Текст книги "Путь к Великому"

Путь к Великому
Олег Сергеев

О.Г. посвящается

Так выпьем же еще, мой молодой король,

Лихая доля нам отведена:

Не счастье, не любовь, не радость и не боль,

Одна луна, метель одна,

И вьется впереди дорога сна.

По дороге сна, мимо мира людей,

Что нам до Адама и Евы?

Что нам до того, как живет Земля?

Только никогда, мой брат-чародей,

Ты не найдешь себе королеву,

А я не найду себе короля.

Мельница «Дорога сна»

© Олег Сергеев, 2017

ISBN 978-5-4485-5724-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Часто в моей жизни возникали такие моменты, когда я неотвратимо начинал задумываться над тем, зачем мы посланы на эту планету. В чем смысл нашего земного существования? И можно ли повернуть время вспять? Можно ли изменить свою судьбу, не меняясь самому? Вопросов были тысячи, а найти на них ответы было, видимо, не суждено. Все-таки человек – довольно ограниченное существо и не только в физиологическом аспекте его земного бытия. Ограничено в первую очередь наше сознание. Слишком многих вещей оно не в состоянии принять, воспринять, в конце концов, просто понять и осознать. Ему проще решить, будто то или иное явление невозможно ни при каких обстоятельствах, а если все же что-то необъяснимое происходит на глазах убежденного скептика, ему достаточно просто убедить свой разум в том, что это либо обман зрения, либо легкое помешательство. В таком случае проще всего окрестить Ньютона или Коперника умалишенными: ведь они верили в существование бородатого деда на облаке, создавшего вселенную. Каких же размеров должен был быть этот дед?.. А такие люди, как Серафим Саровский, не просто верили, но и видели его собственными глазами. Так чье же сознание ограничено – мое или их? И не сделал ли я первый шаг к освобождению, задав себе однажды каверзный вопрос: зачем я здесь?

Никогда, ни одну секунду своей жизни я не считал себя атеистом в полном смысле этого слова. Скорее меня мучил агностицизм, зародившийся в бурную пору моей одинокой юности, в тот период, когда я впервые спросил себя об этом. Одиночество мое было относительным, т.к. толпа друзей, окружающих меня каждую минуту моей жизни, не давала почувствовать себя ненужным. Но иногда все-таки лучше быть свободным, нежели нужным. Ибо нужен ты всегда кому-то, тратишь драгоценное время на кого-то, решаешь чьи-то проблемы… И подчас даже некогда остановиться и подумать о себе; нет, не об удовлетворении физиологических потребностей – они сами заботятся о себе, не давая забыть о них. Все-таки физиология – это мощный двигатель, вряд ли разуму и душе под силу тягаться с ней. Друзья лишают тебя самого важного – самого себя. Есть среди них и излишне заботливые и понимающие, которые всегда желают прийти на помощь, выслушать – даже тогда, когда мне не нужна ничья поддержка. Все эти человеческие качества мне казались и кажутся всего лишь навязыванием, желанием быть нужным, а не свободным. В юности я сам был подобен этим людям: я мало говорил, но много делал, был спокоен и неумолим, соглашался выслушать и поделиться сам, если находился тот, кто был готов безвозмездно внимать моим речам и даже дать совет, в котором – как я оцениваю эту ситуацию сейчас – я никогда не нуждался. Я терпеливо слушал, шутил, обменивался мыслями с друзьями – наверное, я был им необходим, а мне казалось, они необходимы мне. Это была иллюзия. Единственным моим другом в то время было одиночество. Правда, понял я это не сразу: когда ничего серьезное в жизни не тревожит, когда гормоны важнее душевной боли, когда ты готов бесконечно подстраиваться под окружающий мир и вычеркивать из будней тех, кто кажется тебе странным – разве хочется оставаться один на один с безмыслием и пустотой?

Мне уже тогда хотелось познавать, но природная леность убивала всяческие желания. Одно дело – познание антропологической структуры бытия, его технологичности и эргономичности, совсем другое – пытаться понять самого себя. Ведь внутренний мир-лабиринт куда страшнее внешнего океана, пусть даже в последнем и плавают акулы. Поэтому вопрос о смысле бытия всегда заглушался повседневными делами. Куда проще было дать себе ни к чему не обязывающий ответ: смысл в том, чтобы получать бесконечное удовольствие от своего существования, даже в минуты глубочайшей скорби. Ведь любой приговоренный к смерти будет цепляться за минуты, секунды жизни, чтобы насладиться ей, вдохнуть в последний раз воздух… И никто из них не скажет, что жалеет о чем-то.

