Текст книги "Да здравствует Государь! Три книги в одном томе"

И вот последний день – протокол расписал его буквально по минутам… Утром того дня в Тарановку царский поезд пришел с полуторачасовым отставанием от расписания. Уже на предыдущем перегоне машинисты, пытаясь наверстать, гнали вовсю, доводя скорость почти до семидесяти верст в час. Во время остановки в Тарановке генерал Черевин, прогуливаясь по перрону вместе с Посьетом, посетовал на опоздание. У Черевина как он пояснил были свои основания для беспокойства: в Харькове все жандармские меры по обеспечению безопасности императорской семьи были рассчитаны и подогнаны точно под расписание движения царского поезда (не могут же филеры часами топтаться на улицах!).

Вновь протоколы допросов и собственноручные показания…

Кони:

Вы уверяете, что не имели представления о том, какую опасность представляет ускорение поезда?

Черевин:

– Так точно, господин обер-прокурор. Если бы хоть кто-то сказал мне об этом, я бы первый попросил – нет – потребовал бы ехать со всей возможной осмотрительностью!

Кони:

– Вы пытались говорить об этом с его высокопревосходительством Посьетом?

Черевин:

– Не смог бы даже если б захотел – господин Посьет делами поезда не занимался.

Кони:

– А чем же он в таком случае занимался?

Черевин:

– Наверное… (долгая пауза) Наверное, считал галок на крыше…

Кони:

– А что же технический инспектор барон Таубе?

Черевин:

– Александр Михайлович на моих глазах поблагодарил паровозную бригаду за скорую езду и обещал вознаградить деньгами.

Кони:

Кто-то может это подтвердить?

– Черевин:

– При этом разговоре присутствовали управляющий Курско-Харьковско-Азовской железной дорогой господин Кованько и инспектор дороги титулярный советник Кронеберг…

Кони:

– Как вы полагаете – они-то должны были знать, что пути на следующем перегоне не в порядке?

Черевин:

– Не знаю. Наверное. Но они промолчали.

Что куда хуже в составе номер один Российской империи находился вагон с неисправной ходовой частью. Причем располагался он непосредственно перед царскими, и являлся… личным вагоном министра путей сообщения. Убивший отца и чуть не убивший его вагон…

…Впрочем – в России все-таки нашелся один человек, которого безопасность императорской семьи взволновала всерьез.

Им был занимавший скромный пост управляющего Юго-Западными железными дорогами Сергей Юльевич Витте. В сентябре 1888 года, когда царский поезд ехал в Крым, его по должности сопровождали на своем участке пути Витте вместе с главным инженером Юго-Западных дорог Васильевым. И вот – сидя в министерском вагоне, они обратили внимание на странный стук под днищем. Кроме того – вагон кренился влево – и заметно.

На остановке Витте вызвал сопровождавших поезд механиков и указал им на неисправность.

Те ответили – что с этим вагоном часто такое бывает, и все благополучно вроде было до сего дня – но они так и быть займутся ремонтом в Севастополе. Но на обратном пути механики заявили, что уж коли министерский вагон выдержал крымские горные дороги, то теперь с ним тем более ничего не случится. Витте пытался воззвать к самому Посьету, но тот укладывался спать и через прислугу посоветовал Витте подать докладную в министерство. И Сергей Юльевич ее подал, описав неправильность формирования и обслуживания поезда особого назначения. Теперь эта докладная была подшита к делу…

Рядом была служебная записка Витте касающаяся предотвращения возможных несчастий…

«Система движения императорских поездов должна стремиться не нарушать всех тех порядков и правил, которые обыкновенно действуют на дорогах».

Вчера Георгий имел с этим умным и въедливым железнодорожникам не очень долгую, но насыщенную беседу – Кони счел нужным вызвать его в Петербург.

– Что вы все таки думаете о причинах столь ужасной аварии? – спросил он после обсуждения деятельности комиссии.

