Текст книги "Война с внутренним врагом"

Создание какой-то универсальной модели – утопично, даже катастрофично. Общечеловеческие ценности в западном понимании приведут нашу страну к индивидуализму, потребительству, к самой бесчеловечной диктатуре небольшой кучки богачей над большинством народа. На земле – это мое глубочайшее убеждение – должно сохраниться множество цивилизаций со своим путем развития, со своим пониманием демократии.

На этом пути у русской цивилизации есть важнейшая задача, общенациональная цель: не предавать себя, не отказываться от своей самобытности, от своих исторических истоков. Не отказываться от себя во имя сомнительных и чуждых идеалов, которые столь массированно навязывают нам «демократы»…

Русская идеология и «евразийство»
(беседа с русским эмигрантом-журналистом во Франкфурте (Германия) Сергеем Ивановичем Солдатовым, сентябрь 1992 г.)

Сергей Солдатов: Сегодня в патриотическом движении идет напряженная работа по выработке русской идеологии, которая была бы, с одной стороны, связана с духовными корнями русского народа, а с другой – отвечала бы современным реальностям. Возникает множество, на мой взгляд, искусственных теорий, совершенно одиозный характер приобрела пропаганда так называемого евразийства. Самыми горячими поклонниками этой теории являются авторы русофобской «Независимой газеты» или «патриоты» типа С. Станкевича.

Олег Платонов: Обиднее всего, что это «евразийство» разделяют некоторые люди, которых считают настоящими патриотами.

С. С: Наверное, здесь больше наивности, чем убежденности. Спрашиваешь у таких «евразийцев», почему они верят в него? Объединяющая идея, – говорят, – ни один народ не обижен, который в России живет.

О. П.: А на самом деле «евразийство» обижает и, более того, унижает русский народ, составляющий более 80 % населения России.

Я долго занимался изучением масонства и должен заметить, что идеология евразийства во многом близка масонской. Главное – это стремление принизить значение русского народа во имя неких универсальных принципов.

Для «евразийцев» Россия – это континент, территориальное понятие, соединение по геополитическому признаку. Духовный смысл русской цивилизации, ее ценности полностью выхолащиваются, заменяясь рассуждениями о взаимовыгоде союза народов, о каких-то мистических закономерностях континентов Европы и Азии, о соединении азиатских и европейских начал. Эта теория ненаучна хотя бы потому, что смешивает несоединимые элементы разных цивилизаций, пытаясь создать из них какую-то среднюю цивилизацию, которая должна устроить всех. Как и ортодоксальные большевики, «евразийцы» ищут в России прежде всего государственное начало, не понимая, что оно само по себе есть следствие более глубоких закономерностей национальной жизни. Евразийство дезориентирует патриотическое движение, сужает патриотизм до требования державности, создавая иллюзию, что она может осуществляться вне других начал русской жизни или даже вне этих начал опираться на европеизм или ислам.

Сегодня евразийство по своей духовной сути является современной модификацией либерального космополитизма и большевистского интернационализма, новой оболочкой мондиалистского мышления, намеренно выхолащивающей национальное ядро русской цивилизации.

Евразийство унижает русский народ, рассматривая его как какое-то пассивное женское начало, статиста в игре мировых сил. Совершенно неправилен евразийский образ России как какого-то организма о двух головах, глядящих в разные стороны – на Восток и на Запад, – якобы воспринимающего оттуда свою культуру, на самом деле Россия смотрит не по сторонам, а в глубь себя, питая свое развитие из внутренних источников. Россия – не мифическая «евразия», а особая цивилизация, ядро которой составляет русский народ. Бессознательное чувство принадлежности к русской цивилизации, национальное сознание как чувство пола создают одну из главных предпосылок полноценной жизни. Человек, оторвавшийся от своей цивилизации, лишенный национального сознания, ущербен и слаб, он превращается в игрушку внешних сил, глубина, полнота окружающей жизни недоступна ему.

