Текст книги "История русского народа в XX веке"

Для организации истребления русских казаков на Дон направляются известнейшие большевистские террористы. По приказу Ленина в апреле 1919 года одним из руководителей карателей с чрезвычайными полномочиями становится участник убийства царской семьи двадцативосьмилетний А.Г. Белобородов[213]213
  Некрасов В. Тринадцать «железных» наркомов. М., 1995. С. 101–102.


[Закрыть].

Сын кишиневского фармацевта двадцатилетний еврейский большевик И.Э. Якир как член Реввоенсовета 8-й армии отдает приказ о «расстреле на месте всех имеющих оружие и даже процентном уничтожении мужского населения…»[214]214
  Бернштам М. Стороны в Гражданской войне 1917–1922 гг. М., 1992. С. 64.


[Закрыть]

Всего в ходе войны против русского казачества 1918–1920 годов было убито около 1 млн. казаков и членов их семей.

Наряду с Москвой, Петроградом и казачьими областями неслыханная массовая жестокость большевиков по отношению к Русскому народу проявилась в Киеве, Одессе, Харькове и других малорусских городах, особенно в бывшей черте оседлости. В этих городах, плотно заселенных евреями, расправы над русскими людьми приобрели характер чисто национальной мести. В этих городах уничтожались все русские, которые, по мнению еврейских большевиков, являлись сознательными патриотами России, прежде всего национальная русская интеллигенция.

В Киеве с 25 января по 16 февраля 1918 года большевики побили все мировые рекорды кровавого террора. Среди десятков тысяч убитых было свыше 6000 русских офицеров и около тысячи офицерских детей, воспитанников местного кадетского корпуса.

Еще более зверская волна террора захлестнула Киев с февраля по август 1919 года. Это была целенаправленная физическая ликвидация национальной русской интеллигенции. Еврейские большевики убили, по разным оценкам, от 40 тыс. до 100 тыс. человек русских интеллигентов и офицеров.

В конце апреля 1919 года Киев посетил Троцкий и приказал расстрелять всех русских патриотов, состоявших в различных патриотических организациях и клубах русских националистов.

Князь Н.Д. Жевахов, сам переживший этот кошмар, рассказывает:

«Никакое перо не в состоянии описать тех ужасов, какие совершались цинично и откровенно среди дня, когда каждого прохожего, по виду (русского. – О.П.) интеллигента, хватали и бросали в подвалы чрезвычаек, подвергая неслыханным издевательствам и мучениям, а затем отвозили в загородные кладбища, где живыми закапывали в могилы, вырытые предварительно самими же жертвами. Еще ужаснее было то, что творилось под покровом ночи, что обнаружилось лишь позднее, после прихода деникинских войск… Когда солдаты явились на Садовую, 5, где помещалась одна из киевских чрезвычаек, то обнаружили в огромном сарае усадьбы густую желтую липкую массу, подымавшуюся от пола до верха свыше чем на аршин, так что они были вынуждены очищать этот сарай, стоя по колени в этой массе. То были человеческие мозги…

Здесь, в этом сарае несчастные жертвы не расстреливались из ружей и револьверов, как в других местах, а убивались ударами тяжелых молотов по голове, причем от этих ударов мозг вываливался на асфальтовый пол сарая. В течение дня и ночи фургоны, с наваленными на них трупами и торчащими во все стороны ногами, разъезжали по улицам города, наводя ужас на жителей, из коих каждый считал себя обреченным и только ждал своей очереди. Бежать было некуда и невозможно, ибо город был оцеплен кордоном красных войск… В этот разгар царившей в Киеве вакханалии погибли от руки палачей едва ли не все лучшие люди города, и среди них знаменитые профессора Киевского университета П. Армашевский и Ю. Флоринский, причем первый, как говорили, был зарыт в могилу живым, подвергшись предварительно жесточайшим пыткам и мучениям»[215]215
  Жевахов Н.Д. Указ. соч. Т. 2. С. 76–77.


[Закрыть].

