Текст книги "Капитализм (сборник)"

Дружелюбные парни

Рынок. Торговля. Бабло. Дело шло. Новая партия быстро улетела. Максим сразу же еще заказал.

Диски уходят, люди валом валят.

– Слушай-ка, фраер! – подошли к нему два парня дружелюбного вида. – Чё-то, там, ты неправильно бизнес строишь. Мы, там, не хотим сказать, что ты, там, баклан какой-то набыченный, но, там, возьми на заметку, что, там, не один на белом свете лавируешь, правильно? Люди, бизнесмены, там, тоже жить хотят в коттеджах благоустроенных, правильно? Так что, там, как-то дружно надо жить, как, там, кот Леопольд завещал, правильно? Короче, цены, там, подкорректируй немного, потому что демпинг это форменный, и коллеги, там, ваще тебя понимать отказываются. Ну, мы, там, поговорили, да?

Поговорили.

Пришлось цены повысить, чтоб других бизнесменов не обижать. Максим себя меньше уважать стал.

«Позор. На этом весь капитализм и строится – на унижении и приспособленчестве».

А дело шло. Со старухами стоять стало невыгодно. Максим официально зарегистрировался частным предпринимателем. Стал палатку в торговых рядах ставить. Наконец-то из ночлежки в съемную квартиру переехал. Причем без хозяев.

– Ого, братела! – топчутся рядом дружелюбные парни. – Ну, как, там, жизнь молодая? До дома, там, без проблем доходишь, хулиганы, там, не тревожат? Ты пойми, там, что не всегда такая лафа будет продолжаться, правильно? Не всё там, как наши великие предки сказывали, коту, там, масленица, правильно? Как бы трезво на жизнь, там, смотреть надо, на негативные, там, стороны. Бизнес же – это такие риски! Правильно? Ну, там, о защите собственного дела кумекать надо, риски уменьшать, правильно? Ну, мы, там, подумаем над вопросом, да?

Подумали.

Стал Максим деньги отстегивать. Ну, вроде как за охрану. Хотя, кроме братков рыночных, охраняться не от кого. Ну да ладно, риски – они действительно имеются.

Максим еще меньше уважать себя стал.

«Позор, невероятный позор. И в кого я только превращаюсь?»

Но дело шло. Вторую палатку решил Максим ставить. В двух сам торговать не будешь. Надо работника брать.

Дал он объявление в газету. Стали люди подходить. Один парень вроде сообразительный, в фильмах разбирается, но взгляд злобный, из босяков, видимо, предпринимателей, скорей всего, терпеть не может. Максим понял – с ним проблемы будут. Решил не брать.

Взял девчонку туповатую. В фильмах она ни бум-бум, зато управляемая. Поставил ее на новую точку.

О покупке квартиры стал подумывать.

– Салют, корешок! – дружелюбные парни снова тут отираются. – Ну как, там, рулишь вроде в безбрежном, там, океане свободной конкуренции? Хорошее, там, дело, хорошее. Чё, диски, там, новые есть, что ли? Ну-ка, ну-ка… Ох ты, братья Дарден! Ну ни фига себе, последний писк Каннского кинофестиваля. Берем. Ну, еще вот эти, там, десять штук, чтобы было, там, чем вечер занять. Не расстраивайся, там, как кот Матроскин без бутерброда, с возвратом же, правильно? Если, там, не потеряем.

И засмеялись парни во все свои луженые глотки.

«Позор! Я форменный эксплуататор и настоящий трус! Вот так капитализм превращает меня в ничтожество».

– Дружбан! – парни загорелись. – А, там, как ты к цирку в принципе относишься? Ну, там, цирк нашего детства, Карандаш, там, с уморными скетчами? Дядя Юра Никулин, там, с надувным бревном? Дядя Куклачев, там, с дрессированными котами?! Ты слышал, сама Тереза Умнова, там, почтила наш городок своим присутствием! Это феерия! Брат, своди нас в цирк, а! Душа, там, просит, сердце горит, в детство вернуться хочется – аж сил нет.

