Текст книги "Кому молится Бог? Рассказы"

Кому молится Бог?
Рассказы
Олег Лаптёнок

© Олег Лаптёнок, 2017

ISBN 978-5-4483-8631-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Переход

Растерзанная реальность

Абсолютно бестолковое состояние, будто какая-то невидимая стена вокруг. Стена незримая, но от этого совершенно не легче, – всё равно, дёрнуться в какую-либо сторону не можешь. Разум заставляет бежать, совершать никчемные поступки, куда-то звонить, что-то решать, а подсознание говорит: «Стоп! Не дёргайся, сиди спокойно. Все твои действия ни к чему не приведут, всё бесполезно».

Проходят минуты, часы и дни. Время неумолимо мчится: сокрушая выстроенные тобой планы, уничтожая жизненные ориентиры, втаптывая твою былую свободу и независимость в болото рутины и душевной тоски.

Крякнула, испустив последний дух, молодецкая одержимость жизнью. И глаза… Глаза стали пустыми и бесцветными, потеряв задор и блеск, присущие человеку, для которого, – всё ещё впереди.

Когда всё случилось? Когда мир вокруг окрасился в серое? Когда реальность стала безрадостной и предсказуемой, доведённой до высших порядков убогости?

Нет, не сразу, не мгновенно… Распад тела и личности проходил медленно и поэтапно, совсем незаметно для рационального разума. Душа, конечно, пыталась рыпаться, – но, кто её бедную-то слушал, если и на простые предостережения внутреннего голоса, иной раз, вообще, не реагируешь. А тут, уловить тончайшие вибрации души…. А ей-то, бедной, некомфортно было, когда бестолочь, укреплённая разумом, украшенная гордыней и самомнением, сворачивала с правильного пути на каком-то ловко подстроенном перекрёстке.

Проходят месяцы, и созерцание своей потерянной жизни становится более спокойным и совсем неистеричным, – правда, это спокойствие не избавляет от ощущения абсолютного тупика. Поднять лапки вверх и побежать в соседний винно-водочный? Можно, но не выход, тем более – пробовали уже…. А где, же свет этот, в конце туннеля? Нет…. А в голове понос глупых мыслей, вакханалия чувств, а в жизни – чудесный хаос, – и всё это при спящем, уже довольно давно, внутреннем голосе.

Это не тупик – это уже конец света, какой-то. Застой во всём. Когда жизнь превращается в болото, а её двигательно-активная часть в рутину, то всё – звиздец наступил.

Жизнь человека – беспрерывный творческий процесс: от рождения до смерти, на всём протяжении пути, а может быть и после…. Кто знает, что там за переходом? Но, о каком творчестве может идти речь, когда: человек погрузился в пучину боли, страхов, депрессии; когда – нелюбимая работа, семейные неурядицы и частокол других проблем, включая здоровье.

А борьба как же? И вечная борьба надоела. Цель где? Нет цели…. И творчества нет…. И любви нет, – тогда!

Уже и не вспомнить тот перекрёсток дорог, на котором свернул не туда – слишком много их было ответвлений и перекрёстков за долгую жизнь. Да и стоит ли вспоминать теперь?

Пройтись по совершённым грехам и больше не повторять…. А перекрёстки? Лучше попробовать идти дальше, только вот, кто бы мысль путную послал в бестолковку: как? А точнее: куда, как и зачем?

Но, что-то космос молчит пока, а тёмные тучи сгущаются. И где же мой друже, Ангел-Хранитель, почему никто не скажет на ухо: «No pasaran!»?! И куда дьявольская нечисть задевала радость: детскую радость жизни, восторженность и доблесть, – заложенные с рождения?

Нет, ну, у меня революция в мозгу уже давно. А, что вокруг творится? Мир, так вообще, с катушек слетел, впечатление такое – апокалипсис наступил. Нам бедным не повезло, наверное – живём на переходе, а длиться он будет, лет сто.

Вот, так и бывает: сидел, ныл, искал выход, прокручивал в голове всякие варианты развития своей дальнейшей жизни, порыскивал в интернете в поисках новых творческих идей, – балду гонял. И тут бац – авария…. Капец! Не тебе капец, а всему тому, что ты там в своём воспалённом мозгу напланировал.

