Текст книги "Однажды. Сборник прозы"

Глава 3

Ледник раскрывал уже три цифры, расположенные рядом друг с другом и которые я записал в тетрадку, ниже предыдущих.

– Ну сколько же их еще будет? – причитал я, с тоской поглядывая на изрядно приблизившиеся к нам стены античного сооружения.

– Наверное много, как номер сотового телефона, – мрачно произнес могучий Боря.

– Не успеем! – опять впал в истерику впечатлительный Леша и заплакал.

Внезапно ледник круто отвернул от реки в сторону и мы увидели пропасть, разделяющую монолит, реку и ледник. Ледник очень интенсивно зашевелился, обнажая то одну цифру, то другую, иногда он открывал номер полностью, иногда закрывал, но мы его не видели, поскольку расстояние было очень велико и чисто физически невозможно было прочесть цифры. Мы обреченно следовали вдоль пропасти за цифрами и пытались разгадать номер.

– Стоп! – сказал не особенно одаренный интеллектом Борис и вынул из кармана свой собственный сотовый телефон.

Ледник замер и показал нам аж пять цифр подряд, которые Борис благополучно сфотографировал на телефонную камеру и продолжил свой величественный путь далее. Мы с Лехой переглянулись, удивляясь находчивости Бориса, которого до этого момента считали мягко говоря недальновидным человеком и тугодумом.

Переписав с экрана мобильного телефона следующие пять цифр, мы отправились дальше по монолиту, плечом к плечу, чувствуя тепло друг друга, душу товарища и уверенность в том, что победим, но в тоже время ощущая то, что стены античного здания приближаются с неумолимым роком. Уже виднелись жернова мельницы, но радовал тот факт, что цифры опять вернулись к нам обратно и их можно было увидеть невооруженным глазом. Но поскольку они неумолимо приближались к мельнице, Алексей опять впал в истеричный припадок. Борис взял в руку камень и мрачно, со злобой поглядывал на ледник. Далее, сплюнув, с ненавистью к нему яростно и со всей силы кинул им о поверхность ледового пласта.

Камень угодил в край цифры, захватив часть льда. Ледник дал трещину, его осколок отъехал вбок и мы увидели аж семь цифр. Борис энергично кидался в ледник камнями, но следующих цифр мы так и не обнаружили.

– А может быть это и есть полный номер? – пропищал Леха, начал говорить еще что-то, но тут же осекся, потому что ледник сместился и показал нам совсем незнакомые цифры.

Я схватил ручку и быстренько переписал их в тетрадочку, но не понимая, где они должны находиться, записал число по диагонали.

До мельницы оставалось двадцать метров и теперь уже я чувствовал уныние, скорбь и ужас, а цифры медленно но неумолимо приближались к равнодушным жерновам, ожидающих настоящую работу и готовыми сразиться с ними.

Я остановился посреди монолита опустив голову в ожидании потопа, поэтому и не заметил, как Леха вскрикнул, подпрыгнул на месте и тут же помчался к жерновам, затем вскарабкался на мостик, находящийся над вышеупомянутыми и начал напряженно всматриваться в ледник.

Борис, отобрав у меня тетрадку и ручку, медленно направился в сторону мельницы, угрюмо глядя на цифры и почесывая затылок. Я отрешенно смотрел на это зрелище, не понимая в какой реальности сейчас нахожусь, мне было уже не страшно за свою судьбу и судьбы товарищей и я очень спокойно, продолжал движение к жерновам.

– Борька! – крикнул Леха. – Первая пять – пиши номер.

Мой милый Боренька остановился и высунув кончик языка, старательно составил две половинки цифр, первая из которой начиналась с цифры пять.

Мы стояли на монолите молча и ожидали, когда последняя цифра изотрется в равнодушном жернове, чувствовали неопределенность, беспокойство и всю силу непреодолимого рока.

Последняя цифра скрылась из виду, мы замерев и оцепенев ожидали развязки ситуации, уготованной нам судьбой, но спустя некоторое время заметили, что уровень реки не поднимается, ледник не тает, а наоборот, заматерев накрепко, остановился на одном месте.

