Текст книги "Второгодник"

– Угу, – отфутболил подколку, тщательно анализируя содержимое шкафа.

– Угу – это значит могем? Тогда ответь, почему дискриминируем идеологию? Если об этом узнает кто-то серьезный, то нам перекроют кислород и отправят воспитывать таежных комаров, – голос Нонны звучал вовсе не шаловливо, а со знанием предмета.

– Во-первых, мы не дискриминируем, потому что вся советская идеология уже сидит внутри выбранных нами целей. Например, патриотизм – это Забота о стране, в которой живешь. Во-вторых, идеология – на девяносто процентов образовательный вопрос. Вот пусть наши с вами учителя и продвигают «идеи в массы». В-третьих, идеологически выверенное оформление нашей работы вполне имеет право на жизнь и достижению наших целей не помешает, даже наоборот. Когда я говорил, что идеология не предмет и не способ воспитания, имелось ввиду, что если мы попытаемся превратить идеологический постулат в черту характера конкретно взятого ребенка, то неизбежно столкнемся с неразрешимыми проблемами. Проще говоря, это невозможно. Принципиально! Достаточно и того, что наши ученики будут иметь знания в рамках официальной программы обществоведения, истории и литературы.

– Услышала и буду думать, – помолчав и что-то записав в блокнотик, Нонна продолжила. – А почему бы нам не включить в список целей такое фундаментальное качество личности, как честность?

– А вы представляете себе такую честную личность? Которая лепит всегда и во всем правду-матку? Без компромиссов. Только осторожнее с ответом, потому что любой компромисс – это либо ложь во благо, либо умолчание. Про худшее вообще не будем говорить. А во-вторых, ложь во благо уже автоматом попадает в тему «заботливость», не так ли?

– Игорь, буду думать. Для меня все необычно, а потому требует времени. У тебя очень насыщенные тезисы. Вроде бы четыре простые цели, но, подозреваю, на их обосновании можно защитить не одну кандидатскую. Очень хочется возразить, но, наверное, будет лучше сначала погонять свои вопросы внутри себя.

– Очень разумно! Откладываем до следующей встречи. Переходим к образовательным целям. Во-первых, предлагаю исключить из программы обучения такие предметы, как природоведение, рисование, пение, труд, физкультуру, этику, эстетику, чистописание, черчение, военную подготовку. А добавить скорочтение, скорописание, много запоминание, шахматы, скороговорко-произношение и спорт. По исключенным предметам выставлять оценки формально, а по вводимым вообще не выставлять, ограничится тестами и школьными соревнованиями. Каково?

– Слушай, все это несерьезно! Нас ведь прикроют при первой же проверке! Если бы я знала, что творится у тебя в голове, разговора точно бы не было!

– Значит, у меня есть возможность оправдаться?

– Давай не будем заниматься прожектерством! Пожалуйста! Не разочаровывай меня!

– Да и не собираюсь. У меня только один вопрос: вас волнует то, что мы исключаем из образования важные предметы, или то, что нам не позволят это сделать?

Нонна Николаевна задумалась, встала и начала прохаживаться вдоль стола туда и обратно, чисто Сталин.

– Ты сложно спросил. Буду думать.

– Э, не-ет! Ясность об общих принципах нашего проекта надо внести именно сейчас. Мой подход таков: в начальной школе мы учим детей учиться: быстрочтение, чтобы снять страх перед книгой, быстрописание, чтобы позволить записывать мысли учителей или свои собственные влет, без видимых усилий и т. д. Таким образом, первоклашки семь месяцев учатся учиться, а потом за два месяца быстренько сдают то, что надо было бы пройти за четыре года. Мы экономим три года. Я бы хотел по итогам года перевести всех учеников начальной школы в пятый класс с отличными отметками и такими же знаниями.

– Дети не смогут освоить программу. Никто еще не делал этого.

– Хорошо, сформулирую по-другому. Вы верите в то, что ребенка, первоклассника, можно научить читать со скоростью три страницы в минуту с запоминанием семидесяти процентов информации? Напомню, что сейчас даже выпускник читает со скоростью полстраницы в минуту с запоминанием 30–50 процентов информации.