– Ваше Высочество, – почтительно склонив голову произнес Витте. Я не полицейский, а железнодорожный служащий… И мне как железнодорожнику было бы проще всего настаивать на том что имела место трагическая случайность…Так говорят господа Кронеберг и Таубе… Или господа из правления дороги. Это диктует если угодно честь мундира, но…

– Подождите… эта случайность могла произойти ТОЛЬКО на этой дороге? – оборвал его Георгий

– Ваше высочество, – понимающе кивнул Витте – если бы это было так хитро подстроено… но – увы! Мой ответ: везде на этой дороге.

Я не только железнодорожник – я все-таки заканчивал математический факультет… – Сергей Юльевич улыбнулся с легкой печалью. – И как математик я не могу быть неточным – и я скажу что этого бы не случилось если бы не было долголетнего грубого нарушения правил железнодорожных перевозок по всей дороге без исключения. Как говорит старая русская пословица: «С Божьей стихией и царям не совладать». То же касается и современной техники – резюмировал Витте. Это не прежние времена и надеяться на «авось» да «небось» как предки невозможно. Ибо у предков было от силы три лошадиных силы – а в самом маленьком паровозе – четыре сотни коней… Увы – бардак и разгильдяйство в железнодорожном хозяйстве империи вообще и в части эксплуатации царского поезда в частности сделали это все возможным…

…Тем временем – когда впервые всплыл вопрос о вине высших чинов – атмосфера вокруг этого дела стала меняться.

Хотя Посьет через месяц после трагического крушения под Борками был смещен с министерского поста, но почти сразу назначен в Государственный совет с приличной пенсией. Его супруга только и делала что рассказывала в великосветских петербургских салонах, сколь сильно он удручен происшедшим.

В салонах Посьета жалели. Все сходились во мнении, что бесчеловечно было бы публично объявить его виновным. А в харьковских гостиных очень сочувствовали членам железнодорожного правления злополучной дороги – некоторые из них были очень видными фигурами в местном обществе, у них были такие очаровательные жены…

Зато про Кони стали говорить, что он социалист, «красный», «возбуждает рабочий вопрос» и чуть ли не бывший член недоброй памяти «Народной воли». Даже доносы такого рода на него писали.

Как же все быстро забыли, что вообще-то речь шла о царской семье и гибели монарха!

Всплыли и другие подробности – касающиеся уже и самой дороги… И вот когда начали разбираться с этими вопросами – то вскрылось такое что удивился даже старый судейский чин Кони…

Строили Курско-Харьковско-Азовскую дорогу по концессии. Принадлежала она акционерам и была сдана в эксплуатацию раньше запланированных сроков… Но еще в конце 1870-х годов вокруг нее было столько злоупотреблений, что ее инспектировало несколько правительственных комиссий – и от Министерства Путей сообщения, и от Министерства финансов, и от Министерства государственных имуществ. Они судили-рядили и в итоге порекомендовали правительству выкупить дорогу в казну на условиях рассрочки.

Три с лишним года назад – в 1885 году изучить ситуацию на месте был прислан правительственный инспектор – упомянутый Кронеберг. Поначалу он попытался было бороться со злоупотреблениями, но его усилия никто не поддержал и в итоге он махнул рукой Как отметил Кони, не преминувший взять его в оборот, чиновник был подавлен, отвечал невпопад. Но обер-прокурору удалось его разговорить… И пока регент читал допросные листы он в ярости изломал не один карандаш.

Кронеберг: Все последнее время я ходил к ним на заседания с револьвером.

Кони: К кому?

Кронеберг: В правление дороги. Мне открыто грозили расправой.

Кони: Не понимаю! Кто Вам грозил? За что?

Кронеберг: (после долгого молчания) Вам известно, что через два месяца правительство выкупает дорогу? Так вот, за последние восемь лет доход правления вырос в шестнадцать раз!

Кони. Поясните – каким образом вопрос о прибыли касается несчастного случая?

