Текст книги "Война с внутренним врагом"

Но враги не дремали. В адрес высших инстанций полетели доносы на «разнузданных патриотов». Решающее значение, по всей видимости, имел донос А. Бовина, консультанта Брежнева, редкого проходимца и афериста, с которым мне пришлось столкнуться в конце 80-х годов во время выборов в Верховный Совет РСФСР. Человек со штампованным сознанием, мысливший категориями анекдотов, он подкупал людей, не знавших его лично, внешним «добродушием и балагурством», за которыми скрывались цинизм и ледяной расчет. В 1980-м Бовин познакомился с книгой Чивилихина «Память». Она возмутила его «русским духом». В ней он увидел покушение на интернационализм и довел свое мнение до Брежнева и Андропова.[104]104
  Впоследствии в своих воспоминаниях Бовин сообщил, что написал о книге Чивилихина критическую статью в «Литературную газету» (см.: А. Бовин. XX век как жизнь. М., 2003. С. 380–382).


[Закрыть] По указанию последнего в Обществе охраны памятников началась проверка. Активистов ВООПИК обвинили в антисоветской деятельности, нарушении интернационализма и антисемитизме. В Обществе появилась комиссия из ЦК, которая уволила некоторых сотрудников, запретила ряд лекций. Все эти репрессии проходили в русле так называемого дела «русистов» (слово было выдумано председателем КГБ Ю. В. Андроповым). Против русского патриотического движения организуется враждебная кампания. В марте 1981-го Андропов направляет в Политбюро записку, в которой отмечает возникновение в кругах интеллигенции движения «русистов». «Под лозунгом защиты русских национальных традиций, – доносил глава КГБ, – они, по существу, занимаются активной антисоветской деятельностью». Андропов ставил вопрос о скорейшей ликвидации этого движения, угрожавшего, по его мнению, коммунистическим устоям больше, чем т. н. диссиденты.

По новому делу «русистов» уже в апреле 1981-го с поста редактора журнала «Человек и закон» увольняется русский историк (в свое время зам. председателя «Русского клуба») С. Н. Семанов. В августе арестовывается публицист А. М. Иванов, автор известных в патриотических кругах статей в журнале «Вече» и работ «Логика кошмара» и «Рыцарь неясного образа», в которых раскрывается преступная сущность большевистского руководства, а история компартии справедливо показана как «непрерывная цепь заговоров, переворотов, грубого насилия, задуманных и осуществленных людьми, мечтавшими только о сохранении своей личной власти». Иванов был связан со многими представителями русской интеллигенции, в частности с художником И. С. Глазуновым и историком Семановым. Путем подслушивания чекисты, в частности, установили, что Семанов призывал к борьбе с космополитическими силами, справедливо отмечая, что кончился «период мирного завоевания душ. Наступает революционный период… Надо переходить к революционным методам борьбы… Если мы не будем сами сопротивляться, пропадем». В марте 1982 г. Семанов был схвачен и отвезен в Лефортово (после допроса отпущен). Вместе с Семановым пострадал еще один сотрудник журнала «Человек и закон» – Г. В. Рыжиков, составивший ряд документов, в которых выдвигал требование «чистки» высшего партийного аппарата, засоренного сионистами и им сочувствовавшими.

В конце 1981 космополитические власти разгромили редакцию журнала «Наш современник», уволив двух заместителей редактора, в том числе выдающегося русского публициста Ю. И. Селезнева (вскоре после этого скончавшегося).

На совещаниях в ЦК подверглись критике такие выдающиеся книги русских писателей, как «Лад» В. И. Белова и «Память» В. А. Чивилихина. Слово «русский» как бы изымается из официального обихода. В газете «Правда» организуются выступления еврейских интеллигентов против изучения русской истории и культуры. В «Литературной газете» и журнале «Вопросы литературы» ведутся нападки на ученых, изучавших творчество русских философов Соловьева, Федорова, Флоренского.

Пользуясь поддержкой власти, еврейско-космополитические круги постоянно усиливали антирусскую кампанию, в адрес русских писателей выливали ушата лжи и клеветы. Через месяц после смерти Брежнева Георгий Арбатов направил новому генсеку Андропову записку с предложением полного разгрома патриотического движения. Навязчивый стиль «друга великой Америки» возмутил даже Андропова. Он ответил ему довольно резко, в том смысле, что сам знает, что делать, но с доносом согласился. Антирусская кампания усилилась.