– Это правда?

– Что правда, Нонна Николаевна? Вон там Петрович траки тягает, протестируйте хотя бы его, неважно, что у него высшее образование. К слову, обозначилась одна организационная задача. Надо найти спецов по обучению скорому чтению, развитию памяти, по шахматам, стенографии и тому подобное и сманить их работать у нас.

– Ты считаешь, что этому можно научить?

– Я знаю, – ответить с полной уверенностью в глазах мне было легко, сам через это прошел и дочку пропустил. Все работает на сто процентов.

– Если можно научить первоклашек так читать и к тому же запоминать лист незнакомого текста с одного прочтения, а еще выполнять все операции над двухзначными цифрами в уме, то да, можно за два месяца сдать курс начального образования.

– Тогда напрягите свои связи в Питере по поиску нужных нам учителей.

– А платить чем будем? Они не дешевые!

– Как думаете, за какие деньги они согласятся сюда ехать?

– Думаю, от пятисот рублей в месяц.

– Нонна Николаевна, а с помощью этого телефона можно позвонить главному бухгалтеру леспромхоза?

– Да, конечно.

После недолгих совместных манипуляций нам удалось услышать голос Елены Петровны.

– Елена Петровна, это Игорь, еще помните такого?

– Тебя забудешь, как же, – хихикнула та.

– Елена Петровна, наш с вами разговор начинает приобретать первые практические очертания. Нонна Николаевна на нашей стороне, мы сидим и составляем новую программу обучения. Нам нужна помощь, не на что пригласить на работу десять не дешевых педагогов. Может ли леспромхоз оказать братскую шефскую помощь в размере пяти тысяч рублей в месяц? Мой совет принять этих учителей на работу вместо алкашей. В леспромхоз, конечно. Вместо них я обещаю прислать около пятидесяти детей-работников. На четыре часа в день.

– С тобой точно не соскучишься. Сделаю!.. Но только, если ты сможешь выполнить свою часть уговора.

– Отлично! Вы должны понимать, что если мне не удастся сделать то, что обещал, то все вообще теряет смысл, – ответил я и повесил трубку.

– Нонна Николаевна, леспромхоз выделит на цели найма новых педагогов пять тысяч рублей в месяц. Елена Петровна только что подтвердила наши предварительные договоренности. Так что давайте напряжемся.

– Вот это скорость решения проблем! Если так и дальше пойдет, то мы действительно свернем горы… – сказала, а может быть, утвердила, а может быть, спросила саму себя Нонна Николаевна.

– Тогда, если общий подход, который состоит в том, что прежде, чем учить, мы нужным образом готовим детей и формируем у них требуемые навыки, принимается, то можем перейти к формированию команды специалистов-педагогов и формулированию образовательных целей. Напоминаю, что все это дискуссионно. К слову, это тот случай, когда тему надо обязательно пропустить через обсуждение с педагогами-предметниками. К тому же, то, как все это получится в итоге, будет понятно из практики. Может, нам не удастся сэкономить три года. Настройку будем производить по ходу – главное научить детей обрабатывать большой объем информации.

– Да, поняла.

– Я бы образовательные цели сформулировал так: начальное образование уложить в год, все остальное – в пять-шесть. Итого среднее образование закончить по итогам шестого класса. Оставшиеся три года использовать на изучение программ высшего образования по выбранным специальностям, имея целью сдачу выпускных экзаменов за институт экстерном.

Во-вторых, мы должны взять на себя некоторые обязательства перед родителями. Например, такие. У нас не будет троечников, ваш сын будет свободно говорить на английском языке и так далее. За выполнение этих обязательств мы будем биться. Еще стоило бы научить наших детей правилам ведения публичной дискуссии.

– Все! Не могу больше! У меня переполнена коробочка. По целям еще что-то есть? Хотелось бы взять тайм-аут, – взмолилась Нонна Николаевна.