– Как ты узнал первую цифру? – спросил я у Алексея-Алексеевича, как только победил дрожь в ногах и опять приобрел дар речи, чувствуя преклонение перед ним.

– Элементарно, – лукавил Леха, – думай сам.

«Вот идиот! – подумал я сам про себя, – в жернов же попадет первая цифра номера. Хитрый Леша все это вычислил и побежал к мельнице смотреть на жернов, поэтому и вычислил ее, а старательный Боря составил оба куска воедино, определяя этим самым дальнейшую нашу судьбу».

Ледник прочно уперся в стену античного здания, мы же, ползая по монолиту усердно искали вход внутрь. Не найдя входа, мы уселись в кружок и призадумались.

– А может лестница какая есть? – рассуждал Борис. – Тогда заберемся на стену.

– Ага и спрыгнем вниз с той стороны, обломав себе ноженьки и свернув шею, – издевался над ним Леха.

– Да, – вздыхал я, – тупик. – И мы дальше продолжали сидеть на каменной глыбе, молчали и размышляли каждый о своем.

Я мрачно и со злобой смотрел на ледник, упершийся в стену и ненавидел всей душой эту проклятую ситуацию, затем подошел к леднику, уселся на него, загрустил, попытался расковырять пальцем лунку и в этот же момент меня внезапно осенило.

– Ребята! – вскричал я. – Ледник то толстый!

– Ну и чего? – грубо спросил Борька.

– Так вход может быть под ним.

– Бред сумасшедшего, – сыпались в мой адрес оскорбления друзей. – Ничего лучшего не смог придумать? – иронизировал Алексей, но я уже ухватившись за эту идею ползал по леднику, заглядывал в трещины и вдруг, сквозь лед увидел некое подобие проема в стене. Подозвав к себе ребят, я указал им на свою находку, после чего они приободрились, но ненадолго.

– Ну и как мы доберемся до него? – ехидно допытывался Леха. – У нас даже лома нет, а камнем такой слой не расшибешь.

Боря, что-то буркнув себе под нос, начал исследовать окрестности.

– Лом, небось ищет, – опять, впав в истерику, рассмеялся Леха.

Вернулся Борис с пустыми руками, грузно повалился на ледник и подложив под голову руки принялся изучать с философским видом небесный свод. Мы с Алексеем тоже загрустили. Спустя час Борис поднялся со льда и начал бродить вдоль реки, я же бездумно смотрел на след, образовавшийся в результате таяния льда от тепла, исходящего от тела Борьки, начал изучать след, оставшийся от его обширной задницы, спины, рук и тут меня осенило.

– Огонь нужен! – заорал я. – Мы должны растопить лед.

Леха достал из кармана зажигалку, усердно начал ею чиркать, просовывая бедную в щель между стеной и ледником, увлекся данным занятием и через пять минут издал стон, обернулся к нам и закрыл глаза. Единственное огниво было утеряно и мы почувствовали ужас.

Изощренно матерясь, Борька опять принялся прохаживаться вдоль речки, поднимая на ходу камни. Он подбрасывал их вверх и немного в сторону опального Алексея, я же со своей стороны сочувствовал им обоим и бездумно смотрел в небо, на солнце по-прежнему находящееся в зените, вспоминал кабак, о том как мы очутились на этой земле, нашего шутника-шоумена. Мысли перенеслись к группам, я вспомнил как захотел убежать, но вместо двери увидел грот с находящимся внутри него аборигеном, который старательно высекал искру, вспомнил о том, что древние люди часами, сидя на корточках сочиняли огонь, дабы обогреть себя и своих самок с детенышами, неясно понимая преимущества жареного мяса перед сырым.

– Стоп! – заорал я и принялся танцевать на монолите, победоносно поглядывая на друзей.

Рассказав им о своей программе по спасению наших грешных душ, я принялся ими командовать. Греховным людишкам моя затея очень понравилась. Борису я определил миссию вернуться обратно к истокам нашего путешествия, чтобы он попытался выпросить у аборигена огонь и следуя обратно к загадочным катакомбам, ломал у деревьев ветви, тем самым пытаясь донести огонь до нас. Мы же с Лехой за это время, пока Борис будет откомандирован, должны постараться собрать как можно больше хвороста, мелких ветвей, безумное количество бревен и ожидать Бориса, предварительно заложив щель соломой и мелкими веточками.