Максим с ответом не медлил.

– Да без проблем!

«Даже про “Капитал” забыл. Не читаю. Одно слово: позор!»

Дрессированные людишки

На арену цирка под барабанную дробь, вся в белом, вышла Тереза Умнова. По просьбе новых друзей Максим купил билеты на самые лучшие места – рукой подать до дрессировщицы. Парни, между которыми он сидел, отчаянно зааплодировали знаменитости.

– Дорогие друзья! – приветствовала публику Умнова. – Я рада вновь посетить ваш прекрасный город, название которого, к сожалению, постоянно вылетает из моей головы. Сегодня мы представим вашему вниманию новую программу, с которой нас прекрасно принимают во всех уголках света – от Филиппин до Гренландии. Я давно задумывала ее, можно сказать, всю жизнь, но по некоторым причинам воплотить замыслы не получалось. И вот представьте, какая я теперь счастливая! Надеюсь, вы разделите мое счастье, потому что сейчас эту программу увидите и вы.

– Просим! – били в ладоши друзья Максима. – Просим!

– Дрессированные людишки! – под грохот оваций объявила Умнова.

Оркестр выдал веселый цирковой пассаж, зрители в нетерпении замерли, готовые к представлению.

А сколько в зале детей! Счастливчики, им можно лишь искренне позавидовать.

На арену на четвереньках выполз голый человек. Женщины, находившиеся в зале, завизжали от восторга. Человек подполз к ногам Умновой и стал лизать ее и без того блестящие ботинки.

– Друзья, это первый наш герой, Тимоша! – обратилась к залу дрессировщица. – Тимоша хороший, вот только любит хулиганить. Тимоша, ты любишь хулиганить?

Человек высунул язык и закивал головой. Лицо его отчего-то показалось Максиму знакомым.

– Тимоша, как ты хулиганишь? – задала Умнова вопрос дрессированному человеку.

Человек поднял ногу и пустил в землю струю мочи.

– Вот он какой хулиган, дорогие зрители! – развела руки Умнова. – Ай-яй-яй, как это нехорошо! Нехорошо, ребята?

– Нехорошо!!! – закричали дети, а громче всех – дружелюбные парни.

Человек смущенно опустил голову. Максим снова отметил, что он кого-то ему напоминает.

– Я думаю, – говорила дрессировщица, – надо наказать Тимошу. Что скажете, ребята?

– Наказать!!! – закричал зал. – Выпори его как сидорову козу!!!

Строгий мужчина во фраке вынес длинную гибкую плеть.

– Ну что, Тимоша, – горестно качала головой Умнова, – придется тебя выпороть.

Она занесла плеть и опустила ее на спину дрессированного человека. Человек завыл по-собачьи.

– Вот так тебе, нехороший! – приговаривала Умнова. – Будешь впредь знать, как хулиганить!

Зал неистовствовал от восторга.

Сердце Максима вдруг явственно пронзила острая боль.

– Отец!!! – вскочил он на ноги и бросился на арену.

Плеть опускалась для удара. Максим схватил Умнову за руку и отшвырнул ее в сторону.

– Отец, это ты? – склонился он над человеком.

Загнанным взглядом тот исподлобья взирал на него. Все последние сомнения развеялись – это он.

– Папа, что ты здесь делаешь? – обнял он отца за худые плечи. – Что произошло, почему ты здесь? Где твоя денежная работа на севере?

– Сынок, – отводил отец от Максима слезящиеся глаза, – ты все неправильно понял. Это просто работа, это шоу. Это лучше, чем работа на севере. Мне неплохо платят, у меня есть карточка медицинского страхования, я коплю на пенсию. Я счастливый, сынок.

– Господи, какая работа, о чем ты говоришь! Это обыкновенное унижение. Почему ты позволяешь так обращаться с собой?