Боль

Боль…. Нестерпимая круглосуточная боль на протяжении часов, дней, недель – она доводит мучающегося человека до отчаяния и даже безумства, – или делает мистиком, философом и бойцом. И скорее, здесь подходит понятие «Воин». Воин с большой буквы – Воин Духа.

Вначале, всегда: слёзы боли и отчаяния, когда прикованное к постели и почти разрушенное тело тебе не принадлежит, но при этом вызывает дикие муки, доводя разум до сумасшествия. И мечешься, потому, что мозг твой: не нашёл ещё точки опоры, он не успел обработать сигналы, посланные подсознанием и не смог ещё объединить своих усилий с такой одинокой душой.

А пока, только боль…. Нервы, как струны – вот-вот лопнут. Ты весь в поту, дожёвываешь очередную мокрую от слёз подушку, и, вроде бы, пытаешься бороться, но получается плохо. Ты беспомощен и зависим от других, а сосуд одиночества переполнен. И как бы тебя ни обхаживали – ты один на один со своей дикой болью. Когда, на мгновение, становится легче – раздражённо бросаешься на окружающих, грубишь и истерируешь. Потом снова мука и хочется выть, кричать…. Скрежет зубов, – кажется, развалятся, в труху. И тоска, гнетущая и безысходная: ты обуза для своих близких; кусок мяса, куча разрубленных костей, ни на что не пригодный и бесполезный.

Боль не уходит….Постепенно начинаешь спать, пока только урывками и уже сняться сны, пусть кошмарные, но сны. Просыпаясь весь мокрый, ныряешь в океан боли, пытаясь заглушить стон, ловишь обрывки мыслей, но сосредоточенности нет, – не за что ухватиться…. И, вновь, проваливаешься в липкую, беспокойную дрёму и чувствуешь в ней болевую пульсацию каждой клеточки тела.

Надежда продолжает теплиться, она слабая, но даёт толчок…. Тоненьким лучиком ощупывает пространство вокруг и внутри тебя в поисках чего-то важного…. Не находит…. Но лучик настойчив. И вскоре начинают проявляться, пусть пока слабые, но ростки Веры. Сквозь муки, всё чаще, приходят мгновения облегчения, как будто сбрасываешь с себя ненужный груз, очищаешься и кажется, что даже вес твоего тела становится меньше. Проблемы предыдущей жизни испаряются, и только одна мысль продолжает будоражить мозг: «Как жизнь твоих близких сделать лучше?» Ты не просто становишься подчёркнуто вежливым, – а доброжелательным и улыбчивым. Однажды, берёшь в руки карандаш, и, может неумело, пытаешься делать какие-то зарисовки, и в шахматы сам с собой играешь всё чаще.

А боль? Боль становится твоим другом и советчиком и, наверное – учителем, а воля, казалось, уничтоженная окончательно, заставляет тебя драться. Ощущение тупика проходит. Лежишь весь поломанный, но возрождённый, освободившийся от глупостей и предрассудков предыдущей жизни.

Валерка умер под утро

записки о боли

Валерка умер под утро.

Он лежал на кровати, свернувшись калачиком, словно эмбрион в утробе матери. В какой позе зарождался – в такой и покинул этот мир. Чувство жалости, тоски и какой-то потерянности накрыло меня всей тяжестью рухнувшего пасмурного неба и назойливого, хотя и мелкого дождя. «Погода – в дорогу», – не к месту, а может и к месту подумал я, вытирая слезящиеся глаза. В грудь давила какая-то плита, сильно – во всю ширь, пытаясь размазать мою душу и сердце по стенке, к которой я, прижавшись, стоял.

Эта смерть ожидалась. Валерка последний год уже и не жил вовсе – завис где-то между небом и землёй, двигаясь прозрачной тенью. Удивительно было, как он вообще перемещался в пространстве? Последнее время ел только пельмени, купленные в магазине по дороге домой, если более менее трезвым возвращался с работы. Хотя и раньше его отношение к еде отличалось странностями: не употреблял в пищу рыбу, ни в каком виде; лук с чесноком для него были табу; специи – ненавидел; а из зелени употреблял только свежие огурцы с помидорами, – ужасный привереда. Как-то приезжал в гости, – так в тарелке с жареной курицей полчаса колупался – тмин там, видите ли. Откуда мне знать, что он не ест тмин, – в первые дни-то нашей завязавшейся дружбы.