В киевской Чека главную роль играл еврейский большевик М. Лацис, а среди палачей нечеловеческой жестокостью славились Роза Шварц и некая «товарищ Вера». У последних страшную ярость вызывали православные русские с нательными крестами. После богохульных глумлений изверги срывали эти кресты и выжигали огнем изображения креста на груди или на лбу своих жертв.

Киевский палач М. Лацис учил своих подчиненных:

«Не ищите в деле обвинительных улик; восстал ли он против Советов с оружием или на словах. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы и должны решить судьбу обвиняемого»[216]216
  Красный террор (чекистская газета). 1.11.1918.


[Закрыть].

Этот еврейский большевик получал особое удовольствие от мучений русских людей во время пыток. Очевидцы рассказывали, что при этих сценах отвратительное лицо Лациса расплывалось в улыбке.

В 1919 году в Одессе следователь Чека, бывший присяжный поверенный Гальперин, так напутствовал одну русскую женщину:

«Запомни раз навсегда железный закон революции… власть попадает в руки умнейших и сильнейших. Русский народ – темное быдло. Русская интеллигенция – св…, ни к чему не способная; лучшими оказались мы (евреи). И потому вся власть не просто в руках евреев, а сильнейших и умнейших»[217]217
  Новое время. 3.4.1924.


[Закрыть].

Одесские чекисты, состоявшие почти сплошь из евреев, даже в своей среде прославились изощренной жестокостью. Для допросов, пыток и казней они использовали два корабля – линейный корабль «Синоп» и крейсер «Алмаз». Особо зверские методы расправ применяли два старых еврейских большевика Вихман и Дейч. Для пытки стойких русских людей палачи приспособили корабельные печи. Самых непокорных прикрепляли железными цепями к толстым доскам и медленно, постепенно продвигали их живыми, ногами вперед, в корабельную печь[218]218
  Жевахов Н.Д. Указ. соч. Т. 2. С. 137.


[Закрыть]. У палачей из Чека нередко были и свои особые пристрастия. Сотрудник одесской Чека еврейская большевичка Дора Явлинская (Евлинская) предпочитала убивать русских офицеров. От ее руки погибли 400 офицеров.

Председатель петроградской Чека Урицкий любил наблюдать расстрелы из окна своего кабинета. «Для меня, – говорил он, – нет высшего наслаждения видеть, как умирают монархисты»[219]219
  Жевахов Н.Д. Указ. соч. Т. 2. С. 11.


[Закрыть].

Закон против антисемитизма, введенный еврейскими большевиками в России 27 июня 1918 года, служил основой самого неограниченного произвола против русских людей. В нем говорилось: «Совнарком предписывает всем Советам депутатов принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию, предписывается ставить вне закона»[220]220
  Дикий А. Указ. соч. С. 236.


[Закрыть]. В 1918–1920 годах достаточно было еврею указать на человека, который, по его мнению, являлся антисемитом (например, только за то, что он бросил на него неодобрительный взгляд), и этого человека забирали в Чека, а то и расстреливали на месте. Русский писатель А. М. Ремизов рассказывает о случае, свидетелем которого он стал в 1919 году в Петрограде:

«Тут недавно возле Академии ученье было, один красноармеец и говорит: «Товарищи, не пойдемте на фронт, все это мы из-за жидов деремся!» А какой-то с портфелем: «Ты какого полку?» А тот опять: «Товарищи, не пойдемте на фронт, это мы все за жидов!» А с портфелем скомандовал: «Стреляйте в него!» Тогда вышли два красноармейца, а тот побежал. Не успел и до угла добежать, они его настигли да как выстрелят – мозги у него вывалились и целая лужа крови»[221]221
  Ремизов А. Взвихренная Русь. М., 1990. С. 272.


[Закрыть].

Большевики, особенно еврейские, не просто убивали русских людей, но самым гнусным образом открыто глумились над ними. Тон здесь задавали сами вожди.

