Текст книги "Сказки для взрослых"

Олег Пименов
Сказки для взрослых

© Олег Пименов, 2023

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023

Новый год на острове

Часть первая

 
Богато всё, по высшему разряду,
Элита отмечала Новый год,
Власть с бизнесом в роскошном зале рядом,
Шампанское щекочет пищевод.
 
 
Дамы в мехах, под ними бриллианты,
Таких красавиц точно больше нет.
Мужи солидны, правда, не атланты,
Пузаты все, и им по много лет.
 
 
Вот Дед Мороз и в декольте Снегурка,
Речь президента в записи была,
И бой курантов разносился гулко,
Толкаясь звонким эхом по углам.
 
 
Все выпили, конечно, за здоровье,
За счастье тоже подняли бокал,
Градус крепчал, насыщенный любовью,
Но тут встал мэр и громко всем сказал:
 
 
– Друзья, коллеги, братья и подруги!
А не рвануть ли нам на острова?!
Где море есть и синяя самбука,
Трепещет где зелёная листва?!
 

 
Готовы были все в одно мгновенье,
В дорогу взяли виски, колу, торт,
Ура! Вперёд, навстречу приключеньям,
Под звук сирен скорей в аэропорт.
 
 
На Новый год из трезвых только дети,
И те уже давно и крепко спят,
Но есть мечта, она в приоритете,
И вера есть, что точно улетят.
 
 
Мэр, замы, депутаты, бизнесмены,
ГИБДД начальник, Дед Мороз,
Снегурка и подвыпивший военный,
Почти вошёл майор в анабиоз.
 
 
Диспетчера грузили по тяжёлой,
Мол то да сё, на остров в Новый год,
Тот соглашался вяло, а не бодро,
Он воплощал собой воздушный флот.
 
 
Чтоб разговор шёл, в целом, в нужном русле,
Ему подали с коньяком стакан,
Махнул его по-русски, без закуски,
Сказал с трудом: – Есть рейс на Магадан…
 
 
По воле мэра бедных магаданцев
Из самолёта – мигом на мороз.
Когда мечта есть – нечего стесняться,
Так был улажен транспортный вопрос.
 
 
Мимо промёрзшей группы колымчан
На борт всходила местная элита:
Мэр, замы, стайка пьяных дам
И Дед Мороз с лицом, как у бандита.
 
 
Пошли вопросы: – Мол, какого хрена?
Прохвосты разные, да в ихний самолёт?
Кричала дама с именем Елена:
– Мне завтра на работу надо, в порт!
 
 
Короче, завелась с пол-оборота,
В руке подняв над головой билет,
Сверкнув в ночи зубами с позолотой,
Рванула рысью за элитой вслед.
 
 
Недолго думая, за бойкою землячкой
К дверям по трапу хлынула толпа.
Попасть на борт у колымчан задача,
Домой пока попасть им не судьба.
 

 
Расселись в тесноте да не в обиде —
В проходе, туалетах, кто где смог.
В кабину втиснули коляску с инвалидом.
Курс к острову, где пальмы и песок.
 
 
Летели, в целом, хорошо, но низко,
Вес высоту набрать не позволял,
Перезнакомились, допили вместе виски,
В проходе кто-то «барыню» плясал.
 
 
Курить нельзя, но у двери открытой
Украдкой можно было подымить,
Майор трезвел, смотрел на всех сердито,
К Снегурке лез, короче, стал хамить.
 
 
В зелёной майке, синий от наколок,
Завсегдатай колымских лагерей
Сказал майору, источая холод:
– Сядь, воин, ровно, не тревожь людей!
 
 
Все в самолёте выпрямили спины,
Майор являл собою образец,
Вот хоть бери, пиши с него картину
С названием «Осанистый боец».
 
 
Еды на всех, понятно, не хватило,
А что нашли, пытались разделить,
Кричали, спорили, в толчке кого-то били,
Всем есть охота, впрочем, как и жить.
 
 
Муж из СИЗО в зелёной старой майке
Поведал мэру, доедая рис:
– Я в Новый год махнул бы на Ямайку,
А в Магадан зачем, там разве жизнь?
 