Но разум не желал принимать это. Он, будучи вполне зрелым существом, жившим всегда отдельно от меня, требовал объяснений более емких. Он требовал.

Я до сих пор благодарен проснувшемуся чувству одиночества. Просто в какой-то момент сознание буквально возопило: «Оставьте меня!», и я сбежал с очередного мальчишника, только чтобы побродить по ночным улицам и попытаться понять, чего же все-таки мой разум хочет от меня. А он хотел покоя, и только.

Смысл существования я нашел лишь позднее, когда обнаружил свое призвание. А обнаружил я его уже после того, как поступил в университет. Апатия и безволие позволили мне дрейфовать в водах, совершенно чуждых моему внутреннему миру. Лишь получив высшее образование, я смог наконец-то сказать себе: все! Я кардинально меняю свою жизнь! И я ушел туда, где меня ждали.

С тех пор прошло уже почти двадцать лет, и я ни на секунду не пожалел о своем поступке. Смысл существования для меня и заключался в роде моей деятельности. Вернее, поначалу я уныло имитировал действия своих предшественников и учителей, и было это не столько скучным, сколько жестоким и бесчеловечным занятием. Только много позже ко мне пришло озарение: я живу совсем в другом мире, а мои мощные иллюзии пытаются скрыть его от меня. Я сорвал завесу и…

Однако, разум не унимался. В чем глобальное значение нашего пребывания здесь? Можем ли мы что-то изменить? И самое главное: действительно ли мы находимся там, где считаем?

Этот последний вопрос гораздо чаще стал мучить меня около года назад. А возник он после того, как я впервые задумался об органах осязания. Ведь вся наша жизнь и ее восприятие нами зависит именно от этих пяти чувств. Ведь мы никогда не будем есть что-то, о чем наше обоняние сообщит нам, что это дурно пахнет. Не будем трогать нечто, по мнению осязания, противное. И самое главное – зрение. Почему же мы так уверены, что наши глаза нас не обманывают? Даже в отношении цвета. Когда я задумался над этим, то испугался: а вдруг мы действительно «увязли в Матрице», как нам сообщил известный фильм? В этом тоже было какое-то разумное зерно.

А когда с год назад я познакомился с одним человеком, в корне переменившим мою жизнь, то понял, что живу в мире стереотипов, который невозможно сломать. Меня вдруг осенило, что я все тот же Кроха, каким одна удивительная, но так и не понятая мною знакомая прозвала меня в пору моей юности, и я не в состоянии вместить в себя то, что куда грандиознее моего собственного разума. Я, возомнивший себя царем и Богом, ибо сфера мой деятельности вполне позволяла дремавшему тщеславию проснуться и начать бурную жизнь, вдруг рухнул камнем вниз. Я ударился лбом о стену своего сознания – ограниченного сознания. Утешало лишь одно – наличие стены говорило лишь о том, что что-то есть и за этой стеной, что это не конец. Хотя и это понять уже было достижением.

Произошла смена идеалов. Лиза Калитина, до тех пор счастливо царившая на пьедестале с золотой диадемой в волосах, показалась лишь отзвуком какой-то давно забытой мелодии, не имевшей уже никакого отношения к реальности. Это чудо не только не выжило бы в современных условиях воцарения акул, скорее бы оно превратилось в серую мышь и сбежало подальше от глаз людских. И никогда не дало бы мне ключ к пониманию этого мира.

Итак, год назад в мою жизнь вошел человек. Сначала, пока была такая возможность, мы много беседовали, я записывал каждый разговор на диктофон. Впоследствии, когда я лишился и этой возможности, единственным моим утешением был лишь дневник, который я случайно нашел. Я прятал его от Крепса, прятал довольно долго, поскольку обнаружение этого дневника грозило мне сперва просто непониманием с его стороны, а затем уже и роем подозрений, которые на том этапе могли разрушить все – я бы так никогда ничего и не узнал. Я проводил над ним дни и ночи, хотя он содержал довольно мало информации, которая ко всему прочему носила обрывочный характер, хотя я до сих пор удивляюсь, как моему новому знакомому удавалось выкраивать для него время.

Чтобы как-то систематизировать все, что я узнал за минувший период, я и сел писать об этом. Я хотел сам для себя уяснить все события в хронологическом порядке, понять, как все это началось, чтобы как-то объяснить нагрянувший безрадостный финал.