Троцкий, например, в брошюре «Октябрьская Революция» глумливо хвастался:

«Мы так сильны, что если мы заявим завтра в декрете требование, чтобы все мужское население Петрограда явилось в такой-то день и час на Марсово поле, чтобы каждый получил 25 ударов розог, то 75 процентов тотчас бы явилось и стало бы в хвост и только 25 процентов более предусмотрительных подумали запастись медицинским свидетельством, освобождающим их от телесного наказания…»[222]222
  Цит. по: Жевахов Н.Д. Указ. соч. Т. 2. С. 136.


[Закрыть]

Творя неслыханную в истории расправу над Русским народом, большевистские вожди укрепляли свои партийные организации кровью миллионов жертв, постепенно превращая почти каждого коммуниста в чекиста-палача.

«Хороший коммунист, – говорил Ленин, – в то же время есть и хороший чекист». А один из связных вождя с немецкой разведкой Я. С. Ганецкий предлагает Ленину «установить самую тесную связь партийных организаций с чрезвычайными комиссиями… Обязать всех членов партии, занимающих ответственные посты, сообщать в чрезвычайную комиссию все сведения, поступающие к ним как частным, так и официальным путем и представляющие интерес для борьбы с контрреволюцией…»[223]223
  Ленин и ВЧК. М., 1975. С. 281, 363.


[Закрыть]. Ленин горячо поддерживает предложение Ганецкого.

Еврейский большевик чекист СИ. Гусев (Я.Д. Драбкин) позднее, на XIV съезде партии, признавался:

«Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом Чека, т. е. смотреть и доносить… Я думаю, каждый член партии должен доносить. Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства… Можно быть прекрасными друзьями, но, раз мы начинаем расходиться в политике, мы вынуждены не только рвать нашу дружбу, но идти дальше – идти на доносительство»[224]224
  XIV съезд ВКП(б): Стенографический отчет. М.; Л., 1926. С. 600–601.


[Закрыть].

Чека была привилегированным органом большевизма. Ядро ее кадров сложилось из профессиональных террористов-боевиков большевистских дружин 1905–1907 годов. Русских по национальности в них было сравнительно мало (и то в основном деклассированные, уголовные элементы). Больше половины ее состава насчитывали евреи (в руководящих органах – 75–90 процентов), в значительных количествах были представлены латыши, эстонцы, поляки, армяне и даже китайцы и венгры. Немалая часть сотрудников Чека являлась не просто профессиональными убийцами (в среднем на каждого сотрудника Чека за годы Гражданской войны приходилось 30–40 убитых и замученных жертв), а настоящими садистами, специально искавшими «работы» в этом учреждении, чтобы удовлетворить свои патологические наклонности. Сохранилось немало описаний таких чекистов, которые постоянно находились в нервном возбуждении и успокаивались только при виде крови. Причем принимались они в Чека не по ошибке, а специально, так как именно они лучше всего могли выполнять «работу», которую поручали им большевистские вожди.

Ленинская партия давала этим людям «право» убивать много и безнаказанно. Слой коммунистов-садистов был не мал. Во всяком случае, среди чекистов и красноармейских командиров он достигал трети и более личного состава. За право убивать эти люди спорили и ссорились. Способность убивать не поморщившись становится главным критерием занятия командной должности. А. Голиков, более известный как писатель А. Гайдар, за свои садистские наклонности (а первые убийства он совершил еще в детстве) в 18 лет став командиром полка, ежедневно лично убивал несколько безоружных мирных жителей, отказывавшихся сотрудничать с большевиками. Сам садист Гайдар считал себя «романтиком» революции[225]225
  Садистские дела А. Гайдара описаны в документальной повести В. Солоухина «Соленое озеро» (М., 1994).


[Закрыть].

Таким же типичным «романтиком» революции – садистом-убийцей – была советская писательница Е.Я. Драбкина. Дочь уже упомянутого нами еврейского большевика Я.Д. Драбкина (СИ. Гусева), жена председателя Чека, она воплотила в себе неистребимую ненависть ко всему русскому. Еще девушкой она в качестве пулеметчицы участвовала в массовых расстрелах русских людей. Позднее любила об этом публично вспоминать с кошмарными подробностями. Слушавший ее однажды К. Чуковский отмечает, что «рассказывала она о них с юмором, хотя все они залиты человеческой кровью, и чувствуется, что, повторись это дело сейчас, она снова пошла бы в эту страшную бойню с примесью дикой нечаевщины»[226]226
  Чуковский К. Дневник, 1930–1969. М., 1994. С. 85.


