Текст книги "Галерея «Максим»"

Родила Алка легко и быстро. Обо всех нюансах, разумеется, заблаговременно позаботились ее родители, выбрали лучший роддом, договорились с врачами. Илье оставалось только мерить шагами вестибюль старого здания на Новом Арбате в ожидании благой вести, принесенной разве что не ангелом, а усталой санитаркой. Услышав «Емельянов, у вас сын!», он чуть с ума не сошел от радости. Хотелось кричать в голос, скакать до потолка и обнять весь мир. Весь сразу.

Забирали Аллу с малышом, разумеется, на машине тестя. Никакого праздника, никакого семейного застолья, чтобы обмыть ножки новорожденного, не было. Все прошло буднично – привезли, уложили в кроватку, попили чаю и разъехались. А пока Ханаевы втроем чаевничали на кухне, Илья стоял над колыбелькой, вглядываясь в лицо спящего сынишки.

Он очень боялся, что его отодвинут в сторону во всем, что касалось вопросов воспитания сына, но, слава богу, вышло иначе. Тесть к Максимке не очень-то проникся и свою отцовскую любовь на внука не перенес. Он по-прежнему в основном интересовался дочерью, а не новым членом семьи Емельяновых. Теща тоже больше была занята своими делами. Приезжала сначала раз в неделю, а потом и реже, на час-полтора, кудахтала над ребенком, перебирая всех близких и дальних родственников, на которых он, по ее мнению, был похож или не похож, и отправлялась восвояси. Алла от ухода за малышом быстро уставала, стала нервной, раздражительной. Глядя на все это, Илья начал сам заниматься ребенком, гулял с ним, пеленал, купал, вставал к нему по ночам, даже кормил, потому что молока у Аллы не оказалось. Что, похоже, нисколько ее не огорчило, даже наоборот.

Родился Максимка в июле, а уже с сентября Алла вернулась в институт, решив, что брать «академку» не стоит. Тем более что Илье, который летом защитил диплом, повезло устроиться художником в кинотеатр поблизости от дома. Такая работа не требовала постоянного присутствия и оставляла достаточно времени для ухода за малышом. Все свободное время он тратил на ребенка, развивал его и старался не пропустить ни одного момента взросления маленького человечка. Его совсем не напрягали эти занятия, скорее наоборот, было в радость постоянно открывать в своем сыне что-то новое, учить его и видеть, как тот на глазах с каждым днем становится старше и смышленее.

Пухленький Максимка был спокойным ребенком, скорее даже ленивым, любил вкусно поесть и вдоволь поспать. Илью это очень устраивало, у него оставалось время не только на работу, но и на творчество. С рождением сына его картины сильно изменились – изменился стиль, изменился взгляд на мир, изменилась тематика. Одно за другим создавались полотна, темой которых был маленький человечек, так круто повернувший его жизнь. Так появилась целая серия холстов, посвященных сынишке, – самых разных и самых любимых. Сначала Илья работал в реалистической манере, но затем все больше и больше стал склоняться к абстракционизму – именно этот стиль давал ему возможность выразить все свои мысли и чувства посредством сочных мазков и ярких красок. Апогеем того периода творчества стал их совместный рисунок с тогда еще совсем крошечным Максимкой. Сидя у него на руках, сынишка ухитрился испачкать ладошку в краске, а потом случайно ляпнул ею по уже загрунтованному и подготовленному для работы, но еще чистому холсту. Сердиться на малыша было бесполезно. Илья вгляделся в получившееся пятно и вдруг озарился идеей. Когда кое-как отмытый от краски Максимка был уложен спать, Илья поспешил в мастерскую. Вскоре картина была готова. Она получилась такой выразительной, такой радостной и жизнеутверждающей, что даже Марина, вечно критиковавшая все его работы, только руками всплеснула:

– Ну, Емельянов, ну ты гений! Это просто восхитительно. Такой позитив! Положительной энергией просто за версту прет. Слушай, надо немедленно выставить ее на продажу. С руками оторвут!