– Сынок, сядь, пожалуйста, на место. Шоу маст гоу он. Зрители будут недовольны.

– Пойдем, папа, пойдем, – стал поднимать Максим отца на ноги. – У меня есть деньги, мы будем работать вместе. Тебе нельзя здесь оставаться.

Вскочившая на ноги Умнова замахала руками, подзывая кого-то из-за кулис.

– Почему ты помогаешь мне, сынок? – бормотал отец. – Я выгнал тебя на улицу, я никогда не любил тебя… Капитализм не терпит соплей, оставайся сильным. Моя работа – это ничего, это нормально. Это вовсе не рабство, как ты можешь подумать, это просто контракт. Я обязан отработать еще десять лет. Так надо.

– Да пойдем же, папа! – потянул его за собой Максим. – Где твое человеческое достоинство, где твоя гордость?

– Христос велел смирить гордыню. Максимушка, ты все неправильно понимаешь. Это же просто представление. Людям нравится, они платят деньги. Я гляжу, дела у тебя идут, ты хорошо одет и имеешь наличность, чтобы посещать шоу, я рад за тебя, сынок. Не будь таким букой, взгляни на все с другой точки зрения, позитивнее. На самом деле капитализм – это очень весело.

На сцену выскочила охрана. Максима схватили за руки и потащили за кулисы.

– Папа! – кричал он. – Перестань унижаться! Пойдем со мной!

За кулисами его побили и вышвырнули на улицу.

– Как вы догадались, – доносился с цирковой арены голос Терезы Умновой, – этот молодой человек – часть программы. Такой же дрессированный, как и остальные.

Истерия

Лупит Максим молотком по разложенным в коробки дискам. Хрустит пластик, разлетается в стороны, окропляя пол темной шелухой. Лопаются под напором молота лазерные диски и блестят, блестят в свете электрической лампы. Они так красивы, эти осколки, в них что-то завораживающее, хочется сгребать их в охапку и подкидывать вверх.

– Всё напрасно! – бормочет он в такт движениям рук. – Обман, очередной обман. Я же знал, что это кончится плохо. Как можно вступать в соглашение с капитализмом?! Он изворотливее, циничнее, беспощаднее меня. Он все равно высосет из меня все соки и выбросит на помойку.

Дисков еще много. Разбить, разбить их все, чтобы освободиться от материальной зависимости, чтобы обрести себя!

– Господи! – слышит Максим чей-то вопль. – Что ты делаешь, придурок?!

Это Великий Капиталист. Лицо его искривлено злобой, на щеках приплясывают желваки, по лицу ходуном ходят белые пятна. Он почти голый, лишь торс обмотан полотенцем, видимо, бунт Максима застал его в сауне.

– Уничтожу! – рычит Максим. – Всех уничтожу и всё! Никакой пощады к людям, принявшим капитализм, никакой жалости к его слугам!

Великий Капиталист в шоке. Он хватает себя за голову и нервно шагает от стены к стене.

– Но ты… Ты же стал предпринимателем, у тебя хорошо шли дела, у тебя завелись деньги… Опомнись, Максим! Так нельзя. Так не должны поступать разумные люди.

– Я не разумен! – кричит Максим. – Мне не нужен разум для того, чтобы обманывать людей и самого себя. Я обойдусь без него.

– Успокойся, Максим! Все еще можно исправить, – пытается утихомирить его Великий Капиталист. – Это нервный срыв, такое может случиться с каждым, главное – вовремя остановиться. Взять себя в руки, стиснуть зубы и двигаться дальше. Я помогу тебе. Я дам тебе кредит, ты закупишь новый товар, ты снова встанешь на ноги. Ничего, ничего, мы с тобой еще поднимемся.

Осталась последняя коробка. Максим подскакивает к ней и в щепки разносит диски. Весь пол усеян осколками, они дрожат под ногами, словно зыбучие пески.