– Ну, по спорту. Цель – сделать каждого школьника разрядником не ниже первого спортивного разряда, а по социалке у каждого школьника должны быть освоены две-три специальности на уровне «Мастер». Как-то так, – произнес я прежде, чем объявить перерыв на два часа.

– Похоже, надо привыкать к твоим скоростям, – простонала директриса. Не сговариваясь, на перерыв мы выплыли на улицу и сели на лавку в безветренном закутке. Солнышко, запах хвои и далекие звуки сельской жизни действовали успокаивающе. Хотелось посидеть и помолчать. Мы молчали.

– Нонна Николаевна, а хотите я вам песню спою? Свою. Чтоб немного отвлечься. Вы будете первым слушателем. – В моем взгляде, думаю, были видны то ли надежда, то ли просьба: очень уж хотелось попробовать.

– Пока без аккомпанемента, я еще только учусь играть на пианино и гитаре. В клубе, по ночам.

– Я очень строгий слушатель, что попало мне не нравится, и уж тебе-то не избежать моей критики! – Нонна развернулась на скамейке в мою сторону, поджала под себя одну ногу и подперла щеку рукой.

– Рискну. Песня о нас с вами, – изобразив профессиональную подготовку к пению, начал:

 
«Призрачно все в этом мире бушующем,
Есть только миг, за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.
Вечный покой сердце вряд ли обрадует,
Вечный покой для седых пирамид.
А для звезды, что сорвалась и падает …»
 

Допев до конца, я посмотрел на директрису. Было что-то не так. Она сидела, чуть приоткрыв рот и остановив взгляд на чем-то далеком у меня за спиной, похоже, была близка к тому, чтобы пустить скупую слезинку.

– Нонна Николаевна, что с вами, что-то не так? – у меня и правда учащенно заколотилось сердце, сигнализируя повышенную взволнованность.

– Как красиво! Но ты ведь не мог такое написать? – Нонна смотрела уже на меня как-то жалобно-просяще.

– Дорогая Нонна Николаевна несмотря на то, что мы встречаемся уже седьмой раз, много говорим и я ничего от вас не скрываю, вам никак не удается понять, в каком мире мне приходится жить. Эта песня пришла ко мне не снаружи, а изнутри, а вот кто ее написал, не знаю. Вы можете понять, что мне действительно неизвестно, кто это сделал. Я лишь транслирую в мир Нечто, то ли свое, то ли чужое. Мне никогда не удается это различить. Внутри меня сидят семилетний малыш, шестидесятилетний старик и Нечто. О… Боже, кто бы мне самому хоть на один мой вопрос ответил?

Нонна придвинулась ко мне и по извечной материнской привычке обняла. Сразу стало как-то душно, причем органы дыхания к этому не имеют никакого отношения. Тукало сердце и у меня, и у нее, совпадая по ритму и силе выражения чувств. Стало страшно, и я отодвинулся:

– У вас сердце стучит, а я боюсь, что оно ни с того ни с сего остановится. Вы мне стали так дороги… Давайте, лучше спою что-нибудь бодренькое. Не бойтесь, этого еще никто не слышал, – и запел песню Геннадия Гладкова из «Джентльменов удачи»:

 
Этот закон давно известен
Не интересен мир без песен.
Но если даже дождь идет с утра,
Надо, чтоб люди точно знали:
Нет оснований для печали,
Завтра все будет лучше, чем вчера.
 
 
Проснись и пой, проснись и пой!
Попробуй в жизни хоть раз
Не выпускать улыбку из открытых глаз.
Пускай капризен успех,
Он выбирает из тех,
Кто может первый посмеяться над собой.
Пой, засыпая,
Пой во сне,
 Проснись и пой!
 
 
Все позабыть, что миновало,
Все, что упало, то пропало!
Все, что ушло. Обратно не вернешь!
Только туда, и нет – обратно!
То, что сейчас невероятно,
Завтра, наверняка, произойдет!
Проснись и пой …
 

Закончив, я как-то искусственно сказал:

– Возможно, что именно сейчас эту песню кто-то сочиняет. Знать бы наверняка, как оно на самом деле. Я похож на радиоприемник, настроенный на чью-то волну, неизвестно – на чью. А может, она моя собственная, просто до сих пор себя не проявляла. И без перехода выдал:

– Если вы испугаетесь работать в подполье, то я буду приходить во снах каждую ночь и протягивать к вам руки.