 
Мэр ножку курицы глодал неторопливо,
Дал на вопрос развёрнутый ответ,
Довольно улыбался и счастливо:
– Открою вам сейчас, мой друг, секрет.
 
 
Летим не на Ямайку – это точно,
Добавлю, что летим не в Магадан,
Ждёт нас Багамский тёпленький песочек,
Растёт агава там, папайя и банан.
 
 
Пока адепт колымского острога
В себя прийти от новости не мог,
Народ в салоне прыгал от восторга,
Верней, от радости скакал под потолок.
 
 
Пыл счастья фразой остудила Лена:
– Мне завтра на работу нужно в порт,
Династия до пятого колена!!!
Но тут опасно накренился борт…
 
 
Трясущийся, взопревший, слегка бледный,
Коляской брякая, вкатился инвалид:
– Кто здесь скакал, вы, суки, что наделали?
Наш лайнер камнем вниз летит!!!
 
 
Все сразу тоже стали белыми,
И даже смелый Синий белым стал,
Слегка блестят глаза остекленелые,
Сидел, молчал и даже не дышал.
 
 
Холерики рванули по проходу
В кабину скопом, что да как узнать.
Вода везде, но есть пятно, походу,
Конечно, остров, надо понимать.
 
 
– Всем нужно приготовиться к удару!!! —
Кричал из туалета Дед Мороз,
Седой как лунь, хоть, в целом, и не старый.
Летел составом лайнер под откос.
 
 
Но высота от силы десять метров,
Подняться выше – знаем, вес не дал,
Волн брызги в дверь и плюс порывы ветра,
Слегка от страха согнутый штурвал.
 
 
Спроси кого – никто из них не помнил,
Как плюхнулись на беленький песок,
Тёр нервно мэр вспотевшие ладони,
Шуршало тихо шасси колесо…
 

Часть вторая

 
– Все живы? – Да! – один за всех ответил
Мэр Синему, в руке сжимая кость.
– Сходить кому бы, грамотно разведать,
Есть хоть один, отвага в ком и злость?
 
 
Спихнули силой трезвого майора,
Тот шлёпнулся на тёпленький песок.
– Ах, что за пляж!!! Шикарнейшее море!!! —
Послышался майорский голосок.
 
 
Гурьбой спеша, на головы друг другу
Посыпались, как из мешка горох,
Глазами жадно обвели округу,
Прошёл волной восторга громкий вздох.
 
 
– Да это рай, но тут гораздо лучше! —
Кричал, перекрывая грохот волн,
Счастливый мэр: – Я мест не видел круче! —
Он, как берёзу, пальмы обнял ствол.
 
 
Пляж золотой, шуршанье белой пены,
Сияющий под солнцем океан,
Все раздеваться начали мгновенно,
Швыряя зимнее на пряди из лиан.
 
 
Ни у кого купальных нет костюмов,
Ну да и ладно, рядом нет детей,
К волнам вприпрыжку, шапки скинув, шубы,
Счастливая неслась толпа людей.
 

 
Ныряли все и брызгались водою,
Кто загорал, валяясь на песке,
Не видели, как прячась за листвою,
Следил за ними с топором в руке…
 
 
Охотник племени Большие Писюны
По имени Задорный Баклажан,
Уже проживший двадцать две весны,
Невозмутим, как древний истукан.
 
 
Суровый, сильный воин-каннибал,
Считая, пальцы гнул по десять раз,
Потел, терпел, но всех пересчитал,
Потратив не один на это час.
 
 
О том не ведая, что взяты на учёт
И взвешены на людоедский глаз,
Все радовались, солнце как печёт,
Кто в профиль загорая, кто в анфас.
 
 
На воздухе приходит аппетит,
Особенно когда он бриз морской.
– Пускай пилот за пиццей полетит!
Хочу с грибами, сыром, колбасой! —
 
 
Дала наказ для мэра секретарь,
Губ дула эротично силикон,
Он в мэрии и бог для всех, и царь,
А здесь он просто для неё Антон…
 
 
Лысеющий брюнет за шестьдесят,
Зачем он эту дуру взял с собой?!
Вон мужики как на неё глядят,
Что он им сделает, пузатый и нагой?
 
