Текст книги "Запасной козырь"

Глава 6

Сергей Валерьевич возвращался домой раньше обычного – в компанию, где он работал системным администратором, нагрянула налоговая инспекция. Пока начальство вешало незваным гостям на уши всякую бессмысленную лапшу – попросту тянуло время, – он почистил все, чего не должны были видеть господа проверяющие. За несколько минут финансовая документация превратилась в образец чистоты и прозрачности. «Лишнее» благополучно исчезло – потом, когда «шторм» закончится, он восстановит все с резервных копий, до которых этим самым гостям не добраться.

Кто бы мог подумать, что многообещающий художник сделает карьеру «на компьютерах»? Сергей Валерьевич, если бы ему в те стародавние времена такое сказали, расхохотался бы. Да тогда и компьютеров никаких не было. Ну, то есть были, конечно, но… Впрочем, что вспоминать. Жизнь – штука неожиданная. И работу свою нынешнюю Сергей Валерьевич, как ни странно, любил. Ему всегда нравилось уметь что-то, что у окружающих получается не очень. Нынешняя работа дарила приятное ощущение собственной значимости, почти незаменимости. Особенно во время «штормов». А сегодняшний «набег» его особенно обрадовал. Во-первых, теперь, пока контролеры не уберутся, можно на работе вовсе не появляться. Точнее, даже нужно. Как будто его в природе не существует: ну да, числится у нас системный администратор, но он приходит, когда неполадки какие-нибудь, а когда все в порядке – чего ему тут сидеть? Так отвечал кадровик на возможные вопросы.

Зато после выхода «из подполья» – и это главное – Сергея Валерьевича, как водится, ожидает благодарность руководства. И отнюдь не только словесная. А конвертик с премией сейчас будет более чем кстати, последние месяцы оказались весьма затратными, даже в долги залезть пришлось. Окончание школы – особенно выпускной вечер – серьезный удар по семейному бюджету. А им-то с Машей пришлось раскошеливаться вдвое…

Да, визит налоговиков – с традиционными итогами – это сейчас очень ко времени.

Может, даже удастся уговорить Машу отказаться от сверхурочной работы. Она, ясное дело, бодрится, но он-то знает, насколько она устает. И не только устает. Вон за год уже второй раз очки меняет, это ж не дело – в сорок-то лет. Хотя очки ей, безусловно, идут. Такая стала бизнес-леди, что дух захватывает. И бледность ей идет, и тени на висках – Маша с ними похожа сразу на Грету Гарбо и Одри Хепберн. Вот только на деле-то ничего хорошего нет ни в бледности, ни в тенях. Когда мы с ней последний раз отдыхать куда-нибудь выбирались? Когда Глеб с Борисом восьмой класс заканчивали – три года назад то есть.

В самые тяжелые времена, когда казалось, что жизнь кончена, именно Маша не дала ему потерять человеческий облик. И как будто до сих пор так и не может остановиться, вздохнул Сергей Валерьевич, крутится, как та белка в колесе. Пора, пора ей взять паузу. Если будет отказываться – заставить. Силой или хитростью, как придется. Ну не может человек без отдыха лямку тянуть. Не должен.

Решено. Сразу после выпускного у мальчишек покупаю ей больничный. Сейчас все просто, в интернете черта в ступе можно найти, не то что специалиста, готового – и имеющего право – выписать освобождение от работы. Пусть отдохнет. Самое простое – отправить ее к родне в Ставропольский край. Да, самое простое, но не самое лучшее. Посреди толпы станичных родственников и знакомых – что за отдых? Лучше купить ей путевку в какой-нибудь Египет: синие волны, белый песок, все включено – идеальные условия, чтобы выключиться из непрерывного марафона… Вот только как кристально честную Машу уговорить воспользоваться фальшивым больничным? Разве что перед фактом поставить. Ну, и пригрозить слегка: мол, твоему любящему мужу хакнуть всю внутреннюю сеть вашей конторы – не проблема, откажешься «заболеть» – вас всех на больничный по собственному желанию отправят. Очень даже запросто.

Дома было тихо – ну да, Борис должен быть на тренировке, а Глеб наверняка где-то с этюдником болтается – но откуда-то тянуло табачным дымом.

– Маша! – позвал он, сбрасывая ботинки. – Ты дома? Маша, кто у тебя?

Она сидела в гостиной за пианино: одна рука задумчиво перебирала клавиши – аккорд, короткая печальная мелодия, еще аккорд, – в другой дымилась сигарета.

Курить Маша бросила еще в институте, когда узнала, что беременна. После того Сергей Валерьевич видел ее с сигаретой всего однажды – на поминках матери.

