиевича он знал – кто ее в свете не знал?

Великий князь получивший еще в детстве прозвище «Миш-Миш» с самых юных лет проявлял стремление обзавестись семьей.

Достигнув совершеннолетия – двадцати одного года и и получив право распоряжаться выделяемыми ему средствами, он начал постройку роскошного дворца-особняка на Английской набережной. «У нас должен быть приличный дом», – сказал он архитектору. Говоря «мы» он подразумевал себя и свою будущую жену. Выбранных родителями невест – германских, шведских и голландских принцесс он однако отвергал, зато в поисках идеала не раз сходился с девушками неравного происхождения. Всякий раз после скандала в семье он отступал, но сейчас тянущийся два года платонический роман с дочерью графа Игнатьева похоже сподвиг его на последнее средство.

Видимо решил что настал подходящий момент – в семье его как раз приключился скандал.

Отец его великий князь Михаил Николаевич накрыл свою жену Ольгу Фёдоровну, с воспитателем своих детей (коих у четы было ровным счетом семеро) генералом Петерсом. Вообще то роман этот длился уже полтора десятка лет и мало для кого был тайной – но на этот раз так сказать все произошло при народе. В ходе семейной ссоры великая княгиня – бывшая принцесса и маркграфиня Баденская, как какая то торговка с Охты, припомнила мужу его грехи включая незаконную дочь от некоей девицы Серебряковой. Августейшая чета в итоге разъехалась по имениям, а Петерс отправился в долгосрочный отпуск – подальше от столицы. Так то сейчас не до него.

– Умоляю, Ваше Величество разрешить мне этот брак! – страстно вещал между тем Миш-Миш. Я согласен на все возможные условия – отказ в приеме при Дворе, наш выезд за границу и полное мое отречение от всех своих великокняжеских прав и преимуществ…. – великий князь.

– Ну раз вы действительно желаете жениться на Екатерине Николаевне, то с моей стороны препятствий к этому браку не будет… – спокойно сообщил Георгий. И разумеется столь невероятных жертв я с вас не потребую.

И поглядывая на замершего в прострации родственника добавил

– Что до отречения от прав – то тут речь не о вашем согласии и не о моем желании, а о законе. Члены царской фамилии, бракосочетавшиеся с лицами невенценосной крови, обязаны подписать отречение от прав престолонаследия. Никаких других ограничений женитьба такого рода не накладывает.

Ну и заодно вам следует получить разрешение вашего полкового командира на брак – хотя думаю что тут препятствий не будет.

– Не знаю как благодарить вас, Ваше Величество! – поклонился великий князь.

– Пустое! – улыбнулся Георгий. Буду рад видеть Вас и мадам Екатерину в Зимнем…

* * *

Сообщаем что 2 февраля 1890 года в 4 часа пополудни в церкви Михайловского дворца бракосочетание состоялось в. кн Михаила Михайловича и графини Екатерины Николаевны Игнатьевой. На бракосочетании присутствовала вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Посаженным отцом у жениха был великий князь Михаил Николаевич, посаженной матерью – великая княгиня Екатерина Михайловна, а у невесты – её отец и графиня Софья Андреевна Толстая. Венчание совершил настоятель дворцовой церкви протоиерей Иоанн Сыренский. Вечером в Михайловском дворце состоялся свадебный обед, после новобрачные отбыли с поездом железной дороги в город Ораниенбаум на постоянное жительство.

«Санкт-Петербургские ведомости»

* * *

– Все же Георгий – не слишком ли ты легко даешь разрешения на морганатические браки? – пожаловалась вернувшаяся со свадьбы Мария Федоровна за вечерним чаем.

Я разумеется не настаиваю чтобы ты придерживался отцовского обыкновения – когда подобное было вообще немыслимо. Но два рескрипта за один день? Можно было бы просто попросить кого-нибудь из них обождать хотя бы месяца три – не так ли?

Георгий отставил чашку…

– Матушка – ну что мне вам сказать… Неужто было бы лучше если бы Жоржакс с m-l Natalie или кузен Миш-Миш со своей графиней жили во грехе как великий князь Алексей Александрович со своей Жуковской или …

Он запнулся – вспоминать княгиню Долгорукую при Марии Федоровне наверное не следовало – несмотря на прошедшие годы.