 
Побрёл искать пилота старый мэр,
Пусть срочно купит пиццу где-нибудь,
Навстречу брёл с блондинкой офицер,
Рукой своей сжимая даме грудь.
 
 
– Эй, как тебя, иди сюда, майор! —
Военному почти что приказал.
Но тот, скотина, ухом не повёл,
И мэру честь он взял и не отдал.
 
 
Разброд немедля нужно прекратить,
Остановить начавшийся бардак,
Он может миловать, но может и казнить,
Он власть – и всё, нет лучше как-никак.
 
 
Вот инвалид, в подельниках пилот,
На камне убивают краба камнем,
Голод сподвиг открыть сезон охот,
На методы людей толкая крайние.
 
 
Мэр подошёл осанисто и гордо,
Но дрябл, гол, не в тонусе давно:
– Купи еды, три пиццы и два торта,
Коньяк, шампанское и пива заодно.
 
 
– Вот и ступайте, сами всё купите,
Вам, видимо, знаком кратчайший путь.
Наш самолёт, увы, в плачевном виде,
Штурвал вон погнут, как его свернуть?! —
 
 
Пилот интеллигентно послал мэра. —
– Шасси помято, сломано крыло.
Здесь вертолёт поможет вам, наверно,
Нам тут и так с посадкой повезло.
 
 
– Я час пытался дозвониться в МЧС! —
В их диалог вмешался инвалид. —
– Зачем я взял билет на этот рейс?
Никто искать сюда не прилетит.
 
 
– Ведь это не Багамы вовсе, так?
До Магадана отправлялся рейс.
Учитывая Новый год, бардак,
Искать нас будут точно, но не здесь!
 
 
Вулкан курится, джунгли, красота!!
– Наверно, острова на карте не сыскать,
Не Новый год, скажу вам, а мечта.
Это конец, нет финиш, вашу мать! —
 
 
Закончил речь с надрывом инвалид,
Ударил камнем крабу точно в глаз.
– Никто за пиццей вам не полетит,
Ступай отсюда, нам ты не указ.
 
 
– Что за манеры? – мэр кипел внутри.
«Собрать всех нужно срочно на совет,
Я вам устрою, чёрт меня дери.
С овчинку будет солнечный вам свет.
 
 
Прикрыть сначала нужно наготу,
Надеть костюм. Где брюки и пиджак?!»
Вместо вещей он видел пустоту,
Одежды спёр какой-то весельчак!!!
 
 
Ботинок нет, пальто, богатых шуб,
Белья исподнего, рубашек и чулок,
Украли даже Синего тулуп,
Все на виду, ограбить кто их смог?
 
 
На вопли мэра собралась толпа —
Из всех вещей на всех один носок,
Вёл в джунгли след, примятая трава,
Видать, туда вор вещи уволок.
 
 
Остановил погоню лес густой,
Сплетенье веток, листьев и лиан —
Стояли джунгли на пути стеной.
Пёр на себе Задорный Баклажан
 
 
В Большие Писюны огромный тюк.
Богаты будут внуки у него,
Отдаст он часть шаману и вождю,
Несильно обеднея от того.
 
 
У самолёта мечется толпа
Голодных, обворованных людей,
На голого все смотрят старика:
– Куда завёз, скажи ты нам, злодей? —
 
 
Огромной грудью колыхая в такт,
Кричала Лена Толику в лицо.
– Да это ж провокация, теракт,
Ждёт мама дома, ванна с холодцом!
 
 
Насыпан с горкой тазик оливье,
Канистра спирта спрятана в сугроб,
Семь блюд из мяса только на столе!
– Эй, кто-нибудь, закройте Лене рот!.. —
 
 
Кричала возбуждённая толпа,
От голода теряя здравый смысл.
Тут Синий встал и тихо всем сказал,
Донёс до масс разумную он мысль:
 
 
– Решение сейчас надо принять,
Как будем выбираться мы домой.
Я предлагаю лайнер подлатать,
Если возьмёмся дружно всей гурьбой!
 