– Машенька, что стряслось?

Она слабо покачала головой:

– Все в порядке…

Ну да, подумал Сергей Валерьевич, вижу я это «в порядке». Подумав секунду, он метнулся в прихожую.

– Сейчас, сейчас… Помнится, у нас после восьмого марта где-то коньяк оставался…

Коньяк обнаружился в кухонном столе, за пакетами с гречкой и рисом. Рядом торчала шоколадка – тоже, должно быть, забытая с восьмого марта, когда к ним приходили Костины и еще кто-то. Главное – делать вид, что ничего особенного не происходит. Ну да, коньяк посреди бела дня ни с того ни с сего трескать – совсем ничего особенного. Но Машуня – маленький стойкий оловянный солдатик – не выносит проявлений собственной слабости. Поэтому – да, ничего особенного.

– Вот, – бодро сообщил он, шурша фольгой. – Даже закуска нашлась. Старая, но шоколад есть шоколад, правда? Ну, за что пьем? Просто за нас или?

– Или, – слабо улыбнулась Мария Петровна. – Меня уволили.

Он чуть не выронил рюмку.

– Как?! Они что там все, с дуба попадали? Нанюхались чего-то? Мухоморов объелись? Они ж без тебя через месяц загнутся. Кто их двойную бухгалтерию пятый год на себе тащит, как… как бурлаки на картине Репина!

Маша понюхала рюмку, подумала секунду и, зачем-то зажмурившись, лихо опрокинула в себя коньяк. Шмыгнула носом, сморщилась и вдруг улыбнулась:

– Да не в бухгалтерии дело. И слава богу, что все закончилось. Сколько ты меня уговаривал уйти оттуда? Вот все и сложилось.

– Но…

– Да никакое не «но». Я сегодня съездила по роже нашему генеральному. И, разумеется, моментально оказалась на улице. Ну, фигурально выражаясь. И знаешь, это было такое удовольствие… жалко, что не плюнула, а только врезала.

– Ну наконец-то! Видел же я его: сам молодой, ему же, кажется, лет тридцать всего, а наглый, как… Больше его наглости только его толщина. Но как ты сподобилась?

Она пожала плечами:

– Ну… он сказал… можно я повторять не стану?

– Как изволите, моя леди! – Сергей Валерьевич прижал ее к себе. – Когда ты ему врезала, он бегал от тебя по кабинету и прятался в шкаф?

Маша наконец засмеялась:

– Нет, до такого не дошло. Но взвизгнул, как… И щека такая сразу красная-красная… Уволю, пищит, в милицию позвоню… Звоните, говорю. Пока он вопил, я заявление написала, в нос ему сунула и ушла.

– Вот и молодец! А я-то сейчас шел домой и придумывал, как бы тебя из этой конторы вытащить и хоть на пару недель на море отправить. Как раз скоро деньги внеплановые будут. Ну, через неделю максимум.

– А ты-то чего так рано? – сообразила вдруг она. – Я даже поплакать толком не успела. Никакой личной жизни…

– Рано, потому что налоговики явились нас трясти. Ну, я компромат почистил, носители в рюкзак побросал и в бега. Так что мы оба в отставке, – он нежно поцеловал жену в макушку. – Правда, я во временной. Но вполне можно заняться опровержением твоего странного заявления. Ну, насчет никакой личной жизни…

Через час раскрасневшаяся помолодевшая Мария Петровна, кутаясь в мужнин халат и озорно сверкая глазами, заявила со смехом:

– Ты меня с мысли сбил своими…

– Своими – чем? – подмигнул Сергей Валерьевич. – Что-то не так было? Вы желаете провести работу над ошибками? Прямо сейчас или все-таки до ночи отложим?

– Да ну тебя! Я насчет Борьки поговорить хотела. Точнее, насчет Алены.

– А что насчет Алены? Хорошая девочка, умница, красавица…

– Скажи еще – комсомолка, спортсменка… Алена очень хорошая девочка, но вот родители…

– Да знаю я! Но я ж не врач-нарколог! Девочка-то в чем виновата?

– То-то и оно, что ни в чем. Ты ж понимаешь, что как только они получат свои аттестаты и Борька заработает свои первые три рубля, они тут же снимут себе какой-нибудь сарай и станут там с утра до вечера и с вечера до утра распевать арии про рай в шалаше?

– Ты опасаешься, что сарай этот мало того что на краю географии может оказаться, так еще и юные влюбленные, обеспечивая себе самостоятельность, могут надорваться?

– Ну да, что-то в этом роде.