Дневниковые записи будут здесь сочетаться с той информацией, которую я получил из наших бесед. Моим личным достижением стало не только то, что все это я объединил в общее полотно и третье лицо заменил на первое – я значительно расширил рамки повествования и обратил сумбурный набор фраз, понятных, пожалуй, только посвященным, в то, что сейчас лежит перед вами. Многие места и мне до сих пор не удалось постичь, но я буду работать над ними, буду работать – чтобы быть вооруженным знаниями, прежде чем сам покину этот мир, дабы ступить на Путь Просвещения.

Для начала вот текст, который я сотворил. Я не высказал никаких соображений по данному поводу, т.к. не уверен, что имею на это право. Я сделаю это позже, пожалуй. Хотя этого человека только что не стало…

Зверев С. О.

Глава 1
Перевал сна

Началось все в тринадцатую эпоху Перерождений, уже так давно, что я порой боюсь задумываться об этом. Тогда Бездонное Несоответствие было на грани катастрофы. На грани. Но оно все же выжило, вопреки всем предположениям, вопреки всему. И я рада этому, т.к., покинув его, я, тем не менее, была благодарна и ему, и его обитателям за то, что появилась на свет.

Возможно, в Бездонном Несоответствии прошло не больше года, мы же за этот период прожили целую жизнь. Все-таки я убеждена, что и течение жизни в наших мирах различно.

Тогда мое сознание еще было закрыто для просветления, я многого не знала, хотя окружающим казалась не только вполне вменяемой, но даже очень умной и эрудированной. Я и сама себя таковой считала: если долго внушать что-то человеку, в один прекрасный момент он проснется именно таким, каким его хотят видеть остальные. Хорошо это или плохо – решать не мне. Одно скажу: это неправильно. Человек должен научиться быть тем, кем только он хочет быть. И быть с тем, с кем хорошо будет ему. Быть там, где ему комфортно душой. И жить тогда, когда он предпочтет. Хотя последнее – из области фантастики, нельзя это не признать.

Жизнь мою в корне изменил Перевал сна. На нашей скорбной планете много еще таких осталось, а, значит, множество найдут свой приют По Ту Сторону Перевала.

Но чтобы не путать тех несчастных, решивших все-таки ознакомиться с моими записями, я начну с самого начала, с того момента, когда я еще целиком и полностью была во власти Бездонного Несоответствия или, что уже прозвучит для многих вполне обыденно, – среднестатистического существования на третьей от Солнца планете.

Однако задумывались ли вы в полной мере над тем, что означает понятие «среднестатистический», т.е. нормальный? Именно в объективном своем представлении. Как может человек, равно как и все прочие состоящий из плоти и крови и обладающий примерно той же удельной массой серого вещества, судить, кто из ему подобных «нормален», а кто – выходит за рамки статистического большинства? Уж если на то пошло и требуется ввести два этих термина, то определения им должны давать не те, кто впоследствии в соответствии с ними и будут классифицированы, ибо увидеть изнутри ни себя, ни тем более остальных, чуждых тебе существ, увы, невозможно.

Чуждых… Именно это слово впервые и натолкнуло меня на мысли о жестокой роли статистики в жизни миллионов людей, изо всех сил старающихся быть как все и не понимающих одной простой вещи – быть «как все» невозможно», потому что понятия «все» не существует в природе. Толпа индивидуальностей – вот как можно было бы окрестить наше общество.

Тогда я задумалась, что, вероятно, всех людей с планеты Земля имеет смысл назвать «чуждыми мне». Хотя, впрочем, я не собиралась выделять себя из стада и слово «мне» употребила не столько в отношении своего эго, сколько в том смысле, в котором каждый человек воспринимает собственную личность. Т.е. каждого отдельного человека можно и нужно воспринимать как чуждого другому человеку – эта мысль затронула мое сознание, и с тех пор я уже не знала покоя.

У нас все же есть некие привязанности к тем, кого мы неизменно считаем «близкими», хотя я бы разделила все множество разумных существ на «собственно чуждых» и «объектов стремления». «Собственно чуждые» настолько далеки от нас в ментальной проекции, что даже если и найдутся точки соприкосновения, они вызовут только короткое замыкание – люди не любят быть похожими на других, каждый втайне желает быть неповторимым. «Объекты стремления», как видно из самого названия, тоже несомненно далеки от нас опять же в плоскости нашего сознания, но, будучи приближены к нам в плане физическом, не могут не вызывать некоей привязанности, граничащей с привычкой. Здесь и рождается то самое стремление – быть нужным, угодить, где-то и быть похожим, но опять же в своей уникальной манере и прочее.