 
Нарежем много крепких мы лиан,
Штурвал поправим, рехтанём крыло,
И с божьей помощью домой, на Магадан.
Тут мэр обвёл всех взглядом тяжело:
 
 
– Заткнулись все, я главный здесь, я власть,
И слушать предлагаю вам меня!
– Да нам на власть в натуре, дядя, класть,
Ты пищи для начала дай, огня…
 
 
Тут в обществе произошёл раскол,
Элита встала против колымчан,
Стал человек для человека волк,
Диск солнца погрузился в океан.
 
 
Холодный ветер страсти остудил,
Сплотил людей в живой единый ком,
И спорить нет желания и сил.
Вулкан, пампасы, океан кругом…
 

Часть третья

 
Согнувшись, крался, ну а где – бежал,
Неся огромный узел на плечах,
Разбогатевший быстро Баклажан:
Кряхтел, терпел, тащил, потел, молчал.
 
 
Деревня племени Большие Писюны —
Из хижин тут же повалил народ:
Узла размером все поражены,
И встало сразу племя в хоровод.
 
 
Вокруг охотника давай петь и плясать,
Слагали песни про Задорный Баклажан,
На шум явилась заспанная знать,
И стихли песни, бубны, барабан…
 
 
– Ты где ходить, что видеть и узнать?
Какой добыча ты суметь добыть?
Ты должен половину нам отдать,
Надеюсь, что закон ты не забыть?!
 
 
Сказал шаман за весь директорат,
Пытался узел развязать тугой.
– Да я и сам делиться с вами рад, —
Ему ответил воин молодой.
 
 
Неторопливо рылась знать в вещах,
Вождь примерял со шпилькою сапог,
Всё изложил подробно, в мелочах,
Акцент расставив, взвесив каждый слог.
 

 
О «птице белоснежной» с облаков
Поведал им Задорный Баклажан,
Про женщин стройных, толстых мужиков,
Как вещи бросили, рванули в океан.
 
 
Вождь всё-таки напялил сапоги,
Немного жмут, но это ничего,
Пускай завидуют теперь ему враги,
Он выше стал и видит далеко.
 
 
Шаман скрывал волнение с трудом,
Рукой всё гладил Синего тулуп,
Припрятал ловко фляжку с коньяком
И жёнам взял своим по паре шуб.
 
 
Решили идти в ночь, чтоб утром быть —
Врасплох гостей из «птицы» надо брать,
Меж писюнов всех женщин поделить,
А мужиков всех надобно сожрать…
 
 
Конкретно тормозил обутый вождь,
Скрипел зубами, обувь не снимал,
Оскалом жутким нагонял он дрожь —
На шпильках злобный сильный каннибал.
 
 
Шаман закутался в отобранный тулуп,
Поднял над головою воротник,
Он всем сказал – болит, мол, сильно зуб,
И пёр как трактор, то есть напрямик.
 
 
Ноги стерев, морально сдался вождь,
На шпильках сам не мог уже идти.
– Рубить лианы, паланкин готовь,
Чтоб бережно вождя в нём донести.
 
 
Отдал шаман немедленно приказ,
Не опуская у тулупа воротник,
В кустах исчез мгновенно папуас,
Сам не велик, но имя – Длинный штык.
 
 
Из моря вышло заспанное солнце
И начало продрогших греть людей,
Народ озяб, к друг другу тесно жмётся
Группа несчастных авиа-бомжей.
 
 
Не очень ночь, и все без настроения,
В пупырках все, в глазах застыл испуг.
– Сейчас бы выпил кофейку с печеньем!
– Пожалуйста, заткнитесь, милый друг!
 

 
Ругались пассажиры самолёта,
И друг от друга все особняком.
– Кто хочет жить!? Давайте за работу!
Отложим все дебаты на потом, —
 
 
Пытался убедить собратьев Синий
И вместе с ними убедить сестёр:
– Ремонт, разбег, потом полёт в Россию! —
И руки, будто крылья, распростёр.
 
 
Работа сразу вяло закипела,
Пилот под роспись выдал инструмент,
Чертёж крыла нарисовали мелом,
Наскальный получился документ.
 