– Значит, все-таки подполье? – грустно спросила Нонна.

– Да, до первых устойчивых положительных результатов, а потом мы из подполья выйдем, а вас сделают Академиком, как Сухомлинского! – Моя улыбка смыла напряжение и, поднимая настроение, полетела куда-то вверх, в небо, к Солнышку, которое веселилось само по себе, не обращая внимая на людские мытарства.

Стало легко и покойно. Не сговариваясь, пошли работать дальше.

Мы потратили часов шесть на разработку учебного плана. Выкидывали и объединяли классы и предметы, прорабатывали метод погружения и так без конца. Когда Нонна взмолилась от усталости, мы были так же далеки от завершения работы, как и вначале.

– Нонна Николаевна, у меня к вам два вопроса: как быстро вы сможете собрать всех работников школы и можете ли вы помочь найти кого-нибудь из специалистов из нашего списка.

– Собрать педагогический коллектив смогу за три дня, а по второму вопросу… Надо позвонить, поспрашивать. Постараюсь ответить на собрании.

– Нонна Николаевна, у нас нет трех дней. Учебный год на носу, а у нас куча дел. Вы уж постарайтесь, голубушка.

Директриса сначала дернулась и резко вдохнула, а потом, выпуская воздух, улыбнулась:

– Никак не привыкну, что тебе идет седьмой десяток, а я для тебя маленькая девчонка.

Мы рассмеялись и потянулись на выход.

3 августа 1965 года, вторник.

Сегодня второй день после нашей эпохальной встречи с Нонной Николаевной. Без малого пять часов вечера. В кабинете директора собрались практически все педагоги, за исключением двух, которые греют косточки на югах.

Несмотря на то, что о планах по реформированию школы знают только два человека: я и Нонна Николаевна, – слухи по селу ходят завораживающие. Долетает даже до меня, как ни странно, через маму. Она стала главным ньюсмейкером, хотя толком ничего не знает, но отвечать-то что-то надо, вот и… Беззубых старух, особо не обремененных интеллектом, вокруг хватает… Короче, народ подогрели.

Педагоги сидят не то в некотором напряжении, не то в волнении, не то в предвкушении.

Ровно в пять Нонна встала и, прокашлявшись, начала:

– Коллеги, эта история началась две недели назад, когда ко мне в кабинет зашел вот этот молодой человек, принес заявление с просьбой разрешить ему сдать экзамены за девять лет обучения и начать учебу сразу с десятого класса. Прошу любить и жаловать – Мелешко Игорь Михайлович, сын нашей поселковой библиотекарши Валентины Ивановны, которую все вы знаете. После нескольких наших встреч он принес проект тех изменений в учебном процессе, которые я приняла и которые намереваюсь с вашей помощью реализовать.

Новации в большей степени касаются начальной школы. Идея в том, что прежде, чем приступать к изучению стандартной учебной программы, надо учить детей учиться и подготовить их к усвоению большого объема информации. С этой целью будут введены новые предметы: скорочтение, развитие памяти, стенография, шахматы, скороговорки, постановка дикции, счет в уме, алгоритмические языки. Точно сократим пение, труд, физкультуру, рисование, природоведение, может, еще что-нибудь. Возможно, что-то уберем, что-то добавим в зависимости от нашего с вами обсуждения и в зависимости от того, каких специалистов удастся найти.

К слову, у кого есть знакомые по этим дисциплинам, дайте знать, пожалуйста, потому что мы сейчас в некотором цейтноте. В итоге планируется закончить программу начального образования за два года. Теперь о программе среднего образования. Мы намерены за счет интенсификации сократить срок обучения на один год. Таким образом, выпускные экзамены мы надеемся сдать в конце шестого, на крайний случай седьмого года обучения.