– Или иные в нашей фамилии?! – закончил он. Если я могу сделать людей счастливыми при помощи такой малости – то почему я должен отказаться от подобной возможности?

И видя как Мария Федоровна нахмурилась добавил.

– Ну, а кроме того – тем самым я сократил количество возможных претендентов на престол – что тоже не маловажно! И на достаточно долгое время обрел искренне мне преданных сторонников.

– А может быть ты и прав! – согласилась Мария Федоровна немного подумав. Интриг точно станет несколько меньше…

«А и в самом деле было бы недурно если б хотя бы половина великих князей переженилась на фрейлинах да балеринах! – мысленно усмехнулся Георгий. Только вот где мне набрать столько Вонлярских и Игнатьевых?!»

Уединение их нарушил гоф-маршал Оболенский – Нелединский державший в руках какую то телеграмму.

– Прошу прощения у Ваших Величеств, за столь позднее вторжение – но нерасторопные служащие Министерства двора лишь сейчас передали ее мне.

Ваша невеста Государь, спрашивает можно ли ей посетить открытие некоего моста на которое она приглашена английской короной? Я бы оставил это до завтра, но событие назначено на 4-е число и видимо надо ответить как можно быстрее?

– Мост? И тут Георгий вспомнил.

Ну конечно! Как раз на днях в Шотландии должен быть открыт необыкновенный мост через залив в две с половиной версты длиной – строившийся восемь лет. Ничего подобного в мире еще не строили…

Георгий машинально поглядел на Марию Федоровну словно безмолвно спрашивая совета.

Маменька однако был непроницаема – мол ты царь, ты жених – решай как тебе угодно…

– Ответьте так – произнес Георгий. Поскольку мы хотим мы хотим мира и дружественных отношений с Англией с урегулированием всех противоречий, то ваше посещение торжеств будет этому способствовать. В случае если вас об этом спросит принц Эдуард и только в этом случае доведите наше желание мира и дружбы до Принца Уэльского. Я в тебя верю…Постойте, – бросил он в спину гофмаршалу.

И еще – пусть узнает кто строитель этого моста и не захочет ли он поработать в России?

* * *

Следующий день начался с Финляндии. Точнее с предложений и бумаг комиссии Победоносцева… Советы были в основном практические – например упразднение таможенной границы Финляндии, подчинение ее почт МВД России, с введением для служащих почты обязательного знания русского языка, отмена призыва в финскую армию… Ну и главное, как полагал обер-прокурор Синода, нужен Закон об уравнении в правах русских подданных с подданными Финляндии в пределах княжества. Но там много предстоит сделать…

Потом явился Гурко.

Доклад о состоянии армии Гурко сделал умеренно оптимистическим, и одновременно не забыл упомянуть трудности стоящие перед армией из-за отсутствия денег. Впервые почти открытым намекнул что мол Россия – страна континентальная, а флотский бюджет несколько раздут – больше полугода старик продержался. В целом получалось что армия более-менее готова. Но вот к чему?

Под конец Георгий заскучав принялся рисовать чертиков на бумаге с императорскими вензелями и водяным знаками недавно произведенной по заказу дворцового ведомства в Гельсингфорсе. Чертенята выходили почему-то немного похожими на Победоносцева

– И еще ваше величество – я бы хотел попросить… – произнес Гурко когда император одобрил доклад. Касательно ограничения на численность военных врачей и фельдшеров – евреев…

– Но Иосиф Владимирович – с недоумением поднял глаза на министра Георгий. Сколь помню – я такого ограничения не устанавливал и честно говоря и не собирался – вас видимо ввели в заблуждение!

– Простите государь! – несколько засмущавшись добавил Гурко. Но это не при вас – это еще при вашем августейшем деде. Военных медиков в армии так сказать некоторый недостаток и неразумно было бы лишаться…

– Да разумеется! Можете сразу подготовить приказ министерства – и мне на контрассигнацию.

«Доктора, инженеры – да хоть сапожники – только вот финансистов из них нам без надобности!» – повторил он свою старую мысль про себя.

– Скажите Иосиф Владимирович – как вы полагаете относительно армии Великого княжества финляндского… – осведомился Георгий затем, вспомнив доклад Победоносцева. Её предлагают упразднить, а взамен ввести военный налог в размере шести миллионов рублей в год – Константин Петрович считает что финнам он будет вполне по силам.