Моим планам суждено было сбыться и мы молча смотрели на огонь, растапливающий ледник и подбрасывали в шипящее облако очередные поленья.

Глава 4

Мы стояли на вершине ледника и бросали вниз, в огонь полено, ничего не видя вокруг себя из-за облака пара, стремительно вырывающегося на свободу. Рядом с нашими ногами, по ощущениям должна была образоваться изрядно глубокая воронка. Находясь в этом тумане, я изредка поднимал голову и смотрел на солнце, по-прежнему находящегося в зените и небольшое облачко, которое мы сотворили собственными руками, растапливая лед.

Борька ругался и поминутно порывался идти опять к деревьям, чтобы наломать веток, но поскольку силы были у него истощены, он только лишь матерился, показывал нам, слабакам средний палец и делал вид, что имеет безумное желание пополнить запасы топлива. Закинув в воронку последнее полено, мы в изнеможении упали на наст, прислушиваясь к хрусту, издаваемому ледником, который ломаясь, старался вновь и вновь, но уже с удвоенной силой забаррикадировать стену и нашу надежду на спасение.

Боря, пополз к воронке и попытался встать на ноги, сам не зная зачем, но у него этого не получилось, затем он отполз к нам обратно и ногами начал подталкивать меня и Леху к краю воронки. Я не боялся падения, в лабиринте моего мозга кружились образы святых, грешников, вселенская печаль и покорность судьбе. Ощутив падение в пустоту и приободрившись от острого ожога жарких поленьев, я на секунду очнулся, юркнул от надвигающейся беды в проем и оказавшись в каком-то коридоре, крепко уснул.

Очнувшись, я открыл глаза и увидел перед своим лицом тлеющий ботинок Лехи, медленно лег на бок и обнаружил Борьку, который прислонился к стене и опустив голову громко храпел.

– Ребята, – шепотом позвал их я, но никакой реакции не последовало.

Кое-как сняв ботинок с ноги Алексея, я отставил тлеющий предмет в сторону и вновь уснул.

Через некоторое время, Борис растормошил меня и Леху, предложил встать и идти далее. Леха со стоном начал надевать ботинок на ногу, он явно переигрывал роль, которую сам себе назначил, кривлялся, морщился, скулил, надеясь произвести на нас впечатление, будто он единственный из оставшихся в живых святых мучеников. Но тем не менее вид у него был жалкий и у меня чесались кулаки, чтобы подправить имидж новоиспеченного святого.

У всех нас были растрепаны волосы, обуглившаяся одежда, лица достойные для вступления в профессиональный союз трубочистов, а у меня еще имелись ожоги на ладонях, образовавшиеся тогда, когда я снимал обувку с ноги Алексея. По полутемному и очень мрачному коридору шли недолго, впереди показался просвет и мы оказались на некоем подобии террасы, далее оказался мост через речку, обутую в камень красного цвета и непонятные колонны из красного кирпича, подпирающие опять же каменный свод, в центре которого находилось огромное отверстие, благосклонно одаривающее солнечным светом мрачные катакомбы.

Оказавшись на мосту, мы увидели женщину, одетую в сарафан, один из тех который носили Ростовские модницы позапрошлого века. Она стояла посреди реки, ледяная вода была ей выше пояса, течение озорно проделывало с подолом ее платья всевозможные эротические манипуляции, но не обращая на все это внимания, она спокойно полоскала в хрустальной ледниковой воде какие-то простыни, а далее мост делился на два кирпичных коридора.

Поняв, что находимся рядом с первой загадкой, мы остановились и принялись наблюдать за женщиной, восхищаясь ее откровенному бесстыдству, а женщина продолжала полоскать в струях холодной воды белье, не обращая на нас ни малейшего внимания.

– Давай-ка я на всякий случай перепишу себе номер телефона на ладонь, – предложил мне хитрый Леха. – Уж у меня-то цифры не изменятся, ладонь – это не тетрадка какая-то непонятная.

