Текст книги "Как изгибали сталь. Путевые записки офицера"

– Боже, какую ошибку я совершил, – сказал он и ушёл на два года служить рядовым на границу, так как начальству нужно было примерно наказать ошибшегося студента. Ах, студент, и корни квадратные извлекать умеешь? Вот и поедешь лес корчевать под учебный центр в Забайкалье.

Четвертым ушёл третьекурсник одного из престижных университетов в западной части страны. Чем его сманили-заманили к нам, он нам не говорил, да это и не так важно. И он поехал на два года в Забайкалье рядовым.

Пятым был мальчик из порядочной еврейской семьи в Черновцах. Конечно, там стоит пограничный отряд, пограничные офицеры – женихи первый сорт и Боря тоже решил поблестеть офицерскими погонами. Парень неплохой. Но попасть в училище КГБ при СМ СССР с пятой графой в документах это было просто чудом. Возможно, что его приняли за молдаванина. Может, кто-нибудь скажет, сколько молдаван проживало в Черновцах в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году и сколько проживает сейчас? Погрешность будет предсказуемая. Его мама всегда повторяла:

– Мальчик из нормальной еврейской семьи и вдруг пошёл в пограничники, чтобы задерживать на границе наших родственников. Ой, горе мне!

И её можно понять. Боря честно проучился три курса. В классе он сидел на первом столе сразу у входа в аудиторию. Преподаватель спецподготовки, подполковник с лошадиной или с хоккейной фамилией, соответствующей фамилии внешности, с кулаками с голову жеребёнка, но добрейшей души человек, правда тот, кто об этом не знает, при встрече с ним отдаст всё и ещё сдунет несуществующую пылинку с его костюма, всегда заканчивал свои занятия одинаково, и мы все ждали её как финальную сцену в «Ревизоре» русского писателя Н. В. Гоголя:

– Так что, Борис Михалыч, допустим мы, чтобы проклятые империалисты безнаказанно ходили через наши советские границы? – громко говорил подполковник и стучал огромным кулаком по столу Бори.

Съёжившийся в комок Боря тихо отвечал:

– Не допустим, товарищ подполковник.

– Вот то-то. Дежурный, занятие окончено.

– Встать, смирно!

– Вольно, перекур.

– Ну, чего он ко мне прицепился? Каждый раз одно и то же, – жаловался нам Боря.

Как ему объяснишь, что все лихорадочно искали повод.

И повод нашёлся. На офицерской стажировке на Дальнем Востоке застава Бори разгружала ящики из вагона, пришедшего из Кореи. Что за ящики, никто не знал. Сказали, что это спецгруз и попросили быть осторожнее с ним. Но где вы найдёте такого советского солдата, который бы при слове «тайна», «спецгруз» остался равнодушным? И такой солдат не нашёлся. Ящики были не тяжёлые и поэтому один из них аккуратно треснули об рельс. Оттуда посыпались авторучки северокорейского производства. В эпоху тотального дефицита такая ручка приравнивалась к позолоченному «Паркеру», корпус которого затейливо расписан алмазным резцом. Один ящик «скоробчили», на учебной заставе тридцать человек, потом кореша на других заставах, сунули курсанту авторучку:

– Нашли вот, вам ещё учиться, а мы и карандашом письма домой напишем.

Но фраера всегда губит жадность. О пропаже ящика доложили, почти все ручки собрали, а одна лежала на Бориной тумбочке в палатке. Нельзя доверять «данайцам, дары приносящим». Кто всё организовал? Товарищ курсант приказал. Все в один голос говорят. Как в тысяча девятьсот семнадцатом году. Бедные разнесчастные, что поделаешь, если без пяти минут офицер приказывает. Всем была ясна подоплёка, но что поделаешь, если человек с пятой графой. Отправили служить в Забайкалье, в спецотряд, где уже служили три еврея – начальник отряда, старший инструктор политотдела, врач медсанчасти и четвёртый Боря. А нам объявили, что Боря совершил акт международного терроризма и за это отчислен из училища рядовым в погранвойска. И доказать обратное было невозможно.

Служил он недолго, три курса училища это как шесть лет в армии. Уволился старшиной.

Последний раз видел его в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, незадолго до окончания академии. Мы группой слушателей летели в Петропавловск-Камчатский подработать в отпуске в качестве студентов в студенческом стройотряде, все в гражданке и вдруг Боря с женой. Рад до невозможности, а мы задержаться не можем, несёмся с рюкзаками на отходящий самолёт, только успел сказать: «Боря не волнуйся, свидимся». Свидеться не пришлось, но меня потом так неназойливо спрашивали люди из органов, а что хотел от меня этот человек в аэропорту? Ответил: обознался.