– Дурак! – кричит на него Великий Капиталист. – Если тебе не по душе это дело, ты мог просто продать их! Ты поступил как последнее чмо, как тупое животное.

– В этом моя свобода. Свобода от ваших каверзных истин и субстанций. Свобода от зарабатывания денег. Скройся, исчадие ада!

Он находит том Маркса, садится на пол, прислоняется спиной к стене и начинает читать. Заветные строки, в которые он не погружался уже давно, о которых он стал забывать, выжигают пелену, опустившуюся на глаза, и очищают зрение.

«Стоимость рабочей силы определяет стоимость труда, – шепчет Максим. – Так как стоимость труда есть лишь иррациональное выражение для стоимости рабочей силы, то само собою понятно, что стоимость труда всегда должна быть меньше, чем вновь созданная трудом стоимость».

Великий Капиталист морщится и затыкает уши.

«Ни одно общество не может непрерывно производить, – говорит Максим, – то есть воспроизводить, не превращая непрерывно известной части своего продукта в средства производства или элементы нового производства».

Капиталиста трясет.

«Была сочинена басня, – голос Максима делается все громче, он почти кричит, – что вещественное существование переменного капитала, то есть та масса жизненных средств, которую он представляет для рабочих, или так называемый рабочий фонд, есть ограниченная самой природой особая часть общественного богатства, границы которого непреодолимы».

Великий Капиталист, изрыгая проклятия, тает в пространстве.

Круг Избранных

– Ты готов? – спросил тесть Дениса. Тот выдохнул и твердо ответил: – Готов. Двери распахнулись, они вошли внутрь. Денис ожидал чего-то мрачного: тусклого света, давящего пространства над головой, сосредоточенных лиц с напряженными глазами. Ему представлялись сотни этих лиц, тысячи, а глаз – их вовсе было не счесть. И все они должны были взирать на него, и все требовать покорности…

Помещение оказалось небольшим, а Избранных он насчитал всего семерых. Обстановка была самой непринужденной: звучала музыка, на большом круглом столе танцевали три голые девушки, а Избранные кидались в них косточками от фруктов. Все дружно смеялись.

– О! – увидели Избранные вошедших. – Ефим Соломонович новичка привел! Все сюда, господа, все сюда! Сейчас мы будем принимать в Круг Избранных новенького.

Вся семерка живо скучилась в центре комнаты. Оставшиеся без внимания девицы соскочили со стола, но помещение не покинули. Уселись на диване.

Трясущийся от напряжения Денис исподлобья вглядывался в лица. Ба, скользили мысли, да это же тот самый, генеральный директор нефтедобывающей корпорации… А это водочный король… А это машиностроительный магнат… А это… Господи, неужели он тоже здесь?

– Да, он здесь, – шепотом ответил тесть. – Он тоже член Круга. Прошу тебя, не выражайся вслух.

Денис в панике закрыл рот руками. Избранные с любопытством его разглядывали.

– Ну, что же, – смотрел на Дениса ОН САМЫЙ, и огоньки светились в его глазах. – Значит, этот хочет взять власть в Сибири?

Словно по команде Избранные засмеялись.

– Я рекомендую его, – пояснил тесть, – на должность смотрящего по Центральной Сибири. Считаю, что Денис готов к этой нелегкой миссии.

– Да уж, – покивал головой глава Круга, – миссия воистину нелегка.

Новый взрыв смеха. От души все смеялись, от самых ее истоков. Тесть тоже поспешил искривиться в улыбке. Попытался улыбнуться и Денис, хотя получилось у него нечто паскудное.

– Денис, – приблизился глава к нему вплотную, – ты знаешь, что мы должны тебя испытать?

– Да, – ответил он. – Я готов пройти все испытания.

Глава покивал. Так необычно было видеть вблизи этого человека, который появлялся на экранах телевизоров каждый день, таким странным он казался сейчас, вне образа государственника.