В 1983 году западными спецслужбами и различными антирусскими центрами организуется шумная «сахаровская» кампания. Известный своей неукротимой русофобией американский президент-масон Рейган назначил День Андрея Сахарова, «борца за мир и права человека». Кампания проводилась по все правилам холодной войны. В ней приняли участие ведущие средства массовой информации Запада и множество еврейских диссидентов в СССР.

Всколыхнулись сионисты и в Институте труда. Было омерзительно видеть, как еврейские коммунисты, члены парткома, с одной стороны, официально взахлеб хвалили «исторические» мемуары Л. И. Брежнева «Малая земля», «Возрождение», а с другой – неофициально шушукались по углам, поддерживая антирусские высказывания Сахарова.

В книжные магазины ходили комиссии из Главлита и КГБ, проверяли – не покупается ли запрещенная русская литература (от Киреевского до Булгакова и Бердяева). Комиссию курировал генерал Бобков, настраивавший ее членов на изъятие русской национальной литературы. Полностью было запрещено покупать и продавать православную и «монархическую» литературу (например, историка-монархиста Иловайского и др.). Чтобы не допустить распространения запрещенных изданий, КГБ проверял типографии и организации, в которых были ксероксы и другие множительные аппараты. Довольно часто ловили на ксерокопировании. Девушка, которая работала на ксероксе в Институте труда, рассказывала мне, что на предыдущем месте работы она была схвачена с поличным при пересъемке запрещенной литературы. Парень из КГБ, поймавший ее, в обмен на молчание стал домогаться. Однако она предпочла уволиться. Репрессии шли и в других областях русской жизни, не трогали только диссидентов-западников.

На некоторое время в коридорах ВООПИК наступила тишина. Я нашел себе дело в Общественной инспекции по охране памятников ВООПИК (МГО ВООПИК). Нашей задачей было выявлять все случаи нарушения закона об охране памятников, составлять протоколы и передавать их руководству. А нарушений встречалось огромное множество, поэтому работы нам хватало. Многие исторические здания и церкви находились в плохом состоянии и требовали реставрации, однако чаще всего арендаторы этих памятников деньги тратить не хотели и постепенно доводили их до аварийного состояния. В таких случаях мы ехали к ним составлять протокол о допущенных нарушениях и преступной халатности, и начиналась тяжба.

В Общественной инспекции МГО ВООПИК я проработал около 7 лет. Обследование тех или иных памятников было связано с изучением множества документов, в том числе архивных. Работа эта требовала времени, при том что у меня была еще основная работа и много других дел. Тем не менее в инспекции я работал с увлечением, она позволяла мне разобраться в делах, которые выходили далеко за рамки охраны памятников.

Именно тут я особенно ясно осознал, что памятники Отечества являются одним из главных выражений народного духа, материальным воплощением национального сознания. И поэтому борьба за памятники для меня и моих товарищей по ВООПИК была борьбой за Россию, за сохранение начал ее национальных особенностей.

В этой борьбе нам противостояли могущественные силы нигилистов из партийно-советских органов власти, прямых наследников еврейских большевиков и продолжателей их политики. Конкретно это были влиятельные чиновники из Главного архитектурно-планового управления (ГЛАВАПУ) и Госинспекции по охране памятников. Среди этих чиновников-нигилистов, преимущественно евреев и космополитов, преобладало мнение о необходимости сноса большей части исторической застройки Москвы и строительства на ее месте современных зданий. Особенную ненависть чиновники-нигилисты испытывали к православным церквям и зданиям, построенным во второй половине XIX – начале XX века. Ценнейшие памятники русской архитектуры взрывали по ночам, а уже днем десятки самосвалов вывозили строительный мусор, в который они превращались, на свалку. Всего с середины 1950-х по конец 1980-х, по подсчетам нашей инспекции, было разрушено более 200 исторических зданий.

Если за 1955–1975 годы в среднем сносилось 70 домов, то за 1976–1986 годы – 80. А всего с середины 70-х годов по наше время было уничтожено около 900 домов исторической застройки.