– Да, бывает, – Сергей Валерьевич вздохнул. – Но что-то мне подсказывает, что у моей сообразительной супруги уже есть в голове гениальный план: чтоб и овцы сыты, и волки целы. Ну, или наоборот.

– Сереж, я серьезно. Я тут встретила почтальоншу нашу, тетю Лизу. Да знаешь ты ее, она еще дворником на полставки подрабатывает.

– Ну, положим, знаю. Собачка у нее смешная, на снеговой лопате любит кататься.

– Точно, Мусей ее зовут, – Мария Петровна засмеялась. – А дворником тетя Лиза пошла, чтоб сыну своему не мешать. Ну, в смысле квартирного вопроса. Сама в служебной живет, а сын вроде и отдельно, но в то же время на глазах. Квартира-то у них в трех шагах от нашего дома, в угловой девятиэтажке.

– А при чем тут… – Сергей Валерьевич смотрел на жену с некоторым недоумением.

– При том, что Сашка ее – хороший, кстати, парень, без нынешних закидонов – недавно уехал по контракту работать. На два года. В Канаду.

– И квартира осталась…

– Ну да! Тетя Лиза уже в служебной привыкла, говорит, чего я туда-сюда перебираться буду. Там две комнаты, она все свое и Сашкино имущество в одну стащила, заперла, получилась как будто однокомнатная, – она подвела мужа к окну. – Вон, смотри, второй этаж сверху, где на балконе старый холодильник. И пусть Борис с Аленой ничего не придумывают, начинают спокойно там жить, а дальше пусть женятся, не женятся, это уж как выйдет. Главное, чтоб они в погоне за самостоятельностью не надорвались в самом начале и глупостей не наделали. Что скажешь?

– Что тут скажешь? – Сергей Валерьевич церемонно поклонился. – Я всегда знал, что жена у меня – всем головам голова. Только… А мы потянем?

– Мы – да не потянем? – засмеялась она. – Мы же вместе.

Глава 7

Выйдя из душа, Борис обнаружил сгрудившихся в раздевалке Босса, Клыка и явно нервничающего Глеба. Ну, да и было отчего – Босс рассматривал его рисунки. Перелистывал по одному, подносил к свету, щурился, качал головой, даже причмокивал:

– Да ты, дорогой товарищ, просто какой-то Шишкин! – Босс одобрительно щелкнул языком. – Или этот, как его, который девятый вал изобразил. Не помню фамилии. Помню, что армянин. Хорошо картинки продаются?

Слабо улыбнувшись, Глеб повел плечом:

– Я их вообще-то не продаю, это же всего-навсего наброски.

Он умоляюще посмотрел на брата – спасай, мол, тону. Его и впрямь подташнивало, как бывает после чрезмерного напряжения.

– А, ты из них потом нормальные картины делаешь? Ну и правильно! У нас тут все тренируются. И ты, значит… Ну, а если это все-таки продавать, то сколько будет стоить? Так, ориентировочно, – не унимался Босс.

– Если ты знаменитый, раскрученный художник, то дорого. Если никому неизвестный, то ровно столько, сколько стоит эта бумага. Даже меньше, потому что бумага уже использованная, – отрезал Глеб, протягивая руку за альбомом.

Босс посмотрел на него с выражением крайнего удивления, потом перевел взгляд на Бориса, который вытирался так сосредоточенно, словно это было главным делом жизни.

– Понятно… – Босс усмехнулся. – Ты, значит, делаешь свое дело, а деньги – второй вопрос. А вот брат твой, думаю, о деньгах не забывает, иначе на ринг бы не вышел. Строго говоря, он сегодня ничего не заработал. Потому что это был экзамен, а не работа. Но мы, – Босс почему-то говорил во множественном числе, словно объединяя себя с Клыком, который на самом-то деле мало что решал, – тем не менее считаем, что удачно сданный экзамен заслуживает вознаграждения, – вытянув из кармана бумажник, он достал оттуда пачку долларов, ловко перелистал и пальцем поманил к себе Бориса. – Ничего, если премиальные будут в валюте? – усмехнувшись, он протянул юноше несколько купюр. – Ты принят в наш бойцовский клуб. Завтра у тебя первый рабочий бой. Клык объяснит детали.