– Но ты понимаешь, – продолжал глава, – что мы можем предложить тебе что угодно.

– Понимаю и принимаю, – твердо отвечал Денис. – Это необходимо.

– Мы можем попросить тебя покукарекать, можем попросить снять штаны и ползать на четвереньках, можем попросить трахнуть одну из этих телок.

«О таком испытании можно только мечтать», – подумал Денис, покосившись на хихикающих девушек.

– Я сделаю все, что вы попросите.

– А можем потребовать и нечто другое, – отхлебнул глава из бокала. – Можем попросить отсосать у нас по очереди.

Денис в панике покосился на тестя. Взглядом тот приказывал смириться. Принимать все как есть.

Избранные посмеивались.

– Я сделаю все, – покорно прошептал Денис.

– Ты такая безмозглая мразь, такое уродливое чмо, что в тебе совсем не осталось гордости? Ты готов унизиться перед нами, лишь бы тебя приняли в наш Круг? Ты думаешь, нам нужна такая тварь, как ты?

Холоден и зол был взгляд главы. В комнате воцарилась тишина.

Тесть смотрел в угол.

«Это испытание, – понимал Денис. – Это эмоциональное испытание. Что я должен сделать? Я должен взорваться и продемонстрировать свое возмущение, чтобы они поняли, что я не мразь?.. Или же…»

– Я сделаю всё, Повелитель, – ответил он, взглянув в глаза главе Круга. – Единство должно базироваться на покорности. Все ради общей цели. Личность – ничто, организация – все.

Глава внимательно рассматривал его.

– Похоже, стоит допустить тебя к испытанию, – сказал он наконец. – Ты можешь нам пригодиться.

Он повернулся к остальным Избранным и щелкнул пальцами.

– Приведите девочку.

Избранные засуетились.

Через минуту в зал ввели хрупкую изможденную девочку. Грязная одежда, дырявая обувь. Опустошенный взгляд.

«Настя!» – воскликнул про себя Денис.

– Понимаешь, Денис, – говорил глава Круга, – всё, о чем я говорил ранее, – невинные шалости. Они не привязывают человека к нашей организации, в них нет никакого содержательного стержня. По-настоящему человек становится верным только после испытания кровью.

«Может быть, просто ранить ее? – лихорадочно вертелось в голове Дениса. – Не попросят же они…»

– Убей эту девочку, – тихо сказал глава. – Вырежи ее сердце и принеси нам. Все вместе мы съедим его.

Голая девушка подала Денису кинжал на подносе. Рукоятка его была инкрустирована бриллиантами.

Денис вертел кинжал в руках и не двигался с места. Испуганная Настя растерянно смотрела на него.

– Какие-то сомнения, мальчик мой? – спросил глава.

– Она моя сестра, – глухо отозвался Денис.

– О, мы знаем это! – хохотнул могущественный Повелитель. – Для этого мы и привели ее сюда. Что, ты в чем-то сомневаешься? Тебе не по душе наша компания, тебе опротивел капитализм, ты вдруг сделался вонючим антиглобалистом? Ты не желаешь вступать в наш Круг? Не желаешь стать одним из Избранных? Я правильно тебя понимаю?

– Вы ошибаетесь, – ответил Денис. – Я сделаю все, что надо.

Он перехватил кинжал покрепче и приблизился к сестре.

«Жребий брошен, – думалось ему, – отступать некуда. Капитализм не простит этого. Она все равно не жилец».

– Дениска, – услышал он голос сестренки, – ты уведешь меня отсюда, да? Братик мой, так страшно здесь…

– Да, Настенька, – прошептал Денис в ответ. – Я уведу тебя. Тебе больше не будет страшно.

Он замахнулся и опустил кинжал на Настю.