Я опять подивился находчивости друга и отдал ему авторучку. Он записал номер на ладонь, жирно обвел каждую цифру и отдал мне пишущий инструмент обратно, после чего, чувствуя, что обманули судьбу, начали сверять числа. В тетрадке у меня не хватало одной цифры, а у предприимчивого Лехи на ладони они превратились в буквы, где явственно можно было прочесть слово «Нельзя!».

Я почувствовал ужас от того, что мы лишились одной цифры и принялся заниматься самобичеванием, укоряя себя за то, что наизусть не запомнил номер проклятого телефона и тут же с изумлением забыл свое имя.

Ребята находились в состоянии бешенства, шумно матерились, не обращая внимания на даму, находящуюся в столь для нас интересном образе да и просто безобразно вели себя. Бешенство перевоплотилось в агрессию, как только я с невинным видом спросил у них, как меня зовут.

– Баран тебя зовут! – зарычал Боря и я ему поверил.

– Идиот! – фальцетом вскричал Леша и ему я тоже поверил, предполагая, что это мое отчество.

– Эй, женщина, – окликнул грубый Борька прачку. – Не подскажешь как мне с друзьями пройти дальше?

– Я вижу перед собой только одного друга. Или баран тоже твой друг? – засмеялась она.

Ничего не понимая я повертел головой вокруг себя, посмотрел вниз и в ужасе увидел копыта. Подняв голову, я увидел друзей, с интересом рассматривающих меня, а я в свою очередь с огромным изумлением смотрел на Лехину руку, на которой он давеча попытался записать номер сотового телефона. Рука скрючилась и напоминала огромный знак вопроса.

– Очиститесь от грехов, – в это же время продолжала женщина, – войдите в воду, вспоминайте все дела, за которые Вам приходилось краснеть, отрешитесь от земного и если все это у Вас получится, не сомневайтесь, течением реки все смоет, Вы очиститесь душой, – она в задумчивости опустила голову, затем встрепенулась.

– Да и барана возьмите с собой на всякий случай, – указывая пальцем на меня, захихикала она и одарила всех ласковым, но целомудренным воздушным поцелуем.

Боря поднял меня на руки и сбросил с моста в реку, затем я увидел, как Леха, цепляясь за парапет моста своим крюком немного посеменил в воздухе ножками, а Борис, сняв с крючка Алексея, отправил его вслед за мной, и после этого, сам попытался сделать нечто оригинальное, но не придумал ничего лучше, как спрыгнуть с моста вниз головой. Когда он вынырнул, радостно отфыркиваясь, у него на макушке красовалась огромная шишка, но не обращая на нее никакого внимания, Борис радовался как ребенок, плескался в воде и затеял игру в догонялки. Леха смеялся, водил своим крючком по поверхности воды и старался увернуться от шалунишки, я же прочно уперся всеми своими четырьмя копытами о дно и спокойно наблюдал за забавой моих друзей.

У меня вдруг стало очень спокойно на душе, я не хотел противостоять судьбе и мечтал лишь об одном, чтобы так и продолжать стоять в реке и наблюдать веселье моих друзей аж до самой смерти, которая по тогдашнему моему представлению должна была перейти в иную, более совершенную форму существования. Судя по физиономиям ребят и они ощущали то же самое.

Холодные струи били по телу, будто миллион игл, да создавали ощущение, что я жив, как и все существа, временно проживающие на этой планете. Ощутив трепетную благодарность к этим струям, я почувствовал к ним умиление, подумал о том, что они такие же живые существа как и я и стараются помочь мне решить главную загадку мироздания.

– Вспоминайте, – молвила прачка. – А мне пора идти в общину, – и с этими словами, выйдя на берег, она скрылась за ближайшей стеной из красного кирпича.

Я начал вспоминать свою жизнь. Вот я поступил в распоряжение детского сада и был отдан на руки строгого, но доброго душою надзирателя, лица которого так и не сумел вспомнить. Сладостно, но с болью в душе украл у мальчика конфетку, а затем поиздевался над ним.

