Текст книги "Падение сквозь ветер"

Глава 7. Маккафа

До сумерек оставалось еще несколько часов, когда Валлент, сидя на своем обычном месте в кабинете, раскрыл первую тетрадь из пяти, принадлежавших покойному магу. Он напомнил себе, что ведет вполне официальное, санкционированное самим Императором расследование, а потому имеет полное право изучить всплывшие в ходе работы по делу документы. Но непосредственного отношения к магии третьего уровня тетрадь Мегаллина не имела, и он чувствовал себя неловко.

«1 января. Вот и настал первый день нового столетия! Еще прошлой зимой учитель очень доступно объяснил нам, почему 800-й год – это еще не 9-й век. Надо ли делать это на страницах моего дневника? Ладно, для начала неплохо. Вот представьте себе, сказал нам Холльгурн (все за глаза называют его Холлем, это звучит необидно, хотя Бузз мне сказал (кстати, у самого Бузза настоящее имя – Буззон, но он его не любит и запретил так к нему обращаться), что так в Азиане называют только что опоросившуюся свинку), что спортсмен-бегун занял в соревнованиях десятое место. (Ну и завернул я!) А призы раздают только тем, кто вошел в первую десятку. Дадут ему приз? Конечно, самый что ни на есть завалящий, какую-нибудь треснутую чашку, но дадут. А если награждают только первых сто спортсменов, дадут приз сотому? Тут мы стали громко хохотать, так что Холль рассердился и застучал своим стеком по парте. «Учитесь мыслить абстрактно!» – закричал он, но мы между собой стали обсуждать, дадут ли приз тысячному и так далее. В общем, большая часть учеников, у которых есть голова на плечах, и так поняла, что новый век начнется в 801 году. И тогда я решил, что первого января непременно заведу дневник и буду записывать в него всякие происшествия и мысли о жизни. Но сегодня же праздник, писать совсем некогда! Мне подарили новые коньки, и страшная сила так и тянет меня на каток! Жалко, погода пасмурная.

2 января. Вчера пришли Реннтиги со своей малолетней дочкой, и весь вечер обсуждали интриги в театре, кто кому не дает играть, кто тайком портит реквизит и тому подобное. Их послушать, так они самые талантливые в труппе. А мне сказали, чтобы я развлекал их девчонку! Надо же такое придумать! Ей хоть и девять лет, а ведет себя, как маленькая, с какой-то куклой явилась и ходила с ней в обнимку. Недаром она никак читать не научится, хоть ее родители и говорят, что это особенность ее организма. Заниматься с ребенком надо, только и всего, а не по гостям ходить! Пришлось сказать, что у меня болит горло и я заразный, тогда отпустили, но сперва смешали в банке какую-то гадость, чтобы я ей полоскал рот. Я ходил к стоку, в заднюю половину дома и выливал помаленьку – такая гадость, что языком-то дотронуться страшно, не то что глотнуть. А сегодня ничего интересного не было. Хотел опять пойти на коньках кататься, но отец сказал, чтобы я горло лечил. От нечего делать читал книжку по искусству грима, мама ее постоянно штудирует, а я раньше думал: бери да намазывай, что тут сложного? Там, правда, есть такие забавные штуки, вроде того, как сделать ходячего мертвеца. Я сам такую пьесу видел, меня мама брала с собой в театр. Там из склепа выходит труп, но никто его не боится. А я подумал: откуда автор этого пособия (оно называется «Настольная книга театрального гримера») узнал, как должен выглядеть замогильный мертвец, он что, на кладбище копался?

3 января. Мне так надоело сидеть дома, что я с самого утра возмутился и заявил, что горло уже не болит. Отца как раз не было, ушел в суд на работу, а маме только вечером в театр, но она уже прикидывает, как будет актеров раскрашивать, потому что сегодня новогодняя премьера. Они, когда репетируют, отказываются грим накладывать, и режиссер их слушает. Он тоже думает: что тут такого сложного? Если бы он внимательно мамину книжку почитал, он бы по-другому заговорил. Ну и устал же я, рука еле поднимается. Но все-таки надо записать, как мы с Буззом на коньках катались. Он меня спросил, почему я вчера не пришел, пришлось опять про дурацкое горло говорить. Видели Маккафу, она каталась с толстой подружкой, неуклюжей и с визгливым голосом. Буззу это девчонка (они на год младше нас, мы слышали, как Маккафа называла ее Бюшшой) нравится почему-то гораздо больше Маккафы. Может быть, толстяки сами собой притягиваются друг к другу? Я засмотрелся на девчонок, не заметил кочку на льду и растянулся во весь рост. Даже Бузз засмеялся, а про тех и говорить нечего, стояли и хихикали. А Бюшша пальцем показывала. Я думал, стоит про такие вещи писать или нет, все-таки мой дневник не для таких пустяков. А потом решил, что всякие события, особенно неприятные, формируют характер человека. И он всегда сможет потом сказать – вот, мол, вы надо мной смеялись, а я ожесточился и теперь мщу вам.