Кронеберг: Не знаю кто составлял выкупное соглашение но по нему господину Полякову и его акционерам в течение следующих шестидесяти лет правительство обязывалось ежегодно выплачивать сумму, равную среднегодовой прибыли за последние семь лет. И эти господа сделали все чтобы раздуть прибыль – уменьшили расходы.

Кони: Так Вы можете назвать имена?

Кронеберг: Это не тайна. Барон фон Ган, Поляков, инженер Хлебников…

Кони: Может быть, мы продолжим разговор в присутствии следователя? Вы готовы?

Кронеберг. Готов. Хуже не будет.

Дальше была справка выписанная Витте.

И в самом деле – господа акционеры прибыль увеличивали как могли.

Правление дороги экономило на ремонте подвижного состава, но не забывало мошенничать с закупками угля… Те же лица, что входили в правление дороги, образовали угольную компанию – и сами себе продавали бросовый уголь по завышенным ценам. А убыток покрывали казенной дотацией. И никто не удивился увидев среди контрагентов и заказчиков одни и те же имена…

Ну и конечно закупали вместо нормальных материалов откровенный хлам. Не диво что за семь лет предшествующих катастрофе, чистые доходы компании возросли в семнадцать раз (!!!). Жулики и гешефтмахеры не пренебрегали буквально ничем – словно крысы в амбаре они поедали все что могли, а что не могли – портили. При этом ворочая золотыми делами и снимая гомерические куши – они нещадно эксплуатировали работников, обжимали и обсчитывали на копейках мастеровых, механиков, землекопов…Машинисты проводили в пути по восемнадцать часов и валились с ног от усталости…

Кони, между прочим, сообщил, что до открытия железной дороги в Харьковской губернии было шестьдесят тысяч десятин леса, а на тот момент осталось меньше шести десятин: остальное истребили якобы на нужды дороги и топливо, пользуясь полным отсутствием контроля. На самом деле древесину вывозили за границу, а на шпалы пускали самый бросовый лес.

Прочтя об этом Георгий не удержался и швырнул в угол обломки очередного ни в чем неповинного «Кох-И-Нора».

Дальше-больше.

Участок пути Тарановка – Борки, на котором потерпел крушение царский поезд, еще летом того же 1888 года был признан аварийным, и машинистам рекомендовали тихую езду. Этот отрезок пути был введен в эксплуатацию всего за два года до крушения, но он изначально был уложен с превышением допустимого угла наклона, балласта насыпали меньше нормы, и насыпь постоянно оседала и размывалась дождями. Строили торопливо, шпалы клали бракованные, слабые, как следует поддерживать рельсы они не могли, а за два года кое-где и вовсе прогнили и рассыпались в труху. Правда, перед проходом чрезвычайного поезда балласт подсыпали, а шпалы заменили… на снятые с другого участка по причине их негодности.

Обычные поезда дорога худо-бедно выдерживала, хотя некрупные аварии случались часто.

Но тяжелый царский поезд на скорости в шестьдесят с гаком верст и сильно раскачивавшимся первым паровозом создал ненормально сильное боковое давление на рельсы и наконец разорвал их. Будь шпалы качественные, все бы, может, обошлось – проездил же этот состав десяток лет. Но шпалы были слабые и не выдержали. Паровоз сошел с рельсов, массивные царские вагоны раздавили находившиеся перед ними вагоны полегче, и довершил картину развалившийся министерский вагон Посьета. Шпалы оказались разрезаны вплоть до вагона наследника-цесаревича, стоявшего в составе десятым.

И вот итог – записанный Анатолием Федоровичем Кони четким почерком на бумаге с золотым обрезом и водяными знаками…

«Не имеется какой-то единой причины сего трагического происшествия – если только не говорить о преступном неисполнении всеми своего долга».

Вот так – «всеми своего долга». ВСЕМИ!