Теперь немного о том, зачем вообще все это нужно. Дело в том, что хочется загрузить наших детей взрослой хозяйственной и культурной работой, а также серьезным спортом, чтобы, выпускаясь из школы, они имели по две-три востребованных взрослых специальности, разряд по спорту и практику руководства людьми. Мы планируем сделать что-то похожее на колонию А.С. Макаренко. Амбициозно, ну а почему бы нет?! Финансово-хозяйственную работу развернем на базе леспромхоза и колхоза. Предварительное согласие получено. Кстати, все, кто захочет участвовать в нашем проекте, будут оформлены на полставки в леспромхоз, и зарплата поднимется минимум на семьдесят рублей в месяц.

Учителя, предметы которых де-факто сокращаются, а именно, физкультура, рисование, пение, природоведение и некоторые другие, – переходят в подчинение к Игорю, – Нонна Николаевна показала на меня и, выдохнув, закончила. – Теперь вопросы.

Народ не понимал, что, собственно, спрашивать, когда непонятно все, и впору попросить повторить, но более доходчивым языком. Начал Владимир Петрович, как наименее интеллигентный и наиболее практичный из присутствующих:

– Нонна Николаевна, вы сказали, что я буду подчиняться этому пацану, но как и почему?.. – дальше у него зашкалили эмоции, подавившись которыми, он замолчал.

– Игорь только по внешности мальчик, а по содержанию шестидесятилетний тертый калач и наш с вами коллега. Рядом с ним я, например, чувствую себя необразованной девчонкой.

– Это правда, – неожиданно выдал Искандер. – Я с ним занимаюсь и знаю.

Что он там знает, никого особо не интересовало, но сам факт, что Искандер по собственной воле произнес речь длиннее двух слов, всех впечатлил. Опять наступила пауза.

– Как же так? А что теперь со мной будет? Я больше не работаю? – пискнула из угла Светочка, учительница рисования. Светланой Борисовной ее звали только ученики начальных классов, да и то в глаза, уж очень она была ребенком и внешне, и по сути.

– Вам все Игорь объяснит. Он будет выступать сразу после меня и когда подойдут главбух леспромхоза, директор колхоза и его агротехник. Потерпи Светочка чуть-чуть, тебе понравится его предложение, как, собственно, и вам, Владимир Петрович. Я хочу добавить, что завтра мы с утра соберемся, начнем составлять учебный план, и все встанет на свои места.

Посыпались вопросы, но без должного напора, все равно, пока не начнут, ничего не поймут. Завтра, так завтра. Больше всего всех интересовало мое выступление, мне так кажется.

Через некоторое время дверь в кабинет открылась и вошли объявленные лица, к которым добавились главный инженер механических мастерских и «главный пилорамщик» Виктор Сергеевич.

– Нам можно? Или еще подождать? – за всех вошедших спросила Елена Петровна.

– Заходите, заходите. Садитесь, где найдете, у нас тесновато, – Нонна Николаевна изобразила радушную хозяйку, но получилось больше похоже на лягушку-квакушку. Все же она до конца еще не верила, что все это делает, да и вообще, что это она.

– Слово предоставляется Игорю.

– Здравствуйте, товарищи! Хотя, пожалуй, это слишком смело, потому как, подозреваю, что никто из вас себя моим товарищем не чувствует, – в зале хихикнула Елена Петровна, пролетел ветерок разрядки напряженности. – Я начну с середины. Что, зачем и почему – пока опущу, оставлю темой для вопросов.

Начну с Владимира Петровича, как самого важного для моих планов и самого трудного для кооперации. Владимир Петрович, вместо уроков физкультуры вам предлагается организовать секцию по борьбе, боксу или еще чему-то силовому. Желательно привлечь к этому Искандера…, не знаю вашего отчества, и оформить это действо в виде древнеславянского воинства на защите подопечного населения. Своего рода реконструкция. Но это вам к Нонне Николаевне, а я вам предлагаю занять должность начальника отдела продаж леспромхоза. Ваша кандидатура обсуждалась, за неимением в доступном состоянии директора, с Еленой Петровной. Пока она всегда соглашается, и мы не можем ее подвести. Я буду вашим непосредственным начальником по той простой причине, что, кроме меня, никто в торговле не понимает ни бельмеса. У всех есть только задатки, но ни знаний, ни опыта, увы, нет. Вас устроит такой ответ на ваш вопрос, Владимир Петрович?