– Со стороны военного министерства возражений не последует, – тут же согласился Гурко. Армия право же малочисленна – да и опасность со стороны Шведского королевства уже почти отсутствует. Не имея флота способного соперничать с нашим шведы войну не начнут. Я знаю что финны очень трепетно относятся к своим войскам – но практическая польза от нее какая? Никакой. А деньги нужны. В том числе и для развертывания новых корпусов на западе. Георгий сделал пометку в бумагах

– Ну раз речь зашла о Финляндии – что вы скажете о польском вопросе? – вдруг спросил Георгий немного погодя – вспомнив доклады все той же победоносцевской комиссии. Он ведь тоже достаточно острый? Вы все-таки долгое время служили в Варшавском округе и видимо имеете представление и о тамошних делах и о путях исправления положения?

При этих словах Гурко внимательно взглянул на государя.

– Признаться я совсем не знаком с предложениям кои поступали в распоряжение господина Победоносцева… – проницательно покачал он головой. Но полагаю что там было немало таких где предлагалось вернуть польские дела к тому что было при Александре Благословенном: сейм, своя конституция, может быть даже своя армия…

– Ну не – до армии кажется дело не дошло! – воскликнул Георгий. Все же помнят как поляки повернули наше же оружие против нас! Но в основном предлагается и в самом деле сделать некоторые послабления. Радикалов давить, но с умеренной частью общества договариваться. Такой точки зрения, к слову, придерживается господин Витте. Его собственные слова – русской политике в Польше не хватает именно взвешенности. Гурко вновь покачал головой. – Я тоже долгое время был сторонником компромиссов и уважения национальных чувств поляков. Ведь согласитесь – это не по совести: человек не имеет права говорить на родном языке! Даже уроки польского в польских школах преподают полякам по-русски! Но…

– Но? – испытующе глянул на него монарх. – Но… – Гурко помолчал несколько мгновений – по большому счету это ничего не даст. Мы можем убрать то или иное установление или меру что поляков раздражает – и они могут даже сказать спасибо русской власти – хотя скорее всего не скажут. Но на месте прежних поводов у них найдутся новые, а за ними – еще… Вспомните – и автономия была, и сейм, а кончилось кровью и смутой.

– А все-таки?

– Георгий Александрович, – обратился к монарху Гурко. – Уж извините, если я вас огорчу – но я выскажусь до конца – как есть… Как я это вижу – слегка поправился он. Подобные вопросы невозможно решать одной или десятком канцелярских бумажек. Польский вопрос, весьма трудный, будучи спутан историческими и нравственными, а может быть, еще и другими элементами – но пуще всего – предрассудками. А пред-рассудок, как даже видно из самого слова стоит впереди рассудка! Мне не видится возможным, чтобы это архисложное дело было разрешено так, чтобы за один год или даже за десятилетие! Да тем более так чтобы ниоткуда не было слышно жалоб. А оно столь важно, что лучше несколько помедлить, но затем разрешить вполне основательно.

– Вы сказали – «предрассудки?» – Георгий заинтересовался. Но поляки ведь кажется народ христианский и европейски цивилизованный? А значит долженствующий прислушаться к доводам разума?

– Приведу если позволите пример… Уловив согласие в лице Георгия Гурко продолжил. Во дни моего командования Мариупольским 4-й гусарским полком у нас в 6-й кавалерийской дивизии в Гродно был капитан – выкрест из кантонистов – Матвей Гершензон… Звезд с неба не хватал – но был исправный недурной офицер. И знаете как называл его тамошние поляки? «Пане жиде-капитане»! – с возмущением сообщил министр. Не в лицо конечно – мы бы не допустили такого поношения товарища и имени русского офицера… Но за глаза – и так чтобы господин Гершензон знал об этом! Замечу то были не шляхтичи, а польская беднота и мещане…

– Да – продолжил Гурко, – возможно Ваше Величество вы возразите мне, что есть множество достойных поляков на военной и статской службе приносящих России пользу и составляющих ее гордость – и сами гордящиеся тем что русские подданные. Я знаю это – в конце концов я бывший варшавский генерал – губернатор. И конечно же осведомлен что в центре города в коем имел резиденцию стоит памятник семи генералам прежнего Войска Польского убитым мятежниками тридцатого года за верность престолу российскому…

Это так. Но тысяча или даже сто тысяч таких людей не переменит главного печального обстоятельства. Того что ежели взять польское общество в целокупности – оно являет собой пример стойкой и неизбывной враждебности к русскому духу и имени, – Гурко сглотнул комок в горле.