Босс вдруг оглянулся, словно искал чего-то. На самом деле ему послышался женский вздох. Точнее, даже усмешка. Презрительное хмыканье. Невидимой женщине не было надобности произносить ни единого слова – для смешанного с паникой узнавания ему было довольно и вздоха. Когда-то в этих вздохах не было ни намека на презрение – только страсть. А уж как был влюблен он сам – ходил, как будто не касаясь земли. Два влюбленных студента – без денег, без связей, без сколько-нибудь сияющих перспектив. И ведь их это совсем не беспокоило. Подумаешь, неизвестно, чем удастся завтра пообедать! Может, и ничем. Ну и ладно, можно обойтись пустым чаем – бледным, в третий раз «пожененным», почти бесцветным. А если удастся стащить из общежитской столовой пару кусков хлеба – вообще пир горой!

Боже, как давно это было! Да и было ли? Наверное, все-таки было – он ведь помнит эти «пиры»… А потом появились деньги… А потом… нет, лучше не вспоминать. Задвинуть в самый дальний угол сознания. А еще лучше – выкинуть из сознания напрочь, смыть лишней порцией текилы, занавесить дымом очередного косяка… Забыть, в какой из дней ее не стало. А деньги – остались. Кто там сказал, что деньги, может, и не приносят счастья, но очень хорошо успокаивают? Хорошо сказал, отлично успокаивают, чистая правда. Он ведь и впрямь уже все забыл. Только иногда она еще – вот как сейчас – вздыхает где-то за спиной. Эй, чего тебе от меня надо? Отцепись! Давай, давай, до свиданья!

– Босс, спокойно! Все в порядке! – Клык стоял рядом и держал его за руки. Борис и Глеб испуганно отступили.

– Что такое? – Босс резко отбросил руки Клыка. Черт! Должно быть, забывшись, он обратился к той, которую так старался вычеркнуть из памяти, вслух. Вот стерва. Долго она еще ему нервы будет трепать?! Босс обвел взглядом Клыка и близнецов – словно видел их впервые, – потряс головой, прогоняя морок, и с недоумением уставился на зажатую в руке банку пива. Откуда взялась? Впрочем, неважно. Пиво – это то, что нужно.

Он отхлебнул – действительно, сразу стало легче. Зажатая в руке Бориса пачка долларов помогла вспомнить все остальное. Лицо Босса снова стало обычным – непроницаемо надменным:

– Всем спасибо! Все свободны! – он развернулся, намереваясь уйти, но взгляд упал на альбом. – Ах да, чуть не забыл. Я покупаю это. Все, целиком. Сколько там? По десять баксов за рисунок, подойдет?

Глеб растерянно взглянул на брата, но тот смотрел в сторону.

В ситуацию вмешался Клык.

– Нормальные деньги, не вопрос! Бери, парень, пока есть что брать, – он хохотнул. – Босс, я рассчитаюсь.

– Это я покупаю, а не ты! – оборвал его Босс и, остановившись напротив Глеба, уставился ему в глаза. – Посчитай, дорогой художник, сколько с меня.

Глеб бросил на брата затравленный взгляд – ты со мной? Или ты с ними?

Борис отвел глаза.

– Спасибо за предложение, – чуть дрогнувшими губами Глеб изобразил что-то вроде улыбки. – Я подумаю… Впрочем… нет. Чего тут думать?! – он протянул альбом. – Я вам дарю эти рисунки. Не так часто я встречаю таких искренних поклонников своего небольшого таланта. Наслаждайтесь, – развернувшись, он двинулся к выходу. Босс, Клык и Борис молча смотрели ему вслед.

Едва Глеб шагнул за порог, как мимо него в раздевалку вбежал охранник.

– Что такое? – Босс недовольно прищурился. – Почему оставил пост?

Охранник кивнул на Бориса:

– Ну так это… Тут вот этому звонили. Вот ему. Из министерства, сказали. Вроде тетка его, Екатерина Борисовна. Просила передать, чтобы он к ней ехал, – он уже жалел, что, поддавшись на внушительное «из министерства беспокоят», ушел с поста. А тут все начальство в сборе, извольте радоваться. Сейчас как вломят по первое число. Клык любит штрафы накладывать, а уж Босс-то…

Но тот почему-то продолжать выговор не стал.

– Вот как?! – отвернувшись от охранника, Босс переключил внимание на Бориса. – Так ты у нас из сливок общества? Серьезная новость. Так и не подумаешь.

Борис сообразил, в чем дело, моментально. Аленка! Звонила наверняка Наташкина матушка. Значит, Аленка у них. И, значит, что-то опять стряслось. Впрочем, чего там «что-то», ясно, опять ее предки что-то отчебучили, вопрос только в деталях, а детали он узнает, как только…

Так, хватит на сегодня бойцовских событий, пора отсюда сваливать. Он изобразил на лице легкомысленную, почти глуповатую улыбку:

– Ха! Ну да, сливки еще те. Она действительно в министерстве работает… В буфете! – уточнил он со смешком. – Чай, бутерброды, то да се. Я ей обещал сегодня забежать, с интернетом помочь. Чего-то у нее там заглючило, а она без «Одноклассников» дня прожить не может. Так что я пойду, ага? – он стал быстро одеваться.