– Не, Марин. Эта, как и все остальные работы нынешнего периода, – он указал на картины, посвященные сыну, составившие уже немалую коллекцию, – останутся при мне. Как я могу их продавать? Это ведь часть Максимки, часть его и моей души!

– Слушай, художникам, конечно, излишняя сентиментальность только на пользу, но не настолько же, – рассмеялась она. – Этак ты никогда ничего не продашь, в каждой твоей картине будет часть души, – пыталась переубедить его Марина, но все было бесполезно. Он до сих пор не продал «Ладошку», хотя многие из найденных Мариной покупателей хотели бы ее приобрести.

Сразу после того, как Алла окончила институт, отец по знакомству пристроил ее на работу – администратором в крупный универмаг. Она предложила отдать Максимку в сад, но Илья не согласился. У него самого остались в памяти далеко не самые радужные воспоминания о детском саде – темные зимние утра, в которые еще так хочется поспать, а надо вставать и куда-то тащиться, невкусная еда, постоянные обиды от старших и более сильных ребят… Нет, ни к чему все это его сыну. Пусть высыпается и нормально питается дома. А для необходимого общения со сверстниками всегда достаточно прогулок в саду имени Баумана и занятий в развивающих кружках, благо Дом пионеров тоже неподалеку.

Алла пожала плечами, сказала: «Делай, как знаешь» и вышла на работу. Илья ожидал, что с непривычки такой груз забот окажется очень тяжел для нее, но, к его удивлению, жена быстро втянулась в новое занятие и даже сделала карьеру, став через два года заместителем директора. Постепенно она отдалилась от него так, словно они прожили тридцать лет вместе и порядком надоели друг другу. Все ее мысли были заняты делами, сметами, бухгалтерскими понятиями, оборотом товара и многим другим. До них с Максимкой очередь доходила редко. Вечерами, когда она, усталая и измотанная, приезжала домой, то рассказывала в основном о рабочих проблемах, мало интересуясь тем, что происходит у них. А свободное время проводила где угодно, только не дома. Алка обзавелась нужными знакомствами, у нее появилось несчетное количество подруг – дружить с такой влиятельной дамой, через которую можно было доставать дефицитные товары, желали многие. А для своей семьи времени у нее не хватало совсем.

Втайне Илья надеялся, что Максим пойдет по его стопам, продолжит творческую династию Емельяновых. Именно поэтому он старался, как мог, привить сыну любовь к искусству. Совсем крошкой он часто приносил его в свою мастерскую (именно приносил, Максимка был еще настолько мал, что не мог самостоятельно вскарабкаться по лестнице на второй этаж), показывал картины, разрешал трогать кисти и краски, позволял рисовать прямо руками, окуная пальцы в акварель. Малышу подобная техника очень нравилась, он мог подолгу сидеть так, выводя ручками одному ему понятные рисунки. Однажды Илья увидел на его бумаге нечто, напоминающее цветок, и счастью отца не было предела. С еще большим рвением он стал заниматься сыном, развивал его вкус, показывал альбомы, водил по музеям. Как-то раз Максимка, когда ему было лет пять, взял альбомный лист, акварель и, подражая, как ему тогда казалось, отцу, наляпал на бумагу цветных пятен. И, очень гордый собой, побежал хвастаться:

– Папа, смотри, я картину нарисовал! Как у тебя.

– Интересное сочетание цветов… – похвалил Илья. – А что это? Что нарисовано?

– Это… – мальчик растерялся. – Это машина.

– Какая машина?

– Просто машина.

– Просто машин не бывает. Бывают легковые, грузовые, автобусы… Бывают машины, которые стоят на месте, машины, которые едут, машины, которые мчатся быстро-быстро. Какую именно машину ты рисовал?

– Я не придумал.

– Если не придумал, то хорошей картины не будет. Понимаешь, сначала надо ее увидеть, понять, что ты хочешь ею сказать, и только потом браться за рисунок.

Максим попробовал, но получилось плохо. От досады он даже расплакался.