С. С: В нашей жизни, конечно, важнее всего воспринимать «шкалу духовных ценностей» цивилизации как компас для практического выбора тех или иных вариантов. Совершенно очевидно, что, отказываясь учитывать духовные ценности русской цивилизации, скажем, при разработке наших экономических и социальных планов, мы тем самым обрекаем их на неуспех, подводим под них мину замедленного действия. Все жизненные реакции, симпатии и антипатии, трудовая мотивация, способность к эффективному труду определяются национальными стереотипами и психологией и зависят от возможностей создания привычных условий существования.

Возьмем, к примеру, Японию. Эта страна, опираясь на народные традиции и обычаи, сумела так воспользоваться ценностями своей цивилизации, что в своем экономическом развитии опередила все страны мира, а к 2000 году она перегонит США. Близки к феномену Японии феномены Южной Кореи, Гонконга, Тайваня.

О. П.: Да, история всех стран с полной очевидностью показывает, что возможности их успешного духовного и экономического развития требуют точного следования ее цивилизационным моделям, создания особой науки применительно к каждой цивилизации. Во многих странах эта наука разработана с исчерпывающей полнотой, но не в России. Начиная с Петра самобытная модель русской цивилизации пристегивалась как дополнение к западноевропейской модели, а все, что не вписывалось в последнюю, объявлялось реакционным и отсталым. А ведь внимательный взгляд на русскую жизнь по крайней мере за последнее тысячелетие свидетельствует о том, что в нашей стране сложилась самобытная цивилизация, самые высшие духовные достижения которой воплотились в понятии «Святая Русь».

С. С: Значит ли это, что понятие Святая Русь равнозначно понятию русская цивилизация?

О. П.: Нет. Русская цивилизация принадлежит к числу древнейших цивилизаций мира, ее базовые ценности сложились задолго до принятия христианства. Поэтому не вполне корректно ее отождествлять с понятием Святая Русь. Да! Период после принятия христианства поднял русскую цивилизацию на качественно новую духовную высоту, но он нисколько не изменил ее внутренней сущности, явившись органичным продолжением древнейших, глубинных закономерностей.

Русская цивилизация как духовный культурно-исторический тип зародилась почти за тысячу лет до Рождества Христова. Ее контуры вырисовываются в духовных представлениях чернолесской культуры Среднего Поднестровья X–VIII веков до нашей эры. Как отмечает академик Рыбаков, уже тогда земледельческие племена восточной половины славянства создали союз для обороны от кочевых киммерийцев, научились ковать железное оружие и строить могучие крепости. Древние русские люди этих племен называли себя сколотами. В VII веке до нашей эры сколотский племенной союз вошел как автономная единица в обширную федерацию, условно называвшуюся Скифией.

Существует целый ряд свидетельств древних историков, географов, философов о жизни земледельческих сколотских племен Скифии. В частности, Страбон отмечает характерные черты сколотов: добротолюбие (любезность), справедливость и простота. Уже тогда прослеживается поклонение добрым началам жизни, демократический уклад быта, нестяжательство и презрение к богатству. Многие источники особо подчеркивают приверженность сколотских племен к своим традициям и обычаям.

Нашествие многочисленных сарматских племен в III веке до нашей эры приостановило процесс формирования и созревания русской цивилизации. Земледельческие племена были вытеснены в глухую лесную зону, где многое приходилось начинать с начала. Зарубинецкая и выросшая из нее Черняховская культура, просуществовавшая до IV–V веков нашей эры, были регрессом по сравнению со сколотским периодом, но, тем не менее, они сумели сохранить главные духовные черты, которые в новых условиях середины первого тысячелетия позволили окончательно сформировать культурно-исторический тип русской цивилизации, союзы племен, а позднее и единое государство. Весь последующий период развития русской цивилизации можно характеризовать как процесс ее естественного расширения до естественных границ. Процесс расширения русской цивилизации осуществлялся преимущественно духовным могуществом, а отнюдь не военной силой. Русская духовная мощь организовывала вокруг себя другие народы, подавляя противников и соперников силой добра и справедливости. Например, финно-угорские, а позднее многие сибирские народы были вовлечены в русскую цивилизацию добровольно, без крови и насилия.

С. С: Но корректно ли говорить о русской цивилизации и о русском народе, когда тот этнос, который создался в рамках единой цивилизации, существует как три разных народа, три разных государства (в том числе Украина и Белоруссия)?