[Закрыть].

Верша страшную расправу над русскими людьми, «романтики» революции, подобные Гайдару или Драбкиной, творили неслыханные зверства.

В Харькове по изгнании большевиков в подвалах Чека обнаружили много «перчаток» – кожу, содранную с рук вместе с ногтями. На трупах бывших офицеров были вырезаны ножом или выжжены огнем погоны на плечах, на лбу – советская звезда, а на груди – орденские знаки, были отрезаны носы, губы и уши. На женских трупах – отрезаны груди и сосцы. Масса раздробленных и скальпированных черепов, содранных ногтей с продетыми под ними иглами и гвоздями, выколоты глаза, отрезаны пятки. В некоторых районных Чека русских людей топили в подвалах, открывая водопроводные краны. Пятигорская Чека в 1919 году взяла большое количество заложников. Их увезли за город, на кладбище, с руками, связанными за спиной, заставили встать на колени в двух шагах от вырытой ямы и начали рубить им руки, ноги, спины, выкалывали штыками глаза, вырывали зубы, распарывали животы.

Летом 1920 года Ленин подготавливает новую волну террора. В записке Крестинскому вождь пролетариата предлагает образовать тайную комиссию для выработки экстренных мер – «тайно подготовить террор: необходимо и срочно…»

Подготовка новой волны террора осуществлялась одновременно с разработкой мер по ликвидации всех возможных источников сопротивления как в России, так и за рубежом. Инструкция, подписанная Ф. Дзержинским, предлагалась к немедленному исполнению:

• Регистрация всех «белогвардейских элементов» (отдельно по краям) для увеличения числа заложников из состава родных и их родственников, оставшихся в советской России; на особом учете держать тех, кто, «занимая ответственные должности в Советской России, изменил рабоче-крестьянскому делу». Эта категория, по мнению Чека, должна была быть уничтожена при первой возможности.

• Устройство террористических актов над наиболее активными работниками, а также над членами военных миссий Антанты.

• Организация боевых дружин и отделов, могущих выступать по первому указанию.

Немедленное влияние на разведывательные и коитрразведывательные отделы и организации окраины с целью пересоздания их в свои.

• Организация фиктивных белогвардейских организаций с «целью скорейшего выяснения заграничной агентуры» на территории РСФСР.

Апогеем войны большевиков против Русского народа стали массовые убийства русских в Крыму после эвакуации оттуда войск Врангеля. «Чистку» Крыма поручили двум еврейским большевикам – Бела Куну и Розалии Залкинд (выступавшей под псевдонимом Землячка).

Перед отъездом на «чистку» Л. Троцкий сказал Бела Куну, что «не приедет в Крым, пока хоть один контрреволюционер останется в Крыму; Крым – это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своем революционном движении, то быстро подвинем его к общему революционному уровню России…»

Страшная резня офицеров, проведенная под руководством Б. Куна и Р. Землячки, заставила содрогнуться многих. Кроме десятков тысяч офицеров, без суда и следствия расстреливали женщин, детей, стариков. Массовые убийства получили такой широкий резонанс, что ВЦИК создал специальную комиссию по расследованию. Все «особо отличившиеся» коменданты городов представили в свое оправдание телеграммы Б. Куна и Р. Землячки, подстрекавшие к массовым расправам.

Впоследствии русский писатель И. Шмелев, бывший очевидцем красного террора в Крыму, дал подробные показания на суде по делу об убийстве Воровского. Привожу эти показания полностью:

1. После, больной туберкулезом, служил в Армии Врангеля в Крыму, в городе Алуште, при управлении Коменданта, не принимая участия в боях. При отступлении добровольцев остался в Крыму. Был арестован большевиками и увезен в Феодосию «для некоторых формальностей», как, на мои просьбы и протесты, ответили чекисты. Там его держали в подвале на каменном полу, с массой таких же офицеров, священников, чиновников. Морили голодом. Продержав с месяц, больного, погнали ночью за город и расстреляли. Я тогда этого не знал.