В 1972 бульдозеры сгребают Казанскую церковь (XVII–XIX века) на Октябрьской площади, перестроенную в XIX веке в память победы России над Турцией, годом раньше сносятся постройки Головинского Казанского монастыря (XIX век) на Кронштадтском бульваре. В 1977 совершенно бессмысленным образом бульдозерами срывается древнее кладбище возле церкви Иоанна Предтечи в Дьякове (возле Коломенского). В этом же году начинается снос церкви Михаила Архангела при университетских клиниках (конец XIX века, архитектор А. Ф. Мейснер). И только вмешательство П. Д. Барановского и общественности останавливают варварский акт, но здание успели превратить в руины.

В 70-е годы сносится церковь Рождества Богородицы XVII века в с. Богородском-Воронове (ныне ул. Островитянова), до неузнаваемости перестраиваются церковь Алексия (1658 г.) и церковь Николы в Студенцах (XVIII в.). В 1972 г. сносится читальня им. И. С. Тургенева у Сретенского бульвара.

В 80-е годы сносятся Дом Рахманинова с сознательным уничтожением всего его художественного убранства, усадьба Остерман-Толстых, палаты XVIII века на ул. Энгельса, палаты XVII века на Кадашевской набережной, Дом Белинского в Рахмановском переулке, флигель церкви Иоанна Воина, Дом Щепкина на ул. Ермоловой, дом по улице Мясковского, связанный с именем Чайковского.

В 1986 тихо, практически незамеченным общественностью, погибает на ул. Достоевского уникальный памятник русского зодчества – комплекс сооружений «Крестьянского молочного союза», построенный И. Бондаренко в 1923–1924 гг. в нетипичных для того времени формах русского модерна.

Кроме уже перечисленных выше в середине 80-х годов сносятся следующие памятники архитектуры и истории: придел церкви Николы в Сабурове, жилые дома XIX века (Денисовский пер., 6, пер. Стопани, 5, Б. Сергиевский, 13), а также дом причта церкви Николы в Звонарях (ул. Жданова, 8).

В 1986 снос памятников архитектуры продолжается – исчезают жилые дома XIX века: ул. Арбат, 42, 2-й Спасоналивковский пер., 5, 7, ул. Островского, 45, Новокировский проезд, 42, Сретенский бульвар, 7/1, Луков пер., 5, 7, Костянский пер., 8, 10, ул. Землячки, 6, 1-й Колобовский пер., 5/8, Дегтярный пер., 4 (Дом Федотова). В этом же году бульдозеры уничтожают еще несколько памятников истории – флигель усадьбы XVII века (Б. Коммунистическая, 11), здание цирка (1880 г.) на Цветном бульваре.

В 1987 бульдозеры вгрызаются в памятники архитектуры и ценной исторической застройки на Преображенской площади, 6 и 53/57, улице Бурденко, 7, в Петропавловском пер., 5, на Яузском бульваре, 4, в Девяткином пер., 5, Подкопаевском пер., 2–4, на Трубной ул., 13, и во многих других местах Москвы.

В 1986–1987 практически до основания уничтожается ценный исторический и археологический памятник – село Дьяково, являющееся частью заповедника «Коломенское». Мощные бульдозеры разрушили десятки домов, срыли тысячи деревьев, сильно повредили культурный слой, хотя незадолго до этого на базе Дьякова планировалось организовать архитектурно-этнографический музей (на что было принято соответствующее решение Моссовета).

При проведении так называемого Третьего кольца через Немецкую слободу и некоторые другие исторические районы Москвы уничтожено значительное число памятников исторической застройки XVIII–XIX веков и ряд захоронений видных деятелей культуры.

Чиновники-нигилисты в борьбе против памятников русского зодчества Москвы использовали рецепт известного архитектора Гинзбурга, приведенный в 1930 году в журнале «Советская архитектура»: «Мы не должны делать никаких новых капиталовложений в существующую Москву и терпеливо лишь дожидаться износа старых строений, истечения амортизационных сроков, после которых разрушение этих домов и кварталов будет безболезненным процессом дезинфекции Москвы».