4 января. Послезавтра опять в школу. А сегодня я на дневной спектакль ходил, детский, и там половина нашей школы оказалась. Признаюсь, что я на сцену почти не смотрел, я этот спектакль уже видел, меня мама на репетицию брала. Я от нечего делать пошел. Через три ряда от меня сидела Маккафа со своей толстухой. Она, когда в зал заходила, оглядывалась и меня заметила, и так прищурилась хитро. Я боюсь, что она заметила, как я на нее смотрю. Бузз сказал, что девчонки не такие, как мы, они могут прямо в голову человеку заглянуть и все узнать, о чем он думает. Но мне было не очень интересно следить за спектаклем (там один добрый мальчик случайно разбил дедушкин флакон с лекарством, очень дорогим, но попросил Мага Мороза, и тот под Новый год принес дедушке это лекарство, который сразу выздоровел), и я смотрел на ее прическу. У нее такие гладкие волосы, а отдельные волоски встопорщились и как будто светились. А сам думал, что она чувствует, как я на нее смотрю, но что мне еще было делать? И в антракте боялся, что она подойдет и спросит: «Что это ты все смотришь, а, мальчик? Ты вообще кто такой?» А она словно ничего не заметила и даже не ни разу не взглянула на меня, как будто специально.

5 января. Сегодня ничего интересного не случилось, мыслей тоже никаких не было.

6 января. Целую неделю не было занятий, а сегодня снова через реку валят толпы учеников. Лед в этом году толстый, не то что в прошлом, тогда один ученик чуть не утонул, и нам запретили переходить Хеттику по льду (поставили двух гвардейцев на обоих берегах). После каникул совсем не такое чувство, как после болезни. Знаешь, что ничего без тебя не случилось и все пришли вместе с тобой в первый раз в новом веке. Я смотрел в окно на восточное крыло школы, где учатся девчонки, думал – вдруг ее увижу. Как раз был урок письма, Холль правило новое объяснял, и вдруг Бузз меня локтем толкает – оказывается, учитель меня спросил. Кое-как с помощью Бузза отбрехался.

9 января. Я так думаю: если ничего не случается, зачем я буду писать, что ничего не случилось, если и так понятно? Если я пропускаю какой-то день, значит, мне или нечего сказать, или некогда. Поэтому я и выпустил два дня. Сегодня на биологии изучали строение летучих мышей. Это было бы не так интересно, но из Ордена магов пригласили стажера, его зовут Шуггер. У него учителем сам Дадденк, который Императора лечит, вместе в врачевателями из Академии. Этот Шуггер принес на урок летучего кота в мешке, еще живого, и стал показывать, как легче всего умертвить его. Хорошо, что в классе нет девчонок, а то бы визгу было! Все это, конечно, занятно, только я все понять не мог, зачем он кота режет, когда можно на схеме все показать? Тем более, что он и так постоянно в нее своим кровавым ножом тыкал. А в конце урока он сказал, что кто не испугался и почувствовал в себе призвание хирурга, пусть тренируется на крысах. А потом запишется у директора, у них как раз в Ордене следующей зимой новый набор (для ребят нашего возраста). Я спросил у Бузза, хочет он стать врачевателем или нет, но Бузз был такой бледный и слабый, что ничего мне не ответил.

12 января. Сегодня выходной, а я сижу в своей комнате, и так мне нехорошо, что слов нет. Но если уж писать, то по порядку. Так вот, утром пришел Бузз и позвал меня в гости. Сначала мы опять на коньках катались, я все ждал, придет Маккафа или нет. Бузз, по-моему, тоже эту толстую Бюшшу высматривал, только они не появились. А потом мы к нему пошли, его мама как раз пироги состряпала. Он на другом берегу живет, в большом деревянном доме, почему-то без водоснабжения – колонка во дворе торчит. Там, кроме родителей Бузза, и другие семьи живут, у каждой своя квартира. У кого маленькая, у кого побольше. У Бузза не самая большая, всего две комнаты, в одной его родители спят, а другая общая, там Бузз и его бабушка ночуют. Эта старушка все время на меня косилась, пока я пироги уплетал, вкусные оказались, с квашеной капустой и яйцами! Я из-за его бабки не очень люблю к Буззу в гости ходить, но он меня пирогами заманивает. Потом мы пошли в ту комнату, где его родители спят, они нас пустили и по своим делам ушли. Сначала мы подушками кидались, потом мне Бузз свою папку показал, с рисунками. Я давно уже знаю, что он художником хочет стать, даже маму мою нарисовал как-то раз. А в декабре спрашивал у нее, можно ли ему какую-нибудь декорацию в ее театре сделать, хотя бы для детского спектакля. Мама ему пообещала с директором поговорить, с тех пор он все время ко мне пристает, что да как. А она мне говорит, что директор пока не соглашается, просит показать ему готовые картины. Я Буззу так и сказал: рисуй картины, потом соберем в кучу и покажем, может, понравятся. Я сразу понял, что он хочет мне свои рисунки показать, их там несколько штук уже лежало. Посмотрел я на них, и что же? Там везде эта толстая Бюшша нарисована, и только на одном рисунке они с Маккафой вместе, выполняют какой-то сложный парный номер на льду. Да и то Маккафа почему-то серая, а Бюшша прямо красная от мороза, как помидор. Бузз меня спрашивает: «Ну как, нормально?» Что я мог ему сказать? Если бы мне Бюшша нравилась, то рисунки, конечно, тоже бы понравились. Но я как увидел, что Маккафа такая невзрачная по сравнению с его толстухой, то мне немного обидно стало. «Правды жизни маловато», – говорю. «А это что, не правда, что ли?» – разозлился он и пальцем в Бюшшу тыкает. «Хорошо, пусть правда, а почему тогда Маккафа серая, будто у тебя краски кончились?!» – «Потому что в картине всегда должен быть центральный образ! Ты ничего не смыслишь в живописи», – так он сказал. «Если она толще, то еще не значит, что главнее!» – «Художник имеет право на свое видение реальности! К тому же это не она толстая, а твоя Маккафа худая, как спичка». Короче, мы с ним поругались, и я ушел. Целый час потом еще на коньках катался, чтобы успокоиться, замерз по страшному. Ну и ладно, пусть, сам же еще пожалеет, что со мной поссорился, кто его «картины» в театр потащит?