Познакомились мы в брокерской конторе, куда я пришёл работать после увольнения из вооруженных сил – он там был уже уверенным и постоянным сотрудником, можно сказать, зубром. С виду молодой парень, худощавый, но очень крепкий, не похож на брокера, – скорее на бандита. И взгляд такой – конкретный. Оказалось, внешний вид обманчив – светлая голова, умище некуда девать. Такие операции крутил, в свои двадцать два года! Ну, а молодость, стать и здоровье, как оказалось, быстро проходят. Моложе меня на четыре года – он гораздо лучше разбирался: и в окружающем мире, и в торговле, и в биржевых операциях – во всём, что творилось вначале девяностых в России. Мне, только что окунувшемуся в этот мир, оставалось учиться и наблюдать, мотая на подкорку новые для себя знания. Валерка понемногу унял свой холод, спущенный на меня вначале, и стал делиться своими секретами. Помогла в потеплении отношений совместная попойка, по случаю очередной удачной операции на бирже. Поразило умение Валеры пить не пьянея. Именно тогда, я, впервые, попробовал запивать водку пивом. Жуть просто… Но постепенно и мой организм привык полироваться – с кем поведёшься…, да, и молоды мы были… Эти редкие, вначале, возлияния сослужат плохую службу в подверженной постоянным стрессам жизни, особенно, если на грёбаный бизнес накладывается ещё и депресняк, вызванный семейными неурядицами.

Валерка учился в орловском училище связи (училище КГБ), но не захотел связывать свою жизнь с этой службой, после третьего курса написал рапорт и отправился служить срочную службу куда-то под Москву. Кем служил, где служил, как служил, – история умалчивает… Но, после увольнения в запас, Валерка сразу же занялся бизнесом. Не получилось – устроился брокером в компанию, куда через некоторое время, пришёл работать и я. Так начался, довольно продолжительный период, нашего знакомства и дружбы, который прерывался на некоторое время, когда мы разбегались работать по разным компаниям и встречались эпизодически – налету; но, через некоторое время судьба опять нас сводила, и мы занимались какими-то совместными проектами, бизнесами и соответственно – кутежами.

Генератором идей, Валерка, был мощным, причём – это касалось как бизнеса, так и развлечений. И жил он всегда – на всю катушку, словно знал, что дорога, данная ему, не будет долгой.

Свадьба Валеры и Тани прошла мимо меня – бизнес, дела-делишки… Таня – одноклассница, с Валерой была всегда. Бойкая и очень привлекательная блондинка, она гордилась своей, вызывающей у мужской половины восхищение, внешностью. Но всегда – только с Валеркой, – две неразлучные половинки. Сердце радовалось… Правда, праздник и гармония длились недолго.

После свадьбы и медового месяца, Татьяна устроилась секретарём-референтом в одну, очень крупную транспортную компанию, – и как-то всё сломалось. Частые задержки жены сначала раздражали, а потом родилась ревность. Валерка стал угрюмым, понеслись-поехали: пьянки, кабаки, бани и прочая дрянь, вскоре или почти сразу, – добавились бабы… На однажды заданный вопрос: «Что происходит?» Валерка погрустнел лицом и с каким-то надрывом произнёс: «Ей, что моих денег не хватало, я же говорил, что не нужно работать, – а она попёрлась», – и расстроено махнул рукой. Как итог: Таня стала гулять себе, а Валерка себе. Через некоторое время они начали жить отдельно – разбежались по родителям. Дружище «ковал» деньги из воздуха, – и тут же их просаживал в кабаках и казино. Воспитательные разговоры положительного воздействия не оказывали, да он и сам всё прекрасно понимал, говорил как-то: «Думаешь, я не понимаю, что слабак – понимаю, – только, брат, поделать с собой ничего не могу». На него пытались воздействовать все: и друзья, и родители, и даже партнёры, заинтересованные в работе. Но Валерка продолжал гибнуть. Встречи наши стали более редкими и непродолжительными – всё-таки, разная величина градуса, – а потом и вовсе не виделись целый год.