На мои просьбы, поиски и запросы, что сделали с моим сыном, мне отвечали усмешками: «Выслали на север!» Представители высшей власти давали мне понять, что теперь поздно, что самого «дела» ареста нет. На мою просьбу Высшему Советскому учреждению ВЦИК, – Всер. Центр. Исполнит. Комит. – ответа не последовало. На хлопоты в Москве мне дали понять, что лучше не надо «ворошить» дела, – толку все равно не будет. Так поступили со мной, кого представители центральной власти не могли не знать.

2. Во всех городах Крыма были расстреляны без суда все служившие в милиции Крыма и все бывшие полицейские чины прежних правительств, тысячи простых солдат, служивших из-за куска хлеба и не разбиравшихся в политике.

3. Все солдаты Врангеля, взятые по мобилизации и оставшиеся в Крыму, были брошены в подвалы. Я видел в городе Алуште, как большевики гнали их зимой за горы, раздев до подштанников, босых, голодных. Народ, глядя на это, плакал. Они кутались в мешки, в рваные одеяла, что подавали добрые люди. Многих из них убили, прочих послали в шахты.

4. Всех, кто прибыл в Крым после октября 17-го года без разрешения властей, арестовали. Многих расстреляли. Убили московского фабриканта Прохорова и его сына 17 лет, лично мне известных, – за то, что они приехали в Крым из Москвы, – бежали.

5. В Ялте расстреляли в декабре 1920 года престарелую княгиню Барятинскую. Слабая, она не могла идти – ее толкали прикладами. Убили неизвестно за что, без суда, как и всех.

6. В г. Алуште арестовали молодого писателя Бориса Шишкина и его брата, Дмитрия, лично мне известных. Первый служил писарем при коменданте города. Их обвинили в разбое, без всякого основания, и, несмотря на ручательство рабочих города, которые их знали, расстреляли в Ялте без суда. Это происходило в ноябре 1921 года.

7. Расстреляли в декабре 1920 года в Симферополе семерых морских офицеров, не уехавших в Европу и потом явившихся на регистрацию. Их арестовали в Алуште.

8. Всех бывших офицеров, как принимавших участие, так и не участвовавших в гражданской войне, явившихся на регистрацию по требованию властей, арестовали и расстреляли, среди них – инвалидов Великой войны и глубоких стариков.

9. Двенадцать офицеров русской армии, вернувшихся на барках из Болгарии в январе-феврале 1922 года и открыто заявивших, что приехали добровольно с тоски по родным и России и что они желают остаться в России, расстреляли в Ялте в январе-феврале 1922 года.

10. По словам доктора, заключенного с моим сыном в Феодосии, в подвале Чека, и потом выпущенного, служившего у большевиков и бежавшего за границу, за время террора за 2–3 месяца, конец 1920 и начало 1921 года в городах Крыма: Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Алупке, Алуште, Судаке, Старом Крыму и проч. местах, было убито без суда и следствия до 120 тысяч человек – мужчин и женщин, от стариков до детей. Сведения эти собраны по материалам бывших союзов врачей Крыма. По его словам, официальные данные указывают цифру в 56 тысяч. Но нужно считать в два раза больше. По Феодосии официально данные дают 7–8 тысяч расстрелянных, по данным врачей – свыше 13 тысяч.

11. Террор проводили по Крыму – председатель Крымского Военно-Революционного Комитета – венгерский коммунист Бела Кун. В Феодосии – Начальник Особого Отдела 3-й Стрелковой Дивизии 4-й Армии тов. Зотов и его помощник тов. Островский, известный на юге своей необычайной жестокостью. Он же и расстрелял моего сына.