На тропу войны

Командный пункт сибирских староверов базировался прямо в тайге. К центральному срубу, штаб-квартире лесных братьев, Максиму позволили приблизиться не ближе, чем на сто метров. Выскочили здоровенные мужики с бородами и ружьями, скрутили. Он, впрочем, не сопротивлялся. Дело у него к староверам было.

– Кто таков? – оглядел сурового парня командир лесного скита.

– Максимом звать, – отозвался. – Дело у меня к вам.

– Что за дело такое? Баптистские брошюры продать хочешь? Ну так мы тебя за это живо на вертеле зажарим. Правда, братцы?

– Правда!!! – гаркнула толпа бородатых мужиков.

Не то у Максима дело к лесным братьям, нет. Стал бы он за сотни километров ради такой ерунды в тайгу углубляться! Нужен ему… А впрочем, он и сам все расскажет.

– Автомат хочу у вас купить. Очень рассчитываю на вашу помощь.

– Ты гляди, ты гляди! – обвел глазами соратников командир. – Уж не автомат ли Калашникова модифицированный ты захотел, дитятко?

– Что-то в этом духе.

Хохотнул бородач.

– А с чего же ты решил, бестолочь, что мы его тебе продадим? Думаешь, у нас здесь фабрика по производству автоматов?

– А я очень вежливо просить буду. Да к тому же у меня цели благие.

– На большой дороге деньги с честных людей сшибать?

Думает Максим – говорить, не говорить. А, решил, честность – лучшая политика.

– Революцию я затеял. Капитализм хочу свергнуть.

Долго ржали над ним лесные мужички.

– Да куда тебе с капитализмом тягаться, сопля зеленая?! Капитализм – это же не человек какой-то, это явление, его одним автоматом не свергнешь.

– Пусть и не свергну, зато по моим следам другие пойдут. Нет сил больше жить в этой бесчеловечной системе. Я автомат не просто так прошу, живыми рублями за него расплачусь. Все сбережения свои отдам. Помогите мне, люди добрые. Знаю я, что и вам капитализм не мил, знаю, что притеснения вы от него терпите. На вас одна надежда.

Ничего не ответили Максиму староверы, до выяснения обстоятельств бросили его в погреб. Ночью совет держали. Говорили, кумекали, спорили, что с щенком этим делать. Одни баяли, что врет пацан, не враг нам капитализм. При нем свобода совести и собраний. Другие, поумнее, отвечали: так, мол, да не так. Номинально-то есть она, свобода, а все же где мы с вами сидим? Да все так же, в лесу, как и сотни лет назад. Нет для нас хорошего общественно-политического строя, кроме царства Божьего, однако пацан искренне анафемы частному капиталу выдает. По большому счету нам по фигу, какие там у него счеты с капитализмом, зато копейку сбить с парня можно. Всучим старенький автомат, да и все дела. Пару раз стрельнуть успеет. А потом капитализм все равно ему бошку расплющит. Кстати, деньги нашли при нем? Нет? Только банковскую карточку? Вот хитрец!

Наутро привели Максима в избу.

– Ладно, – командир слово молвил, – продадим тебе автомат. Но за пятьдесят тысяч минимум.

– У меня на счете только двадцать. Всю жизнь на капиталистов батрачил, но больше не заработал. Дяденьки, войдите в положение!

Рассердились было староверы, но светлая личность Максима и его проникновенные горящие глаза размягчили их. Ладно, рукой махнули, двадцать так двадцать. Сами все равно из воинской части их воруем.

– Договорились, – Максиму сказали.

Со староверского компьютера Максим вышел в Интернет и перевел на их банковский счет все свои сбережения.

– Владей, – вручили ему автомат Калашникова. – Будем наблюдать за твоей смертью в новостях.

Один старовер, молодой совсем парень, расщедрился и втайне от других дополнительный рожок Максиму в карман сунул.

– Молодец ты! – подмигнул ему на прощание. – Один на весь капитализм идешь. Уважаю. Может, найду твою могилку. Поухаживаю.