– Нет! Ты зарвавшийся пацан, вот и все.

– Я так понимаю, что авторитетом для вас могут быть либо те, кто старше вас, либо те, кто может вам навалять на ковре, – выдал я полувопрос, полуутверждение.

– А ты хоть и наглый, но смешной.

– Товарищи, поскольку Петрович очень важен для моих планов, то прежде, чем продолжить собрание, мне придется уложить его на травку. Давайте прервемся и выйдем на свежий воздух. Тут перед входом есть замечательная лужайка.

– Не связывайся! – опять неожиданно выдал Искандер, обращаясь к Петровичу. Но его никто не услышал, потому что в воздухе на всю катушку разлился азарт, а здравый смысл пошел покурить.

– Владимир Петрович, я только никаких правил не знаю. Могу только, как гладиатор, когда все дозволено, лишь бы выжить.

– Тебе же хуже! – ответил Петрович, разводя руки полукольцом и привычно наклоняя корпус вперед. – Начинай, салажонок!

Петрович стоял метрах в десяти от меня, невысокий, крепкий, как дубовый пень. Я начал разбегаться по дуге, забегая за левую руку. Петрович крутанулся в мою сторону, но резко тормознув, я сменил направление бега и оказался у него за спиной. Он за мной никак не поспевал. Прыжок с одной ноги, ладони лодочкой и резкий хлопок по двум ушам. Неприятно даже для таких коней, как Петрович. Он упал на колени, держа голову за уши, чтобы она не развалилась. Мне осталось подпрыгнуть и двумя ногами толкнуть его сзади в затылок. Не навредить бы, хотя… Где Петрович, а где мои силенки? Он ткнулся носом в землю, об которую его и разбил.

Полный аут! Петрович пытался подняться, но получалось у него средненько. Женская часть нашего собрания поспешила к нему на помощь и, как всегда в таких случаях, только мешала.

– Игорь, ну нельзя же так, вы же взрослый человек! – взволнованно выкрикнула Нонна Николаевна, после чего наступила короткая пауза, которую сменил жуткий хохот. Смеялись все, даже Искандер и Светочка, смеялись настолько азартно и заразительно, что улыбнулся даже Петрович, который успел к этому времени подняться на одно колено. Ему было не до смеха, но он был Мастер и умел держать удары гораздо более мощные.

Подойдя к нему, протянул руку: «Мир?» Он взял ее и, внезапно крепко сжав, потянул на себя. Чего-то подобного я ждал, а потому, не сопротивляясь, пошел за рукой и, используя ее, как ножку циркуля, крутанулся в воздухе и оказался у него на плечах. Хоть весу во мне и немного, но с замаха продавил его. Петровича опять потянуло на встречу с землей. Чуть-чуть не долетел – я встал на собственные ноги с головой физрука между ними. Все! В таком случае любой уважающий себя Мастер должен признать поражение, поэтому я быстро слез и сделал вид, что помогаю ему встать:

– Пойдемте работать, у нас много дел.

И оборачиваясь в сторону зрителей, громко сказал:

– Товарищи, перерыв закончен, прошу всех пройти в кабинет директора.

Когда все расселись и затихли, мне удалось продолжить:

– Как сказала Нонна Николаевна, наша цель – наши дети. Тем более, что дети всех присутствующих, за редким исключением, являются учениками нашей школы, так что мы отвечаем за то, чтобы вырастить достойную смену, знающую, что такое взрослая жизнь. Один великий сказал: «Чтобы научиться играть в футбол – надо играть в футбол». Перефразируя, скажу, чтобы научить наших детей взрослой жизни, надо жить взрослой жизнью, а это во многом значит, что надо работать и нести ответственность за результаты.