А Забайкалье интересное место. Туда испокон веку ссылали самые лучшие умы России и от нас уезжали не самые плохие люди.

В училище нас серьёзно учили стрелять. Не менее одного раза в месяц выезд на стрельбище на одни или на двое суток. Стрельба днём и ночью. Из пистолетов, автоматов, пулемётов, гранатомётов. На выполнение упражнений хватало половины выделенных Курсом стрельб боеприпасов. Старшины жаловались – опять боеприпасы сдавать на склад.

Хорошие результаты стрельбы достигались не натаскиванием на боевых патронах, а на стрелковых тренировках. Лежишь в тире, прицеливаешься в уменьшенную мишень и учишься держать «ровную мушку». Добиваешься автоматического плавного спуска курка. Это основа основ меткой стрельбы. Сорок девять очков из пятидесяти возможных при скоростной стрельбе из автомата одиночными выстрелами на дистанцию сто метров в течение одной минуты. Сутки увольнения из расположения училища. Это что-то значит. Правда, всего лишь второе место в училище. Мой товарищ был точнее – двое суток увольнения.

На выпускных экзаменах по огневой подготовке в ночных условиях я выполнил упражнение двумя очередями, затратив три патрона (последний одиночный выстрел допускается) и получил отличную оценку. Из пистолета на государственном экзамене выбил двадцать девять очков из тридцати возможных (такой результат показал впервые, выше двадцати восьми очков не поднимался). «Огневики» на экзаменах волновались больше нас. Как они научили, так мы и стреляли.

Стрелять мы любили. Два раза в год сами пристреливали своё оружие. Автоматы знали на ощупь, не глядя на заводской номер. В дождь прикрывали автомат шинелью, хранили от резких ударов и толчков. Поэтому и автоматы стреляли туда, куда хотели мы.

До сих пор я помню мнемоническое правило для стрельбы с поправкой на ветер: «Ветер умеренный – пулю так относит, как от прицела два с половиной отбросить». То есть при среднем ветре и при прицеле «три» (на триста метров) нужно сделать вынос на половину фигуры мишени в сторону ветра.

В тысяча девятьсот семидесятом году на войсковой стажировке в Приаргунском пограничном отряде Забайкальского пограничного округа в должности заместителя начальника пограничной заставы мне пришлось работать на учебном пункте с только что призванной молодёжью.

Ребята в основном вятские, мои земляки. Стрельба по мишени с кругами. Пули уходят «пить молоко». Кто виноват? Конечно, автомат. Старый, не пристрелянный. Для этих случаев на своём направлении у меня были разложены куски красного кирпича. Берёшь автомат, показываешь стрелку кирпич и стреляешь. При попадании кирпич взрывается красным облачком. Вывод – хозяин автомата стрелок никудышный. На тренировку человека. Руку на спину положишь и чувствуешь, как он весь напрягается перед выстрелом и дёргается в момент выстрела. Дергун. Снаряжаешь магазин учебными и боевыми патронами вперемежку. Человек ждёт выстрела, а патрон пустой. Раз, два, три, четыре, бдительность притупляется, а тут раз и выстрел. После выстрела, по теории, должен быть холостой патрон, а он снова боевой. Но после этого-то должен быть холостой патрон, а он снова боевой. Подходит человек к мишени, видит свои попадания и неплохой результат. Он уже начинает тренироваться сознательно.

Для особо непонятливых, на учебном пункте рядом с огневым рубежом была небольшая сопка с пограничным знаком. Командир отделения, вместе с рядовым Ивановым узнать номер пограничного знака и доложить! Прибегает солдат, а номер пограничного знака забыл. Снова к знаку. Доложил. Правильно. На огневой рубеж, к бою! Результат – отлично. Сил у солдата нет дёргаться и ждать выстрела: ровная мушка, плавный спуск и поражение цели. А нам мандраж перед выстрелом успокаивали километровой пробежкой. Хорошо расслабляет.

Рядом с учебным пунктом были сборы снайперов. Созданы они были сразу после событий на острове Даманский. Командовал курсами старшина срочной службы, который никак не мог найти форму общения с курсантами военного училища. В прибывшей группе только один сержант, остальные рядовые. Но все ходят в хромовых сапогах, питаются в офицерской столовой, присутствуют на совещаниях вместе с офицерами и имеют свободный выход в город, чего не позволено военнослужащим срочной службы. Попробовал качать права, но получил такой отпор, что решил больше не связываться.