Если бы железнодорожных жуликов хорошенько встряхнули в 1885, если бы Таубе отцепил злосчастный министерский вагон, если б Кронберг и Кованько настояли на том чтобы снизить скорость на скверном участке…

И вот – погиб Император, а наследник, ставший государем Николаем II превратился в инвалида, неспособного выполнять царские обязанности.

Чёрт – насколько же Витте был прав!

Анатолией Федорович привел список тех кто должен быть по его мнению отдан под суд – Таубе, Шернваль, Черевин и, наконец – Посьет. Кроме того, само собой разумеется на скамью подсудимых должны были сесть и члены правления Курско-Харьковско-Азовской железной дороги – как за хищения так и за то, что довели дорогу до столь опасного состояния.

А ниже была приписка – говорившая что это на данный момент невозможно. Как оказалось – привлечь к суду персон такого ранга в России было делом неслыханным. Посадить машиниста или стрелочника – наконец начальника дистанции – это по нашему….

Но вот что касается ответственности министров и прочих высоких сановников – так об этом прежде и речи не заходило.

Более того – законами Российской империи вообще не была предусмотрена процедура привлечения министров к суду…

Прежде конечно бывали случаи когда высшие чины и генералы оказывались в немилости – но все решалось личной императорской волей – обычно отставка и опала…

Последним всерьез наказанным сановником был фельдмаршал Миних – сосланный в Сибирь впрочем не за какие то вины – а просто потому что был сторонником Анны Брауншвейгской… Как много однако предстоит сделать…

* * *

10 февраля 1889 года дело о крушении слушалось в Регентском совете. Члены совета решили перенести рассмотрение вопроса на полгода, поскольку было непонятно, что будет с Императором Николаем II.

Регентский Совет выслушал подробный доклад Кони и согласился, что судить следует всех главных виновников: не взирая на чины и прошлые заслуги. Тогда же Регент Е.И.В.В.К. Георгий отдал распоряжение министру юстиции разработать и провести через Государственный совет соответствующий законопроект.

Новый закон был вскоре принят. По нему вопрос о предании министров суду сперва должен был идти на рассмотрение императору, а затем, «удостоясь высочайшего уважения», поступал в Государственный совет. После чего передавался в особое присутствие при Государственном совете и там уже окончательно голосовали за отдачу под суд, прекращение дела или наложение взыскания без суда.

* * *

5 марта 1889. Зимний дворец

В столовой, обшитой дубовыми панелями, было прохладно – впечатление усиливали белая скатерть и белая с золотом мебель.

Сегодня Георгию предстоял семейный ужин.

Вошёл камер – лакей с большим подносом: суп «консоме», подогретые московские калачики и соленые витые батоны, индюшачья котлета с перцем и мускатным орехом…

В молчании царская семья трапезничала…

Было тихо – казалось что они одни в этом огромном дворце…

Как регенту бы не хотелось – но пока что никак сменить эту привычную главную резиденцию русских государей на что-нибудь еще не получалось…

…Трёхэтажное здание Зимнего с его обширными подвалами и полуподвалами и многочисленным антресольным этажами, с его композицией из ступенчатых углов, с изменчивым ритмом колонн создающих впечатление, незабываемой торжественности и великолепия. Внутренность тоже не уступала наружному декору.

«Тронный зал», «Белый зал». «Парадная опочивальня», она же «Алмазный покой». «Фельдмаршальский», «Петровский» и «Гербовый» залы.

Малахит, яшма, орлец, крепчайший карельский лабрадорит…

Камень – всюду камень, строгая белая лепнина на вид кажущаяся плотным снегом…

Несмотря на то что уже скоро лет сорок в здании была устроена система отопления «аммосовскими» печами нагнетавшими в комнаты коридоры нагретый чистый воздух через особые каналы, в воздухе витала некая неизбывная прохлада… Словно усилий множества истопников суетившихся в подвалах у огромных топок не хватало чтобы протопить каменную громаду. Не зря в помещениях стоят камины – чтобы хоть их живой огонь отчасти прогнал это ощущение гранитного холодка.