Встретились неожиданно в фирме, торгующей автозапчастями, – Валера работал там менеджером. Вышли покурить на улицу. Рассказ его о жизни вызывал жалость. Постепенно от него отвернулись друзья и партнёры, отвернулась и удача в делах – теперь вот работал наёмным сотрудником. Запои бывали иногда недели по две, но с работы не увольняли – очень классный «продажник». Татьяна с ним развелась и собиралась замуж за какого-то хмыря. Рассказывая мне всё это, Валерка тащился к павильону с продуктами. Зайдя туда, купил чекушку и тут же за углом выпил. На мой вопрос: «Как он будет работать?» Спокойно ответил: «Я уже полгода так работаю, – ценят, много денег приношу». По словам Валеры: по дороге с работы, он выпивал ещё пол-литра водки в баре возле дома, запивая двумя бокалами пива, и ещё бутылку водки покупал себе на ночь. Ночью спал мало, урывками, разбавляя эти промежутки глотками прямо из бутылки. Родители на него махнули рукой, – дома он вёл себя смирно, никому не мешал. Прощаясь, сказал: «Извини, брат, я умираю, мне уже недолго осталось. Может это и самоубийство, но справиться с собой я не смог, и найти кого-то вместо Таньки, тоже». Удивительным было то, что Валера не выглядел запойным алкоголиком, только лицо слегка припухло: трезвые рассуждения и, практически, трезвый взгляд. Пропал человек.

Я стоял и слушал дождь. Валерка умер, и дождь ему в дорогу. В голове мысли носились какими-то безумными стаями: совесть, самоубийство, отсутствие воли и ответственности – всё ерунда. Не стало талантливого парня. Он сгорел, и от любви, и от водки, – а мы не смогли помочь, занимаясь каждый своими делами. И Бог ему не помог, – Валерка не верил в Бога…

А может – и помог…

Аки-Ёши

Аки-Ёши (фото автора)

А собаку им – не дарили. Игорь соврал окружающим: соседям, друзьям и просто знакомым. Очень уж велика была, по меркам их круга общения, реальная стоимость щенка. Правда – и они с женой не платили за собаку полной стоимости, а только половину, да и то – в рассрочку.

Получилось всё, довольно, случайно. Водитель, с которым работали в одной компании, показал фото щенка – и Игорь загорелся. Пугала цена. Ну, и с Ирой нужно было ещё договориться. Жена хотела кошку: всё время об этом напоминала, а тут собаку – в квартиру. Вообще-то, запахи домашних животных всегда раздражали, но узнав подробнее о породе, Игорь по-настоящему завёлся.

Суку, по имени Аби, щенком привезли из Токио. И, как она смогла вынести путь до Минска? Через год стали подыскивать ей партнёра – красавца породы сиба-ину, с чисто японскими корнями. нашли в Коломне. Девочку свозили в долгое любовное приключение и через некоторое время, она родила трёх щенят. Двух сестер продали, а Аки-ёши (так назвали кобелька) – «завис». Время поджимало – «парнишке» уже шесть месяцев стукнуло, а хозяина всё нет. Стали предлагать со скидкой, всем подряд и одним из первых, кто оказался на пути Олега (водителя компании), обозначился Игорь, благо – работали вместе. Теперь нужно организовать «встречу на Эльбе»: Игорь с женой и Олег с Кешкой (уменьшительно-ласкательная кличка щенка). Встретились через три дня….

Щенок был красив настолько, что Ира восхищенно вскрикнула:

– Божечки, какое чудо!

Чудо было – то ещё! Верхняя часть туловища и мордочка – огненно-рыжие; закрученный спиралью в несколько витков хвост; остренькие, как два локатора высотомера ушки; и раскосые, тёмные глаза. Грудь, живот и внутренние части лап – абсолютно белые.

– У, какой узкоглазик! – произнёс Игорь, приседая на корточки.

– Позови его к себе, – посоветовал Олег, – проверим, пойдёт или нет.

– Аки-ёши, ко мне! – не громко, чтобы не пугать собаку, дал команду Игорь.