Единственный способ показать своё превосходство отличной стрельбой. Стрелял он хорошо. Как-то на полевом выезде на стрельбище он обратился к нам:

– Ну что, товарищи курсанты, слабо вам посоревноваться в стрельбе из снайперской винтовки по пятаку (пятикопеечная монета) на сто метров.

Всё это на виду у офицеров и подчинённого личного состава. Промахнуться, значит потерять авторитет. Расчёт был на то, что мы откажемся. Друзья мои хорошие за меня сказали, что я согласен. Как в анекдоте, когда все поздравляли смельчака, прыгнувшего с десятиметровой вышки.

– Храбрец-то я храбрец, – сказал прыгун, – но дайте мне найти того гада, который меня с вышки столкнул.

Здесь «гады» все рядом были, рядом спим, рядом питаемся.

Кто думает, что из снайперской винтовки легко стрелять, тот глубоко заблуждается. Надо уметь прицеливаться в прицел. В окуляре должен быть ровно видимый круг. Затемнение с той или иной стороны означает неточное прицеливание и уход пули от цели. Кроме этого, нужно плавно нажимать на спусковой крючок и уверенно держать оружие в руках. Плохому стрелку и снайперский прицел не помогает.

Для стрельбы была предложена винтовка системы капитана Мосина образца тысяча восемьсот девяносто первого дробь тысяча девятьсот тридцатого года. И оптический прицел времён Великой Отечественной с тремя «гвоздиками». Без тренировки в соревновании не победить. А старшина ежедневно проводит занятия с солдатами и сам тренируется.

Пришлось выставить условие – стрельба без оптического прицела, из одной винтовки после проверки её особенностей практической стрельбой. Всё проверили, приготовились. Пятак начистили как золотой. Гвоздиками прикрепили к столбу. Мне из вежливости предложили стрелять первым. Первым в любом случае стрелять лучше. Хорошо выстрелишь – посеешь сомнение в силах и способностях у соперника. Плохо выстрелишь – притупишь бдительность соперника, и он может показать результат хуже, чем у тебя.

Целился я долго. Выстрел и блестящего кружка как не бывало. Всей заставой искали и нашли. Пуля задела самый краешек монеты, она и улетела, жужжа, как майский жук. Старшина ликовал. Но он попал в столб рядом с пятаком. Я всё-таки задел монету. Победа за нами. После этого старшина держался с нами очень уважительно.

Моя стрельба не прошла мне даром. Заместитель начальника штаба отряда, командовавший учебным пунктом, вызвал меня и поручил вести курсы пулемётчиков КПВП (крупнокалиберный пулемёт Владимирова пехотный). Пушка калибром четырнадцать и пять десятых миллиметра на колёсах и с раздвижными станинами. Стреляет автоматически. В училище мы его не изучали. Только что отгремели бои на острове Даманском, откуда сообщалось, что старший лейтенант Виталий Бубенин поражал противника из всех пулемётов БТР. А стреляли он только из пулемёта Калашникова танкового (ПКТ), спаренного с крупнокалиберным пулемётом. Поэтому и ввели в программу изучение крупнокалиберного пулемёта.

Некоторые товарищи из читательской аудитории уже высказывали замечания о том, что есть только КПВТ (крупнокалиберный пулемёт Владимирова танковый). Нет. Был и есть такой, пехотный. Сейчас вместо него универсальный калибра двенадцать и семь десятых миллиметра пулемёт «Утёс». Хотя я не удивлюсь, что образцы КПВП находятся в каких-нибудь странах вместе с ППШ (пистолет-пулемёт Шпагина) и ещё стреляют как надо.

Сначала я сам разбирал и собирал пулемёт, изучал устройство и назначение частей, а затем проводил занятия. Опасная штука крупнокалиберный пулемёт. Меры безопасности в конце инструкции, а я разбирал пулемёт с книжкой в руке. Возвратно-боевая пружина как амортизатор у автомобиля. Начал снимать затыльник пулемёта, а затвор, как и предупреждалось в мерах безопасности, находился во взведённом положении, и пружина выбросила меня вместе с затыльником из палатки. Как я не получил серьёзную травму, до сих пор удивляюсь.

Изучили пулемёт, и пошли стрелять. Естественно, для изучения нам дали пулемёт, из которого давно никто не стрелял. Специалистов по пулемётам нет. Всё практическим путём, эмпирически, как говорят марксисты. Начал производить пристрелку. Нажал гашетку, чтобы сделать короткую очередь, а пулемёт начал стрелять непрерывно, и я его остановить не могу. Ухватился за ленту, а он, прожора, на себя её тянет. Я оказался сильнее. Выяснилось, что не отрегулирован шток, поднимающий боевой зацеп спуска. Отрегулировали. Затем оказалось, что пулемёт стреляет неизвестно куда. При помощи молотка, плоскогубцев (нормальных принадлежностей к пулемёту, кроме шомпола, не было) и разных волшебных слов заставил пулемёт стрелять в сторону мишеней.