Свидетельствую, что в редкой русской семье в Крыму не было одного или нескольких расстрелянных. Было много расстреляно татар. Одного учителя-татарина, б. офицера, забили насмерть шомполами и отдали его тело татарам.

12. Мне лично не раз заявляли на мои просьбы дать точные сведения, за что расстреляли моего сына, и на мои просьбы выдать тело или хотя бы сказать, где его зарыли, уполномоченный от Всероссийской Чрезвычайной Комиссии Дзержинского Реденс, сказал, пожимая плечами: «Чего вы хотите? Тут, в Крыму, была такая каша!..»

13. Как мне приходилось слышать не раз от официальных лиц, было получено приказание из Москвы – «Подмести Крым железной метлой». И вот старались уже для «статистики». Так цинично хвалились исполнители – «Надо дать красивую статистику». И дали.

Свидетельствую: я видел и испытал все ужасы, выжив в Крыму с ноября 1920 года по февраль 1922 года.

Погром русской культуры. – Литература «малого народа». – Певцы террора. – Романтики Чека. – «Реформирование» русского языка. Разрушение памятников русской культуры. – Торговля художественными ценностями Русского народа. – Уничтожение архивов

Рядом с великой русской культурой, ненавистной большевикам, строится новый псевдокультурный монстр, открыто провозглашающий отрицание всего русского, православного, истинно духовного. Не имея сил уничтожить русскую духовную культуру, большевистские власти с психопатическим упорством призывают построить «новые литературу и искусство», соответствующие «величию переживаемой эпохи». На создание этих новых литературы и искусства бросаются огромные средства. «Новаторы», преимущественно из среды еврейской интеллигенции и полуинтеллигенции, а нередко просто из числа многочисленных полуграмотных местечковых евреев, старательно «изобретают новые формы выражения и чувства», сознательно игнорируя литературные традиции и великие достижения русской культуры. В силу особенностей их национального менталитета и воинствующего невежества в русском языке возникает своего рода неповторимое явление – смесь затхлого местечкового мироощущения с триумфальным, ритуальным воплем религиозного еврея, поразившего в спину своего врага. Создается фундамент «культуры малого народа», которая с этих дней начинает активно воздействовать на общественное сознание, оттесняя истинную русскую культуру или даже влияя на ее развитие, привнося в нее чуждые для русского человека элементы – смакование жестокости, любование половой физиологией, глумление над вековыми идеалами Русского народа – Православия, добротолюбия, трудолюбия, нестяжательства, уважения к предкам и старикам, целомудрия и скромности. Создатели «культуры малого народа» с фанатичной иудаистской ненавистью требуют немедленной ликвидации Русской Церкви. Один из творцов «культуры малого народа» художник-футурист К. С. Малевич, назначенный Лениным охранять памятники искусства в России, заявлял:

«Церковь должна быть немедленно закрыта как частная торговля… Нужно разбить семью, ибо всякий, родившийся в коммунистическом обществе, уже принадлежит обществу и его воспитанию. Таким образом мы придем к беспредметному миру, очищенному от всякой старой формы, и выйдем к суперматерии новой формы предметного мира… Да здравствуют красные вожди современной жизни и красное творчество искусства нового»[227]227
  Красные конкистадоры. С. 29.


[Закрыть].

В качестве «кузницы кадров» деятелей «новой культуры» большевики создают свои высшие учебные заведения – Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова и Институт красной профессуры, ставшие одними из главных центров активной антирусской деятельности, три четверти учащихся которых были нерусскими. Никакого серьезного образования, кроме начетнического знания основных работ партийный руководителей, эти заведения не давали, но служили началом успешной карьеры большевистских функционеров.

Условия обучения в старых русских университетах резко ухудшились. Многие профессора и преподаватели были репрессированы, умерли с голоду или бежали. Учебные помещения не отапливались, студенты голодали. Деятельность многих учебных заведений терроризировали студенты-недоучки, чаще всего евреи, выступавшие в роли комиссаров и снабженные мандатами от большевистского руководства. В Киевском университете, например, рассказывает И. Бунин, «все в руках семи мальчишек первого и второго курсов. Главный комиссар – студент киевского ветеринарного института Малич. Разговаривая с профессорами, стучит кулаком по столу, кладет ноги на стол. Комиссар высших женских курсов – первокурсник Кин, который не переносит возражений, тотчас орет: «не каркайте!» Комиссар политехнического института постоянно с заряженным револьвером в руке» (И. Бунин. Окаянные дни).