 
По мере сил все отдавали силы,
Свои умения в ремонте ходовой.
– Смотрите, братцы, к нам идут мужчины!
Те повернулись, кто стоял спиной.
 
 
Носилки дядьки вынесли из чащи,
На них – мужчина в женских сапогах.
– А тот, – сутулый, он в тулупе вашем,
Сидит влитым он на его плечах, —
 
 
Сказал один из голых олигархов
И пальцем на шамана показал.
– Тулуп отличный, вам его не жалко?
На вашем месте я б тулуп забрал.
 
 
Авторитет смотрел из-под ладони,
В его тулупе шествует мужик!!??
Не может быть, похоже, это Лёня!
В порядке кореш, главное – он жив!!!
 
 
И Синий побежал что было прыти,
Понятно всем: чтоб отобрать тулуп.
– Он пожалеет сильно, что похитил!
– Тот, что в тулупе, думаю, что труп!
 
 
Заспорили Снегурка с Дед Морозом,
Но тут от ужаса вдруг замерла толпа,
Похоже, тот, в тулупе, – пуп серьёзный.
У кромки джунглей началась борьба.
 
 
Вот Синего скрутили, как ребёнка,
Пять рослых загорелых мужиков.
Крик на надрыве: – Сволочи, подонки,
Кто драться с каннибалами готов?
 
 
Согнали папуасы в кучу пленных,
Велели сесть в горячий всех песок.
– Товарищи, а где же наш военный? —
Послышался вдруг чей-то голосок.
 
 
Майор сидел меж пассажиров тихо,
Не отзывался воин на призыв.
Завыла Ленка: – Ох, дождались лиха…
Кольцом стояли, с копьями застыв,
 
 
Большие Писюны в составе полном —
Лишь воины, без женщин и детей,
Все как один, могучие и стройные,
Десятков пять огромных упырей.
 

Часть четвёртая

 
В тулупе Синего, похоже, был шаман —
По бубну и замашкам сразу видно,
На шпильках плёлся местный атаман,
Шагала в ногу писюнов элита.
 
 
Шаман отдал двум воинам приказ,
Сам отошёл подальше к океану,
Схватили Синего – убьют, видать, сейчас —
И потащили к злобному шаману.
 
 
Швырнули грубо пленного в песок
И, поклонившись, удалились быстро.
От смерти лютой он на волосок,
Свершится ритуальное убийство.
 
 
Шептал над жертвой заклинания шаман,
А сам тихонько говорил на русском:
– Здорово, Васька, друг мой, мой братан,
Я, Вась, сбежал на корабле французском.
 
 
Ты помнишь, как готовили побег,
Лаз через сопку ложками копали,
Не повезло, мой друг, тогда тебе,
А я бежал, аж пятки засверкали.
 
 
Пробрался в порт, залез на сухогруз,
Который шёл, как помню я, до Сета.
В пути со мной произошёл конфуз —
Пошёл на палубу, меня порывом ветра,
 
 
Короче, сдуло, брат, пока я ссал.
Тогда подумал: всё, кранты, приплыли.
Сам понимаешь, кто б меня спасал?
Там волны с дом огромный проходили.
 
 
Шаман извлёк из Васьки мятый кляп,
Достал с кармана фляжку с коньяком:
– Давай за нас, мой магаданский брат,
Подробно всё я расскажу потом.
 
 
Как я до острова вот этого доплыл?!
А тут друг дружку, Вася, люди жрут,
Такая страсть, что я тут волком выл,
И не морально, Вась, реально жуть.
 
 
Обнять нельзя, похлопать по плечу,
Восторги нужно тихо выражать.
– Я, Вась, тебя немного огорчу,
Всех мужиков начнут под вечер жрать.
 
 
Коньяк без закуси и пафосных речей
Заходит тоже, кстати, на ура.
– Что ожидать от этих нам чертей?
Они же, друг, по сути, фраера!
 
 
– На острове я ввёл всеобщий пост,
Едят три года каннибалы репу,
Был план такой – и он предельно прост:
Нарушит кто-то, вождь загнётся первым.
 