– Не переживай, – утешал отец. – Сразу ни у кого ничего не получается. Рисовать надо очень долго учиться. Пробуй рисовать машины, чашки, деревья… Сядь перед машиной и зарисуй ее. Это называется с натуры. Как на картинках, которые мы с тобой все время смотрим.

– Но ты рисуешь совсем не так! – возразил сынишка. – У тебя нет машин и чашек, просто цветные кляксы. Я хочу рисовать, как ты. Так проще.

Илья рассмеялся:

– Если бы они были просто цветными кляксами, они не были бы картинами. В каждом абстрактном рисунке есть смысл, настроение, эмоции. Зачастую содержания в них гораздо больше, чем в обычном реалистическом изображении, потому что больше возможностей.

Ребенок внимательно выслушал его лекцию. Что уж он понял из нее и какие сделал для себя выводы, Илье было неведомо, но впоследствии он часто вспоминал этот их первый серьезный разговор об искусстве и подражании. Став постарше, Макс с удовольствием продолжал учиться рисовать, охотно ходил в художественную школу, овладел разными техниками. Однако, рисуя что-то свое, а не по заданию, он все чаще начинал подражать отцу. Было такое чувство, что он делает это почти подсознательно. И получалось очень неплохо.

Как реагировать на подобное, Илья не знал. С одной стороны, было даже приятно – значит, он такой значительный авторитет для сына, что тот во всем хочет следовать ему. С другой – хотелось, чтобы Максим нашел собственный стиль, свою индивидуальность и, возможно, впоследствии стал бы самостоятельной яркой фигурой в российской живописи, а не просто последователем малоизвестного художника Емельянова.

– Не переживай, – подбадривала Марина. – Еще рано делать выводы, он еще маленький… Да и нет ничего страшного в том, что он тебя копирует. Ты же знаешь, сейчас маньеризм в отдельный стиль выделяют. Тебе должно быть даже лестно, обычно маньеристы только большим мастерам подражают.

Проблема решилась сама собой, когда в подростковом возрасте Максим охладел к рисованию. Художественную школу еще с грехом пополам закончил, но продолжать дальнейшее обучение не захотел, даже в архитектурный институт отказался поступать. Выбрал, по совету деда, строительный университет, потому что черчение ему тоже всегда нравилось.

Нельзя сказать, чтобы Илью такое решение не огорчило. Но он не стал ничего говорить Максиму. Потому что не считал себя вправе навязывать кому-либо свое мнение – пусть даже и собственному сыну. А также потому, что, когда Макс достиг подросткового возраста, их отношения постепенно, но ощутимо охладились. Как раз в это время в стране начались перемены, произошло резкое расслоение на богатых и бедных. Семье Емельяновых-Ханаевых, как и всем другим семьям, тоже пришлось реагировать на то, что происходит вокруг. Алла и ее отец сумели извлечь из происходящего максимальную выгоду для себя, Илья же только растерялся, особенно после того, как его зарплата реставратора в филиале музея, куда он не так давно устроился, за какой-то год полностью обесценилась, а потом он и вовсе потерял работу – филиал, находившийся в помещении храма, закрыли и вернули здание церкви.

С тех пор и по сей день его жизнь превратилась в этакие качели, череду взлетов и падений. После тех картин, проданных в Швейцарии, все в жизни как-то резко и разом наладилось, появились деньги, Алла стала нежнее и внимательнее к нему, Макс глядел на отца только что не с обожанием. А потом все постепенно рассыпалось в прах. Деньги кончились, Алла вновь отдалилась от мужа, занялась своими бутиками, Макс все чаще стал говорить, что отец его не понимает и вообще ничего не понимает, что сейчас другая жизнь и другие ценности – все больше материальные, а не духовные. Иногда Илье казалось, что они с матерью заключили что-то вроде союза против него. Типа, мы, конечно, живем неплохо, но могли бы жить гораздо лучше, если бы уехали в Европу. Но мы не уехали – все из-за него! – и теперь не можем ему этого простить. Внимание родных на время возвращалось к нему лишь тогда, когда Марина продавала очередную картину, чтобы потом вновь перейти в безразличие и холодное равнодушие. На Аллу Илья просто махнул рукой, ему было уже все равно. А вот размышления о сыне и его будущем в последнее время стали очень болезненными. Ну не получилось вырастить из парня художника – бог с ним! Но вот человека, человека хочется видеть в своем любимом, единственном ребенке! А не получается.