О. П.: Создание «государств» Украина и Белоруссия носит искусственный и временный характер, так как не отвечает коренным духовным, историческим и экономическим интересам жителей этих территорий.

Говоря о русском народе, я, как это было принято до 1917 года, отношу к нему все его географические части, в том числе украинцев и белорусов. Еще в XIX веке ни у кого не возникало сомнения в принадлежности их к русской нации. Официальная статистика считала их русскими и подразделяла на великороссов и белорусов по чисто географическому, а не национальному признаку. Подобно Сибири или Уралу, Украина и Белоруссия составляли единую географию русского народа, целостный братский организм. Некоторые языковые, этнографические различия Украины и Белоруссии объяснялись особенностями их исторического развития в условиях многовековой польско-литовской оккупации. Провозглашение русского народа Украины особенным народом – результат подрывной работы австро-германских спецслужб (а позднее и вообще западных спецслужб) с целью расчленения и ослабления единого братского организма России. Взращенные иностранными спецслужбами, «самостийники» являются злейшими врагами Украины и Белоруссии, предателями русского народа. За самостийниками всех мастей стоит Запад. Россия – главное препятствие на пути мирового господства Запада.

В стремлении Запада победить все человечество – больше утопии, чем настоящей силы. Чем сильнее его потуги, тем увереннее сопротивление. Можно разрушить государства, опрокинуть десятки режимов, но нельзя уничтожить множественность человеческих цивилизаций, генерирующих через народное создание воспроизводство традиционных форм жизни. И в этом залог нашего оптимизма.

И наши предки были трудоголиками
(интервью газете «Подмосковные известия» (21.08.1992 г.))

Олег Платонов: К сожалению, в последнее время мы стали забывать, что труд – это не набор трудовых функций, а часть национальной культуры, национального сознания, посредством которой народ утверждает себя как историческую общность. И не случайно русские мыслители подметили, что труд носит духовный характер. А всякую духовность отличают только ей присущие национальные черты. Понятие духовности на Руси связывалось с жизнью и покаянием на миру. Спасение души возможно не иначе, как через соборное соединение усилий, подвижничество, одной из особенностей которого был упорный труд. Рассуждение о труде как проклятии Божием для абсолютного большинства наших предков оставалось мертвой фразой, произносимой с амвона. Ибо с самого зарождения Православия труд рассматривается как деяние нравственное, дело богоугодное, но не как проклятие. В «Поучении» Владимира Мономаха труд назван высшим мерилом богоугодности человека. И человек в труде выступает действующим лицом священной истории. Отсюда и исконное стремление наших предков выполнять работу как можно лучше. О труде мы можем судить по забытому «Домострою». В этой мудрой книге собраны идеи «практической» духовности.

Юрий Сазонов: Неужели эта традиция канула в Лету?

О. П.: В том-то и дело, что не канула, а получила развитие, но не у нас и не на Западе, а в Японии. Американцы называют японцев трудоголиками, не понимая их национальные трудовые ценности. Такими же трудоголиками были и наши предки. Феномен «японского чуда» как раз и основан на соединении национальной культуры труда с западной техникой и технологией.

Надо сказать, что лучшие традиции «Домостроя» долгое время сохранялись в монастырях российских (до самого начала XX века).

Понятие труда как добродетели впитывалось в сознание с детства повсюду: в семье, в общине, в церкви. Характерно, что фабрика и завод при Петре I считались преемниками древнерусского монастыря. Им даже, по оценке историка Ключевского, придается значение нравственно-исправительных учреждений.

Ю. С.: А как относились к нерадивым?

О. П.: Неумелость в труде высмеивали, расценивали как нравственный порок. Недаром говорится: «Ленивому всегда праздник», «Ест руками, а работает брюхом»… Если судить по количеству народных пословиц, то к лодырю и лентяю у русского крестьянина было больше неприязни и даже ненависти, чем к своим господам.

Сменялись столетия, но Русь продолжала сохранять сложившиеся в глубокой древности традиционные формы общественной жизни, словно боялась сбиться с проторенного предками пути.

Представьте, что в начале XX века в России можно было встретить социальные структуры, существовавшие пятьсот и более лет назад.