Надо бы поменять тут отопление на надежное паровое…

Но никакому отоплению не изгнать холод прошлых злодейств и несчастий.

Слишком много приключалось всего в этом дворце такого, что давит тяжелее этих стен, слишком много того что англичане называют «skeleton in the cupboard».

Тут умерла Екатерина Великая – и тело монархини еще не остыло когда примчавшийся из Гатчины Павел Петрович вместе с Безбородко и Кутасовым жгли в камне документы прежнего царствования среди которых были видимо и завещание в пользу Александра I, и метрика о венчании царицы с Потемкиным…

Здесь 14 декабря 1825 года один человек решил судьбу династии уже приговоренной заговорщиками.

Полковник лейб – гвардии Финляндского полка Александр фон Моллер, член тайного общества, со своим батальоном занимал караулы от Зимнего дворца до Адмиралтейства, неотлучно находясь при Николае I. Он мог арестовать всю семью и отдать на расправу сподвижникам – и не было бы тогда ни отца ни деда – еще мальчика – ни само собой его – Георгия (Да и была бы Россия?) Но полковник выполнил свой долг солдата и верноподданного – хотя в заговоре состоял едва ли не с самого начала.

Почему фон Моллер поступил так? Бог весть – прадед насколько известно никогда этого не доискивался – лишь повелел «оставить без внимания» показания других мятежников о фон Моллере. А сам Александр Федорович дослужившийся до генерал-лейтенанта не оставил записок.

…Да, глубока и полна противоречий человеческая душа! В 1837 году Зимнем дворце случился пожар, который тушил лично царь… Он смело бросался в самый огонь во главе своих гвардейцев – не раз и не два уходя из залов и комнат буквально за считанные секунды перед тем как их поглотит пламя – второй раз в жизни сыграв со смертью в чет-нечет… Сановники потом предлагали снести руины и избрать новую резиденцию. Но государь был непреклонен – дворец был возрождён за два года – на стройке по легендам померло множество рабочих, не покладавших рук ни зимой ни поздней осеню работая в залитых ледяными дождям котлованах… На костях, шептались, стоит дворец – как и вся столица…

(А какой город мира сего не стоит на костях?)

Именно здесь Георгий – еще мальчиком – мог погибнуть когда взорвалась бомба безумного Халтурина.

Фанатик, с изощренной хитростью проникший в придворные столяры, почти полгода таскал за пазухой и в карманах динамит мелкими порциями, хранил его в подушке, рискуя что сваренное на петербургских кухнях студентами – неучами зелье взорвется в любой момент, надышался ядовитым парами до чахотки… А убил лишь двенадцать солдат – таких же мужиков как он, героев недавно закончившейся русско-турецкой войны… Здесь тот же Халтурин, вешая картину в царском кабинете пока Александр II занимался бумагами за столом, хотел было подойти к ничего не подозревающему государю со спины и исполнить мечту народовольцев одним ударом тяжелого молотка…

Но не посмел… Не смог поднять руку на беззащитного человека? Это вряд ли – скорее просто растерялся. А может просто дело в том что план со взрывом бомбы оставлял шанс бежать, а тут неизбежно был бы схвачен на месте преступления? Или… причина иного свойства? Среди бумаг дела первомартовцев нашел Георгий сообщения что когда обсуждался план еще первого покушения Лавров предлагал застрелить монарха с дальнего расстояния из штуцера – когда тот прогуливался в открытом ландо или лично принимал развод караулов у Зимнего… На что Вера Фигнер возразила – мол мало того что пуля оставляет шанс даже при тяжком ранении – так это еще «не подходящая для тирана смерть». Государя всероссийского по ее мысли должно разорвать в клочья в громе и огне – чтобы внушит всем истинный ужас.

Сюда привезли умирать деда (четыре дня назад минула годовщина!), а потом торопливо заменяли мраморные плиты на лестнице, залитые царской кровью…

Нет – наверное все же ему потребуется другая резиденция!