13 января. Сегодня мы ни слова друг другу не сказали. Но я не стал говорить учителю, чтобы он нас рассадил, и Бузз тоже молчал. Пусть Холль думает, что мы исправились и больше не будем шептаться на уроках.

15 января. Сегодня утром, на уроке рисования, Бузз достал из сумки свою папку и молча подвинул ко мне, улучив момент, когда учитель на нас не смотрел. Я открыл ее, а там рисунок гуашью – Маккафа в полный рост. На коньках и с букетом гвоздик в правой руке. Не понимаю, как Бузз сумел так точно передать все черты ее лица, да еще придал им осмысленное выражение. Если бы я взялся описывать их словами, то это могло бы растянуться на множество строк, а он смог уложиться только в несколько штрихов. Но при чем здесь гвоздики? Хотя красиво, конечно. Под этим рисунком лежало еще несколько: портрет его отца, натюрморт, зимний пейзаж и какая-то геометрическая чепуха. Толстой Бюшши вовсе не было. Я молча сунул папку в свой портфель и протянул ему под партой руку, и он с чувством пожал ее. На перемене Бузз мне сказал, что Маккафу я могу взять себе, а другие он нарисовал специально для директора. И я вечером их маме отдал, когда она из театра вернулась. Она посмотрела, и ей понравились Буззовы рисунки (сама же свой портрет его работы в спальне повесила!). Сказала, что завтра же директору отнесет. А Маккафу я не стал ей показывать, а на шкаф приколол, напротив кровати, так что теперь она всегда у меня перед глазами, как живая.

26 января. Сегодня знаменательный день – я познакомился с Маккафой! У нас был урок здоровья, всем выдали лыжи и погнали вокруг школы, и пока пять кругов не проедешь, не отпускали. На обочине стоял учитель и отмечал в своем журнале, кто сколько намотал. Бузз проехал три круга и так устал, что упал в снег, а потом сказал учителю, что у того чернила в пере замерзли, и две галочки поэтому не видно. Я к пятому кругу тоже порядком выдохся, а тут девчонки вышли, у них урок здоровья в два раза короче. Непонятно, почему им такие поблажки, среди них такие сильные попадаются, что запросто Бузза уронят, да еще по шапке наваляют. В общем, мне не очень приятно об этом писать, но раз уж у меня такое правило, то придется. Пока я ковылял свой пятый круг, меня догнали девчонки, которые и проехали-то всего шагов тридцать, и давай кричать: «Лыжню! Лыжню!» Пока я слезал с дороги, одна девка – мощная, как корова, – меня рукой оттолкнула, и я в сугроб свалился. Они все давай хохотать как сумасшедшие, даже Бузз подхрюкивал, про других наших пацанов, которые видели, я уж и не говорю, особенно Клуппер старался. Я уже начал подниматься, а тут Маккафа подъехала, сошла с лыжни и мне руку протягивает. «Какой вы, мальчик, неловкий, – говорит. – Вот и на коньках неуверенно катаетесь». – «Я очень даже ловкий, – сказал я, а сам смотрю и глаз не могу оторвать, никогда ее так близко не видел. – Просто я уже устал, а она меня толкнула». – «А у вас хватит сил, чтобы мой портфель донести до моего дома? А то я сегодня в библиотеке толстую книгу взяла, тяжелая – страсть!» Уж и не знаю, что за книгу она у нас в читальне отыскала, там только сказки да учебники. Да и те домой не выдают, но это я потом уже подумал, а тогда кивал как дурак и сказать ничего не мог. Она усмехнулась и говорит: «Возле моста, ровно в час», и уехала. Бузз ко мне подошел, а у самого челюсть отвисла, и спрашивает с подозрительным видом: «О чем это вы с ней разговаривали?» А я поверить не могу, что девчонка, про которую я целыми днями думал, мне свидание назначила! Верно говорят, что они мысли читать умеют, иначе бы как она догадалась, что мне нравится? Все, мама идет, пора заканчивать. Остальное завтра допишу.