Чтобы пулемёт зарядить, надо обладать недюжинной силой и сноровкой, а ребята-пулемётчики были щупленькие после гражданских хлебов. Рычаг перезаряжания как ручка у трактора, если слабо дёрнешь, то затвор останавливается в среднем положении и нужно упираться ногами в колёса и изо всех сил дёргать ручку, чтобы затвор (по инструкции – боевая личинка) встал на боевой взвод. Ничего, отстрелялись хорошо и сдали зачёты. После этого я уже был специалистом по пулемёту и в училище помогал преподавателю в проведении занятий с товарищами.

Были у нас и специальные занятия на тему: «Советское оружие – лучшее оружие в мире». С этим мы все были согласны. Автоматы и пулемёты Калашникова прошли апробацию во всем мире и показали отличные качества. В самый грязный автомат надо умудриться вставить патрон в патронник, можно даже каблуком ударить в рукоятку перезаряжания, и выстрелить один раз. После этого стрельба пойдёт без задержек, если не попадёт какой-нибудь крепкий камень или железка. Против лома нет приёма. Единственное, что нас удивляло, так это то, что к лучшему в мире оружию нет приспособлений для чистки, кроме шомпола, ёршика и протирки для канала ствола. А ведь кроме ствола в автомате есть и ствольная коробка, газовая трубка и газовая камора, к которой труднее всего подобраться и вычистить от нагара пороховых газов.

Каждый курсант пытался придумать какое-либо приспособление для чистки автомата, кто во что горазд. Ствольную коробку и газовую трубку очень удобно чистить старой зубной щёткой. Щётку можно изогнуть так, как это удобно. Для газовой каморы вырезали из дерева «Г» -образный сучок (лучше из клёна), на который наматывали тряпку и вычищали нагар.

Попробуйте вычистить донышко стреляной гильзы охотничьего ружья. Мата наслушаетесь достаточно. Наши конструкторы этот мат слушают с тысяча девятьсот сорок седьмого года и как об стенку горох.

Училищные изобретатели использовали даже опыт аборигенов по добыванию огня. В камору через отверстие в прицельной коробке вставляется палка, которая с торца прижимается газовым поршнем. На палку наматывается в два оборота брючный брезентовый ремешок, придающий палке вращательное движение. Десять минут работы и камора как отполированная.

Кстати, если бы в автомате Калашникова приклад был продолжением линии ствола, то точность стрельбы из автомата повысилась бы значительно. Но, снова начнутся обвинения в низкопоклонстве перед Западом, потому что в винтовке эM-шестнадцать и других модификациях иностранного оружия линия приклада является продолжением линии ствола. Наша дурь исправляется только тогда, когда эта дурь становится совсем невыносима, и давно, десятилетиями, веками отринута всем миром. И только потом наших вдруг осеняет, что они делали что-то не так.

Чем русские отличаются от всех других народов? Твёрдостью. Знают, как надо сделать, чтобы было лучше, но делать это не будут – зачем создавать себе хлопоты, когда и так неплохо.

Единственное, с чем мы были не согласны, что ПМ (пистолет Макарова) самый лучший в мире. Механика – да. Ни одного винта. Надёжность – почти сто процентов. Ствол – коротышка, отклонение мушки на сотую долю миллиметра кратно сантиметровому отклонению пули от цели. Патрон – слабый. Скопирован с патрона американского пистолета «Кольт» калибра одиннадцать и сорок три сотых миллиметра и уменьшенный до калибра девять миллиметров. Самое лучшее, считали мы, это увеличение калибра спортивного пистолета Марголина с калибра пять и шесть десятых миллиметра до калибра семь целых и шестьдесят две сотых или девять миллиметров (до тридцать второго калибра по западным стандартам и применения патрона типа «парабеллум»). Получилось бы мощное оружие с большой прицельной дальностью стрельбы и высокой кучностью боя.

Сильное оружие всегда в цене. Преступный элемент по достоинству оценил старый, снятый с вооружения ТТ (Тульский Токарева). А в армии до сих пор нет пистолета, сильного и не уступающего мировым стандартам. Разговоров было много, образцов много, да только воз и поныне там.