Между тем ужин закончился. После того как слуги убрали, кондитер расставил горки с конфетами, а старый гоф-фурьер, выглядящий не менее как действительным статским советником, в строгом темно зеленом с золотыми пуговицами сюртуке и в белом галстучке принес кофе со сливкам, и миндаль в вазочках, а также еще горячий берлинский штрудель…

Закончился десерт, и унесли посуду. А в приоткрытую дверь проскользнул упитанный серый кот – по хозяйски оглядывавший царскую семью. Он был здесь дома – в коридорах и подвалах Зимнего несли царскую службу множество кошек – потомков привезённого Петром I из самой Голландии кота Томаса и выписанных Елизаветой Петровной из Казани «для ловли большого количества мышей в Зимнем дворце» трех десятков мурлык.

Но появившийся лакей не позволил коту беспокоить августейших особ – подхватил и вынес за дверь – тот даже не мяукнул…

Георгий невольно улыбнулся.

Как покойно и благостно все-таки, – промелькнуло у него. Как при рара…

И тут как ножом прямо в сердце и душу ударило острой болью!

Только сейчас, спустя месяцы он вдруг – нет, не узнал и не понял – но прочувствовал что отца больше нет с ними. Что уже не войдет он поскрипывая солдатским сапогами, не подхватит на руки маленькую Ольгу, не пожурит Николая за нетвердо выученный урок по стратегии или географии, не похвалит Михаила за хороший рисунок, не вздохнет нарочито над очередной модной шляпкой матушки: «Ох, тебе бы все деньги мои транжирить, Marie!»

Никогда больше…

Невидимая рука сжала ему дыхание, и с минуту – другую он сидел недвижно, глядя на рдеющее угли в камине… Почудилось что в дверях стоит высокая такая знакомая фигура – уходящая…

Захотелось вдруг расплакаться – но слез не было.

* * *

29 марта 1889 года. Гатчина

– Так все таки – Николай Матвеевич – из за всего этого могла произойти война? Так сказать настоящая война? – осведомился Георгий. И уточнил – наподобие франко-прусской или австро-прусской?

– Признаться не думаю Ваше Императорское Высочество – хотя бы не исключал такой возможности полностью… – управляющий военно-морским министерством по обыкновению старался быть точным.

С одной стороны сражаться за такой крошечный кусок колониального пирога неразумно в высшей степени… С другой стороны – надо знать характер мышления германцев…

– Тот же Дитрихс действовал вполне авантюристично и воинственно в 1885 – во время спора из за Каролинских островов пруссаки едва не довели до войны.

Испанцы подготовили эскадру для отправки в Пацифику, но Берлин таки отступил. Кто знает? Может и тут бы отступили – но ведь тогда враг не был в прицеле их орудий…

Обратите внимание – немцы не пытаются договариваться ни с туземцам ни с другим державами когда какая-то земля их интересует – они просто приходят и берут. Прямо почти по нашей русской поговорке «А ну-ка отними!» Вот и Новая Гвинея, Соломоновы острова – взяли и никто не решился возразить… В Африке тоже самое… Отобрали у португальской короны Вико – просто заняв его – и все это проглотили… Рано или поздно это должно плохо кончится…

Адмирал Чихачев покачал головой словно сокрушаясь относительно тевтонской ярости…

Георгий глубоко задумался глядя на стопку газет посвященную кризису случившемуся на другой стороне Земли да еще в Южном полушарье.

…Итак, архипелаг Самоа. Площадь – от силы пара сотен квадратных миль.

Гористые острова, окруженные коралловыми рифами, всего две гавани, не слишком удобные и открытые всем ветрам. Основные морские пути проходят далеко в стороне, полезных ископаемых или просто чего-то полезного – ровно ничего….