– Но в таком случае… – Георгий все больше испытывал неподдельный интерес к теме. В таком случае – что вы скажете относительно мнения что Польшу… надо отпустить? (Вопрос он надо сказать задал не без внутренних сомнений)

Сказав это, он внимательно посмотрел на генерала. Тот молчал, но кажется не удивился – или почти не удивился. Увидев в глазах Георгия повелительное наклонение, Гурко вновь начал говорить.

– И это мнение мне известно… Толк вели об сем не только нигилисты, но и многие офицеры в Варшавской губернии. Например, бывший варшавский обер-полицмейстер Толстой был почти что из таких… Мотивы были самые разные – начиная от того что Польша – это инородный член в российском государственном теле и от него лишь беды да болезни. А у России полно собственных, внутренних неурядиц. И заканчивая что восстание все равно неизбежно. И еще в свете будущей войны – дабы заручится их дружбой – что есть глупость! – Гурко мимолетно посуровел.

Однако всякий разумный человек понимает что это невозможно и немыслимо… Я даже не буду говорить о «кресах всходних» – хотя хватило бы этого одного чтобы поставить преграду любому положительному исходу дела.

– Кресы? – переспросил император.

– Простите, Ваше Величество – так в Польше именуют земли когда то бывшие в границах старой Речи Посполитой. Поляки считают своими Правобережную Украину, Киев, Курляндию, Ковенщину… Иногда вспоминают Смоленск и чуть ли не Тамбов.

– И Тамбов?! Нонсенс какой-то! – пробормотал всерьез озадаченный царь. Георгий конечно читал в мемуарах о притязаниях лидеров «повстання» на те или иные области и видел в учебниках истории старые карты «Речи Посполитой» Но чтобы всерьез? – Я вам больше скажу… – продолжил Гурко. Я как вы наверное знаете Ваше Величество сам по происхождению не великоросс – мой род из литовской православной шляхты. Литвою к слову издревле именовались земли Белой Руси… – с некоторым достоинством уточнил он. Это ныне так все чаще именуют земли Ковенской губернии. И не стыдясь вспомню то что предки мои ходили под знаменами польских королей на Московское царство – как велел им долг верноподданных. И я – да простится мне моя категоричность – уверен что поляков не просто знаю, но понимаю – как наверное не понять обычному русскому человеку. Так вот, государь – для них мы – великороссы, малороссы – белорусы – независимо от наличия герба или иных достоинств – всего-навсего есть и будем «народы хлопски». Простите – я переведу, Ваше Величество… – Не надо! – вскинулся Георгий переменившись в лице. Я понимаю… То есть они нас не считают за людей?! Гурко со вздохом склонил голову. – Да – можно сказать и так… – То есть русские для них это… как бы белые негры? – Ну не для всех положим, – решил было заступиться за поляков Гурко… – А я – не обращая внимания, продолжил император, – стало быть – негрский царёк? А их не смущает что те кого они считали варварами и рабскими народами их многажды побеждали и так сказать пребольно секли на конюшне?? – не удержал он злую насмешку. Это обстоятельство не побуждает их усомнится в вышеупомянутых предрассудках? – Отнюдь. Это как раз приводит их в особенную ярость… – в глазах Гурко была печаль старика знающего жизнь и честно старающегося передать это знание юному уму. Ибо по всем их убеждениям и их вере если угодно так быть не должно… И если факты этому всему противоречат – то тем хуже для фактов… Для них это какая то нелепая случайность – и стоит попробовать еще раз – как «азиатская деспотия москалей» неизбежно рухнет к ногам польского рыцаря! – как выражались на допросе в моем присутствии мятежники одна тысяча восемьсот шестьдесят третьего года… Именно поэтому в моей душе не было и нет сочувствия и милосердия к тем моим соплеменникам что в тот мятеж стали на сторону пана Калиновского! – было видно что Гурко высказал нечто важное лежавшее на сердце. Георгий предпочел впрочем не заметить оговорки.