Щенок посмотрел на Олега, получил от него одобрительный кивок, и осторожно стал двигаться. Остановился в полуметре и приподняв мордочку уставился немигающим взглядом в лицо. Во всех движениях собаки чувствовались порода и грация. Немая сцена продолжалась несколько томительных секунд, затем: Кешка сделал ещё один шаг вперёд и лизнул Игоря в руку.

– Уф, – облегчённо выдохнул Олег.

А щенок улёгся возле ног, опасливо покосившись на руку Игоря, когда он ласково потрепал его по загривку.

– Мы согласны! – радостно вскричала обрадованная Ира.

С этого момента семья стала больше.

Уже в скором времени их квартира превратилась в одну большую Кешкину будку, – ну, он сам так считал. Если Игорь вставал с дивана, тут же его место занимал Аки-ёши – заместитель хозяина. А вообще, собака, конечно, своенравная, но очень привязанная к своему хозяину. На родине, в Японии, представителей этой породы называют «маленький самурай», за бесстрашие и безграничную преданность. Помимо всего прочего: Кешка был удивительно чистоплотной собакой – попробуй не вымой своевременно пол – он начинал его демонстративно вылизывать, как бы намекая, – «Вы, что? Совсем нюх потеряли?» И характерного собачьего запаха в квартире не было – так, иногда пахло мокрой женской шубой, но это если гулять ходили в дождь. Даже будучи щенком, Кешка, никогда ничего не грыз, не трогал вещей хозяев – любил порядок. Радость в доме поселилась.

А ещё, он был спаситель. Спасал от всего: от хандры, нервных срывов, болезней, от семейных скандалов тоже спасал – он их гасил просто, усевшись с грустным видом на ковре в центре комнаты. От вида его потускневших глаз, сразу пропадала охота скандалить. Гулять приходилось много, собака то, охотничья. И не важно; как ты там себя чувствуешь, какая погода, какие неотложные дела зовут в поход. Выезды, на природу, в лес, стали обыденностью. Вот и сейчас, Игорь с Кешкой возвращались из леса.

И смрад приближался. Махина искрящегося огнями города вырастала, надвигаясь своей тёмной энергией. Аки-ёши нервно задвигался на заднем сидении их «жужика», как-то жалобно хрюкнул и затих. Он, как и Игорь, не любил этих возвращений домой из экологически чистых лесных прогулок, где всё его существо пропитывалось живительными потоками лесного воздуха, запахами трав, щебетом птиц, шорохами от плясок мышек-нарушек и других мелких зверьков. В лесу он возрождался, становился даже как-то больше, мужественнее что ли. И, огненно-рыжее, с медным отливом шерсти, тело друга, с бешеной скоростью мелькало то в траве, то в мелком лесном кустарнике. Странная, но очень привлекательная эта порода – сиба-ину. Иногда, пробегая по тропинке, он вдруг замирал, подняв мордочку вверх, как будто к звездам. Только ушки продолжали двигаться, вместе с носом, словно локаторами обозревая окружающий мир. Аки-ёши – интересная собака, он может пятнадцать минут стоять на одном месте и нюхать цветок, будто самурай, накануне битвы изучающий совершенство сакуры. Работа дятла тоже надолго оставляет его на месте, ну а кукушка – подруга. Игорь с Кешкой часто замирали, слушая её кукование. А это его приветствие лесу, когда они только делали первые шаги по тропке, уводящей вглубь тайны; поджав передние лапы, он как секач начинал мордой вспахивать мох, листву, кувыркаясь и порыкивая от удовольствия. Потом начиналась разминка, в которой, подпрыгнув, он надолго зависал в воздухе и приземлялся как бы уже на виртуальную мышку. Фантастика! Аки – огненно-рыжий, осенний; ёши – хороший, – это жена где-то вычитала. Накладывает отпечаток, правда! Он и сам – совершенство, и природа для него изначально красива и совершенна. Наблюдая за его поведением, и Игорь стал больше внимания уделять каким-то мелочам, на которых раньше и взгляд то не останавливался. Жил, и не видел какая красота вокруг.

От ярких лесных воспоминаний Игоря отвлёк друг, заметавшийся по салону машины: запахи, вонючие запахи тракторного завода возмутили обоняние дитя природы. Они подъезжали к дому.