Каждая волость имела свой выборный крестьянский суд, строила церкви, школы.

С ростом населения волость дробилась на множество самоуправляющихся общин. Они направляли в волостное управление своих выборных, участвовали в определении «волостной политики».

Все в сельском обществе решал сход во главе со старостой, десятским и сотским. По его слову определяли начало и окончание сельхозработ, штрафы за нарушение общинных запретов, мелкие преступления, собирали деньги на общие расходы, судили, рядили семейные споры. Ничто не могло быть скрыто от мира, потому что «мир всех старше». И в волостном суде, и на сельском сходе главным наказанием было, конечно, общественное презрение сельчан.

И еще одна забытая особенность чисто русского быта – помочи – совместный неоплачиваемый труд крестьян. Помочами строились церкви, мирские мельницы, школы, магазины, склады, амбары, ремонтировались дороги, заготавливались дрова для сельских больниц, вдов, сирот.

Можно спорить о том, когда возникла община, но совершенно ясно одно – она не была навязана сверху, как коллективизация, и потому именно являлась настоящей общественной формой, которая создавала условия для свободы и самостоятельного развития каждого крестьянина (в городах подобную роль играли самоуправляемые объединения, дружины, черные сотни…).

Ю. С.: И где все же наши предки предпочитали работать охотнее всего?

О. П.: В артелях. Именно артель издревле удивительным образом позволяла сочетать склонность русского человека к самостоятельному и даже обособленному труду в коллективе. Здесь были все равны, как правило, хорошо знали друг друга и боялись подвести, платили по умению и искусности.

Ю. С.: Каких работников нанимали чаще?

О. П.: Исследователи считают, что в «течение долгого времени лучшая часть населения и рабочих на фабриках и заводах состояла из старообрядцев». Яркий пример – фабрики Пучковых в Лефортове, со всех сторон окруженные поселками преимущественно старообрядцев. Один из попечителей старообрядческого московского Рогожского кладбища Кузнецов наладил производство фарфора, завоевавшего мировую известность. В Богородском, Бронницком, Егорьевском и Покровском уездах по течению реки Гуслицы на стыке Московской, Рязанской, Владимирской губерний собирались артелями целые старообрядческие регионы, сохранявшие трудовые идеалы Древней Руси.

Ю. С.: В книге «Русский труд» Вы утверждаете, что свободный характер труда преобладал в России до 1917 года. А как же крепостное право?

О. П.: Неясно, почему крепостное состояние (труд принудительный) объявлено чуть ли не характерной чертой развития именно русского общества. Через крепостничество прошли все народы Европы, а в США до 60-х годов XIX века существовало рабовладение.

В России крепостничество утвердилось гораздо позднее, чем во многих западноевропейских странах, и охватило не всех, а около половины крестьян. И форм у него было множество – от самого дикого произвола и надругательства над личностью до чисто символических видов зависимости, когда крепостные сами… имели крепостных, да еще и держали свои фабрики. Идеалом русского крестьянина всегда была самостоятельность и свободная воля. С этим нельзя было не считаться и при крепостном праве. На произвол и насилие крестьяне сразу отвечали восстаниями, разгромом усадеб, убийствами извергов-помещиков.

Когда вожди революции в 1905–1907 годах укрылись под благословенную сень парижских кафе и мансард (читаем в «Книге воспоминаний» великого князя Александра Михайловича), наблюдая развитие событий в далекой России, и друзья, и враги революции ушли с головой в деловые комбинации. Как грибы вырастают биржи, тресты. «Казалось позором трудиться, – пишет великий князь, – чтобы зарабатывать копейки, когда открывалась полная возможность зарабатывать десятки тысяч рублей посредством покупки двухсот акций "Никополь-Мариупольского металлургического общества". Провинция быстро присоединилась к спекулятивной горячке столицы, и к осени 1913 года уже вся Россия из страны праздных помещиков и недоедавших мужиков превратилась в страну, готовую к прыжку, минуя все экономические законы, в царство отечественного Уолл-стрита!»