Для каждого, однако же, существует и некая особая сила, магнитом притягивающая к себе. Сила эта до поры до времени далека именно в физическом аспекте, тогда как в ментальном она бывает ближе остальных. В обыденной жизни желание встречи с этой силой подчас называют либо поиском второй половины, либо ожиданием принца на белом коне/принцессы о семи венцах. Кто-то зовет это любовью. Впрочем, я бы определила это иначе.

В тот памятный день я узнала, что могу навсегда лишиться работы. Я сидела в кресле у окна, пытаясь запечатлеть в голове последние шаткие шаги мороза, обрушившегося на центральную часть России в конце того года. Год я, конечно, могу назвать, с некоторых пор память моя стала светлее. Только мыслить годами – уже не моя стихия. Это случилось в тринадцатую эпоху Перерождений, на самом ее исходе. Любая эпоха, заканчиваясь, втайне желает оставить о себе наиболее яркий след в истории. А тринадцатая, нося еще и отрицательный заряд магического числа, делала все, чтобы запомниться самым отвратительным и мерзким. Заметьте при этом, что она конъюнктурно прикрывала самые грязные свои устремления чистыми и демократическими призывами, а также лучшими побуждениями, родившимися в порыве «восстановить справедливость». Ну, как тут не сказать, что благими намерениями никуда, иначе как вниз, дорогу не выстроишь…

Я сидела у окна, мне было никак – не скучно и не весело, не грустно, не любопытно. У меня уже тогда бывали моменты, когда я спокойно могла ни о чем не думать – т.е. не произносить в уме никакие фразы, день ото дня разрушающие серые клетки – ибо это именно то, что имеется в виду под словом «думать». Тогда я еще не умела думать без слов, но была очень близка к этому состоянию. Я была на грани.

Человек на грани опасен и не только для себя. Да, он может сорваться и полететь вниз, если его умений недостаточно на то, чтобы взмахнуть крыльями и взлететь, или не хватает сил, а то и смелости на то, чтобы сгруппироваться и самому прыгнуть вниз и вполне удачно приземлиться. Но, падая, он не только калечит себя, но и делает больно другим, которые в это самое время оказались рядом – он просто обрушивается на них своим весом, весом своего страдания.

Я буду помогать только тем, кто на грани… Ради них самих и ради их близких… Если только таков мой Путь.

Итак, к тому моменту у меня уже было высшее образование, определенный статус и вполне успешно сложившаяся репутация, которая, несмотря ни на что, вредила мне. Немногим дано это понять: как сложно держать планку тогда, когда это уже выше твоих сил. Окружение ждет от тебя подвигов, а ты уже мало на что способен: все-таки грань меняет все в твоей жизни и даже порой заставляет отказываться от самого желанного.

По образованию я была педагогом, но мое призвание так и не нашло своего выражения в этой профессии. Еще обучаясь в университете, я давала уроки отстающим школьникам, что вызывало во мне лишь раздражение – я с детства не терпела ограниченных людей. Ограниченных и непонятливых, ибо сама схватывала все на лету – ну таково было свойство моего разума. Увы, с образованием моим, однако, в том провинциальном городке, который был моей родиной, стать кем-то иным, кроме учителя, не представлялось возможным. Это я поняла уже на первом курсе, но тогда эйфория от осознания того, что я учусь на самом престижном факультете, захватила меня в свои цепкие пальцы и не отпускала аж до середины последнего – пятого – курса.

Наверное, чисто внешне я вряд ли чем отличалась от себе подобных: глаза только чуть побольше, взгляд – понаивней, раздражительности и злости немного больше, чем у иных. Я терзалась этим странным вопросом: почему? Почему я нетерпима, почему с легкостью воспламеняюсь, почему жду внимания к себе, пусть даже и незаслуженного? Вся моя раздражительность и гневливость рождалась самой природой Бездонного Несоответствия. Очень меткое название, между прочим…

Сидела я в тот день у окна, понимая, что, хотя ненастье и не думает сдавать своих позиций, выйти на воздух мне все равно безумно хочется. Раньше такого не было. Я никогда не любила гулять, прослыла заядлой домоседкой и книголюбкой, была бледна, как тургеневская барышня, разве что в обморок не падала… Сейчас же воздух поманил, захотелось окунуться в его струю, чтобы отогнать от себя дурные предчувствия по поводу работы. Все-таки как безденежье развращает человека, делая его жестоким и завистливым! Не согласна с утверждением, что бедность не порок. Сам факт бедности, разумеется, пороком быть назван не может. Но вот его последствия… В жизни не встречала людей более жестоких, чем неимущие. Но как их обвинять в этом, если Несоответствие ополчилось против них? Это несчастные люди. Им и только им требуется найти Дорогу к Перевалу Сна. Я ее нашла сама.