На самом деле, обидно, очень обидно – недосмотрел он, Илья, упустил какой-то важный момент. Несмотря на то что посвящал сыну все свободное время, старался воспитывать в нем настоящего человека, Максим вырос совсем другим, нежели он представлял. Избалованный, не умеющий понять самого важного. Друзья ему важнее близких, родители – это лишь кошелек, и не больше. Никаких духовных интересов, голова забита всякими глупостями. Шляется по ночным клубам, как настоящий мажор, пудрит мозги девчонкам, возвращается домой под утро. И еще с Алкой у них постоянные хиханьки-хаханьки. Та сама вертихвостка и его в свою пустую жизнь затягивает, бегают вдвоем по тусовкам. С самого его рождения она была к Максу безразлична, а когда подрос, стала баловать и задаривать подарками, точно пытаясь откупиться за свое былое невнимание. Вот и результат! Хотя что винить женщину, сам он, Илья, растил его, значит, сам и сделал что-то не так…

Все-таки надо было им родить еще одного ребенка, может, тогда Максим и не вырос бы таким меркантильным эгоистом. И ведь хотел он, Илья, и уговаривал Аллу. Только та наотрез отказывалась.

– Смерти моей хочешь? – возмущалась она. – Я от первых родов с трудом отошла, а фигуру три года восстанавливала. Второй беременности я не перенесу. Да и куда нам еще ребенок? Ты же знаешь, в наше время это непомерная роскошь. По-моему, одного Максимки хватит с лихвой!

И постепенно разговоры такие сошли на нет, как, впрочем, и интимная жизнь.

О том, что творилось у Ильи на душе, знали только Марина и Слава. Тот вообще однажды сказал:

– Лучше б у тебя, Илюх, девка родилась – тогда бы ушел от Алки, и дело с концом. А парню, согласен, отец нужен!

Илья только плечами пожал. Он считал, что и девочкам нужны папы, не в поле ребенка дело, а в том, чтобы ребенку было хорошо.

Но Славка возразил:

– Хочешь сказать, детям хорошо, когда их родители живут как кошка с собакой?

Тут он был прав. Илья лишь промолчал. Как бы ни складывалась его семейная жизнь, разводиться с Аллой и вместе с этим потерять Макса он не хотел. Надеялся, что еще все наладится, что с возрастом сын повзрослеет, поумнеет, поймет, что правильно, а что нет. Тем более что хорошие задатки у Максима оставались. В прошлом году, например, по собственной инициативе сделал отцу подарок на день рождения и преподнес не что-нибудь, а картину, написанную своей рукой. Илья был ошеломлен – он даже и не подозревал, что Макс еще продолжает рисовать. Очень даже неплохой был рисунок – все в той же, как и у отца, абстрактной технике, но уже гораздо более зрелый, выразительный, более умелый, что ли, чем то подражание, которое было раньше. Четкие линии, геометрические и немного выпуклые фигуры, разнообразие красок, а между тем именно такое сочетание как нельзя лучше создает радужное, совершенно фееричное настроение. Рисунок этот Илья повесил у себя в мастерской на самом видном месте и, работая, постоянно поглядывал на него.

* * *

У входа в любимое кафе напротив «Табакерки» Лена сбавила шаг. Глубоко вздохнула, прислушалась к своим чувствам и поняла, что очень волнуется, как перед выходом на сцену. С той только разницей, что то волнение было даже приятным. А это – какое-то мерзкое, липкое… Точно она идет на экзамен, к которому абсолютно не готова, и на все сто уверена, что с треском провалится.