Верно подмечено, разрушение народного уклада жизни во имя европейской цивилизации особенно активно началось в городах. Без творческой поддержки со стороны образованного общества артельные формы «ветшали». Если, например, Дмитрий Иванович Менделеев предлагал передать российские заводы на Урале артельно-кооперативному хозяйству, то большинство российских промышленников стояли на иных, чуждых русскому мужику позициях. И надо сказать, что развитие капиталистического предпринимательства у нас носило особо хищнический характер. Русский работник, вырванный из привычных ему общинных, артельных форм существования, терялся в чуждых ему хитросплетениях производственной жизни. Штрафы обрушивались на него со всех сторон. Так живым тысячелетним формам артельского хозяйствования, народного самоуправления, совместного владения землей правящий режим противопоставил бюрократический, чиновничий диктат.

И, конечно же, не голая большевистская пропаганда, а стремление вернуться к народным основам, традициям, идеалам, смести все наносное и чужеродное было главным импульсом надвигающейся революции. Но вместо того, чтобы вернуть народу основы бытия, большевики обратились за опытом к «выжимателю пота» Ф. Тейлору, в Америку. Американцы же в это время активно использовали у себя учебные пособия по организации труда, выпущенные Московским техническим училищем. Надежды народа на новых правителей окончательно рухнули, когда они передали власть на селе в руки бедноты и люмпен-пролетариев. Это рассматривалось большинством крестьян как поддержка лодырей и нетрудовых элементов.

Нашим новым правителям надо иметь в виду, что русский труженик признал и почитал собственность и богатство, созданные трудом, а не капиталом. Психологически это чувство осталось и у многих современных русских людей. Именно поэтому сегодня надо быть крайне осторожным при решении проблем приватизации, ибо, как показывают исследования, 80 процентов капиталов получено воровским путем.

Ю. С.: Выходит, как и воровство, бюрократию привнес в российскую жизнь режим большевиков?

О. П.: Бюрократическая система организации труда появилась задолго до 1917 года. Российские социалисты разработали умозрительную схему будущего народного хозяйства, предусмотрев и единый хозяйственный план, и гигантское статистическое бюро. Национальный характер и особенности народной жизни в эту схему не укладывались.

В середине 70-х, работая в Центральном статистическом управлении, я «подпольно» подсчитывал число человеческих потерь в результате антинародных социально-экономических экспериментов. Выходило, что число людей, умерших не своей смертью за 1918–1955 годы, превышало 87 миллионов, из них 48 миллионов погибли в результате репрессий в местах заключения и ссылках – причем генетически лучшая часть населения.

Вся деятельность большевиков в России с 1917 года вплоть до сегодняшних дней (нынешние демократы являются естественными продолжателями дела Ленина по разрушению нашей страны) была антинародной и преступной. Первой их жертвой стал русский труд. Лишенные национального сознания, люди физически искореняют, по словам писателя Короленко, «самую трудолюбивую часть народа».

Сегодня мы подошли к опасной черте, за которой теряются главные достоинства души народа – ее трудовые качества. Пока они продолжают жить в народной психологии преимущественно как потенциал. С каждым годом тысячелетний заряд его слабеет. Чтобы остановить этот катастрофический процесс, надо вернуться к народным основам, традициям, идеалам, создать условия для возрождения народных форм хозяйствования и труда.

Ю. С.: Сегодня много говорят о возвращении крестьянину чувства хозяина земли…

О. П.: И мало – об отношении крестьянина к земле. А этот вопрос не менее важен. Казалось бы, чего проще – передать землю крестьянину в частную собственность. Но есть и другой путь, проверенный веками. Путь коллективного землепользования сельских обществ с выделением определенной части земли в государственное централизованное пользование. Для сдачи в долгосрочную аренду артелям, кооперативам, отдельным земледельцам, совхозам (с правом наследования). Условия коллективного землепользования предполагают выделение каждой крестьянской семье участка в личное пользование (с правом наследования) для самостоятельной обработки. Он может добровольно отказаться от своего участка, и тогда земля вернется во владение всего сельского мира. Колхозы и совхозы должны получать землю на конкурсной основе на равных правах с другими. А формы землепользования могут быть различны. Но они, равно как и промышленный потенциал городов, сработают только тогда, когда в основе их будет лежать принцип общественного самоуправления, справедливости, трудовой демократии.

Беседу вел Юрий Сазонов