 
Проснётся спящий сотни лет вулкан,
Испепелит всех прочих «писюнов».
– Ты – голова, стратег, верней, братан!
– У нас осталось несколько часов!!!
 
 
С заходом солнца и поста конец,
Отделят пленных мужиков от дам,
А вождь, что в женской обуви, – стервец,
Подаст сигнал, ударив в свой там-там.
 
 
Из джунглей воины таскали сухостой,
Руководил работой мудрый вождь,
Процесс пугал своею простотой,
Эх, залил бы им хворост сильный дождь…
 
 
Бросали пленные украдкой робкий взгляд
На «писюнов», готовивших дрова,
На пленных тоже воины глядят —
Не абы что, вкуснейшая жратва.
 
 
Улыбки счастья у аборигенов:
Шаман отменит скоро строгий пост,
Вон сколько толстых дядек сидит пленных,
Еды в достатке, с бабами вопрос!
 
 
Прикинуть если: воинов-то больше,
И у вождя тут правды не ищи,
Тут как успеть схватить кого потолще,
А надоест – пустить её на щи.
 
 
Примерно схожи мысли каннибалов,
Но прежде сытный ужин при кострах,
«Конечно, жаль, что женщин очень мало», —
Читалась мысль одна у них в глазах.
 
 
Пленённые болтали, правда, тихо:
– Что делать-то мы будем, мужики?
– Вступить в борьбу – единственный есть выход.
– Мы против копий пустим кулаки?
 

 
– А может, лучше Синего дождаться?
Он опытный, и у него есть план…
– Всё бесполезно, чую, не прорвёмся,
А Синего давно сожрал шаман!
 
 
Мэр рвался пригрозить прокуратурой,
Его держали замы, стиснув рот.
– Зачем им хворост, что за процедура? —
С вопросом лез к Снегурочке пилот.
 
 
Среди сидящих на песочке пленных
На кресле возвышался инвалид.
На самом деле что в неволе ценно?
Не выделяться, словно индивид.
 
 
Не лезть в глаза, по сути, слиться с массой,
Упасть в песок и, замерев, лежать,
Амёбой притвориться пучеглазой,
Но лучшее для пленного – бежать.
 
 
Но здесь в побег уйти без вариантов —
Стража бодра, глазаста, начеку,
И инвалид, да в кресле, но атлантом
Был первым претендентом на рагу.
 
 
Вернулся взбудораженный шаман
И Синего с собой привёл живым.
Тот сел к собратьям, молвил: – Дело дрянь.
Слегка несло от Синего спиртным.
 
 
Служитель культа, чёрт его дери,
Ударил сильно в бубен головой,
Насторожились тут же дикари,
Сияло солнце, шелестел прибой…
 

Часть пятая

 
Впадали «писюны» в священный трепет,
А пленных Синий новостью ввёл в шок.
Сияя фиксами, но перейдя на лепет,
Он заявил: – Шаман – мой корешок.
 
 
Есть тут свидетель драматичных пауз,
А коллективных очевидец есть?
Видимо, нет, судьбы вот в этом казус.
– Сидели с ним на зоне мы лет шесть, —
 
 
Понятно уточнил собратьям Синий,
Дыша на них армянским коньяком.
– А как он оказался на чужбине?
– Что было до? – Нет, что было потом?
 
 
Посыпались вопросы от собратьев,
В волнении вскочил на ноги мэр.
– Без кипеша, а вы, папаша, сядьте,
Скакать под стражей – так себе пример.
 
 
– Шаман – он что, сидел на Колыме?
– Как каннибал попал к нам в Магадан?
– Вы в зоне были или на тюрьме?
– Шаман, похоже, мелкий уркаган.
 
 
Вопрос сквозь зубы, шёпотом ответ,
Дел никаких, и время завались.
Вопросы развивают интеллект,
Но часто укорачивают жизнь.
 
 
– Короче, братцы, надо нам валить!
– Мы просто что, уйдём от них пешком?
– Скажите «Да», кто очень хочет жить!!!
Сказали все, но тихо, шепотком.
 