По большому счету, Лене уже пора научиться доверять своей интуиции. Она ни разу еще ее не подводила. Чувствовала Лена, что поступит в театральный – и поступила. Понравилась ей Катька сразу, с первого взгляда – дружат и по сей день, уже столько лет. Вот и с Максимом… Ведь говорил ей тогда внутренний голос: «Не надо, не связывайся!» Не послушалась. Теперь придется идти выяснять отношения. Сообщать, что она все обдумала и поняла, что им надо расстаться. Говорить неприятные вещи хорошему, в общем-то, парню, который ни в чем не виноват. Но деваться некуда. Она сама вызвала его на эту встречу, а раз сказала «А», то нужно говорить и «Б». Еще раз вздохнув поглубже, Лена собралась, как это у них называлось, и решительно потянула на себя тяжелую дверь.

Все началось с того, что весной, в конце апреля, что ли, она попала на очередную халтуру. Даже поступив в ГИТИС, Лена продолжала много работать, никогда не отказываясь ни от каких предложений – если только они не содержали в себе намека на интим.

– Ну что ж ты все никак не угомонишься? Не наработалась до института? – посмеивалась над ней Катя. – Это на тебя сила инерции действует, что ли?

Подруги снова жили вместе в одной комнате, только теперь в общежитии ГИТИСа. Вышло это так: отучившись три курса, впечатлительная и эмоциональная Катя вдруг заработала нервный срыв. Неудача на экзамене по специальности наложилась на переживания из-за несчастной любви – и в результате девушка, как следует нарыдавшись, не слушая уговоры Лены, бросила все и укатила к себе в Ростов, заявив, что с актерской карьерой покончено навсегда. Однако, пожив дома, сообразила, что поступила опрометчиво, через два года все-таки вернулась в Москву и ценой неимоверных усилий восстановилась в академии, оказавшись на том же курсе, что и Лена. Соседка Лены по комнате в тот год как раз закончила учебу, и у подруг получилось упросить коменданта, чтобы их поселили вместе.

Лена отшучивалась в ответ на Катины подколки, но оставалась верна себе. Она не была жадной – просто думала о будущем. Катя может себе позволить ни о чем особо не беспокоиться, у нее и знакомств куча, и родители небедные. А у Лены папа уже на пенсию вышел (она у них поздняя), и мама копейки получает – это она, дочь, должна им помогать, а не ждать от них помощи. Студенческие годы пролетят быстро, а как сложится ее дальнейшая судьба – неизвестно. В стране неразбериха, снимать кино почти прекратили, да и в театрах творится непонятно что… Сможет ли она найти хорошую работу или придется опять идти на рынке торговать? А если сможет, то как скоро? Через год, через два, через пять? А ведь эти годы нужно будет как-то протянуть. Потому Лена Горохова и не отказывалась ни от каких заработков, деньги старалась не тратить на шмотки и удовольствия, а потихонечку копила. На будущее.

Работы у Лены бывали разные. Бегала по озвучкам, по массовкам, записывалась на радио, выступала на праздниках, играла с детьми в клоунском костюме и гриме… Всего и не упомнишь. То предложение, которое получила Катька через кого-то из своих многочисленных знакомых, показалось одним из самых лучших. Всего-то и дел, что на презентации в дорогом отеле походить по залу в древнегреческих туниках, изображая то ли богинь, то ли просто античных девушек, украсить вечер, поулыбаться гостям. И за такую вот ерунду – целых пятьдесят долларов. Прямо, можно сказать, счастье с неба свалилось.

– Эту презентацию какая-то бизнес-леди устраивает, – щебетала Катька, пока они в специально выделенном номере отеля переодевались, гримировались и делали друг другу прически, вплетя в волосы живые цветы. – В честь открытия нового бутика. У нее целая сеть магазинов фирменных шмоток. Наверняка знаменитости какие-нибудь будут, пресса… Глядишь, и наши с тобой фотки куда-нибудь в журнал попадут.