На улице было прохладно и сыро. Не люблю сырость. Я быстро шагала по мокрым, не совсем еще растаявшим дорожкам и думала, думала… Я думала о том, что стою на самом краю, вот-вот и обрушусь вниз, и некому спасти меня. Я думала о том, что в моей жизни нет ни одного светлого эпизода, одна беспробудная и немая тоска, только тьма и холод. И полное отсутствие того, кому можно было бы просто все это рассказать. Я так углубилась в эти мрачные размышления, так сильно начала себя жалеть, что перестала замечать, куда я иду. Я переходила улицу за улицей, мне сигналили машины, возмущались встречные прохожие – мне было все равно, я была на грани…

Очнулась я только тогда, когда увидела перед собой стену. Это была обычная серая стена, кажется, из бетонных плит, впрочем, тогда я была вряд ли в состоянии рассматривать ее. Я даже не задала себе вполне закономерный вопрос: где я? Впереди высилась стена, сзади мелькали какие-то дворы, совершенно мне не знакомые. Я хотела пойти назад и постараться найти дорогу домой, но не могла. Здесь я остановлюсь подробнее и попытаюсь объяснить почему. Я прошла очень большое расстояние, на улице уже вечерело, на дворы опускался сумрак… По большому счету, мне было некуда идти. Дом, где ждали меня мама с бабушкой, был мне мил, но там царили пустота и тягостная грусть. Я никогда в жизни не пыталась сама предпринять какой-нибудь серьезный шаг, меня всегда вели, мной руководили, а я тихо подчинялась, ибо всегда предпочитала быть ведомой. А эта стена… Она манила, она влекла, она единственная не поддалась наступившему сумраку и словно светилась мягким ровным светом. Я не знала, что за ней, возможно, там была строительная площадка или просто велись какие-то работы, но там однозначно было что-то, чего я раньше не видела. И мне вдруг страстно захотелось перешагнуть этот барьер, посмотреть, что там за этой стеной, хоть раз в жизни сделать то, о чем мне с детства втайне мечталось…

Я подошла к стене. Она была высокой и практически гладкой, перелезть через нее, ну, по крайней мере, для меня, не представлялось никакой возможности – совершенно не за что было зацепиться. Я пошла вдоль нее, пытаясь обнаружить хоть какую-нибудь щель или пролом, а то и просто дверцу, но тщетно. Мало того, что она была отвесной, гладкой и глухой, она была бесконечной и тянулась влево и вправо на огромное расстояние, у меня не хватило терпения дойти до конца, и я успокоила себя логичным выводом о том, что, скорее всего, она кажется бесконечной только потому, что построена вокруг чего-то. Вопрос же о том, как за нее проникают те, кому это надо, тогда даже не пришел мне в голову.

Итак, меня мучила только одна проблема: как туда попасть? «Перелезть нельзя, – рассуждала я, – я не самоубийца. Никаких щелей нет, стало быть, просто так тоже не войти. Остается одно: пройти сквозь стену». Это, естественно, была шутка, и я сама улыбнулась своему умению сохранять бодрость духа даже в самых безвыходных, казалось бы, ситуациях. «Та-а-ак, – произнесла я с комической важностью, словно разыгрывая перед кем-то спектакль, – как там у нас проходят сквозь стену? Говорят, разбежаться надо…» Я отошла на несколько шагов, закрыла глаза, разбежалась, внутренне смеясь над своей глупостью, и… врезалась лбом в бетон. Это почему-то не только развеселило меня, но и укрепило решимость «прошибить» эту несчастную стену». Я подняла с земли кусок какой-то металлической трубы и начала изо всех сил колотить им о стену. К моему вящему удивлению, в ней не только не появилось никаких мелких зазоров, что было вполне ожидаемо, но в мертвой тишине даже не раздалось никаких звуков удара. Я колотила сильнее, но создавалось такое впечатление, что я просто пыталась пробить насквозь воздух. Отбросив в сторону трубу, я подошла ближе к стене и дотронулась до нее – простой бетон… Если кто-то из читателей думает, что я не была удивлена, то он сильно ошибается, я находилась уже на той стадии удивления, когда страх отступает перед любопытством и вопросом: почему?