Войдя в квартиру, как всегда пошли в ванную мыть лапы, а потом в прихожей долго смотрели друг другу в глаза. В собачьем взгляде было столько тоски…

– Да, Аки-ёши, жить нужно там, – вздыхая, Игорь теребил его за ухом, – и плевать на все эти блага цивилизации…

Завтра новый день, новые бои за существование, но жизнь нужно менять. Иначе – задохнёмся…

Противостояние

– Вот, дурница! Як я сюды попала?

Призрак бесшумно возник в проёме двери.

Внезапные появления тёщи стали обыденностью домашней жизни. С тех пор, как Игорь остался без работы, и потекли эти бесконечные дни: ожиданий, поисков, разочарований – все выкрутасы тёщеньки не вызывали уже той безумной ярости, что прежде. Отпустило со временем немного или просто привык…. Руководство предприятия сократило большое количество работников, но даже, если и готовишься к изменениям в своей судьбе, увольнение – всегда внезапно….

– Да дому трэба исти, – призрак топтался, не исчезал.

– Ты почему напялила на себя пять свитеров? – громовым голосом прапорщика на плацу задал вопрос Игорь. – Ходишь, воняешь уже от пота.

– Мне трэба.

– Иди, раздевайся, – буркнул Игорь, пытаясь собрать воедино обрывки мыслей в воспалённом мозгу.

Сначала ты рождаешься, растёшь, развиваешься и если делаешь всё правильно, то две четверти жизни проходят по возрастающей. Вверх могут стремиться и оставшиеся части твоей жизни, но чаще всего в третьей – болтаешься, как дерьмо в проруби, наделав колоссальных ошибок, а в четвёртой…. В четвёртой – стремительно катишься вниз, деградируя и ещё больше увеличивая груз грехов.

Избежать такого сценария довольно трудно.

Мир, такой казалось родной и сказочный, рушился… Или нет – он исчезал, причём какими-то бешеными темпами. В голове была сплошная бредятина – полный винегрет. И главное – ничего не хотелось, вообще. Может, конечно, и не моглось, но не хотелось точно. Абзац…

Жизнь, будто бы, шла самотёком, совершенно не завися от собственных желаний и хотений. Это называется – накушался под завязку: абсолютно всё равно было, что происходит вокруг, куда-то ехать или идти не хотелось, домашняя работа поперёк горла, книги валились из рук, музыка надоела, от выпусков новостей – просто тошнило. Бредтур, какой-то. Нет, не так – «не жизнь, а колбаса, пальцем пиханая».

С этим нужно было что-то делать, но для начала понять, откуда ноги растут. А росли они, как и всегда – из одного места. Правильно… Всё надоело и кругом одни сволочи – это мы проходили, уже кувыркались не единожды. Но, вот время… Оно, как бы сжалось что ли: двигаешься по часам, минутам, секундам, но текут они быстрее. И при этом смешалось прошлое и настоящее. Происходящее сегодня стало накладываться на события прошлой жизни, превращаясь в калейдоскоп картинок, переживаний и энергетических всплесков. Пора к земельке привыкать? Оно то, может и пора, но не сейчас и главное – не в таком состоянии.

А как же вечный вопрос, – «что делать?»

Да – и где же будущее?

– Чаму я сюды приехала? – истеричное нытьё бабушки донеслось из соседней комнаты. – Завязите мяне да дому.

Стало тихо. Как-то оглушительно тихо. Чирикали воробьи за окном, а где-то вдали раздался гудок электрички. Скорая, завывая, неслась на помощь, пугая окружающий мир своей сиреной. Дворники лениво переругивались, обсуждая объёмы проделанной работы. Со стороны электромеханического неслись звуки гулких ударов будто молот по наковальне. Это были звуки большого города, но здесь, в квартире, было подозрительно тихо.

Раздражённо вздохнув, Игорь рывком сбросил тело с дивана, в два прыжка достиг соседней комнаты и чуть не задохнулся от смеха. Бабушка, на карачках, пыталась залезть в шкаф на нижнюю полку, но не помещалась – оттуда торчала её задница. При этом – всё происходило абсолютно бесшумно, разве что – лёгкое сопение выдавало нарушителя спокойствия. По тихой своей грусти, бабуся решила атаковать шкаф.