«Стоп, – задумался я. – Зачем мне это было необходимо? Конфета принадлежала ему. Как посмел я забрать чужое добро, а затем глумиться над обиженным? Но все же надо было украсть конфету у него, для веселья и чтобы самоутвердиться, но это значит, что я поступил правильно? Ошибка заключалась в том, что после воровства не надо было насмехаться над поверженным, а просто подарить ему свою игрушечную машинку. Таким образом, я с одной стороны хоть и обидел малыша, но с другой проявил гуманность, осчастливив его еще больше, чем себя. Конфетка вскоре забудется, а машинкой можно будет играть вечно».

«Странные у меня однако мысли, – подумал я и вдруг заблеял с ужасом прислушиваясь к непривычным звукам, которые исходят из моей гортани».

«Вот он мой, первый грех, – глядя на уплывающий вниз по течению отвалившийся от меня рог, решил я и опять призадумался».

«Или вовсе воровать нельзя? – пытался понять я».

«Но тогда очень скучно будет жить. Обворовал, дай что-нибудь взамен, равнозначно ценное, – принял я решение, наблюдая за вторым рогом, медленно уплывающем от меня вниз по течению».

Далее вспоминал школьные годы, примеряя недавно изобретенную мною формулу и на остальных, неприятных поступках, которые я сотворил в жизни. Эта формула не действовала и противоречила другим поступкам, поэтому я изобретал новую. Получалось так, что на каждый грех нужно было изобрести новую формулу, придуманную для очистки совести, а то и несколько.

Я запутался в формулах, подсказанных мне лживыми и трусливыми мыслишками и твердо решил для себя, что лучше обходить соблазн стороной, чем оправдывать свои поступки, изобретая очередные формулы, дал себе клятву более не грешить и принялся вспоминать институт.

Я каялся во грехах своих, смотрел на мощный луч солнца, пробивающийся сквозь провал, а могучие струи реки избавляли меня от отчаяния и горести которые я вдруг неожиданно осознал, вспомнив все свои, на первый взгляд, казавшиеся невинными шалости, но изменившие несколько судеб людей, которые мне доверяли.

Облегчив душу и очистившись от мерзкого зловонного быта, я заплакал, даже не обращая внимание на то, что утираю слезы, катящиеся по моим щекам собственной рукой, хоть и потрепанного жизнью, но рукой человека у которого за плечами еще имелись и хорошие поступки.

Вспомнив работу, мне захотелось утонуть в этой реке и я встал на четвереньки, затем вскочив на ноги принял окончательное, единственное для себя решение, безумно полюбив этот мир и окружающих меня людей, животных, растений.

Милый моему сердцу Бориска склонил голову, закрыл глаза и что-то про себя бормотал, не обращая на окружающее никакого внимания. Дорогой мне Лешенька мечтательно подняв голову к своду, многозначительно молчал, подняв обе руки к лучикам солнца, по-видимому так же как и я избавившись от греха, потому что крючок таинственным образом превратился в верхнюю конечность вполне себе современного, но к сожалению уже немолодого и потрепанного жизнью мужчины.

Мы очень долго стояли по пояс в воде, не обращая внимания на ледяные струи, молчали, грезили, погружаясь в себя, иногда возвращались в действительность, но ненадолго. И наконец приняли решение выйти из реки. Ступив на берег, мы обнаружили ступеньки, ведущие на мост, которые до этого момента были укрыты от нашего взора пеленой бытия.

Подойдя к двум коридорам, мы сразу же отвернулись от одного из них, поскольку он смердил, был мрачен и как нам казалось проклят, оккупировав его всеми темными силами, балаганом и очень изощренным развратом. Другой был светел, благоухал, в нем ощущалась прохлада, нежное томление и умиротворение, поэтому нетрудно было догадаться, какой из них мы предпочли.

Глава 5

Пройдя еще немного вперед, мы опять увидели павильончик, предлагающий нам очередную загадку и из которого далее отходило еще два одинаковых коридора.

Посреди помещения на троне важно восседал лысый мужчина и сквозь глубокие провалы его глазниц можно было почесть цинизм, кровожадность, ненависть и стремление уничтожить вокруг себя все живое. Недалеко от трона со свода свисали ржавые цепи, в углах находились дыбы, была гильотина и прочий инструмент, который пришелся по нраву европейскому жрецу мира и любви.

– Добро пожаловать, – улыбнулся мужчина, поглаживая отполированный до блеска череп, покоящийся у него на коленях и тут же вокруг трона материализовались мягкие, из черной кожи кресла.