 
Вождю стоять уже невмоготу,
Шаман ещё тут с бубном со своим.
Не взять ли даму, прислонить к борту?
Часы безделья посвятить любви.
 
 
Прищурив правым веком правый глаз,
Вождь начал выбирать одну из всех.
Вон та хорошая, такой широкий таз,
Вот создана прям, стерва, для утех.
 
 
И он отдать приказ уже хотел,
На Ленку даже пальцем показал,
Но тут шаман тревожное запел
И на вулкан он закатил глаза.
 
 
Из песни слов не разобрать вообще,
Но смысл общий можно уловить:
Вначале, кажется, о сущности вещей,
А после типа – быть или не быть?
 
 
В конце пропел шаман уже про то,
Как с пленных разом страшную болезнь
Снять ритуалом он сейчас готов,
Опасно их иначе будет есть.
 

 
Лупил он в бубен так, что кроме ног
Вождь испытал и головную боль.
Не осечёшь – шаман почти что бог,
Народа правда, суть его и соль.
 
 
Служитель культа тут же дал приказ
Грузить всех пленных скопом в самолёт,
Он вместе с ними пару-тройку раз
Вокруг вулкана совершит облёт.
 
 
Тем самым отпугнёт болезни все,
И наконец-то можно сесть пожрать,
Мужик-шаман отчаянный совсем:
– Эй, пленных начинайте загонять…
 
 
Когда на Ленку через левый глаз
Ужасный вождь внимательно смотрел,
Казалось ей, что солнца диск погас,
Сейчас начнётся жёсткий беспредел.
 
 
Два дня не емши, нету сил, хоть плачь.
Как выжить, не ударить в грязь лицом?
Ткнул в Ленку пальцем изверг и палач —
Вождь с именем Помятое Яйцо.
 
 
Но повезло – вдруг заблажил шаман,
Вождь тут же руку с пальцем опустил
И приказал, Задорный Баклажан
Чтоб пленных в самолёт тот заводил.
 
 
Невнятно, будто в аэропорту,
Объявлена посадка в самолёт,
Не описать мне эту суету,
Как ломанулись пленные на борт.
 
 
Тут вождь отдал ещё один приказ:
– Летят к вулкану только мужики!
– Что он удумал, грёбаный карась? —
Сжимал шаман в бессилье кулаки.
 
 
Тут начался ужасный крик и гвалт,
Пищали женщины, когда хватали их,
Входили «писюны» в раж и азарт,
Спастись у женщин шансов никаких.
 
 
– О, мудрый вождь, Помятое Яйцо,
Зачем ты женщин не пустил на борт? —
Невозмутимым сохранить лицо
Шаман старался, стиснув свой топор.
 
 
– Лети, снимай заклятие с еды,
Ведь женщин мы не собирались есть…
Вверх от костров уже струился дым.
– Давай, не мешкай, жду тебя я здесь! —
 
 
Ответил Лёньке Мятое Яйцо
И к женщинам направился, стервец,
Готовы уже угли под мясцо.
– Похоже, плану нашему конец… —
 
 
Уже решил взволнованный Шаман.
Беспомощный на Ваську бросил взгляд,
Взгляд говорил: «Мол, под угрозой план».
– Яйцо сказал, что дамы не летят!!!
 
 
На борт легко загружен инвалид,
Пилот в кабине, тоже хорошо,
Коварный вождь вдруг воинам велит
Отсечь всех женщин. Что произошло?
 
 
К вождю идёт вразвалку Леонид,
Видать, про женщин задал он вопрос.
За каждой мелочью Василий сейчас бдит:
– Что там удумал главный «эскимос»?
 
 
Во взгляде Лёньки – тёмная тоска,
Вождь похотливый нарушает план.
На глаз – два метра где-то для броска,
Там топчется ближайший истукан.
 
 
– Эй, мужики, готовьтесь на рывок,
Придётся с голой пяткой на копьё!
Мы – русские, а значит, с нами Бог!
– А может, в самолёте есть ружьё?! —
 
 
Спросил с надеждой в голосе майор.
– Вообще-то, я по паспорту киргиз.
– Идти на копья – это просто вздор!
Тут прения закончил женский визг…