27 января. Оказывается, она живет еще дальше от школы, чем я – за судом, между цирком и Конной площадью, на Помидорной улице. Выяснилось, что она знала, как меня зовут, и я тоже ей рассказал, что еще осенью ею заинтересовался и узнал ее имя. У нее родители работают в цирке, отец всякий реквизит таскает туда-сюда, а мать билеты продает, и она меня пригласила на представление. А я ее в театр! Вот смеху-то. Представляю, как мы на вечерний спектакль придем, будто взрослые, она в длинном платье, а я в праздничном камзоле. Только бы кто из наших в это время не попался. А в цирк и того хлеще, с детьми сидеть, но не мог же я отказаться. Когда мама меня спросила, чей это портрет у меня на шкафу, я ей признался, что ее зовут Маккафа и она учится в нашей школе. «Симпатичная девочка», – сказала она и как-то странно на меня посмотрела.

30 января. Бузз меня спросил, не мог бы я его с Бюшшей познакомить. Я теперь больше с Маккафой гуляю, чем с ним, и он, по-моему, обижается, но ничего не говорит. Кстати, директору театра его рисунки понравились. Бузз теперь часто туда ходит, старые декорации подновляет, говорит, для начала и это неплохо. У них художник – старый пьяница, зовут его Наггульн, он талантливый, поэтому его не выгоняют, и Бузз надеется его место занять. Я ему сказал, школьника на работу не возьмут, а он мне ответил, что скорее бросит школу, чем рисование. Да и родители обрадуются, платить за уроки не придется. Я сегодня Маккафе передал его слова, она удивилась, но сказала, что завтра придет на свидание с Бюшшей, чтобы я тоже Бузза прихватил. Мы решили в парке встретиться, там есть отличная горка.