– Ну, что, воровка на доверии, – зловеще прошипел Игорь, подкравшись поближе, – попалась.

– То не я, – заныла спецназовка, пытаясь выбраться обратно.

– Как, куда залезть – это ты быстро, как обратно – проблемы, – продолжил шипеть над ней Игорь.

– То не я, то тые, – заголосила Матвеевна, наконец-то показавшись из шкафа.

– Какие, на фиг, тые? – опасная волна раздражения начала вновь накрывать, пробуждая чувство ярости.

– Ну, тут много приходило, – бабуся раздвинула воздух руками, пытаясь показать масштабы и численность посетителей.

Матвеевна, она же тёща, она же бабуся – мама жены Игоря – болела, и как не печально сознавать, болела давно.

– Сиди тут, не вставай, – Игорь схватил её за шкирку и усадил на диван. Пытаясь справиться с накатившим гневом – несколько раз глубоко вздохнул и отошёл к окну. Грех, конечно, так себя вести с пожилым и больным человеком, но, к сожалению, тёща понимала только чёткие, отрывистые команды и слова, в коротких фразах, должны быть предельно просты. Иногда приходилось её немного встряхнуть, чтобы на время привести в чувство.

Февраль. Где мороз? Где зима? Тающий снег был мусорно-грязным и вызывал отвращение, небо – в тёмно-серых облаках. Сумрак. В природе и на душе был сумрак или просто всё вокруг сходило с ума? Проблемы – они накатили лавиной, причём огромной. Кто и когда мог останавливать лавины? Никто. А если увернуться?

– Так – эту мысль нужно думать, – прошептал Игорь оборачиваясь.

– Вот дурница, что я тут раблю?

– Сиди, сейчас чаю тебе сделаю.

Голову сдавило словно тисками, пульсирующая боль пришла позже. Замерев,

Игорь несколько мгновений стоял с чайником в руке. Ждал – когда отпустит. Мука закончилась. Уход её был также внезапен, как и приход. Вытерев пот со лба, включил электрочайник и уставился в телевизор: ведущий телеканала РБК что-то беззвучно вещал, в углу экрана сменяли друг друга курсы валют.

Всё сыпалось: рубль, нефть, индексы – хотел включить звук, но передумал и переключил на НТВ.

– Тьфу – опять менты и бандиты, – злобно посмотрев на экран, Игорь крикнул в комнату, – Матвеевна, иди чай пить.

Из-за угла коридора бесшумно выплыла тёщенька – давно там стояла, минуты три точно, её выдал треск костей – возраст же.

– Бери печенье.

– Я потым домой поеду, за мной Езэбишины заедут, – прихлёбывая чай из ложечки, невинно промурлыкала бабуся.

– Какие Езэбишины? Какой, на хрен, дом? – вскричал Игорь. – Здесь твой дом, тебя сюда после больницы три года назад привезли.

– Я тутай, уже три гады? – тёща округлила глазки. – Не, не можа быть, учора только приехала.

– Учора, – передразнил Игорь, хотел ещё что-то добавить, но передумал и уставился в телик, где мелькали картинки ментовской погони.

Ещё три года назад, Матвеевна была – более менее…. Нет, ну процессы уже пошли, но при памяти находилась гораздо чаще, чем сейчас. Жаловалась, что в молодости упала с велосипеда – с тех пор мучают головные боли. Работала бухгалтером и вот уже двадцать шесть лет на пенсии. Был у неё инфаркт, скакало давление, но с переходом деменции в заключительную стадию все остальные болячки ушли на второй план. А вот детство, проведённое в оккупации, Матвеевна помнила всегда хорошо. Двигалась она быстро и бесшумно, только кости иногда трещали. В темноте видела, как кошка – спецназ отдыхает. Залезть ночью в шкаф и в полной темноте перетасовать всю одежду – любимое занятие.

– Ты почему Ире спать ночью не давала? Чертей своих гоняла или они тебя? – энергия возмущения взорвалась в груди Игоря.

– А, что и Ира здесь?