Мы с вами начинаем создание колонии на принципах А.С. Макаренко. Де-юре все остается как есть: школа, колхоз, леспромхоз. Де-факто же мы отныне – единый организм. Недоразвитый, как грудной ребенок, но только пока, мы же опытные родители – вырастим.

Итак, первая практическая задача – оживить леспромхоз. Она проста, как апельсин, надо начать продавать и наполнить кассу деньгами. Вот этим как раз и предлагается заняться вам, Петрович. Отводы есть? Нет. Самоотвод? Нет. Хорошо, продолжаем.

Петрович, завтра с утра, вам надо поднять все договоры по продажам, которые были у леспромхоза за последние 3 года, причем, как внутренние, так и экспортные. Выписать всю контактную информацию и, по возможности, понять, почему все застопорилось. Выписать, что, кому и почем мы продавали. Потом созвониться и договориться о встрече. Пока наш товар: окоренный сосновый кругляк, необрезная доска и лиственные дрова. Все надо реанимировать в течение недели.

Параллельно приступаем к созданию отдела продаж. Работники: старшеклассники, человек пятнадцать, и парочка взрослых, говорунов по характеру, способных уговорить купить даже мертвого. На каждую встречу вы будете брать двух ребят. Они вам помогут в практических делах: посчитать, проконтролировать и так далее. Но вы должны обязательно привлекать их к переговорам. Представите как-нибудь, но они должны будут вас заменить при работе с этим клиентом после двух-трех посещений. Понимаете? Иначе вы со всем объемом работы не справитесь. Скоро все привыкнут к нашим особенностям, но приучать всех придется вам. Эта работа важнее даже, чем просто продать. Дальше, по ходу дела, разберемся. Елена Петровна обещает выделить уазик, но это очень трудно. С вами пока все. Вопросы? Нет, пока? Тогда идем дальше.

Светлана Борисовна, мы хотим вам предложить возглавить рекламно-дизайнерское подразделение нашей колонии…

Ваше согласие не спрашиваю, потому как, кроме вас, некому, и все мы на вас надеемся. Первой вашей работой будет транспарант над школой, типа: «Взрослые нуждаются в нашей помощи», или «Поможем нашим родителям встать на ноги» или что-то в этом духе. Дайте детям понять, что они нужны для взрослых дел. Все по-взрослому. Детство кончилось. Желательно успеть повесить его над входом в школу до завтрашнего собрания школьников.

Теперь пение. Стоявшая в кабинете тишина из желе перешла в состояние бульона. Присутствующие пока не понимали, как относится к тому, что слышат, а, возможно, на них действовал тот самый диссонанс, который когнитивный. Легко представить себе ощущение, которое испытывает человек, видящий ребенка со старческим лицом. Такое впечатление производят карлики, но там ненормальность все-таки видна невооруженным глазом. Я продолжил, хотя и хотелось озоронуть, чтобы помочь этим хорошим людям расслабиться и выдохнуть воздух.

– Татьяна Сергеевна, вам хотелось бы поручить создать вокально-инструментальный ансамбль. Говорят, есть у нас на селе парень-самородок, который всякую электронику ремонтирует. Найдите и вместе с ним – к моей маме, обсудите возможности использования клубной аппаратуры. Колонки, усилители, два микрофона и одна гитара точно подойдут. А дальше надо составить список того, чего не хватает. Будем изыскивать возможность прикупить. Параллельно проводите отбор исполнителей. Поищите в Кингисеппе учителей, особенно – игры на ударных и саксофоне. Я слышал у кого-то банджо есть. Что еще вам сказать. Могу подарить вам несколько песен. Подумайте о записывающей аппаратуре. Хотелось бы Новогодний Бал провести под живую музыку. У меня есть одна новогодняя песенка. По всем вопросам обращайтесь ко мне.