14 февраля. Сегодня мы с Маккафой поцеловались! Но по порядку, а то опять я вперед заскакиваю. Бузз притащил свою знаменитую каталку, с ручкой позади (на ней можно рулить), но вдвоем с Бюшшей на нее не смог поместиться, хотя сначала собирался. Он, конечно, ей показывал, как нужно ручку вращать, чтобы поворачивать в нужную сторону, только она, по-моему, ничего не поняла и перевернулась. Хорошо, что у нее жира много и кости в глубине тела, а то бы что-нибудь сломала, только каталка пополам – хрусть! Но я не смеялся, я помню, как на льду и на снегу валялся. А Бузз даже ни разу сам не прокатился, повел Бюшшу домой, она все охала и стонала и на нем чуть не висела. Наверное, притворялась, не так уж сильно она и ушиблась. Мы тоже на горке недолго задержались, народу пришла целая толпа и кататься было трудно, все время под доску кто-нибудь лез, особенно дети мешали. Мы ко мне пошли, чай пить, потому что ближе и Маккафа сказала, что хочет посмотреть, как я живу. По дороге нам Клуппер попался, со своим старшим братом. Тот уже школу закончил и в Ордене магов стажером работал, туда, наверное, и шел такой гордый в своем красно-черном зимнем плаще (совсем красный-то ему еще нельзя носить!), нос задрав. Клуппер ему на нас пальцем показал, тот так внимательно поглядел, особенно на Маккафу. Она, конечно, красивая девчонка, да он-то на сколько лет ее старше, а еще смотрит! Хорошо, мы быстро мимо прошли, и Маккафа меня потом спросила: «Этот мальчик, кажется, в твоем классе учится? А с ним кто был?» Пришлось ей рассказать, хоть мне и не хотелось, и про брата клупперовского, что он в учениках у какого-то мага. Я сразу заметил, что она им заинтересовалась, потом еще спрашивала меня, как бы между прочим, перешел он на второй уровень или еще нет. И зачем ей этот переросток? Пришли мы домой, а там Реннтиги, и девчонка их тут же, на этот раз зайца принесла и за уши его вертела. Стала к нам приставать, как сумасшедшая, я ей говорю: «Не лезь со своими глупостями к взрослым людям», а она заревела (сразу видно, что притворялась) и сказала, будто я ее оттолкнул. Тут ее мамаша из гостиной выскочила, стала причитать и укоризненно на меня смотреть. Маккафа и говорит: «А хотите, я вашу девочку в цирк свожу? На первый ряд! Мы как раз завтра собирались пойти». Эта сразу перестала орать и запрыгала, так что у зайца чуть уши не оторвались. «Пойдешь, Надочка?» – мамаша ее спрашивает, а чего спрашивать, ясное дело, разве она откажется? Я и так не очень-то хотел идти, на всяких глупых клоунов смотреть (был бы, скажем, Маккафин отец акробатом или силовиком, тогда другое дело), да тут еще эта скандальная личность с нами увяжется, но что поделаешь? Пошли мы ко мне к комнату, кое-как я от этой малявки отвязался, и мама нам плюшки с чаем туда принесла. Маккафа сразу свой портрет увидела и спрашивает: «Кто это меня нарисовал?» Хотел ей сказать, что это я, чуть не ляпнул! Но все равно Бюшша бы ей рассказала, что Бузз художник, так что пришлось признаться, что это Бузз по моей просьбе сделал. Маккафа на мою кровать села, а я сперва на стул, но она мне сказала, что там твердо сидеть, и я к ней перебрался. Стал я ей книгу показывать, пособие для гримеров, она очень заинтересовалась, все-таки девчонка, хоть и симпатичная. И спрашивает, не могла бы моя мама ей так же сделать, как на картинках. А я возьми и брякни, что у нас дома только синяя краска, так что только под покойника можно разрисовать, а все остальное не получится, надо специально в театр идти, а он сегодня закрыт. Там на самом деле сегодня представлений не было. Она, наверное, представила, что раскрасилась под покойника и домой пришла, стала меня в бок толкать и хохотать, я тоже ее подушкой стукнул и случайно рукой по плечу задел, она отвернулась и перестала смеяться. Она такая теплая, видимо, потому, что у нее платье бархатное было. Я думал, она слышит, как у меня сердце бьется, а потом я к ней подвинулся и руку на талию положил. В общем, я ее в губы поцеловал, и ей, по-моему, понравилось, потому что она тоже меня рукой обнимала. Но тут в коридоре шаги послышались, пришла мама и чашки забрала, и когда она на меня посмотрела, видно было, что она что-то хочет про мой смущенный вид сказать. Но она только Маккафу спросила: «Правда, что у тебя родители в цирке работают?» – «Конечно, правда. Только они уже не выступают, потому что папа упал и сильно разбился, и мама ему запретила. А вы в театре гримером работаете?» Тут она стала маму спрашивать, где всякие туши для ресниц, помады и так далее лучше всего покупать, чтобы получилось, как на картинках в книге. Мама ей сперва стала рассказывать, а потом и говорит, что Маккафа и так очень красивая девочка и не надо ей никаких красок. Я сидел и делал вид, что мне скучно их слушать. Тут Реннтиги стали домой собираться, и отец пошел их провожать, и Маккафа сказала, что ей пора идти. Я хотел ее снова поцеловать, но она засмеялась и отпихнула меня, а у самой вид такой хитрый. Я, конечно, ее провожать отправился, жалко, что тут совсем недалеко идти, всего минут пять медленным шагом, а сам все думал: неужели она больше не будет со мной целоваться? А когда мы уже у крыльца стояли, так чтобы фонарь нас не освещал, она сама ко мне повернулась и поцеловала. Я чуть не упал в снег, так ноги вдруг ослабели, а она уже в дверь заскочила. Я домой пришел, и по дороге мне все время мерещилось, как я ее двумя руками обнимаю, и она меня тоже, за шею. Сел за свой стол и сказал себе: «Ты должен все записать, а то утром будешь думать, что тебе это приснилось!» Вот я сидел и целый час, по-моему, строчил, так что не знаю, как у меня рука не отсохла. Наверное, всю ночь буду себе Маккафу представлять.

16 февраля. Вчера ходили в цирк (я там не был уже года три), и мне даже понравилось. Мы втроем сидели на первом ряду, и Маккафу вызвали на арену, потому что клоуну надо было зрителя из зала. Маккафа сказала, что она целую неделю репетировала с этим типом, и теперь ей постоянно приходится вылезать на арену и забираться ему на ноги, пока он идет по кругу на руках. Надоело, ужас, зато директор цирка папе денег немного подбрасывает, как она выразилась. Реннтиговская девчонка была в восторге, она сказала, что тоже могла бы ездить на клоуне, Маккафа только улыбнулась в ответ. А вообще этот клоун в жизни вовсе не такой веселый, каким хочет казаться. Маккафа сказала, что он сперва «руки распускал», а потом злился и кричал на нее, и ни разу не смеялся, даже во время репетиции. Так что я теперь на всех артистов смотрю с тайной мыслью: какие они на самом деле? Кто их ждет дома, есть ли у них дети, которых приходиться лупить за плохое поведение? А потом, когда мы от мелкой отделались, я Маккафу спросил, почему она мне про родителей своих не говорила, что они в цирке выступали. Она молчала, молчала, а потом говорит: «Вот представь, что твоя мама была актрисой, и ты в спектаклях тоже участвовал, детские роли исполнял. А потом ее в гримерши перевели, и тебя перестали в спектакли приглашать. Тебе бы захотелось об этом рассказывать?» Тут я понял, что раньше она тоже акробатом была, и я, может быть, даже видел, как она выступает, когда маленький был. «Что такого особенного, – сказал я. – Есть и другие занятия, кроме как людей развлекать». Лучше бы я этого не говорил! Она почему-то обиделась и даже не стала со мной целоваться. Я весь вечер ругал себя за длинный язык.