Приехав на мамину презентацию одним из первых, Макс сразу обратил внимание на девушек и юношей в белых туниках и сандалиях с длинными, до колен, крест-накрест переплетенными ремешками. «Древние греки», их было человек десять, то бродили по залу, то застывали в картинных позах, должно быть, изображая классические скульптуры. Макс только усмехнулся про себя, приколовшись над затеей, которая показалась ему абсолютно дурацкой, – и вдруг увидел среди «статуй» очень красивую блондинку с великолепной стройной фигуркой. Легкая ткань изящно облегала ее тело, позволяя заметить и тонкую талию, и красивую грудь, небольшую, но безупречной формы. Судя по луку на плече и колчану со стрелами на боку, девушка изображала Артемиду-Диану, и этот образ отлично сочетался с чуть холодным и надменным выражением ее лица.

Привыкший сразу же бросаться в бой, когда дело касалось девчонок, Макс тут же устремился к ней, но сообразил, что, разговаривая со статуей, и сам будет выглядеть глупо, и ее поставит в неудобное положение. Пришлось дождаться, пока фигуры в очередной раз «оживут» и начнут наворачивать круги по залу. Улучив такой момент, он подошел к понравившейся девушке, дефилировавшей под руку со смуглой пышной брюнеткой.

– Привет, девчонки! – весело поздоровался Макс.

Брюнетка улыбнулась и сделала попытку остановиться. Блондинка внимательно посмотрела на него большими серыми глазами, с достоинством наклонила голову, отвечая на приветствие, и повлекла подругу дальше.

Слегка удивившись такому повороту событий, Макс решительно последовал за ними.

– Меня зовут Максим, – проговорил он. – И я, между прочим, сын хозяйки этого вечера.

На девять из десяти девушек подобное заявление обязательно должно было произвести впечатление. Парень, у которого мама устраивает подобные тусовки, непременно должен быть при деньгах, а от таких знакомств не отказываются. Брюнетка стрельнула по нему заинтересованным взглядом и тут же выпалила:

– А меня Катя, а ее Лена.

Но блондинка Лена даже не смотрела в его сторону.

– Кать, скажи, а почему Лена меня игнорирует? – Макс продолжал вышагивать с ними рядом. – Она не хочет разговаривать со мной?

– Ну, не знаю… Наверное, она в образе, – улыбнулась Катя.

– Понятно. Диана-охотница, презирающая мужчин, – он не упустил возможности щегольнуть знаниями античной мифологии, которые благодаря отцу и приобрел еще в детстве.

Наконец-то блондинка удостоила его взглядом.

– Я вас не игнорирую, мне просто не о чем с вами говорить, – ответила Лена твердым и очень мелодичным голосом. От его звучания у Максима аж дыхание перехватило.

– Очень жаль, – демонстративно огорчился он. – А мне, Катя, так понравилась твоя подруга… Я очень хотел бы ее увидеть снова. Может, она все же подумает и согласится дать мне свой номер телефона?

– Нет. Я считаю, что это совершенно ни к чему, – сказала, как отрезала, Лена. – Извините, нам надо работать.

И они двинулись дальше, а обалдевший Макс остался на месте. Он был очень обижен. В первый раз в жизни его так отшили! И что теперь делать? Конечно, можно было просто плюнуть. Мол, не очень-то и хотелось, тоже мне, цаца. Нанятая комедиантка, а строит из себя!.. Да тут вокруг полно девчонок, которых только помани, тут же кинутся ему на шею. Но самолюбие Максима оказалось крепко задето, а он считал себя человеком самолюбивым. И настойчивым. Решил, что надо попытать счастья еще раз. А для начала разузнать, кто они такие.

Он подошел к маме, но та была так занята разговором с дядей Владом, что даже не сразу поняла, чего хочет от нее сын. Какие девушки? Ах, эти? Она понятия не имеет. Обслуживающий персонал нанимала Вероника, ее помощница. Так что все вопросы к ней.

Разыскав Веронику, Максим продолжил расспросы и выяснил, что интересующие его девушки – студентки театральной академии. Кажется. Тогда у него родилась неплохая идея.

– Как человеку, имеющему прямое отношение к организации этой тусовки, – важно сказал он, снова подойдя к подругам, – мне поручили позаботиться о вашей безопасности и, когда презентация завершится, отвезти вас домой.

Блондинка только пожала обнаженными плечами. Зато брюнетка обрадовалась:

– Вот здорово, а, Лен?! Не надо будет тащиться своим ходом ночь-полночь.