Литература «малого народа» подводит идейные основы под злодейские «идеалы» большевистских палачей. Обосновывает, защищает и восхваляет массовые убийства и террор Чека, поругание русских святынь. Литераторы «малого народа» радуются разрушению Российской державы, доносами, клеветой, травлей стремятся разделаться с русскими людьми, осмелившимися защищать поруганную Родину.

Литераторы «нового типа» гордятся своей дружбой с самыми одиозными фигурами большевистского режима – Троцким, Дзержинским, Каменевым, Зиновьевым, а особенно с чекистами – Менжинским, Ягодой, Аграновым, Бокием, Л. Рейснер. Большие и малые большевистские вожди, их супруги и подруги открывают свои салоны, в которых прикармливают и опекают писателей и художников. М. Горький, В. Маяковский, В. Мейерхольд, 3. Райх, С. Третьяков, А. Мариенгоф, В.Луговской, В. Князев, М. Кольцов, Г. Серебрякова, М. Шагинян, В. Катаев и множество других литераторов «малого народа» считают за честь появляться в салонах большевистских палачей, соревнуются друг с другом в желании угодить новым господам. Конечно, в этом стремлении угодить чувствовался не только шкурный интерес, была здесь и своя идея, патологическая опьяненность, национальная увлеченность погромным вихрем над Россией, желание участвовать в этом погроме, более того – быть впереди идущими.

 
Сердца единой верой сплавим,
Пускай нас мало, не беда! –
Мы за собой идти заставим
К бичам привыкшие стада!
…
Чего жалеть рабов – солдат
С душою бескрылою и куцей?
Пусть гибнут сотнями, добрят
Поля грядущих революций!
 

В. Князев (по матери – Высоцкий).

«Красное Евангелие»

Восхищение насилием, кровью, произволом чрезвычаек в большевистских поэтах этого времени переходит в настоящую психопатию, например у Мариенгофа и Маяковского.

«Святость хлещем свистящей нагайкой и хилое тело Христа на дыбе вздыбливаем в Чрезвычайке», – захлебывается в исступлении Мариенгоф, кощунственно выкликая:

 
«Кровью плюем зазорно
Богу в юродивый взор.
Вот на красном черным:
– Массовый террор!
Метлами ветру будет
Говядину чью подместь,
В этой черепов груде
Наша красная месть».
 

(1919 год)

Не менее кощунственны и противоестественны образы В. Маяковского, призывающего к борьбе за разрушение исторической России и всего христианского мира, послать на смерть и своих отцов.

 
А мы
не Корнеля с каким-то
Расином –
Отца, –
предложи на старье меняться, –
мы
и его
обольем керосином
и в улицы пустим –
для иллюминаций.
 

Или:

 
Теперь не промахнешься мимо.
Мы знаем кого – мети!
Ноги знают, чьими трупами
Им идти.
 

Конечно, главную роль в этом «искусстве» нового времени играют покровители муз, сами претендующие на творчество. Ф. Дзержинский и его заместитель В. Менжинский пишут стихи. Известным графоманом был нарком просвещения масон А. Луначарский, сочинивший, в частности, немало бездарных пьес, которые он, пользуясь служебным положением, заставлял ставить на сценах театров. Драматические произведения сочиняют известные чекистские палачи Раскольников и Лацис, собственноручно расстрелявший сотни русских людей (этот написал пьесу «Последний бой. Революционная хроника в пяти действиях, семи картинах»).