18 февраля. Сегодня я спросил у Бузза, починил он свою каталку или нет. Бузз сказал, что он сконструировал новую, в полтора раза больше прежней, и они с Бюшшей частенько ходят на горку. Людей передавили – не счесть! Как они придут, горка сразу пустеет, так что он и меня пригласил. А еще на коньках посреди Хеттики катаются. Я сказал ему, что им нельзя кататься парой. Он спросил, почему. Я говорю: «Лед провалится». Мы чуть не засмеялись, но тут Холль посмотрел в нашу сторону, и мы сделали вид, что записываем его слова.

27 февраля. Сегодня мы с Маккафой ходили в театр, как я ей и обещал, на взрослый спектакль. Сели в директорской ложе! Но занавеской, конечно, отгородились от зала, чтобы только сцену было видно. Директор этот спектакль уже сто раз видел и давно перестал ходить, вот мама и договорилась, что нынче меня со знакомой девочкой приведет. Я думал, будет интересно, а оказалось про любовь, хотя называется «Баррбука – дочь колдуна». Там какой-то злобный маг увел принцессу у сказочного короля, а тот обрадовался как сумасшедший. Жена ему говорит: «Позови героя, пусть он дочь спасет», а тот ей отвечает: «Еще чего, вдруг колдун обидится и нас всех погубит? А так у него все силы на нашу дочь уйдут, он про нас и думать забудет». А в той стране жил бедный подпасок, который был в эту принцессу влюблен, он ее только издалека видел, поэтому не знал как следует. Отправился он в дальние края, проник в замок колдуна и там в ловушку угодил. Думал, ему конец пришел, а тут вдруг дочка злодейская заявилась и его освободила, и унесла его за море. А королевская дочь стала еще хуже, чем была, и всякие пакости своей родной стране учиняла – то град пошлет, то наводнение. В общем, я плохо пересказываю, да и пьеса какая-то муторная, не знаю, что в ней Маккафе понравилось. Если все вечерние спектакли такие, то и смотреть-то их, по-моему, не стоит, правильно директор не пришел.

28 февраля. Я сегодня спросил у Бузза про декорации к «Дочери колдуна». Оказывается, к ним он тоже успел руку приложить. Художник почти перестал на работу ходить, в основном Буззу приходится отдуваться, но он доволен, говорит, директор стал ему деньги платить.

7 марта. Сегодня по льду трещины пошли, всю ночь над Хеттикой хруст стоял, я его хорошо слышал, потому что мое окно на реку выходит. Только эти трещины пока не видно, они примерно через недельку появятся, если погода будет теплой, а потом и лед тронется. Мы уже два года с Буззом ходим на льдинах кататься, никому, конечно, не говорим, зачем пошли. Это за городом, чтобы прохожие не увидели и не кинулись нас спасать. Чтобы не скользить, Бузз специальные железные штуки на столярных уроках выточил. Если их к ботинкам прикрепить, то можно смело по льдинам скакать, как горный козел по кручам.

12 марта. Я заранее родителей предупредил, что мы с Буззом в поход собираемся, сухари начал сушить, достал свои весенние непромокаемые сапоги (из настоящего каучука!) и куртку. Мама спросила, пойдут ли с нами Маккафа и Бюшша, и я подумал, что можно, наверное, и девчонок с собой взять, если их родители отпустят.

15 марта. Лед тронулся! Я всю ночь почти не спал, так громко льдины друг об друга терлись. Но еще рано на них кататься, надо, чтобы они свободно по течению плыли и не цеплялись друг за дружку каждую минуту.