Приняв легкий кивок Лены за согласие, Макс радостно проговорил:

– Тогда еще увидимся. Я найду вас, когда все закончится.

Больше он весь вечер не подходил к ним. Пил шампанское, ел клубнику, канапе и маленькие пирожные, болтал и смеялся с мамиными знакомыми. Но краем глаза все время высматривал тоненькую фигурку в белоснежной тунике, с цветами в белокурых волосах.

Праздник затянулся, актеров отпустили только после полуночи. Максу пришлось еще подождать, пока девушки переоденутся и смоют грим. У крыльца отеля он сразу же поймал машину. У него был план усадить брюнетку рядом с водителем, а самому сесть на заднее сиденье с блондинкой, но та разгадала его маневр и сразу же села вперед. Максу ничего не оставалось, как устроиться сзади вместе с Катей.

Та оказалась простой компанейской девчонкой. Всю дорогу они весело болтали. Предаваясь беззаботному разговору, Макс тем не менее гнул свою линию, пытаясь как можно больше узнать о заинтересовавшей его девушке. Катя простодушно рассказала и где находится их вуз, и когда начинаются и завершаются занятия, и то, что они обе живут в общежитии. Лена за всю дорогу не проронила ни слова.

На Трифоновской улице, куда домчало их такси, Максим попросился было в гости, но получил решительный отказ. Время позднее, они устали, да и в общагу его все равно не пустят, у них с этим очень строго. Пришлось ехать домой несолоно хлебавши. А девушки, поднимаясь на свой этаж по темной лестнице, разговаривали вполголоса.

– Ленка, ну что ты? – недоумевала Катя. – Парень вполне ничего, и ты ему понравилась… Чего ты так себя ведешь-то?

– Да по многим причинам, – шепотом отвечала Лена. – Во-первых, ты что, не видишь, что он пацан еще совсем? Ему наверняка и двадцати лет нет. Насколько же он нас младше? Но дело даже не в этом. Просто этот Максим, судя по всему, такой типичный золотой мальчик, сынок богатых родителей. Ему нужно развлечение на одну ночь, чтобы наутро забыть, как меня зовут. Но мне-то такое на фиг не сдалось!

Однако Лена была не совсем права. Возможно, будь на ее месте другая девушка, посговорчивее и полегкомысленнее, именно так оно бы все и случилось. Но Лена твердо сказала «нет». И теперь белокурая античная богиня с мелодичным голосом и надменным взглядом серых глаз никак не шла у Макса из головы. Он никак не мог уснуть и чего только не передумал за это время. То клялся себе, что умрет, но завоюет внимание этой строптивой блондинки, то проклинал ее на чем свет стоит, то пытался найти объяснения ее неприступности. Может, она лесбиянка? Или у нее уже есть постоянный парень? Вдруг она вообще уже замужем? Или у нее идиосинкразия к парням со сломанными носами и оттопыренными ушами.

Проворочавшись всю ночь, он встал ни свет ни заря, поймал машину и помчался на Трифоновскую, к общежитию ГИТИСа. Занял позицию напротив крыльца и приготовился ждать. Максим был уверен, что вскоре увидит Лену – такие, как она, учебу не прогуливают.

Дверь то и дело распахивалась, ребята и девчонки по одному, по двое и целыми компаниями покидали общагу и отправлялись по своим делам. Макса удивило, что далеко не все проходившие мимо него девушки были хорошенькими. Ему казалось, что будущие артистки и звезды шоу-бизнеса обязательно должны быть привлекательны. Но нет – очень многие обладали хоть и незаурядной, но далеко не красивой внешностью.

Минут через пятнадцать, когда он уже здорово устал от ожидания, наконец появилась Лена. Только сейчас Макс обратил внимание на то, как скромно она одета – стоптанные сапожки, светло-серый плащ, явно не дорогой и уже не новый, на шее повязан дешевенький лиловый платок из тех, что продают в переходах метро. Блондинка думала о чем-то своем и была уже готова пройти мимо, не заметив его, когда он окликнул ее.