Кокосовые и банановые плантации, посадки кофе, несколько сотен плантаторов и моряков и пара десятков тысяч туземцев… Торговцы и плантаторы с миссионерами построили берегах бухты Апиа европейский городок с таким же названием. разделенный на кварталы, населенные выходцами из трех стран, управлявшихся их консулами. И всё.

Сказать по правде – будь такой архипелаг к примеру в Балтике – то и тогда Георгий не стал бы из-за него ссориться с соседями.

Однако вокруг этих клочков суши на юге Тихого океана на его глазах завязался узел упорного и опасного противостояния между тремя державами.

Сперва бритты начла исподволь укрепляться на новых землях, затем первую скрипку стали играть немцы, интриговавшие против англичан, и перетягивавшие на свою сторону туземных вождей.

Но и тех и других внезапно опередили американцы, создав правительство из своих местных сторонников, возглавляемое неким полковником Штайнбергером (в Америке как кажется полковников раз в пятьдесят больше чем полков). В ответ на это англичане высадили десант с оказавшегося в водах архипелага корвета «Барракуда», разогнали «правительство», а Штайнбергера арестовали, и вывезли на Фиджи. Разразился дипломатический скандал, который англичанам с трудом удалось замять… В июне 1887 года в Париже произошла конференция трех держав по самоанскому вопросу, окончившаяся ничем. Опять ситуация обострилась. На острова прибывали военные корабли всех трех стран и транспорта с оружием для враждующих племен.

Потом по приказу консула Германии доктора Кнаппе, немецкий десант при поддержке артиллерии с двух канонерок атаковали лагерь местного короля Матаафы, которого поддерживала Англия.

Туземцы однако оказались не промах и отбили атаку – хотя и потеряв много народу.

После этого, разозленные неудачей, немцы захватили английский барк «Ричмонд» с боеприпасами для аборигенов. В ответ англичане и американцы принялись укреплять свои кварталы, готовясь к уличным боям.

…В европейских, американских, австралийских газетах появлялись сообщения о приближающейся почти неизбежной войне между крупнейшими державами, из за островов, которые и на карте не вдруг разглядишь…

11 марта на Самоа прибыл американский крейсер «Трентон» под командованием целого адмирала Кимберли, чтобы сказать свое решающее слово в грядущих боях. Порт к этому времени был заполнен военными кораблями различных стран – три американских корабля, три немецких, да еще английский корвет «Каллиопа». У заряженных орудий в полной готовности дежурили расчеты. Европейские кварталы смотрел друг на друга через прицелы «винчестеров» и «маузеров», превратившись в настоящие военные лагеря. Да к тому же разъяренные туземцы были полны решимости рассчитаться с немцами – для чего собрались под стенами Апиа…

В любой момент могла начаться перестрелка между кораблями и драка на суше…

Но наступило 15 марта и внезапно барометр внезапно начал неудержимо падать.

Уже к двум часам пополудни начался сильный шторм, и гавань, уже не могла служить убежищем.

Даже неопытный моряк знал что в таких случаях единственный выход – уйти в открытое море, где только и была надежда пережить надвигающийся тайфун.

Но никто не тронулся с места – ибо уйти это признать поражение.

К ночи шторм перешел в настоящий ураган неслыханной силы – как писали корреспонденты подобной силы буря последний раз разыгралась два десятка лет назад.

Первой погибла немецкая канонерка «Эбер»…

Сорвав с якоря стихия бросала её по всей бухте, пока экипаж тщетно пытался увести корабль от убийственных рифов. «Эбер» столкнулся сначала с американским кораблем «Нипсис», потом с немецкой же «Ольгой». Во время второго удара он потерял ходовые винты. Это был конец. В течение нескольких мгновений корпус беспомощного корабля пропороли коралловые рифы. Из семидесяти семи человек экипажа спаслись лишь пятеро.

Затем с якорей была сорвана злосчастная «Ольга», которую шторм поочередно бросил на многострадальный «Нипсик», затем на «Каллиопу» и наконец на «Трентон», после чего вышвырнул ее на отмель.