19 марта. Эх, как мне вчера не повезло! Опять я вперед забегаю. Короче, в воскресенье, прямо с утра, мы в поход отправились. Я незаметно в котомку запасную одежду засунул, на всякий случай, и Бузз, я думаю, тоже это сделал, потому как нельзя быть уверенным, что в воду не свалишься. Бюшшу родители не отпустили, ей нужно было какой-то пирог стряпать, или еще что-то делать, я не понял. Но Бузз не очень расстраивался, сказал, что одной заботой меньше будет. А Маккафа сразу предупредила, что только ненадолго может отлучиться, часов до трех, и ничего с собой не возьмет, чтобы лишних вопросов не было. Зато мы с Буззом подготовились по полной программе, продуктов сушеных взяли и бутылки с компотом. И спички, конечно, костер разжигать. Встретились мы с ним возле моста и пошли по Театральной, чуть не потеряли друг друга в толпе, столько народа на ярмарку ехало. Сплошным потоком – конные, на телегах и пешие, многие с котомками, но в основном пока порожняком. Едва вдоль стен протиснулись, так что Бузз мне даже предложил дворами Конную площадь обойти. Но я хотел Маккафе подарок купить, специально шесть дукатов взял. Я еще вчера решил, что ей куплю, мама как-то раз такую штуку домой приносила – это пустое туловище зеркального краба с леденцами. Оно сделано как шкатулка, на внутренней стороне панциря зеркальце, а внутри набито сладкими шариками разного цвета, из разных фруктовых соков. Их из какой-то южной провинции привозят, я точно не знаю, и называют крабулками. Полчаса, наверное, по ярмарке ходили, пока на торговца наткнулись, но у меня только на самую маленькую хватило, в палец размером. А когда я ее купил, Бузз пошел впереди и кричал, чтобы пропустили мальчика-инвалида, иначе бы точно меня вместе с крабулкой раздавили. Но мы все-таки добрались до Помидорной улицы, тут уже полегче стало, хотя теперь вся толпа нам навстречу валила. Маккафа за углом своего дома ждала, и лицо у нее уже сердитое было. Но когда я ей крабулку подарил, она все забыла и тут же открыла ее, и несколько шариков в грязь упало. Мы с Буззом себе по штучке взяли, а Маккафа меня в щеку поцеловала и тут же подарок домой отнесла, иначе бы он в такой толпе погиб. Хорошо, что сапоги у нас были непромокаемые, а то снег уже весь на дороге растаял, повсюду навоз лошадиный и всякий мусор. Через полчаса мы вдоль городской стены прошли, тут уже поля начинались и деревьев почти нет. Вскоре деревня показалась, Дугуллака, домишки там все какие-то черные и покосившиеся, и людей совсем не видать. Только один старик на перевернутой лодке сидел, спросил нас: «В поход отправились?» По-моему, пьяный был. А льдины мимо нас плывут, и Маккафа говорит: «Когда мы будем, наконец, на них кататься?» Тут я понял, что придется мне свои железные зацепки ей отдать, а самому как-нибудь без них обходиться. Подлесок начался, мы прошли еще с пол-лиги и решили на льдины запрыгивать. Я Маккафе цеплялки к сапогам привязал, она с ними, по-моему, чуть-чуть выше меня стала, и мы с ней за руки взялись. Бузз уже прыгнул и на льдине от нас удалялся, а потом и мы с Маккафой заскочили. Я думал, она испугается, но нет, стоит и молчит, только глаза широко раскрыла. Они у нее такие зеленые и красивые, что я засмотрелся и чуть равновесие не потерял, но она меня покрепче за локоть ухватила и не дала в воду соскользнуть. Плывем мы так вдоль берега, а Бузз уже шагов на десять от него удалился, уселся на крупной льдине и котомку свою раскрыл, бутерброд какой-то огромный достал и уже от него откусывает. Маккафа мне говорит: «Ну что, давай до него допрыгаем!». Я же не мог отказаться, и мы с ней прыгнули. А что дальше случилось, я не очень понял, только под нами льдина закачалась, а потом треснула, и я в воду упал. Хорошо, что успел за край льдины уцепиться, а то бы не выбрался, наверное. Это я уже сейчас понял, а тогда я был спокойный, как скала. Мне показалось, что я очень быстро до берега добрался – руками по краям льдин перебирал, потом дно под ногами почуял и скоро на берег забрался. Только там уже почему-то Бузз с Маккафой оказались, они меня за руки схватили и под кусты затащили. В воде мне не холодно было, а как вылез, сразу замерз, зубы стучат, чуть не вываливаются. Бузз кинулся плавник собирать, я глаза поднял и вижу, что Маккафа ревет, я ей говорю: «Ты чего это? Тебя льдиной стукнуло?» Вот дурак, не подумал, что она из-за меня. Хорошо, что я с собой запасную одежду взял, сразу стал с себя мокрую стягивать, а руки не слушаются, и Маккафа стала мне помогать. Я тогда еще подумал, что она как сиделка, а я больной, у которого ни руки, ни ноги не двигаются. Бузз в два счета костер разжег, и мне потеплее стало, особенно когда во все сухое переоделся и новые портянки намотал. Сапоги, конечно, насквозь! Я их сушиться возле огня поставил, и Бузз тоже свои снял, а от портянок – пар столбом. Хорошо еще, я чистые взял, и он тоже догадался. И хоть я оконфузился с этими льдинами, чувствовал себя очень даже неплохо, и Маккафа все время мне улыбалась и даже один раз, когда Бузз опять за дровами пошел, меня поцеловала, но тут Бузз пришел, и мы отодвинулись друг от друга. А когда я в три часа домой вернулся (мама ничего не заметила, я мокрую одежду в чулане развесил), то понял, что у меня температура поднимается. Я так не люблю болеть, когда приходится в кровати по целым дням валяться, при этом сопли текут и вообще гадко себя чувствуешь! Но пришлось, сейчас вот лежу и чай с малиновым вареньем пью. Все равно, мне в этом году понравилось кататься. А вот Буззу, наверное, не очень, ему дома за прожженный сапог достанется. Слишком уж близко к костру он его расположил, вот и поплатился.