По этому рецепту в первой половине 80-х годов 7500 зданий Москвы находилось в неудовлетворительном техническом состоянии, а многие превратились в настоящие трущобы.

Конечно, два десятка энтузиастов из Общественной инспекции не могли остановить волну погромов русских исторических памятников, осуществляемых наследниками еврейских большевиков. Хотя кое-что сделать удавалось. Спасли от погрома несколько памятников по линии прохождения Третьего кольца, сберегли от перестроек и небрежения церкви Петра и Павла на Басманной (XVIII в.), Иакова Зеведеева в Казенной слободе (XVII в.), Успения в Казачьей слободе (XVII в.), Георгия Неокесарийского (XVII в.), Покрова в усадьбе «Братцево» (XVII в.). Помню наши «баталии» за усадьбы XVIII века «Михалкове», «Черемушки», старый Головинский проезд.

Однако это было ничтожно мало по сравнению с масштабами погромов, осуществляемых врагами России под предлогами реконструкции Москвы. При Андропове на первый план выдвигается гигантский проект построения в Москве десятков огромных административных зданий, предусматривающий массовые сносы древних церквей и других памятников архитектуры. Стиль намеченных построек как будто бы был срисован с планов архитектуры Тель-Авива (часть их была осуществлена на нынешнем проспекте Сахарова).

Одно из таких зданий собирались строить в ста метрах от Кремля, в древнейшем месте Москвы, а рядом с ним, между Остоженкой и Кропоткинской набережной, предполагалось возведение целого элитарного городка для чиновников с домами улучшенной планировки и улучшенным обслуживанием, своего рода новое «Царское село», как в Кунцеве. При этом коренные жители выселялись, древнейший район Москвы на 60 % должен был превратиться в новостройку.

Строительство огромных административных зданий намечалось и в районе Цветного бульвара, предполагалось уничтожение большей части исторической застройки не только самого бульвара, но и прилегающих переулков.

Начинался снос домов в заповедных зонах Остоженки и Цветного бульвара. Широкомасштабное дорогостоящее строительство бюрократических учреждений осуществлялось в условиях сознательного урезания средств на ремонт и реставрацию памятников архитектуры и исторической застройки.

Постоянно сталкиваясь с погромами московских памятников, наблюдая варварство и нигилизм со стороны партийных и советских властей, многие из наших активистов сжимали кулаки. Разрастался конфликт между защитниками культурного наследия России и его погромщиками, воинствующими мракобесами, главными среди которых были евреи и связанные с ними космополиты-западники. Таким образом, конфликт приобретал национальный характер, причем провоцировали его отнюдь не русские.

Нам, русским, не хватало организованности для сопротивления, ибо советская власть, имевшая преимущественно еврейские корни, не позволяла мобилизоваться для отпора. Любые активные попытки остановить погромы и назвать их подлинных зачинщиков квалифицировались как антисоветская деятельность и проявление антисемитизма.

В начале 80-х в стенах ВООПИК, может быть больше, чем где-либо еще в России, идет активный процесс возрождения национального сознания, частично удушенного еврейскими большевиками. История России как бы заново проходила через наши души – от светлого и радостного через русское язычество, через Новгород и Псков мы постепенно возвращались к пониманию величия Православия и Монархии.

Увлечение древними Новгородом и Псковом было особенным этапом национального самосознания. Из рук в руки ходили книги об этих городах. И, конечно, ездили мы туда как на паломничество. Новгород, Псков с окрестностями я посетил с женой. В течение месяца мы обошли почти все церкви и монастыри этих городов и самые достопамятные места в их окрестностях, любовались прекрасными фасадами. Именно здесь для меня открылось, что истинное влияние Новгорода и Пскова состоит не в абстрактном свободолюбии и вече, а в умении мобилизовать народный дух в высшей форме свободной власти – Православной Монархии. Неудивительно, что именно в этих местах окончательно сформировалась русская государственная теория.