Член коллегии ВЧК А. Эйдук, певец чекистских расправ, воодушевленно заявлял в своих стихах:

 
Нет большей радости, нет лучших музык,
Как хруст ломаемых костей и жизней,
Вот отчего, когда томятся наши взоры
И начинает бурно страсть в груди вскипать,
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре
Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»
 

Этот чекист, по воспоминаниям знавшего его торгпреда в Латвии Г. Соломона, когда слышал расстрелы, «жмурился в сладкой истоме» и «нежным и тонким голосом» выражал чувство удовлетворения. А начальник Особого отдела ВЧК М. С. Кедров, замешанный в убийствах тысяч русских людей, после своей «работы» любил музицировать вместе с профессиональными музыкантами.

Мероприятия большевистской власти распространяются и на «реформирование русского языка». Уже в 1918 году осуществляются варварские эксперименты, ставящие своей целью якобы «усовершенствование русского языка». Меняются традиционные, признанные народом формы орфографии, грамматики, синтаксиса. Главная цель этих экспериментов – прервать русскую речевую традицию, создать предпосылки для ликвидации русского языка как средства общения народов России, затруднить восприятие новыми поколениями русских людей многовекового культурного и письменного наследия.

В 1918 году Ленин настаивает на закрытии Большого театра в Москве, резко критикуя предыдущее решение СНК (принятое без него) о сохранении Большого театра.

С особым рвением большевистские комиссары обрушиваются на культурное наследие Русского народа. Под лицемерными лозунгами о спасении наследия осуществляются самые варварские мероприятия по его уничтожению.

Невосполнимый урон национальному историческому достоянию нанес подписанный Лениным 12 апреля 1918 года декрет Совнаркома «О памятниках республики». Этот декрет стал одной из главных установок антирусской власти по планомерному уничтожению памятников и святынь Русского народа. Ленин придавал этому декрету особое значение. В письме П.П. Малиновскому, и. о. народного комиссара имуществ Республики, он уже в начале мая требует отчета: «Почему вопреки постановлению СНК… не начаты в Москве работы 1) по хорошему закрытию царских памятников? 2) по снятию царских орлов?»[228]228
  Источник. 1993. № 3. С. 46.


[Закрыть]

Ленин как главный погромщик исторической России дает личный пример по уничтожению культурных ценностей. В 1918 году в Московском Кремле он с помощью соратников разрушил памятник в виде креста невинно убиенному великому князю Сергею Александровичу, созданный по рисункам замечательного русского художника В. М. Васнецова.

Как описывает очевидец:

«Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул ее на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон.

– А ну, дружно! – задорно скомандовал Владимир Ильич.

Ленин, Свердлов, Аванесов, Смидович, другие члены ВЦИК, Совнаркома и сотрудники немногочисленного правительственного аппарата впряглись в веревки, налегли, дернули – и памятник рухнул на булыжник…»

Весной 1918 года большевистские комиссары вынашивают идею создания директивного органа по управлению художественной жизнью России. Душой нового начинания стали художники Д. Штеренберг, Н.И. Альтман, П.В. Кузнецов, искусствовед H.H. Лунин.

Уже летом 1918 года одним из характерных актов «руководителей искусства» стало постановление об уничтожении ряда памятников русским государственным деятелям, имевших большую художественную ценность: Александру II в Кремле (скульптор А. М. Опекушин, создатель знаменитого памятника Пушкину на Тверской), Александру III возле храма Христа Спасителя (скульптор А. М. Опекушин), герою русско-турецкой войны 1877–1878 годов М.Д. Скобелеву (скульптор П.А. Саманов), великому князю Сергею Александровичу, убитому террористом (автор В. М. Васнецов). Погром русских святынь и памятников в первые годы антирусской революции, позднее получивший громкое название «ленинского плана монументальной пропаганды», продолжался в Петрограде, где к концу 1918 года снесли памятник и бюст великих князей Николая Николаевича и Николая Александровича, бронзовый бюст перед фасадом Лицея его основателя – Императора Александра I, у Александровской и гомеопатической больниц бюсты Александра II – основателя и попечителя обоих заведений. Ненавидевшие Русскую армию большевистские варвары уничтожили памятник «Питомцам Академии Генерального штаба» перед его зданием.