2 апреля. Целую неделю я дома провалялся, так что даже по школе успел соскучиться. Бузз ко мне несколько раз приходил, и Маккафа два раза, но сидела далеко от кровати, боялась заразиться. Ну и отоспался же я! Сегодня пришел в школу, а там ребята уже к экзаменам готовятся, в этом году у нас математика, столярное дело, работа по металлам и письмо. Учитель принес из библиотеки шесть учебников, мы по три человека расселись и читали. Я думаю, что с экзаменами хорошо справлюсь, хотя с февраля, как с Маккафой познакомился, стал меньше заниматься. Все больше мечтал и на ее портрет глядел.

9 апреля. С Маккафой почти не встречаемся, она взяла домой книгу и тоже занимается. Предметы у них какие-то странные – этикет, рукоделие и всякие тому подобные штуки. Нам, конечно, пару раз рассказывали, как следует вести себя в гостях, вилку держать и так далее, но разве наберется тут на целый год занятий? Да еще экзамен устроили!

20 апреля. Не хочу про экзамены рассказывать, ничего интересного не было. Разве что, когда с металлами возились, я себе палец обжег, хорошо что несильно. Холль разозлился и хотел меня выгнать, но потом передумал и даже хорошую отметку поставил. Но это вовсе не главное. Сегодня мы с Маккафой после школы у театра встретились, и она мне сказала, что через неделю уезжает на гастроли. У меня просто язык отнялся, стою как пень и сказать ничего не могу. «И надолго?» – спрашиваю. Она засмеялась и отвечает: «Как будто не знаешь, что до октября». Я, конечно, знал про гастроли, но почему-то думал, что она с дедушкой дома останется, а спросить не догадался. «Это точно?» – спрашиваю, хотя куда уж точнее. «Да что ты волнуешься, я же обратно приеду. Ты, кстати, уже решил, кем будешь? До выпускного всего год остался». – «А тебе два, – говорю, потому что пока не знаю, какую профессию себе выбрать. – Может, в Академию пойду, на агронома или зверовода. У меня по природе хорошие знания». Я на самом деле уже думал об этом, но как-то вскользь. «А ты, наверное, в цирке останешься?» – «Если бы это было так просто, – вздохнула она. – Надо в каком-нибудь номере участвовать, не все же время мне на клоуне ездить. Он и так меня с трудом поднимает, а скоро вообще не сможет». Тут она меня за шею обняла и говорит: «Как ты думаешь, не смог бы ты что-нибудь необычное выдумать? Тогда мы могли бы вместе на арене выступать». У меня снова язык отнялся, потому как я на самом деле довольно стеснительный, мне неуютно в большом коллективе. А перед толпой номера откалывать – это вообще, наверное, мне не под силу. Но я ничего не сказал и постарался сделать вид, что обдумываю ее предложение, хотя на самом деле ни одной мысли в моей голове не было. Наконец я промычал что-то не слишком внятно, вроде как попробую, но не уверен, что у меня получится. Она обрадовалась и поцеловала меня, но тут целая толпа народа из театра повалила, и мы поскорее во дворы ушли. Снег как сошел, здесь всюду кучи мусора, но скоро их уберут, конечно. А пока мы кое-как между ними проскочили и к Хеттике вышли, за моим домом. Маккафа мне говорит: «Тебе надо внимательность в себе развивать, это очень важно для циркового артиста». – «А разве я невнимательный?» – спрашиваю. «Ты по-своему, конечно, внимательный, но не так, как нужно. Вспомни все случаи, которые с тобой были – с коньками, лыжами, со льдиной. На арене такие промахи очень дорого стоят». Я слушал ее и думал, что все происходило вовсе не из-за того, что я ворон считал (разве что когда я на льду споткнулся, да и то потому что на нее смотрел). А с разломившейся льдины я упал, потому что на мне цеплялки не были надеты, которые я ей же и отдал. Хотел я все это ей сказать, но промолчал, такой у нее голос был наставительный, что мне не захотелось спорить. А потом я вспомнил, что она скоро уедет, и вовсе про все остальное забыл, и спрашиваю: «Куда отправляетесь?» – «Ой, далеко! – Она развеселилась, я помню, как она говорила мне, что любит путешествовать. – Поедем на север, вдоль восточного побережья. Дорога до Азианы займет примерно месяц, там в самой столице будем выступать, представляешь? А потом обратно, вдоль западного берега – это еще месяц, итого четыре». Мне так завидно стало, что слов нет! Считай, за одно лето всю Империю объедет. Все-таки, как ни крути, а в профессии циркового артиста есть положительные стороны. «Так ты, значит, опоздаешь к началу занятий?» – спрашиваю. Она засмеялась и ничего не ответила.

1 июня. Вот Маккафа и уехала, я смотрел, как их фургоны вереницей выезжают на Помидорную улицу. От цирка остался один каркас: каменное основание и деревянная коническая крыша. Даже клоун уехал, хоть он мне и не понравился. Но Маккафа, конечно, в любом случае отправилась бы с родителями, тут клоун не при чем».

Валлент перевернул очередной лист и внезапно понял, что читать стало намного сложнее, чем в самом начале. За окном уже сгущались сумерки, к тому же почерк юного Мегаллина все больше утрачивал округлость и становился отрывистым и резким.