Это я понял одной бессонной ночью, в палатке, разбитой мной возле остатков псковского Спасо-Елеазаровского монастыря, в котором в XVI веке жил один из выдающихся мыслителей Древней Руси монах Филофей. По дороге сюда я сильно повредил ногу, ходьба вызывала острую боль, а заснуть получилось только на рассвете. Долго размышлял. Солнце в это время садилось поздно. В 11 вечера было еще светло, я перечитывал книгу, в которой излагалось учение монаха Филофея о Москве как о Третьем Риме. Иногда впадал в забытье, просыпался от боли в ноге и почти физически ощущал присутствие великого старца, сформулировавшего идею особой миссии русского народа в борьбе с мировым злом, воплотившимся в «ожесточенном иудействе». Филофей провозгласил, что русский царь является наследником величия римских и византийских императоров, а Москва по своему духовному значению является «Третьим Римом» и главным хранителем христианской веры. Обращаясь к царю, старец писал, что «все царства православной веры сошлись в тое единое царство, во всей поднебесной ты один христианский царь». Власть самодержцу нужна не сама по себе, а чтобы быть щитом «правой веры», защищать Православие, сохранять духовные ценности Святой Руси – добротолюбие, нестяжательство, соборность – от посягательств сил мирового зла. Филофей подчеркивает преемственность русского самодержавия от Владимира Святого и Ярослава Мудрого, считая русского царя духовным наследником дел, начатых ими.

«Первый Рим, – учил Филофей, – пал от нечестия, второй (Константинополь) – от засилья агарянского (мусульманского), третий Рим – Москва, а четвертому – не бывать».

Русский народ принял миссию Третьего Рима не по принципу национализма, а исключительно в силу уверенности в своем Православии, в святости Руси. Все происходящее в жизни людей и народов определяется и совершается Всевышнею и Всесильною Десницею Божиею; Мощию и Промышлением Божиим возводятся на престолы цари и достигают своего величия; во всемогуществе Бога и его Промысле – источник правды на земле. Действием Промысла Божия, согласно пророческим книгам, пал старый Рим вследствие уклонения в ересь Аполлинария и служения на опресноках; за ним пал и новый Рим, то есть Константинополь, вследствие измены Православию на VIII соборе и принятия латинства. Поэтому София Цареградская была попрана и сделалась достоянием внуков Агари. Остается невредимою только славная соборная церковь Успения Божией Матери всей новой и великой Руси – Третьего Рима. Эта общерусская святыня сияет своим благочестием во всей вселенной ярче солнца. Третий Рим есть последний в историческом бытии человечества. Четвертому Риму не бывать. Так в последовательном ходе исторической жизни народов все православные христианские царства пали и слились в одно царство Русское, вследствие чего русский царь является единственным христианским царем во всем поднебесье. Царство Русское есть последнее мировое царство, за которым наступит вечное царство Христа.

Бессонная ночь возле Спасо-Елеазарова монастыря (его собор возвышался в 100 метрах от нашей палатки среди елочек) запала в мою душу на всю жизнь. Надолго во мне сохранялось такое чувство, будто я лично побеседовал со старцем Филофеем. Идея особой миссии русских царей стала моим личным убеждением. Только царь может спасти и возродить Россию.

На следующий день нога уже почти не болела, и мы с женой направились в Крыпецкий монастырь, расположенный среди болот, кишащих ядовитыми змеями, порой выползавшими на дорогу. Здесь у меня произошла еще одна знаменательная встреча. В руинах собора мы увидели иконостас из бумажных икон, а недалеко от него в одном из бывших приделов брошенные на пол еловые ветви с ватными одеялами на них. Оказывается, здесь ночевали паломники из Вологодской области. Они приехали поклониться святому Савве Крыпецкому (XVI в.), мощи которого покоились здесь под спудом. Паломники рассказали нам о том, что в Гражданскую войну евреи-чекисты расстреляли здесь несколько монахов, заставив оставшихся в живых зарыть их прямо во дворе. Помолившись, мы пошли все вместе к святому озеру и окунулись в него, а потом долго беседовали. Я пересказал им учение старца Филофея о Третьем Риме. Оказывается, они знали и почитали старца. Более того, они почему-то считали Филофея выходцем из северных монастырей (хотя подтверждения этому я не нашел), много рассказывали о вологодских святых и настоятельно советовали пройти с паломничеством по монастырям, которые основали ученики святого Сергия Радонежского, «истинные хранители чистоты Православия». Слова их запали в душу, и в следующем году я решил последовать совету богомольцев.