– Присаживайтесь господа, – мягко продолжал он, кивнув нам своим аскетического вида головой и оскалился, пытаясь изобразить придуманную лжецами улыбку.

Мы уселись в креслах, а он же, как заядлый футболист неопределенного но явно позорного стажа подкинул череп в воздух и ударом ноги направил его в сторону кладки из черного кирпича, надеясь разбить последний в прах. Череп разбился о стену и на пол осыпалось множество осколков.

Мужчина очень долго молчал, пристально разглядывая нас, затем поднялся с трона и пожал нам руки.

– Я великий Бакс, – представился он, когда церемония рукопожатия была закончена и он вновь взобрался на свой позолоченный пьедестал.

На душе у меня опять потемнело и вспоминая реку, я чувствовал раздражение и неуверенность, поскольку она казалась мне лишь досадным недоразумением, которое я совершил по скудоумию и поэтому наделал много глупостей.

– Итак, – молвил Бакс, – я имею честь презентовать Вам неимоверную силу, неприкосновенность, могущество, власть, умение подчинять себе людей, животных и как ее зовут? Ах да, природу, вечно мешающую всему деловому человечеству. Взамен от Вас, я ничего не потребую, разве лишь… – он почесал начисто выбритый подбородок и добавил. – Но об этом потом, а сейчас приступим к практике. Извольте лицезреть первый пункт нашей программы – унижение.

Около трона материализовался опутанный цепями, изможденного вида, бородатый и по пояс голый человек, который с ненавистью смотрел на Бакса.

– Чтобы овладеть им, – вещал великий циник, – для начала надо его унизить, тогда сброд подчинится и станет рабом белого человека.

Пренебрежительно ткнув указкой в область паха бедолаги, он зловеще добавил:

– Это слабое место плебея. Но чтобы вызвать у него полный ужас, надо пообещать ему то, что в любой момент белый господин сможет отнять у его тела мужское достоинство и тогда раб с радостью и удовольствием подставит свою спину под упругую и безжалостную плеть, лишь бы не лишиться самого радостного и сокровенного. Он будет благодарить вас за каждый удар плетью, но этого мало. Ужас который он испытывает – это малая толика в программе завоевания и подчинения себе людей. Следующий этап это заставить существо полюбить себя.

Резко хлестанув бородатого человека плетью по обнаженной спине, Бакс протянул бедолаге маленькую монетку, тот упал на колени и начал целовать ноги владыке. Получив ногой удар в лицо, раб отпрыгнул в сторону и запутался в цепях, поскользнулся, упал, попытался отползти в сторону, но шальная, недружелюбно настроенная к нему паутина цепей предложила ему иной исход ситуации, опутав шею бедолаги. Он сильно побагровел лицом и распластался недвижимым остатком, некогда разумного существа на бетонном полу. Я увидел прядь седых волос на Бориной челке.

– Ничего страшного, – продолжал как ни в чем не бывало Бакс, – было и похуже, просто нам достался слабый образец.

И в ту же минуту перед ним возник небольшого роста и европейского вида мужчина в коричневом пиджаке и котелке, который он любезно снял перед нами. Он чувствовал себя уверенно и свободно, хитро прищурясь пожал руку Баксу, обменялся с ним несколькими биржевыми анекдотами и о чем-то залопотал, перемежая обычные слова с юридическим сленгом.

– Это тоже раб, – не обращая на него никакого внимания, продолжил просвящать нас Бакс. – Но он не знает об этом досадном для него недоразумении, – и многозначительно поднял указательный палец вверх.

– А не сделать ли нам еще немного денег, любезнейший? – обратился уже к нему Бакс.

Мужичек в ответ на его слова потер свои маленькие потные ручки и звонко причмокнул губами. На стене загорелись какие-то таблички, на них можно было увидеть цифры, графики различного цвета, колонки и какие-то непонятные названия.

– Умножь мое состояние в десять раз, а я в свою очередь поделюсь с тобою, – молвил Бакс, предлагая ему купюры.