Теперь, Нонна Николаевна, к вам. Надо объявить мобилизацию школьников. Хватит им бегать неприкаянными по селу. Формируйте сводные отряды и, главное, ищите лидеров, которые захотят работать, что-то делать, чувствовать себя взрослыми. Нам, как воздух, нужны ребята, способные командовать другими. Сводные отряды на сегодня нужны следующие: на пилораму – человек 25, человек двадцать – на окорку; еще человек двадцать – на укладку мульчи; под руководство Светланы Борисовны – человек 15–20; преимущественно девочки – под крыло Елене Петровне в учетную группу; 5–6 девочек в крановщицы на погрузку-разгрузку вагонов. Нужна бригада в механические мастерские. Это к Сергею Александровичу. Петровичу нужны продавцы. Нонна Николаевна, умоляю, найдите веские причины ввести дисциплину, причем жесткую. Используйте метод создания традиций. Все оформляйте в виде приказов по школе, отчеты командиров отрядов – ежедневно. Надо превратить совет командиров в реальный рабочий орган. На его заседания – доступ свободный.

Ну и последнее, дядя Искандер, хотелось бы создать дружину витязей для охраны порядка на селе. Со славянским языком, кольчугой, щитами, кожаными доспехами, с работой на мечах – все по-взрослому. Подумайте над словом «реконструкция». Имеются ввиду знаменательные события русской истории. Все, что нужно для этого, – ко мне. Нам нужны зрелища, кулачные бои, например, или штурм ледяных крепостей – в общем, с ребятами придумаете.

С вашего позволения, я закончил. Задавайте вопросы, если они общие и касаются всех. Другие вопросы – завтра. Начало рабочего дня – в девять утра. Конец рабочего дня, когда ничего не видно будет. К первому сентября нам надо настроить коллектив на серьезную работу, по возможности, преодолеть мышечную лень и ввести дисциплину. Хотя бы у половины ребят.

Все! – я выдохнул и только сейчас посмотрел в зал.

Примерно минуту ничего не происходило, а потом кто-то выдохнул: вот это планчик, я понимаю! А нас не посадят?

– Я разговаривала с Александром Сергеевичем, нашим участковым, он умный товарищ, ну, вы знаете, – встала Елена Петровна, – он сказал, что во всем этом криминала нет, если не будем левачить, а вот с Минпросом и Министерством лесной промышленности могут быть терки. Хотя если не будем сильно выпячиваться, то никому до нас дела не будет.

Елена Петровна вопросительно и с надеждой посмотрела на меня. Я поймал ее взгляд и отзеркалил:

– Будем. Будем выпячиваться и ставить пред собой великие цели. Иначе вместо путевых человеков, которые звучат гордо, вырастим иждивенцев.

– Нет, ну так же нельзя, вы же должны понимать, вы же взрослый человек, – сказала и первая же рассмеялась Елена Петровна. За ней – остальные.

А я смотрел на маму! Она стояла у дальней стены, по-бабьи прижав руки к груди, смотрела на меня широко открытыми глазами, а по щекам текли слезы. Похоже, она их не замечала, да и меня видела расплывчато. Я пошел к ней, уже ни на кого не обращая внимания…

5 августа 1965 года, четверг.

На футбольном поле шумела разноголосицей масса детворы. Сегодня здесь собралась практически вся школа, а это, плюс-минус, двести пятьдесят человек. Перед ними стояла кучка взрослых, примерно в тридцать единиц. Семнадцать учителей и «покупатели», которые прибыли, чтобы забрать с собой наши первые сводные отряды.

– Классным руководителям построить свои классы в колонны по пять. Десятый класс – слева, остальные – вправо, по убыванию! – прокричала Нонна Николаевна.

Сначала вроде бы добавилось криков, шума и суеты, но постепенно нарисовалось некое подобие правильного строя. Минут через десять движения закончились, и директор подняла руку, призывая к тишине.

– Товарищи! Мы вас собрали в неурочное время по очень важной причине. Нам нужна ваша помощь! Вы знаете, в каком состоянии находится леспромхоз. Он не работает уже больше трех месяцев. Колхоз – в похожем состоянии. Если ничего не предпринять, то скоро перестанут платить зарплату, и нам станет нечего есть. Мы хотим взять ситуацию в свои руки и исправить. Мы – это те взрослые, которых вы видите перед собой, и вы – школьники нашей школы.