– Это лишь одно – но есть и внешне обстоятельства, – продолжил министр. – Не знаю осведомлены ли вы, Георгий Александрович – но во дни вашего славного предка Александра Освободителя секретным образом наше министерство иностранных дел по его царственной воле запросило прусский и венский дворы – как они воспримут дарование независимости русской части Польши? Понятия не имею – сносились ли государи германские по сему поводу, но ответ от обоих столиц был быстр и недвусмысленен – на следующий день после того как эти земли оставят русские войска туда войдут немецкие корпуса… – Однако же, – оживился царь вспомнив к случаю кое-что, – и германский и австрийский гнет поляки терпят и даже почти не бунтуют! А я не слышал чтобы их политика в польском вопросе была мягче нашей – даже скорее напротив, по крайней мере в Пруссии? Нет ли смысла изучить и применить их опыт?

– Да – это истина! – покачал Гурко головой – он был явно удручен. Но опыт немецкий где-где, а в этом нам не помощник! Тут дело совершенно особенное… Не знаю уж по какому капризу – возможно потому что седой древности средневековой – при первых Пястах – польская корона была вассалом императоров Священной Римской Империи Германской Нации. А может еще по какому извиву национального ума… Но немцев поляки почитают нацией господ. Они могут их не любить и даже ненавидеть; могут восхищаться битвой при Грюнвальде и с гордостью вспоминать как покорили Пруссию – как делали не раз на моей памяти. Но при всем том немца они согласны почитать за высшего, а своего брата-славянина с Востока – даже за равного – никогда… Я говорю это с печалью – ибо случись война – вопрос, на чьей стороне выступят четыре миллиона польских мужчин, станет весьма остро. Можно было бы рассчитывать на то что время де излечит – но Польша уже почти сто лет под скипетром русских царей – и ничего не поменялось… Извините ваше величество если сказанное было вам огорчительно… – вздохнув закончил министр. – Вы Иосиф Владимирович признаться меня и в самом деле не порадовали… – кивнул Георгий. В общем я и так думал по отношению к Польше пока что продолжать курс проводившийся при моем отце без изменений. Вы меня сейчас укрепили в мысли сей.

Теперь вот о чем…

Мой несчастный брат в бытность наследником-цесаревичем прошел курс наук включая военные – в объемах достаточных по мнению батюшки. Меня обучали не столь основательно.

Я думал об этом – и не только сегодня – и окончательно решил – это надо исправить. Помните я говорил что хотел бы видеть в вас еще и наставника в военных делах? Настал подходящий момент чтобы претворить это в жизнь!

Тот факт что молодой государь не мог прочесть то что творилось сейчас в его седой голове, военный министр почёл обстоятельством весьма счастливым. Ибо мысли Иосифа Владимировича приняли не совсем верноподданное течение. Невольно на ум генералу пришла восточная сказка слышанная им еще в Болгарии – про бродячего обманщика-ходжу что пообещал султану научить осла читать Коран за двадцать лет – мораль сей басни что мол за двадцать лет помрет или мошенник или осел или султан. Еще Гурко не к месту вспомнил сказанное генералом Казанским – наставником Николая Александровича – бывшего царя – в военных науках.

– В нашем деле оный молодой человек был форменным дубиной, – говаривал Казанский за лафтничком «старки». – Ваше Величество! – со всей почтительностью начал он. Право же не знаю… В юнкерском училище стратегии учат в течение около двух лет. Потом поручик или корнет еще осваивает ее сам читая соответствующие книги. Потом два или три года он постигает ее в Николаевской или Петровской, а может быть Михайловской академии… И то на выходе мы имеем вовсе не знатока стратегии, а всего лишь штабного офицера. – Ну – покачал головой Георгий – положим время у нас с вами есть – опять же юнкер обучается еще много чему.

– Но и у Вас Ваше величество тоже много иных дел! Кроме того… – Гурко замялся. Как объяснить этому пылкому и энергичному юноше что в науке и военной тоже – что бы не вещал Минотавр-Драгомиров – все взаимосвязано? И высшие знания всенепременно базируются на низших и простых понятиях. Что сама стратегия плотно сцеплена с тактикой, военной историей, географией, статистикой и многими иными предметами – и вне этой системы знаний преподана быть не может? Но пока он облекал эти мудрые мысли в слова соответствующие рангу его визави Георгий продолжил.