Мужчина ловким движением, вынул из его руки деньги, заспешил к табличкам и начал энергично жестикулируя руками набирать номера телефонов, с кем-то и о чем-то договариваясь. Со счастливой улыбкой на лице и ехидством в глазах, он вернулся к хозяину и протянул ему очень внушительных размеров чемодан.

Бакс открыл чемодан и с брезгливой улыбкой кинул одну из пачек купюр человечку, который подобострастно расположился у его ног.

– Ну вот и все, – опять обратился к нам Бакс, – он уже мне не нужен и не представляет к своей особе ни малейшего внимания.

– Поздравляю коллега, – криво ухмыльнулся великий комбинатор, – назначаю вас губернатором штата.

Услышав столь хвалебные речи в его честь, человечек поднялся с бетонного основания и высокомерно посмотрел на нас.

Бакс обернулся к нам, подставил ладонь к щеке, таким образом, чтобы не было видно его рта со стороны человечка, зорко поглядывающего на мимику, жестикуляцию и поведение владыки и прошептал нам лишь одну фразу:

– Ему осталось жить не более недели, а я еще больше разбогатею, потому что придумал этакую комбинацию, благодаря которой можно разжиться немалым состоянием, продав умершего губернатора определенным людям.

Человечек повалился на пол и захрипел, а рядом с великим злодеем оказался второй чемодан, из которого бессовестным образом высовывались купюры.

Я сидел в кресле и с оцепенением в душе, преклонялся перед коварством и циничностью Бакса.

– Ну каков я все же красавец? – продолжил монолог Бакс, натянув на свое лицо неискреннюю, но слащавую улыбочку человека, который мечтает находиться по ту сторону жизни.

– Хотите так же как я действовать и изобретать свои правила мира, не гнушаясь никчемной моралью завоевывать и побеждать?

– Нет! – рявкнул Борис и направился в сторону коридоров, а вслед за ним встали с кресел и мы, повинуясь душевному порыву и стараясь не осквернить наши светлые души смертоубийством.

Великий Бакс вычислил наши действия, а затем предался самой низменной и банальной панике. Ничего не придумав лучше, он начал шипеть на Бориса, брызгать слюной от отчаяния, агрессивно поглядывать на нас и… заложил кирпичом один из коридоров.

– Этот великий хитрец, однако дурак, – зло рявкнул Боря, – если показал коридор.

– Но что же нам делать? – в недоумении развел руки Леха. – Проход то закрыт?

– Не бойся никого кроме себя, – ответил Борис и направился к великому аферисту.

Удивление и уважение к Борису-Борисовичу у меня увеличивалось в геометрической прогрессии.

– Слышь ты умник, – обратился Борис к негодяю. – Ты только ложью и хитростью свои непонятные делишки обделываешь или есть и другие методы?

Бакс в удивлении раскрыл рот и заморгал глазами, явно не понимая о чем его спрашивают. Борис багровел лицом и сжимал кулаки, не забывая при этом улыбаться, явно переняв мимику от великого прагматика, который вдруг придумал себе роль мелкого лгунишки и хитрого, но слабого умом человека.

– Я дам Вам много денег, великое множество денег, – лепетал бледный, некогда могучий и жестокий инквизитор человеческих душ, сжимая колени.

Он явно боролся с энурезом, но старался сохранить хорошую мину при отвратительной игре. У него этого не получалось и под правым ботинком олигарха образовалась маленькая лужица желтого цвета, поэтому глядя на это жалкое создание, Борис, ударом в челюсть оппонента, лишил его дара речи и с величайшем изумлением смотрел на его глаз, покинувший штатное место, которое определила сама природа. Глаз висел на нерве, а некогда великий человек пытался приладить его обратно, но это никчемное занятие привело лишь к тому, что некогда могучий махинатор заскулил и потерял сознание.

Я оторопело смотрел на происходящее, а Боря знал, что делать в этой ситуации. Подойдя к забаррикадированному коридору, он произнес лишь одну фразу:

– Пока он в отключке, воспользуюсь, – и мощным ударом ноги сломал перегородку.

Путь был свободен и мы поспешили покинуть это мрачное, полное скорби и насыщенное злобой помещение, вспоминая реку и нашу никчемность, которую мы навыдумывали в своих, просвещенных котелках.