Как-то в Забайкалье сотрудники НКВД преследовали сбежавшего преступника. Прижали его к речушке и пошли брать. А тот переплыл речушку и бежать. Один сотрудник стал стрелять в него из пистолета Макарова. Выстрелит, преступник упадёт. Снова встанет и бежать. И так пять раз. Потом преступник поднял руки и закричал: Не стреляйте! А почему? – поинтересовался один из сотрудников. Больно же, – сказал преступник. Мокрый ватник оказался как бы бронежилетом, а у преступника сломано два ребра и три огромных кровоподтёка.

Учёба в училище пришлась на период очередной военной реформы. В тысяча девятьсот семидесятом году сменили военную форму для офицеров и солдат. Остались в прошлом синие брюки, мундиры и гимнастёрки со стоячими воротниками.

Чуть раньше у офицеров были отменены шашки и кортики, а в училищах прекратились занятия по привитию хороших манер и обучению танцам.

Наши курсанты всегда отличались от курсантов других училищ своей формой. Мундиры немнущиеся из тонкого сукна с лавсаном, а не из грубой диагонали. Зелёные фуражки с малиновым кантом и курсантские жёлто-зелёные погоны с малиновым кантом, как знак принадлежности к органам НКВД. Мы потом узнали, не достоверно, по-моему, что за качеством курсантской формы наблюдал сам Лаврентий Берия, в ведении которого находились погранвойска. По этой причине нас часто останавливали армейские патрули, которые ни в одном уставе не встречали трёхцветных курсантских погон. А офицеры Советской Армии, сами бывшие курсанты, удивлялись качеству сукна на форме пограничников.

Недавно читал приказ об изменении пограничной формы. Комментировать не буду, но напрашивается аналогия с мундирами некоего ведомства безопасности в уже несуществующей структуре некоего рейха, в котором проходил службу товарищ Штирлиц-Исаев. Иссиня-чёрная форма. Как у полиционеров. Зелёная фуражка с голубыми кантами и каким-то васильковым околышем. Прямо скажу, это не пограничная форма. Эту форму придумал пиджак, кто сам пограничником не был, пограничников не знает и из шкуры вон лезет, чтобы выпендрить органы госбезопасности, и чтобы новый Лермонтов, или даже не Лермонтов, но сказал про весь народ и про мундиры, которые их сторожат:

 
Как непонятна ты Россия
И молчалив во всём народ,
И сине-черные мундиры
Из пролетариев господ.
 

Время покажет, надолго ли это. Если бы «государь-анпиратор» на свои деньги полки обмундировывал, то он бы крепко подумал, как одеть их так, чтобы и красиво было, и носко, и в бою не мешало, и на балу за дам не цеплялось. А когда «всё вокруг колхозное – всё вокруг моё», то форму можно менять с каждым президентским сроком. Погоны большие, погоны маленькие, аккуратные фуражки-карацуповки и огромные аэродромы, в которые не промахнётся ни одна уважающая себя тварь небесная, зато те, кто ростиком не вышел, но чуть ли не в наркомы выбился, будет всегда на две головы выше любого высокого человека, если невзначай ветер не подует. Как люди не понимают, что фуражки с высоченными тульями превращают их в шутов гороховых, в модных баб-любителей шляпок, а не в офицеров армии, которой есть чем гордиться.

Вспоминаю себя в настоящей кавалерийской шинели настоящего шинельного сукна с разрезом до того самого места, где спина превращается в мягкую подушку для седла, маленькой «карацуповской» фуражке с маленьким околышем и маленьким козырьком, потемневшей от времени металлической выпуклой звёздочкой с настоящей эмалью. У всех куцые шинелюшки с ворсом и с маленьким, намного ниже прибора, разрезом и блестящие алюминиевые звёздочки. Когда пошли в казарму, то меня обступили старшекурсники и начали предлагать на выбор любой элемент одежды. И тут я вспомнил, что сказал мне старый сверхсрочник:

– Сынок, формы будут меняться, а твоя форма не изменится никогда. Не думай, что товар лежалый, просто сын мой на тебя похож, тоже на границе служит, дай Бог, что и его оденут так же по-человечески.

Как я ему был благодарен, когда на конной подготовке моя шинель не поднималась как подол юбки, чтобы можно было сесть в седло, а свисала по сторонам седла, прикрывая лошадь от холода и закрывая мои ноги.

Лошади мне доставались с интригующими кличками. Первая – Тайна, а вторая – Трагедия.

Тайна на галопе спотыкалась, и можно было вместе с ней свернуть свою молодую шею, поэтому мне и заменили лошадь. Трагедия – спокойная, выдержанная лошадь с твёрдым характером, и мы с ней по-настоящему подружились.