– Ну, ты… – Игорь махнул рукой. – Всё, иди в свою комнату.

– А як же я пойду?

– Куда?

– Да дому, где мои сапоги?

– Спрятана твоя обувь, ты в ней по квартире ходишь, грязь месишь. Получишь, когда гулять тебя поведут.

– Ну, добра тады, – буркнула тёща, отчаливая в свою комнату.

Страшная болезнь. То ли раньше до неё не доживали, то ли предки были здоровей, но сейчас просто напасть какая-то – через одного старики болеют, а лекарств не предвидится. И главное – болезнь молодеет.

– Самому бы не сдуреть, – сквозь зубы процедил Игорь.

Психические заболевания на неком энергетическом уровне, вполне могут быть заразны. Это помимо стандартных причин: сосудистых заболеваний, наследственности и всякого рода сотрясений. Жуть…. А тут ещё проблемы с работой….

Кризис на просторах СНГ возник не мгновенно – зрел давно. Виноватых много: от врагов до правителей, но и фундаментальных причин не перечесть.

От понимания сути происходящего – легче не становилось. Опять не подготовился…

– Нужно собраться, – Игорь переключил канал телевизора (стоимость нефти продолжала падать). – Ну, и ладно, будем ждать – месяц продержимся, если предложений не последует, тогда искать любую работу.

Из-за угла показалась хитрая мордашка Кеши.

– Пора? Выдрыхся? – от вида смеющейся рыжей морды, Игорю стало как-то спокойней, уравновешенней, что ли.

Кеша незаметная собака – дома его не видно и не слышно, он даже к миске ходит по приглашению. Никогда жрать сам не попросит. Сиба-ину – порода преданная, но с характером и очень умная. Игорю иной раз казалось, что Кешка общается с ним телепатически, на каком-то высокоэнергетическом уровне.

– Идём, – быстро собравшись, выскочили на улицу.

Сырая промозглость, конечно же, не радовала, но размяться не помешает, да и собаке свои вопросы порешать нужно…

Домой вернулись чуть бодрее, чем уходили. Кешка, как всегда упирался, в квартиру идти не хотел – природу он любит, видите ли, а кто её не любит…

Тёщенька встретила во всеоружии: в Ирининых сапогах, куртке и подбоченившись.

– Я тут двери не могу открыть, мне ж да дому пора, – глаза у неё были совсем безжизненные.

Игорь пропел стишок, сочинённый им недавно:

 
«А бабушка опять пошла в отрыв,
Преодолев закрытую калитку.
Внезапен деменцийщика порыв, —
Придуманную им, покинуть клетку.
 
 
Кто знает, что там плещется в мозгу
У бедных, подошедших к переходу?
И объяснить: – «Что, как?» – я не смогу
Созданию, нашедшему свободу».
 

И тут же бросил, без перехода:

– Скоро Ира с работы придёт и тебя проводит, а пока раздевайся.

– Голодом меня морите, на цепи держите, – взвыла Матвеевна.

Кешка подозрительно водил носом. Тут и Игорь унюхал характерный запах, идущий из ванной.

– Теперь вопрос: мне тебе, Кеша, лапы мыть или экскременты сначала убирать?

– То не я, – заканючила Матвеевна.

– Понятно – это мы с Кешой мимо унитаза сходили, – опустошённость и апатия навалились на Игоря сразу и мощно, хотелось завыть от бессилия и злобы. Усилием воли, заставив себя вымыть лапы собаке, Игорь приступил к уборке приготовленных тёщей «подарков».

Работа настраивала на философский лад….

«Милосердие – категория многогранная. Вот был ли я милосерден, когда схватил тёщу за шкирку и встряхнул, когда повысил голос – ради её же блага?

Был ли достаточно милосерден, когда рыдающую Матвеевну раздевал, как кочан капусты, снимая, по пять свитеров?» – В голове шевелился клубок вопросов.

«Наверно – да…. Но, важно сохранять холодную голову, иначе – можно самому свихнуться. Ну, и потом – всё нам даётся, не просто так, а как урок, который нужно выполнить. А значит тёщенька – подарок. Трындец – до чего это я дошёл, убирая фекалии», – подумал Игорь, заканчивая послушание.