На рифах погиб и американский «Нипсис». Крейсер «Трентон», флагман американского флота, был сорван с якорей и потерял руль, вода залила машинное отделение и погасила топки… После этого беспомощный исполин оказался на отмели. Командир корвета «Адлер», капитан Фрице, попытался спасти корабль довольно рискованным маневром. Когда он понял, что не сможет избежать столкновения с коралловым рифом, то решил «перепрыгнуть» его на высокой волне. Но тщетно – волна аккуратно насадила его на клыки рифов…

За ним последовала «Вандалия», затонув рядом с «Трентоном».

Командир «Каллиопы» капитан второго ранга Кейн понял, что в порту его судну грозит верная гибель. Расклепав цепи и подняв до предела давление в котлах, он вышел из порта прямо в лоб тайфуну. Медленно продвигаясь вперед, взлетая на десятисаженные волны, «Каллиопа» все же вышла в открытый океан…

Как хорошо что все это кончилось – во всяком случае, сейчас готовился конгресс в Берлине где скорее всего будет принято решение поделить злополучные острова между САСШ и Германской империей.

… Если оценивать силу эскадр в Апии, то тут явного перевеса не видно, – между тем обстоятельно рассказывал Чихачев. Скорее всего они бы перетопили друг друга. Но вот как бы развивались события после сражения сказать трудно. Немцы могли выслать в Тихий океан эскадру своих больших броненосцев, Их у них восемь штук – две дивизии – это только перворанговых которые как раз в прошлом году прошли замену железной кованой брони на стальную катанную – «компаунд».

Кстати – у нас в этом вопросе еще как говорится и конь не валялся… Американцы имеют «Белый флот» – это большие бронепалубные крейсера – но они в Атлантике. С другой стороны у немцев единственные базы в тех местах – это Маршалловы острова и Новая Гвинея – и чтобы дойти до них нужно идти через Суэцкий канал – и если Англия вовлечена в войну то сами понимаете… – он покачал головой.

Хотя если бы немецкие и американские флоты схлестнулись всерьез я бы не поставил на американцев – по крайней мере свое жалование – позволил себе усмехнутся Чихачев. У Америки корабли положим неплохи да вот люди – так себе… Южане прорывали блокаду под носом у многократно сильнейших эскадр и на самодельных броненосцах из старых рельс ухитрялись побеждать новейшие мониторы.

– Какое счастье что Самоанский вопрос нас не касается! – изрек регент покачав головой.

И Чихачев невольно отметил что тот вполне серьезен. И решил что и дальше обращать все в шутку неуместно…

– Боюсь огорчить вас Ваше Императорское Высочество – но у России не очень много шансов избежать большой войны буде такая вспыхнет – тем более война где участвует Германия.

– Вы уверены? – голос Георгия звучал по-прежнему серьезно и весьма заинтересованно.

– Ну – вздохнул адмирал – я знаю стратегию сухопутных войн постольку поскольку – но для англичан и американцев – а они скорее всего действовали бы заодно – стало бы жизненно важным перенести боевые действия на границы Германии. А для этого есть только один способ – привлечь к войне Францию. А Франция к сожалению ослеплена мечтой о реванше за неудачную войну 1871 года и возвращении Эльзаса и Лотарингии.

Но насколько можно понять Германия без особого труда разгромит французскую армию, возглавляемую теми же самыми генералами и маршалами, которые блистательно проиграли минувшую войну, – не без иронии прокомментировал он.

Флот же французский… – он хитро прищурился. Он силен – но только на бумаге.

Из чуть не двух с половиной десятков броненосцев половина – это панцирные с деревянным и полудеревянными корпусами – причем больше всего – древних «Провансов» «Океанов». А ведь сейчас артиллерия уже не та что даже десяток лет назад – и при обстреле хватит десятка другого снарядов. Если даже внутренний корпус и не загорится как это случилось с «Ришелье» и не будет пробита броня – то не выдержит сама конструкция…