– Проблема в том что я должен понимать ваши возражения и аргументы и соответственно быть уверенным что мои слова могут быть вам понятны…

Я не прошу вас преподать мне курс Академии в полном объеме, но прошу Вас вместе с Леером и Обручевым подготовить мне курс лекций по стратегии и географии для того чтобы я мог хотя бы вас понимать. Иначе может сложиться ситуация когда я не поняв своих военных ввяжу страну в ту войну которую мы выиграть не сможем. Мои ошибки тяжелее чем ваши потому что их величина и стоимость для страны многократно выше. И чем больше я буду знать о предмете разговора перед принятием мною решения тем лучше для державы нашей.

Потому что из за ошибок ваших может быть проиграно сражение или даже кампания. Но вот из-за моих – вся война!

Георгий помолчал обдумывая некое пришедшее сейчас ему в голову обстоятельство… Этим свои озарениям он уже привык доверять – а сейчас мысль сложилась целиком из осколков прежних раздумий и мнений.

– Далее… К апрелю подготовьте доклад по военной политике России на ближайшие годы.

На докладе должен быть и генерал Обручев. Мне надо понимать кто, где и как может угрожать стране и соответственно знать как отразить угрозы империи могущие быть в текущий момент. Не знаю – оповещал ли вас Гирс, но я третьего дня распорядился чтобы они ежемесячно выдавали вам обзоры международной политике касающейся военных вопросов – и в любой момент по вашем требованию. Непосредственно – не сносясь ни с Бунге ни со мной… Сформулируйте требования к отчетам чтобы с Мойки могли сообщать вам информацию по текущей ситуации в наиболее удобном для вас виде.

– Позволено ли мне будет спросить? – начал явно озадаченный Гурко. Безусловно доклад министерство подготовит. Но вот что до отчетов ведомства господина Гирса – я признаться не очень понимаю смысла данной меры. Мы и без того получаем сообщения от наших военных агентов при посольствах – и этого до сих пор вполне хватало…

Георгий шумно вздохнул

– Вам может и хватало – но вы уверены что этого хватает для нужд обороны России?

Вы Иосиф Владимирович например осведомлены о существования «Договора перестраховки»?

– Разумеется, Ваше Величество! – закивал Гурко ощущая нарастающую растерянность. Это договор с Германской империей по условиям которого, обе стороны должны сохранять нейтралитет при войне одной из них с любой третьей великой державой, кроме случаев нападения немцев на Францию или России на Австро-Венгрию. Весьма полезный трактат!

– Согласен с вами. Но да будет вам известно – срок его действия скоро заканчивается.

И будет ли он продлен – неизвестно.

Посол Шувалов мне лично и письменно докладывал что новый кайзер германский – Вильгельм разумен и не откажется от столь выгодного договора.

А вот барон Гирс почему то утверждает обратное. Кому из них мне прикажете верить – если оба отлично зарекомендовали себя еще на службе у моего отца?

Кроме того – положение отца этого договора – Отто фон Бисмарка – весьма неустойчивое – и напротив в силу входит старый враг России Фридрих фон Гольштейн. Я лично готов к самому худшему…

– Но в таком случае… – осторожно предположил Гурко – Не кажется ли вам Ваше Величество что столь важный вопрос следует решить при личной встрече монархов? («А он встревожен! – отметил Георгий. Просто болеет за вверенное дело или в нашей армии не все так благополучно как он мне преподносит?)

– Я представьте господин Гурко тоже думал об этом. Я даже писал в Берлин – но кузен Вилли в ответ присылает письма из которых я лично делаю вывод что он меня почитает за мальчишку и не более.

Мне собственно бы это и безразлично – кого Гогенцоллерны за кого почитают. Я тоже между нами говоря невысокого мнения об умственных способностях нового кайзера германского рейха – по крайней мере разума в его письмах ни на ломанный грош. Но если германская корона будет действовать на основании таких вот с позволения сказать мнений – то вряд ли нам стоит ожидать спокойствия на западных границах. Ибо когда император Германии держит императора России за юного неопытного несмышленыша договор он продлевать не будет – просто потому что он не увидит в этом необходимости.