– Погоди секунду, – остановил его Босс, которого осенила внезапная мысль: вдруг новообретенный «бог ринга» ускользнет из его рук. – Как у тебя с армией? Ты же по возрасту… ну, типа призыв скоро…

– Не-а! – Борис дурашливо замотал головой. – Военник на руках!

– Не понял! Уже отмазали?

Борис опять замотал головой:

– Не, таких средств не имеется. Все по-честному.

– Так ты болен чем-то? – с явной тревогой уточнил Босс. – Инвалид? Ну-ка выкладывай. Это принципиально.

В брошенном на Клыка мгновенном взгляде явственно мелькнула уже не тревога – злость. Вот так и бывает, притащат кого-нибудь, не разобравшись как следует. Кто потом отвечать будет, если что случится?!

– Все просто, – Борис пожал плечами и слегка нахмурился. – Только это между нами, хорошо? Это мы с Глебом смастерили. Мы в разных военкоматах на учете встали. Его специально, когда он паспорт получал, прописали у тетки нашей, в Ставропольском крае, в станице. Чтобы ему поступать легче было в Строгановку. Там разнарядка какая-то, для сельских жителей. Ну, он и военный билет там получил – астма у него. А потом здесь за меня комиссию проходил. Так что у меня теперь тоже вроде как астма. Ну, по документам.

– Так вы, братья-кролики, аферисты получаетесь? – Босс облегченно рассмеялся. – Сегодня военный билет, завтра кредиты начнете оформлять, да?

Борис насупился, скрипнул зубами. Зачем, зачем он рассказывает этим людям про свои семейные тайны?! Вот болтун! Ох, Боря, Боря, доведет тебя твоя неосмотрительность до беды. Ты же теперь в лапах у этого волчары. Ладно, пускай попробует что-нибудь доказать.

– А вы бы своего сына в армию отдали? – довольно агрессивно спросил он.

– Я? Своего? Конечно, отдал бы… – без малейшего раздумья ответил Босс и, выдержав паузу, добавил с усмешкой: – Только не в нашу, само собой. В Иностранный легион. Это во Франции, слышал про такой? Вот туда бы отдал. Ну, правда, сына у меня пока нет. Только собираюсь заняться этим приятным делом. Если доживу до этого момента.

Босс почувствовал, что его снова накрывает волна дурмана, и, не дожидаясь, пока все окончательно расплывется, двинулся к выходу. Охранник посторонился было, давая пройти, но Босс взял его за рукав и потянул за собой:

– Отвезешь меня домой. Быстро.

Оставшись с Борисом с глазу на глаз, Клык словно обмяк:

– Ну наконец-то свалил! Вот черт, как же его колбасит-то! А, ладно. Слушай сюда, – обратился он к Борису. – Завтра я тебя поставлю на бой с одним приезжим. Он мужик крутой, но для тебя не опасный. Тем более что я его знаю как облупленного. Есть у него парочка слабых мест. Тебе ж надо лицо поберечь, для выпускного бала, – он хохотнул. – Услугу оказываю не бесплатно. И эту, и потом. Ты мне – никто и сбоку бантик, просекаешь? – Клык понизил голос, оглянулся. Но в раздевалке было тихо, только в душевой капала вода да из-за окна послышался автомобильный рокот. – С каждой встречи будешь отдавать двадцать процентов, понял? Болтнешь чего Боссу – потом не обижайся. Ну, а будешь нормально себя вести – я тебя на большие деньги выведу. Тогда уж сам сможешь решать, стоят мои услуги двадцати процентов или нет. Скажу напрямки: что ты меня здесь встретил – это для тебя подарок судьбы. Ну, и для меня встреча с тобой может шансом оказаться. Может, первым и последним. Иначе не выползти из этого болота. Предлагаю выползать вместе. По рукам?

Пожимая протянутую руку, Борис прищурился:

– Только одно условие. Про завтрашнего моего соперника ты не говоришь мне ни слова. И так будет всегда.

– Тогда надолго тебя не хватит. И я тебе тогда не очень нужен. Ты мне нужен живой и здоровый.

– Я сказал, – отрезал Борис.

– Сказал, так сказал, – примирительно хмыкнул Клык.

– Дай телефон, мне позвонить надо, – почти жалобно, без следа недавних железных интонаций, попросил Борис.

Захохотав, Клык протянул ему мобильник.