Я тесно прижалась к ней лбом и ладонями – она не холодила, а словно грела. Закрыв глаза, я представила себе эту самую стену – будто я, наконец, нашла в ней дверь, открываю ее и захожу внутрь… Я прильнула к бетону так плотно, что почти слилась с ним, и несколько минут не открывала глаза, внушая себе, что подхожу к двери, с трудом открываю ее – почему-то именно с трудом – она скрипит, сопротивляется каждому моему движению, но я напираю, наконец, она распахивается, я стою на «пороге» – образно говоря – и…

Ветер подул мне в лицо, вверху мелькнула чья-то тень… Я открыла глаза: передо мной не было стены, а ладони мои просто повисли в воздухе. Парадокс, но сзади стены тоже не было. И вот тут-то я испугалась. Вместо царившего по ту сторону этой проклятой стены сумрака, вокруг было светло и, я бы даже сказала, почти празднично. Я стояла посреди поля, усыпанного шикарными цветами, за спиной у меня вместо серой бетонной стены возвышалось нечто вроде горного перевала, топорщившегося верхушками хвойного леса. Насколько хватало глаз, тянулось только это бескрайнее и дружелюбное поле, лишь невдалеке виднелось что-то, напоминавшее собой каменную пещеру и небольшой горный утес одновременно – впрочем во всех особенностях гористой местности я разбиралась довольно слабо хотя бы потому, что ни разу не была в горах.

Я сделала несколько шагов назад, пытаясь понять, как мне теперь попасть домой. Единственным выходом для меня казался тот покрытый лесом перевал, который расположился как раз там, где должна была быть эта злополучная стена – будь она неладна! Хотя и находился он почему-то гораздо дальше от меня, этот факт я могла объяснить только тем, что «прошла сквозь стену» практически сразу, а все оставшееся время, по всей видимости, просто шла вперед. И длилось это, вероятно, не пять минут, как мне это показалось, а гораздо больше. И в этот момент я впервые увидела его.

Передо мной стоял человек, выросший словно из под земли, или воплотившийся из воздуха – это уж как вам будет угодно. На нем был длинный развевающийся на ветру плащ и сверкающий на солнце шлем – или какое-то подобие шлема. Вот теперь-то я реально испугалась, т.к. не привыкла к тому, чтобы люди возникали просто так, из ниоткуда. В руке он держал огромных размеров копье (я говорю слово «копье», только сравнивая, ибо это было никак не копье, тогда я еще не представляла, как выглядит штерс). Не знаю, что бы на моем месте сделал настоящий храбрец, но я кинулась бежать. Выражение лица этого «человека» было хоть и дружелюбным, но мне в тот миг показалось, что он хочет сделать со мной нечто нехорошее – ведь я проникла сюда без разрешения. Возможно, это был охранник, отлавливающий чужаков, подобных мне. В любом случае я не хотела вступать с ним в разговор, ибо и так понимала, что вторглась в чужие владения.

Рассчитывать я могла лишь на два пути отступления – перевал и утес-пещера. Последний находился значительно ближе, поэтому я и ринулась к нему со всех ног. Тогда я совершила свой первый правильный шаг, ибо, метнувшись к перевалу, была бы возвращена в Бездонное Несоответствие в мгновение ока, благо дело тот был все еще для меня в пределах не только видимости, но и досягаемости. Но я помчалась к пещере, поминутно оглядываясь при этом.

Сначала меня охватила бурная радость, что грозное существо, кажется, вовсе и не собиралось преследовать меня, но уже через секунду я поняла, что ошибалась. Человек в плаще взмыл в воздух (этому я уже не удивилась, т.к. поняла, что здесь может твориться любая чепуха) и с огромной скоростью настиг меня буквально в двух шагах от спасительного места. Только подбежав вплотную к утесу, я поняла, что входа в эту якобы пещеру не было. Ну, по крайней мере, видимого. Рассуждать мне было некогда, и я, имея уже опыт прохождения сквозь стены, прижалась лбом к неровной поверхности утеса, вдавила в него ладони и закричала со всей силы: «На помощь!» Последним, что я увидела – стало искаженное злобой лицо существа с копьем, обрушившегося на меня.