– Максим? – На лице Лены мелькнуло удивление, даже недоумение. – Что вы здесь делаете?

– Я приехал к тебе, – сказал он, делая упор на последнем слове.

– Зачем?

– Так просто. Увидеться, пообщаться…

– Кажется, я вчера ясно сказала, что к общению не расположена?!

– А я надеялся, что ты можешь передумать, – улыбнувшись, произнес Макс. – Давай куда-нибудь зайдем, в кафе какое-нибудь, что ли…

Девушка помолчала несколько секунд, словно поколебалась, и, посмотрев ему прямо в глаза, ответила:

– Послушайте, Максим. Вы ошиблись. Не надо думать, что если нас нанимают выступать на вечер, то можно нанять и на ночь… на другую роль. Я актриса, а не проститутка. Это всегда были разные профессии, хотя некоторые до сих пор считают, что это одно и то же.

Макс даже опешил от такого отпора:

– Лена, я совсем не хотел… тебя… то есть вас, обидеть. И даже не думал принимать за проститутку. Просто вы заинтересовали меня. Ну, как девушка, то есть как человек… – он замолчал, поняв, что запутался в собственных словах. Стало очень стыдно, хоть сквозь землю провалиться.

– Это, конечно, другое дело, – кивнула она, – но все равно ничего не меняет.

– Почему? Мы могли бы сходить куда-нибудь…

– Сомневаюсь, что это получится. У меня очень мало времени.

– Сейчас?

– Вообще.

– И все-таки, может, ты дашь мне номер своего мобильного?

– И мобильного у меня нет. Так что до свидания, Максим. Всего хорошего.

И зашагала прочь.

Максим закурил сигарету, но тут же со злостью бросил ее на землю. Ерунда какая-то выходит! Да кто она такая, чтобы он бегал за ней?! Приезжая, в общаге живет, а ведет себя, как королева… Он злился и на нее, и на себя, давал себе слово, что больше не станет думать об этой высокомерной блондинке, даже имя ее забудет… Но на следующее утро вновь стоял у дверей общежития.

В этот раз Лена вышла вместе с Катей. Брюнетка сразу увидела Макса и засмеялась:

– Какие люди и без охраны!

Блондинка встретила его не столь приветливо:

– Максим, но мы же вроде обо всем вчера поговорили…

– Вчера ты сказала, что очень занята, – произнес Макс заранее подготовленную фразу. – Но я приехал узнать – может, ты сегодня хоть немного освободилась?

Девушка не успела ответить – это сделала за нее подруга.

– Кстати, Ленок, кто только что говорил, что нынешний вечер у тебя относительно свободный? Вот и проведи его с молодым человеком – раз он так этого жаждет.

Макс был уверен, что Лена сейчас отчитает подругу, которая лезет не в свое дело, в резкой форме объяснит, что сама будет за себя все решать. Но, к его удивлению, она промолчала, замялась в нерешительности, а потом вдруг улыбнулась:

– Да вы что, сговорились, что ли?

Так большое спасибо Кате, Лена все-таки согласилась на первую встречу с ним – в семь часов, в недорогом кафе рядом с ГИТИСом. Она пришла туда вовремя, не опоздав ни на минуту, заказала минимум – воду и салат – и настояла на том, что заплатит за себя сама. Сначала разговор у них не клеился, девушка неохотно отвечала на личные вопросы, и, чтобы хоть как-то поддерживать беседу, Максу пришлось рассказывать о себе, в основном о своей семье. Лена оказалась отличной слушательницей, было такое чувство, что ей действительно интересно все, что он говорит. К удивлению Максима, ее внимание привлекла не столько мама с ее бутиками (обычно всех девчонок это очень интересовало), сколько отец, его творчество, его разговоры с сыном, его рассуждения об искусстве. Увлекшись, Макс развивал и развивал эту тему, то и дело переходя на эпизоды из своего детства, воспоминал и то, и это и даже, сам себе удивляясь, поведал своей собеседнице несколько таких вещей, о которых никогда в жизни никому не рассказывал.