А вы наверное знаете некоторые милые особенности германской политики – когда они что-то могут получить силой – они не пытаются договариваться и не ищут иных способов – а просто берут это силой, – вспомнил он давний уже разговор с Чихачевым.

И будет очень плохо если они сочтут Россию легкой добычей. Я бы сказал исключительно плохо… Насколько я знаю – вести войну против альянса одновременно и Вены и Берлина армии нашей будет тяжко-а такой альянс весьма возможен уже в ближайшем будущем.

– Не надо сейчас отвечать с ходу! – бросил он помрачневшему вмиг Гурко. Соберите командующих округами и штабистов и думайте. Обручев пусть думает – чем может. обернутся его воинственность. Леер пусть думает.

Но это еще не все…

Всенепременно переработайте планы военной мобилизации железных дорог – согласуйте с Витте возможные меры по увеличению армейских перевозок и возможности использовать действующих для быстрой переброски войск.

Ну и еще один момент – я тут читал в отцовских еще бумагах об идее – в случае войны с Англией вторгнутся в Афганистан и оттуда угрожать Северной Индии.

Но мы до сих пор снабжаем Туркестан через Каспийское море. Какое в таком случае может быть вторжение? Нужна железная дорога связывающая это край с коренной Россией. Это я вам как пример привел.

Прошу понять – может сложиться ситуация когда вокруг России окажутся одни жаждущие добычи хищники и шакалы.

Как мы подошли к этой угрозе – это в общем не ваш вопрос. Но как готовить армию при подобном ходе вещей – тут основная роль ваша, господин министр.

– Но мне кажется, – возразил министр, – возможно будет правильным по туркестанскому вопросу раз уж вы его упомянули сделать отдельный доклад. Генерал Розенбах как раз готовит обзор по ситуации на Памире…

И я наряду с этим отдельно подготовлю предложения об изменениях в организации службы Туркестанского округа.

– Хорошо – ваши Иосиф Владимирович и господина Розенбаха доклады относительно военного положения края я выслушаю особо – но после основного доклада. И хорошо бы и сам генерал присутствовал.

– Доклад согласно пожеланиям Вашего Величества будет подготовлен в течение двух месяцев, – воспользовался паузой Гурко.

– Не более двух месяцев! – как бы между прочим уточнил император. И при написании его помните – господин генерал – по моему мнению должна быть готова не «вообще», а к войне – наиболее вероятной в данный момент.

Гурко молча кивнул изобразив на лице максимальное смирение и готовность исполнять высочайшую волю…

«Вот интересно, – внезапно спросил он себя. Понял ли Государь что только что прочел мне лекцию по стратегии? И чему мы его сможем научить – мы – старики которые служить начинали при его прадеде?»

* * *

Следующей была беседа с Плеве о делах касающихся общей администрации. Точнее – о колонистах – вопрос недавно обсуждавшийся в Государственном совете. Плеве на зависть любому славянофилу излагал тревожные факты. Как выяснилось – иностранцы – прежде всего немцы, первым делом стремятся учредить в своих поселениях этакие удельные княжества – где даже русской прислуге постоянно жить не дозволяется. Таблички названий улиц, магазинов и даже на дверях гостей – на немецком. Портретов государя-императора в присутственных местах и то не вешают – разве что в преддверии появления раз в год какого-нибудь чиновника – те впрочем подозрительно мало им докучают… Прямо таки как в сеттельментах в несчастном Китае или вообще в африканской саванне. Язык учить не хотят – что самое неприятное живя на русской земле они даже и русского подданства не принимают – а дети их ездят отбывать воинскую повинность в Германию…

Самое же главное министр приберег напоследок. В расселении в России немцев – колонистов принимает почти открытое участие… германское Министерство имперских колоний… Оно дает и деньги на аренду земель, и на обзаведение и на взятки… Ну точно числят нас Африкой!

– И как вы думаете это исправить? – сухо осведомился Георгий под конец.

– Полагаю было бы правильным подготовить один или несколько указов эти вопросы урегулирующих… – осторожно начал Плеве.

– Вот и готовьте!

– И еще – Вячеслав Константинович – сообщил ему Георгий когда взволнованный министр уже уходил. Ваше министерство в числе всего прочего курирует санитарный и врачебный надзор – так? Мне рассказали историю о том как епископ Нижегородский прогнал явившуюся по его вызову врача-женщину.